Чуть-чуть сфальшивил – родилась поэма

Чуть-чуть сфальшивил – родилась поэма,
Сказителя обдав волной фантазий,
На бреге лести кочкою богемы
Питаемого новизной межфразий.

Чуть-чуть добавил – вырос до романа,
Ультимативное приняв условье,
Болтаемый толпою беспрестанно,
Маяк мирян на островке межсловья.

Чуть-чуть подправил – вышла эпопея:
Эпоху популярно в лоно сучье
Имея: то потея, то тупея,
Став голышом в промоине межзвучья.

Но всё, что сотворит пером отныне,
Бездушно отослав в удел затишья,
Бесследно, безразмерно слог заклинит,
Атоллом рифм окольцевав межстишье.

Разнимутся чуть близкие понятья:
Суть истина и мудрость человечья;
Оплатит дар иронией проклятья
Путь слова тонким шёлком междуречья.

Вечера, как кисель смородинный

Вечера, как кисель смородинный,
И закатов густые пенки
На асфальтовой сковородине;
Фонарей пропекают гренки.

Магарыч за труды бензиновый
Через лёгкие в мозг прохладой:
Чтоб, красавица, образиною
Ты предстала, сколь выпить надо?

Во хмелю твоём колобродили
Благородия из нетленки:
Во садах былых, в огороде ли,
В ёлках-палках кремлёвской стенки.

Хлебосольной, зовя, резиновой,
Люд рыдать с малых лет обучен
Над Москвой-рекой – как грузила, вой
Топит скорбно волна излучин;

Зорь туман с молоком смородины
По крутым берегам кисельным
Смог вливает под ковы Родины,
Слёз похмелье глуша весельем.
_____
КОВЫ мн. устар. Тайные, коварные умыслы; козни
СМОГ м. Густая пелена дыма, копоти, выхлопных газов и т.п., характерная для атмосферы больших городов.

Душный август на хмарь звездопада

Душный август на хмарь звездопада
Сеновалов душистый постельник
Расстилает, как будто в награду
Осуждённым к забвенью в сочельник.

А пушкарь громогласных пророчеств,
Отстрелявшись скандально-пушисто,
В грязь кидает короны высочеств
Фарс-минорный протест реваншиста.

Сушит ночь на рогатке небесной
Откровенья хмельных сенокосов,
В сны вплетая меж тягот телесных
Запредельность духовных запросов;

Предрассветно-холодной лягушкой
Проникая вульгарным и вялым
Клином страсти бывалой в подушку,
Затихающей под одеялом.

Забивая последнюю стрелку
В многотомник болотных сказаний,
Я ломаю твой лук об коленку,
Августейших не чтя показаний.

Сердце, словно промокашка, тянет кляксы диалога

Сердце, словно промокашка, тянет кляксы диалога,
А душа из каталажки: то ли к бесу, то ли к Богу.
Как промытые букашки, мысли, высохнув немного,
Отлетают без отмашки: или спело, иль убого.

Веры нет, одни ромашки: воля, доля, ложе – стогом;
Оседают на бумажки либо словом, либо слогом.
Вверх тормашками – кармашки высыпают на дорогу
Колокольчик, клевер, кашку: и к свободе, и к острогу…

Молний цветных знамения бьются о подоконники

Молний цветных знамения бьются о подоконники.
Брошу в коктейль забвения лёд из имён поклонников.
Громов пустых соломинки град размешают в зелени,
Дождик, бубня, из слов венки мне наплетёт для темени.

Ветер, как в топке веником, искрами, завихрением:
Сном усмирит соперников, явью воздаст сомнением.
Солнцем июльским вымещен, грозами взбитый, смрад тугой
Ядра спалив; а гниль лещин – плата за песнь под радугой.

Всегда и везде добивается правды…
К произведению «Он был коммунистом» автора В. Кузнецова.

Всегда и везде добивается правды…
Нужна ль она, папа, кому и зачем?
Век новый пришёл, он кудесник засады,
Иллюзий, обмана и каверзных тем.

Он ваши заветы поставил на счётчик
И ваши дела перевёл на рубли,
На подвиги дедов гранитом пощёчин
Бандитских разборок аллеи легли.

Прочтением новым историю судим,
Разгульные пляски ведя на костях;
И наши детишки под ласковый бубен
Легко принимают: великое – прах.

Мне болью на душу твой каждый листочек:
Последней надеждой воздай! Покажи
Намёком, прощеньем, улыбкой меж строчек –
Не все, не всегда добиваются лжи.

Всех острожных в депутаты

Всех острожных в депутаты; это – новая дрезина;
Каторжане и плакаты; это – старая трясина:
Квакать, хапать, славить тину, заглушая трель соловью;
Это – наша бригантина в перекроенных сословьях;
На причале карантинном в наш цемент по стыд залита,
С поля марсова по минам наций дух ведёт в элиту.
Это русская затея: лягушатников Бастилью,
Как Аврора, пламенея, сдать любителям насилья,
Чтоб отверженным паяцем со слезою крокодильей
Похотливо не бояться стать из квакш придонной гнилью:
Оловянно в медсанбаты, как скотина, в жизнь воловью,
На дерьмовочке женатым, от любви плеваться кровью.

Бесподобный – подобный бесу

Бесподобный – подобный бесу, нарисуй на спине крыла,
Я речами слагала пьесу, и, уверовав, в ней жила.

Бескорыстный – корыстным бесом, извращая мои слова,
Ты игрой создавал завесу, уверяя, что я права.

Беззаветно – заветы беса чтим бездушно и без конца,
А у веры: псалмы да мессы под безмолвие их Творца.

Мне тыкнуло небом в пальцы

Мне тыкнуло небом в пальцы: стекая по ним дождём,
Вернув не того скитальца, которого с ним мы ждём.
Трагично о днях минувших, от фарс до колик взвыв,
Ломаю ковчег подушек и в ванне терплю заплыв.

Как самый лояльный зритель, со свистом да к небесам:
Не ангел, ты – бес-хранитель, халтурщик по чудесам,
По жанру исправь программу: от грома трещит карниз,
По каплям разучишь гаммы, и всё повтори на бис.

Небывало, запоздалое подкатилось

Небывало, запоздалое подкатилось, как к лесу, гром,
Не ко времени, и устала я разбирать планид бурелом.

Пустозвоном в душе, безделица, по макушкам забытых нег,
Куражом: никуда не денется твой июльский, нежданный снег.

Растопила, как лёд, лобзания под истерику слёз, каприз:
Вместо радуги – наказание; сердце лаской прожгла на бис.