Сюжет.

Этот фильм повествует о безответной и трепетной любви Александра Сергеевича Пушкина.Как известно, в жизни великого русского поэта было множество сердечных увлечений.




Существует много мнений о том, кто же была его тайная любовь, чувства к которой он пронес через всю жизнь.




Создатели фильма придерживаются мнения, что "утаенной любовью" поэта, а так же прообразом самой любимой пушкинской героини Татьяны Лариной, была одна женщина - княгиня Мария Николаевна Волконская, в девичестве Раевская, жена декабриста Сергея Волконского, разделившая с мужем почти тридцатилетнее сибирское изгнание.
И все-таки, несмотря на отражение в сюжете фильма множества подлинных исторических фактов, необходимо отметить, что данный фильм - это не литературоведческое исследование,а одна из самых романтичных и красивых версий истории о тайной и безответной любви великого поэта.


Жанр: исторический
Режиссер: Наталья Бондарчук
В ролях: Сергей Безруков, Анна Снаткина, Александр Михайлов, Борис Хмельницкий, Игорь Днестрянский, Станислав Любшин, Юра Тарасов, Наталья Бондарчук, Иван Викулов, Александр Гавриков, Григорий Дунаев, Сергей Никоненко, Борис Хмельницкий, Кирилл Бурдихин.

Производство: Пушкинский фонд "Истоки", к/ст. им. М. Горького

Год: 2007.

" Живой Пушкин".

Описание.
Фильм, созданный к 200-летнему юбилею А.С.Пушкина, включает натурные съемки мест, связанных с жизнью поэта, чтение исторических материалов, отрывки из игровых фильмов. Часть материала снята как игровой немой фильм. Ведущий Леонид Парфенов комментирует биографию поэта как современный летописец.

Режиссер: Вера Сторожева

Оператор: Геннадий Карюк

Композитор: Алексей Шелыгин

Художник: Виктор Власков

Производство: НТВ

Год: 1999

Cерий: 4

Актеры: Леонид Парфёнов, Лев Дуров, Владимир Довжик, Екатерина Гусева, Олеся Судзиловская, Владимир Ершов, Алла Мещерякова, Инга Оболдина (Стрелкова), Сергей (Леонид) Попов, Нина Варварина, Владимир Мышкин, Ольга Попова, Роман Авраменко.

Жанр: биография

Документально-игровой мини-сериал.
По идее Леонида Парфенова и Алексея Пищулина.
 

" Натали. Три жизни Натальи Гончаровой".






Сюжет.

Долгое время образ жены Александра Сергеевича Пушкина преподносился в холодных и темных тонах - кокетливая светская дама, не отличавшаяся особыми достоинствами, кроме, разве что, своей блистательной красоты.
Фильм, основанный на воспоминаниях современников и друзей Пушкина, опровергает все домыслы и слухи: жена поэта была не только первой красавицей, но и умной, образованной женщиной, любящей женой и прекрасной матерью.

Автор: Лариса Черкашина
Режиссер: Галина Самойлова
Операторы: Владимир Иванов и Юрий Журавлев
Год выпуска: 2002
Страна: Россия
Жанр: Документальный, биографический фильм
Продолжительность: 00:51:50


" Великие династии. Пушкины".





Описание.

В России мало семей с такой древней историей: шутка ли, почти 900 лет. Первого из них звали Радша, и он прибыл из немецких земель. Им не доставались высокие посты, но ни одно событие в истории страны не происходило без них. И, может быть, так и канула бы в лету эта фамилия, если бы ее не носил человек, которого знают все.



Год выпуска: 2007
Жанр: документальный
Режиссер: Фекла Толстая
Выпущено: Россия
Продолжительность: 00:49:43

Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.

1834 год.

А. С. Пушкин.

Плещутся в бухте волны морские,
И горы виднеются где-то вдали…
Здесь император Великой России
Думал о счастье для Русской земли.

­
Эти деревья, фонтаны, лужайки
Царская дочь рисовала в альбом,
В этом чудесном и солнечном парке
Царь и царица гуляли вдвоем.

­
К ним по дорожке бежал их наследник
С букетом душистых весенних цветов, -
Их солнечный лучик, их добрый волшебник,
Их счастье, бесценный подарок волхвов.

­
Кажется, прыгает теннисный мячик –
Это четыре Великих княжны
В теннис играют, и маленький мальчик
Смотрит за сестрами со стороны.

­
Ими любуется императрица,
Но очи ее, как и прежде, грустны –
Готова она беспрестанно молиться,
Чтобы всегда был здоров ее сын.

­
Здесь император бы мог любоваться,
Как вольные птицы летят в вышине –
Он бы хотел тут навеки остаться
В мире, спокойствии и тишине.

­
Плещутся в бухте волны морские,
И горы виднеются где-то вдали…
Осталась частичка Великой России
На этой прекрасной и дивной земли!

Ксения Бродянская, Ливадия, 5.04.2003.

За морями, за лесами,
На краю земли чужой
Я бессонными ночами
Вспоминал мой дом родной,
Старый клен под небом синим,
Журавлиный клин вдали...
Ностальгия по России,
Ностальгия по любви.




Жизнь тряслась, как на ухабах.
И, наверно, от тоски
Снились мне лихие бабы,
Удалые мужики.
Косогоры и трясины,
Воронье да соловьи...
Ностальгия по России.
Ностальгия по любви.




Сквозь снега событий бурных
Я в глаза твои гляжу.
По ступеням Петербурга
Во врата твои вхожу
И прошу: «О, дай мне силы!» –
Я у Спаса на крови...
Ностальгия по России...
Ностальгия по любви...

Илья Резник.

До петровских времен занятие рукоделием как раз и было главным делом Цариц и Царевен, но работа Супруги и Дочерей Императора в качестве медицинских сестер оказалась начинанием неслыханным, вызвавшим изумление и нарекания в светском обществе. Было совершенно непонятно, зачем Императрице это нужно. Ее обвиняли в лицемерии, не представляя, что лихорадочная деятельность в госпитале, по воспоминаниям очевидцев, не прекращалась с раннего утра до поздней ночи. Вставали Государыня и Ее старшие Дочери рано, ложились иногда в два часа ночи. Когда прибывали санитарные поезда, Императрица и Великие Княжны делали перевязки, ни на минуту не присаживаясь с 9 часов иногда до 3 часов дня. Во время тяжелых операций раненые умоляли Государыню быть рядом, умирающие просили Ее посидеть возле кровати, подержать им руку или голову, и Она невзирая на усталость успокаивала их целыми часами.






Ольга Николаевна (Ольга) (1895-1918) — великая княжна, старшая -дочь императора Николая II.

­
День рождения — 3 ноября; тезоименины — 11 июля (по старому стилю). Расстреляна в Ипатьевском доме в Екатеринбурге в ночь с 16 на |17 июля 1918 г. в возрасте 22 лет.
Являлась шефом ряда гвардейских полков русской 1армии, в годы 1-й мировой войны окончила курсы сестер милосердия и ухаживала за ранеными офицерами в собственном лазарете в Царском Селе. Находясь в тобольской ссылке, вела переписку с родственниками и знакомыми.




Татьяна Николаевна (Татьяна) (1897-1918), великая княжна, вторая дочь императора Николая II.

­
День рождения — 29 мая; тезоименины — 12 января (ст. ст.). Расстреляна в Ипатьевском доме в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. в возрасте 21 года. Была шефом ряда гвардейских полков русской армии, в годы 1-й мировой войны окончила курсы сестер милосердия и ухаживала за ранеными офицерами в собственном лазарете в Царском Селе. Находясь с августа 1917 г. по май 1918 г. в тобольской ссылке, вела переписку с родственниками и знакомыми.


Мария Николаевна (Мария) (1899-1918), великая княжна, третья дочь императора Николая II.

­
День рождения — 14 июня; тезоименины — 22 июля (ст. ст.). В годы 1-й мировой войны ухаживала за ранеными в собственном лазарете в Царском Селе. Находясь в тобольской ссылке, вела переписку с родственниками и знакомыми. Расстреляна вместе с остальными членами царской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. в возрасте 19 лет.



Анастасия Николаевна (Анастасия, Швыбз) (1901-1918), великая княжна, четвертая (младшая) дочь императора Николая II.

 День рождения — 5 июня; тезоименины — 22 декабря (ст. ст.). Расстреляна вместе с остальными членами царской семьи в возрасте 17 лет. В годы 1-й мировой войны ухаживала за ранеными вместе с неразлучной с ней сестрой Марией в их собственном лазарете в Царском Селе. Находясь в тобольской ссылке, вела переписку с родственниками и знакомыми.




Кроме работы в Царском Селе, Александра Феодоровна иногда с Государем, а иногда одна с двумя старшими Дочерьми посещала учреждения Красного Креста в западных и центральных городах России. Великим Княжнам часто приходилось сопровождать Государыню в поездках по России, они посещали военные госпитали, ездили в Ставку. «Великие Княжны очень любили эти поездки в Могилев, — писал П. Жильяр, — всегда слишком короткие, как им казалось: это вносило небольшую перемену в их однообразную и суровую жизнь. Они пользовались там большей свободой, чем в Царском Селе.




Станция в Могилеве была очень далеко от города и стояла почти в поле. Великие Княжны пользовались Своими досугами, чтобы посещать окрестных крестьян и семьи железнодорожных служащих. Их простая и безыскусственная доброта побеждала все сердца, и, так как Они очень любили детей, их всегда можно было видеть окруженными толпой ребятишек, которых Они собирали по дороге и закармливали конфетами».




Но обыкновенно, по словам Т. Мельник-Боткиной, «во время войны и без того скромная жизнь Царской Семьи проходила одинаково изо дня в день за работой». Как же непохож был уклад жизни этой удивительной Семьи на то, что можно было увидеть в семьях современной им знати и тех, кто за этой знатью тянулся! Мудрено ли, что так светское общество ненавидело святое Семейство, жизнь Которого была им немым укором и примером, следовать которому не хотели."


Источник: сайт "Женам и Девам" портала " Наша Вера"

Н.В.Н.



Всё мне видится Павловск холмистый,
Круглый луг, неживая вода,
Самый томный и самый тенистый,
Ведь его не забыть никогда.

­
Как в ворота чугунные въедешь,
Тронет тело блаженная дрожь,
Не живешь, а ликуешь и бредишь
Иль совсем по-иному живешь.

­
Поздней осенью свежий и колкий
Бродит ветер, безлюдию рад.
В белом инее черные елки
На подтаявшем снеге стоят.

­
И, исполненный жгучего бреда,
Милый голос, как песня, звучит,
И на медном плече Кифареда
Красногрудая птичка сидит.

­
Осень 1915, Царское Село

Анна Ахматова

I

Вновь Исакий в облаченьи
Из литого серебра...
Стынет в грозном нетерпеньи.
Конь Великого Петра.

Ветер душный и суровый
С черных труб сметает гарь...
Ах! своей столицей новой
Недоволен государь.

II

Сердце бьется ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной
Наши тени навсегда.

Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной -
И в руке твоей навеки
Неоткрытый веер мой.

Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес.
В миг, когда над Летним Садом
Месяц розовый воскрес -

Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Ах! любовь утолена.

Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, -
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.

Анна Ахматова

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля...»

Анна Ахматова

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".

Анна Ахматова

Жанр: исторический / экранизация.

Режиссер: Сергей Бондарчук.
Сценарий: Сергей Бондарчук, Василий Соловьев (по роману Л.Н.Толстого),
Операторы: Анатолий Петрицкий, Александр Шеленьков,
Композитор: Вячеслав Овчинников.

В главных ролях: Сергей Бондарчук, Вячеслав Тихонов, Людмила Савельева.
В ролях: Николай Гринько, Виктор Станицын, Кира Иванова-Головко, Олег Табаков, Ирина Губанова, Антонина Шуранова, Родион Александров, Анатолий Кторов, Анастасия Вертинская, Василий Лановой, Борис Смирнов, Олег Ефремов, Сережа Ермилов, Николай Кодин.
1965. СССР.

Награды:
МКФ в Москве — Гран-при.
"Оскар" — лучший иностранный фильм.
"Золотой глобус" — лучший иностранный фильм.
National Board of Review — лучший иностранный фильм.
New York Film Critics Circle — лучший иностранный фильм.

Интересные факты о фильме:

Это самая дорогая постановка за всю историю советского кино: при средней стоимости односерийного полнометражного фильма в 400 000 руб. смета фильма "Война и мир" составила 18 000 000 руб. Картина продана в 117 стран мира. Лидер советского проката: 1-я серия — "Андрей Болконский" (1966, 1 место, 58.3 млн. зрителей); 2-я серия — "Наташа Ростова" (1967, 9 место, 36.2 млн.); 3-я серия — "1812 год" (1967, 29 место, 21 млн.); 4-я серия — "Пьер Безухов" (1967, 19.8 млн.).
Американцы оценивают фильм в 560 млн. долларов (видимо, не зная, что массовки в виде солдат советской армии обошлась бесплатно. Кроме того, для фильма был специально создан и распущен лишь в 1990-м году кавалерийский полк), то есть, фильм можно считать самой крупнобюджетной постановкой в истории всемирного кино.

Премьера "Войны и мира" на иностранном телевидении состоялась в марте 1981 года, на мексиканских каналах "I" и "II". Фильм вошел в книгу рекордов Гиннеса, как самый длинный фильм, показанный по ТВ.

Также "Война и мир" держит второе место по количеству задействованных статистов — более 120 тыс. человек (первое место принадлежит "Ганди" Ричарда Аттенборо).

Описание.

Действие картины начинается в 1744 году в маленьком германском княжестве, где мы знакомимся с будущей царицей Российской империи.

­
Юная Великая Княгиня Екатерина Алексеевна

Середина XVIII столетия. Роскошь и величие северной столицы, интриги, любовь и унижение — все это еще впереди.

­
Граф Григорий Орлов

Через все это проходит юная прусская принцесса София, которую потомки будут называть Великой Екатериной…

­
Императрица Екатерина в день переворота 28 июня 1762 года.

Данный фильм - это романтичная, захватывающая и интересная история о жизни будущей императрицы Всероссийской Екатарины Великой. Повествование охватывает период с момента приезда юной принцессы Софии - Августы - Фредерики в Россию до момента вступления Екатерины Алексеевны на престол.
Помолвка с Великим Князем Петром Федоровичем, опасная и серьезная болезнь Екатерины, которая едва не лишила ее жизни, красивая свадьба и мучительная жизнь в браке, вынужденная разлука с сыном, первая политическая победа и конечно, красивая и искренняя любовь - все это и составляет основную сюжетную линию фильма....

Сразу оговорюсь, что фильм не является документальным, а потому, не следует удивляться имеющимся в нем историческим неточностям.


В главных ролях: Ванесса Редгрейв, Кристофер Пламмер, Франко Неро, Марта Келлер,
Максимилиан Шелл, Джулия Ормонд, Марк Франкель, Рис Динсдейл, Анна Канакис,Джон Шрэпнел и другие.


год: 1990
страна: США
режиссер: Майкл Андерсон
сценарий: Крис Брайант
продюсер: Майкл Дили, Невилл С. Томпсон
оператор: Эрнест Дей
композитор: Исаак Шварц
художник: Харольд Трэшер, Лариса Конникова, Джерри Трэшер
жанр: драма, биография.
премьера: (мир)17 февраля 1991
время: 187 мин.

Сюжет.

Действие фильма происходит в редкую для России и Европы эпоху без революций, войн и потрясений — время правления императора Александра III (Никита Михалков).



В Россию приезжает иностранный изобретатель уникальной машины Дуглас МакКрэкен. В качестве поддержки он использует американскую авантюристку Джейн Кэлэген , которая должна помочь проекту своими связями с российскими чиновниками, в частности, с генералом Радловым (Алексей Петренко). Но первым русским, познакомившимся с Джейн, случайно оказывается юнкер императорского военного училища Андрей Толстой.Он влюбляется в иностранку и в порыве ревности избивает соперника-генерала. Бывшего юнкера, закованного в кандалы, отправляют в Сибирь, разлучив с возлюбленной...

Режиссёр-постановщик: Михалков, Никита Сергеевич
В главных ролях:Олег Меньшиков — Андрей Толстой,Джулия Ормонд — Джейн,Алексей Петренко — генерал Радлов,Ричард Харрис — Дуглас МакКрекен.

Интересные факты.
В снятом в 2008 г. американском фильме Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа дорогу колонне военной техники КГБ в южноамериканских джунглях 1957 года расчищает советский фантастический лесоповальный аппарат, ломающий деревья налево и направо. Это пародия Спилберга на сибирский паровой механизм из фильма.
Специально для съёмок фильма, по просьбе Михалкова отключили внутреннее освещение кремлёвских звёзд. До этого освещение звёзд было отключено один раз — во время начала Великой Отечественной войны.
По правилам Русской дореформенной орфографии название должно писаться как «Сибирскiй цырюльникъ».

Описание.

1839 год. История движется вперед, а человеческие чувства не меняются — любовь и ревность, благородство и зависть, честность и предательство все так же правят бал.

Старик барон Корф вырастил Анну как родную дочь, он мечтает увидеть ее на сцене императорского театра. Светский Петербург видит в Анне несомненный талант, ей прочат ей большое будущее. Но мало кто знает, что она — крепостная.

Князь Михаил Репнин влюбился в Анну с первого взгляда, но не подозревает о ее происхождении. Сохранит ли Репнин свою любовь, когда тайна Анны раскроется?

режиссер:Александр Смирнов, Петр Штейн, Анна Плоткина, ...

сценарий:Линда Шрейер, Лиза Сейдман, Александр Коровкин, ...

продюсер:Александр Роднянский, Пол Ройч, Джефф Лернер, ...

оператор:Станислав Пекарский, Игорь Хорев, Антон Хмельков

композитор:Всеволод Саксонов, Андрей Феофанов, Ирина Туманова

жанр:мелодрама, драма

В главных ролях: Елена Корикова,Петр Красилов, Антон Макарский,Даниил Страхов, Виктор Вержбицкий, Эммануил Виторган,Марина Александрова,Екатерина Климова,Игорь Дмитриев, Ольга Остроумова,Елена Бондарчук и другие.

Описание.

30-е годы прошлого века подарили нам целую плеяду замечательных киноактрис – ярких, красивых, талантливых женщин, ставших кумирами целого поколения зрителей. Все они творили в трудную эпоху и прожили непростые жизни, всегда находясь под пристальным вниманием как поклонников, так и властей. Авторы фильма постарались донести до зрителей собирательный образ "Звезды" тех лет, ее личной и творческой судьбы.

Главной героиней фильма является актриса Валентина Седова. Повествование о ее яркой и трагической судьбе является основой сюжета.



Режиссер: Юрий Кара

В ролях: Марина Александрова, Сергей Жигунов, Александр Домогаров, Армен Джигарханян, Любовь Полищук, Игорь Лагутин, Александр Феклистов, Даниил Спиваковский, Вячеслав Шалевич, Виктор Сухоруков, Михаил Ульянов, Татьяна Васильева, Оксана Мысина, Борис Щербаков, Ярослав Бойко.

Описание:

Начало XX века. Россия. Он — старый князь, благородный воин, убеленный сединами, разведчик. Она — юная красавица, окруженная поклонниками, талантливая певица, подающая большие надежды. Между ними — 40 лет разницы, предубеждения, осуждение общества…

­
И все же, несмотря ни на что, они будут вместе — князь Печерский и певица Полина Гайворонская. Их соединила истинная любовь, а эту силу не сломить ни сплетням, ни войнам, ни восстаниям.

Тайно обвенчавшись, они будут счастливы вместе, но недолго: революция внесет свои коррективы в их судьбу…
 

год: 2005

страна:Россия

режиссер:Леонид Эйдлин

сценарий:Александр Адабашьян, Вадим Зобин

продюсер:Феликс Клейман

оператор:Григорий Булкот

жанр:мелодрама

время:356 мин.

В главных ролях: Марина Александрова, Николай Караченцов, Александра Захарова, Валерий Золотухин и другие.

Описание.

Кинематографическая сага, повествующая о нескольких поколениях большой интеллигентной семьи Градовых.

- Москва. 1925 год. Профессор Градов, его жена Мэри, их дети — Нина, Никита и Кирилл — и многолетние друзья дома, родня московская и тифлисская, и те, кому еще предстоит войти в эту семью и историю, — все молоды и полны надежд. Многим надеждам предстоит сбыться, но история страны в 30—50-е не оставила шансов на безоблачную жизнь ни для кого…

Кинофильм снят по мотивам одноимённой трилогии Василия Аксёнова.

Режиссер: Дмитрий Барщевский
Композитор: Александр Журбин
В ролях: Юрий Соломин, Инна Чурикова, Александр Балуев,Екатерина Никитина, Ольга Будина, Дмитрий Харатьян, Илья Носков,Анна Снаткина, Сергей Безруков и другие.
Год: 2004

Имя Архипа Ивановича Куинджи сделалось известным сразу же, как только публика увидела его картины «После дождя» и «Березовая роща». Но на Восьмой выставке художников-передвижников произведения А. И. Куинджи отсутствовали, и это было сразу же замечено зрителями. П.М. Третьяков писал И. Крамскому из Москвы, что по этому поводу горюют даже те немногие, кто раньше не очень тепло относился к произведениям художника.
Летом и осенью 1880 года, во время разрыва с передвижниками, А.И. Куинджи работал над новой картиной. По российской столице разнеслись слухи о феерической красоте «Лунной ночи на Днепре». На два часа по воскресеньям художник открывал желающим двери своей мастерской, и петербургская публика начала осаждать ее задолго до завершения произведения.
Эта картина обрела поистине легендарную славу. В мастерскую А.И. Куинджи приходили И. С. Тургенев и Я. Полонский, И. Крамской и П. Чистяков, Д.И. Менделев, к картине приценивался известный издатель и коллекционер К.Т. Солдатенков. Прямо из мастерской, еще до выставки, «Лунная ночь на Днепре» за огромные деньги была куплена великим князем Константином Константиновичем.
А потом картина была выставлена на Большой Морской улице в Петербурге, в зале Общества поощрения художников. Выступление художника с персональной выставкой, да еще состоящей всего из одной небольшой картины, было событием необычным. Причем картина эта трактовала не какой-нибудь необычный исторический сюжет, а была весьма скромным по размеру пейзажем. Но А. И. Куинджи умел побеждать. Успех превзошел все ожидания и превратился в настоящую сенсацию. Длинные очереди выстраивались на Большой Морской улице, и люди часами ждали, чтобы увидеть это необыкновенное произведение. Чтобы избежать давки, публику пускали в зал группами.
А. И. Куинджи всегда очень внимательно относился к экспонированию своих картин, размещал их так, чтобы они были хорошо освещены, чтобы им не мешали соседние полотна. В этот раз «Лунная ночь на Днепре» висела на стене одна. Зная, что эффект лунного сияния в полной мере проявится при искусственном освещении, художник велел задрапировать окна в зале и осветить картину сфокусированным на ней лучом электрического света. Посетители входили в полутемный зал и, завороженные, останавливались перед холодным сиянием лунного света.
Перед зрителями раскрывалось широкое, уходящее вдаль пространство; равнина, пересеченная зеленоватой лентой тихой реки, почти сливается у горизонта с темным небом, покрытым рядами легких облаков. В вышине они чуть разошлись, и в образовавшееся окно глянула луна, осветив Днепр, хатки и паутину тропинок на ближнем берегу. И все в природе притихло, завороженное чудесным сиянием неба и днепровских вод.
Сверкающий серебристо-зеленоватый диск луны залил своим таинственным фосфоресцирующим светом погруженную в ночной покой землю. Он был так силен, что некоторые из зрителей пытались заглянуть за картину, чтобы найти там фонарь или лампу. Но лампы не оказывалось, а луна продолжала излучать свой завораживающий, таинственный свет. Гладким зеркалом отражают этот свет воды Днепра, из бархатистой синевы ночи белеют стены украинских хат. Это величественное зрелище до сих пор погружает зрителей в раздумья о вечности и непреходящей красоте мира. Так до А. И. Куинджи пел о природе только великий Н.В. Гоголь. Число искренних почитателей таланта А. И. Куинджи росло, редкий человек мог остаться равнодушным перед этой картиной, казавшейся колдовством.
Небесную сферу А. И. Куинджи изображает величественной и вечной, поражая зрителей мощью Вселенной, ее необъятностью и торжественностью. Многочисленные атрибуты пейзажа — стелющиеся по косогору хатки, кустистые деревья, корявые стебли татарника — поглощены тьмой, цвет их растворен бурым тоном.
Яркий серебристый свет луны оттенен глубиной синего цвета. Своим фосфоресцированием он превращает традиционный мотив с луной в настолько редкостный, многозначительный, притягательный и таинственный, что преобразуется в поэтически-взволнованный восторг. Высказывались даже предположения о каких-то необычных красках и даже о странных художественных приемах, которые якобы использовал художник. Слухи о тайне художественного метода А. И. Куинджи, о секрете его красок ходили еще при жизни художника, некоторые пытались уличить его в фокусах, даже в связи с нечистой силой. Может быть, это происходило потому, что А. И. Куинджи сосредоточил свои усилия на иллюзорной передаче реального эффекта освещения, на поисках такой композиции картины, которая позволила бы максимально убедительно выразить ощущение широкой пространственности. И с этими задачами он справился блестяще. Кроме того, художник побеждал всех в различении малейших изменений цветовых и световых соотношений (например, даже при опытах с особым прибором, которые производились Д. И. Менделеевым и др.).
Создавая это полотно, А. И. Куинджи применил сложный живописный прием. Например, теплый красноватый тон земли он противопоставил холодно-серебристым оттенкам и тем самым углубил пространство, а мелкие темные мазки в освещенных местах создали ощущение вибрирующего света.
На выставку восторженными статьями откликнулись все газеты и журналы, репродукции «Лунной ночи на Днепре» тысячами экземпляров разошлись по всей России. Поэт Я. Полонский, друг А. И. Куинджи, писал тогда: «Положительно я не помню, чтобы перед какой-нибудь картиной так долго застаивались... Что это такое? Картина или действительность? В золотой раме или в открытое окно видели мы этот месяц, эти облака, эту темную даль, эти «дрожащие огни печальных деревень» и эти переливы света, это серебристое отражение месяца в струях Днепра, огибающего даль, эту поэтическую, тихую, величественную ночь?» Поэт К. Фофанов написал стихотворение «Ночь на Днепре», которое потом было положено на музыку.
Публику приводила в восторг иллюзия натурального лунного света, и люди, по словам И.Е. Репина, в «молитвенной тишине» стоявшие перед полотном А. И. Куинджи, уходили из зала со слезами на глазах: «Так действовали поэтические чары художника на избранных верующих, и те жили в такие минуты лучшими чувствами души и наслаждались райским блаженством искусства живописи».
Великий князь Константин Константинович, купивший картину, не захотел расстаться с полотном, даже отправляясь в кругосветное путешествие. И. С. Тургенев, находившийся в это время в Париже (в январе 1881 года), пришел в ужас от этой мысли, о чем возмущенно писал писателю Д. В. Григоровичу: «Нет никакого сомнения, что картина... вернется совершенно погубленной, благодаря соленым испарениям воздуха и пр.». Он даже посетил великого князя в Париже, пока его фрегат стоял в порту Шербурга, и уговаривал того прислать картину на короткое время в Париж. И.С. Тургенев надеялся, что ему удастся уговорить его оставить картину на выставке в галерее Зедельмейера, но уговорить князя не удалось.
Влажный, пропитанный солью морской воздух, конечно, отрицательно повлиял на состав красок, и пейзаж стал темнеть. Но лунная рябь на реке и сияние самой луны переданы гениальным А. И. Куинджи с такой силой, что, глядя на картину даже сейчас, зрители немедленно подпадают под власть вечного и Божественного.





источник: книга " 100 великих картин ".
 

Редкая популярность Ивана Шишкина у современников и особенно у последующих поколений имела и свою оборотную сторону. Многочисленные копии его картин вывешивались обычно в провинциальных привокзальных залах ожидания и столовых, воспроизводились на конфетных обертках, и все это, конечно, способствовало широкой известности художника. Но истинное значение его в русском искусстве от этого порой тускнело, суживалось.
Натуру И. Шишкин не облагораживал в соответствии с эстетическими требованиями академизма, да она в этом и не нуждается. Природа для художника — само благородство, именно она может облагородить человека и непосредственно, и в воспроизведении ее искусством. Все современники и последующие поколения искусствоведов отмечали, что личность самого художника растворялась в природе в восторге от нее. И. Шишкин не смотрел в себя, не прислушивался к своему «я», он обозревал мир восторженно, в полном от себя отвлечении, уничижая себя перед творениями прекрасной природы. Многие художники изображая природу, показывали и свой внутренний мир, голос же И. Шишкина полностью совпадал с голосом природы. Главные творческие достижения Шишкина-художника как раз и связаны с эпическим изображением национальных черт русского пейзажа.
С именем Ивана Шишкина у зрителя связано представление о неторопливом и величественном повествовании о жизни русского бора, о дебрях лесной глуши, напоенных запахом смолы и преющего бурелома. Его огромные полотна были как бы обстоятельным рассказом о жизни могучих корабельных рощ, тенистых дубрав и раздольных полей с клонящейся под ветром спелой рожью. В этих рассказах художник не упускал ни единой подробности и безупречно изображал все: возраст деревьев, их характер, почву, на которой они растут, и как обнажаются корни на кромках песчаных обрывов, и как лежат камни-валуны в чистых водах лесного ручья, и как расположены пятна солнечного света на зеленой траве-мураве...
Со всех сторон обступают нас богатырские сосны и исполинские замшелые ели с причудливо изгибающимися ветвями. Все на полотнах художника заполнили многочисленные, любовно выписанные приметы лесной жизни: вылезающие из-под земли корни, огромные камни-валуны, обросшие мхом и опятами пни, кусты и обломанные сучья, трава и папоротники. Все это до мельчайших подробностей изучено, облюбовано и написано И. Шишкиным, половину жизни проведшего в лесу и даже внешностью своей напоминавего старика-лесовика.
Творчество художника — это восторженная ода, воспевающая эпическую красоту и мощь русского леса. Недаром И. Крамской говорил: «До Шишкина в России были пейзажи надуманные, такие, каких нигде и никогда не существовало». Даже с учетом категоричности такого утверждения И. Крамской не слишком погрешил против исторической истины. Величественная русская природа, служившая источником поэтических образов в фольклоре и литературе, действительно, долго не изображалась так ярко в пейзажной живописи. И только колорит пейзажей И. Шишкина отличался изысканностью богатейших оттенков зеленого цвета, в мягкую гамму которых органично включаются коричневые пятна стволов деревьев. Если он изображает водную гладь пруда, то она переливается у него перламутром зыбких отражений деревьев, кустарников и трав. И нигде художник не впадает в салонность, сентиментальное восприятие природы было чуждо И. Шишкину. Именно это и позволило ему в 1898 году написать подлинно эпический шедевр — картину «Корабельная роща», которая считается одной из вершин творчества художника.
На полотне представлен типично русский лесной пейзаж с поднявшейся могучей стеной густого хвойного бора. Опушка его буквально купается в лучах благодатного летнего солнца. Его ослепительный свет не только позолотил кроны деревьев, но и, зажигая трепетное сияние бликов, проник в глубь леса. Впечатление от картины у зрителя создается такое, будто он наяву вдыхает терпкий запах нагретого солнцем соснового бора. Прогретой до самого дна кажется и вода железистого ручья, вытекающего из-за деревьев. Пронизана светом и каждая песчинка обнажившейся почвы его русла.
Казалось, в этой картине нет особенно ярких красок, как нет их в сосновом лесу в действительности — с его однообразной окраской зеленого убора деревьев и их стволов. Нет в картине и разнообразия растительных форм, как не встречается это и в сосновом бору, где царит только одна порода деревьев. Много еще чего нет, казалось бы... А между тем картина сразу покоряет зрителя национальными особенностями русского пейзажа — величавой своей красотой, силой и крепостью. Конкретные земные силы природы у И. Шишкина кажутся по неземному мощными, поглощающими все случайное, низменное и мелкое.
Первое впечатление от картины — это величавое спокойствие и невозмутимость. И. Шишкин написал ее, не ища тех переменчивых эффектов — утра, дождя, тумана, какие были у него раньше. Это полотно как будто напоминает и «Сосновый бор», но разница между ними очень многозначительна. Если деревья в «Сосновом бору» изображались целиком — полностью с небом над ними, то в «Корабельной роще» кусты и деревья слева полотна исчезли, а другие надвинулись на зрителя и заняли весь холст. Строй сосен выровнялся, и контраст близкого и удаленного отсутствует. Взамен прежней детализации И. Шишкин находит другой прием привлечь внимание зрителя, противопоставляя то сходные, то разнородные мотивы. В центре картины он выделяет несколько сосен, освещенных солнцем. Левее сосны уходят в глубь рощи, то появляясь на свету, то скрываясь в тени. По другую сторону полотна показан сплошной массив зелени. Рядом с могучими деревьями, живущими уже сотни лет, И. Шишкин изображает молодую поросль, идущую на смену старым великанам — тянутся кверху, говоря о молодой жизни, тонкие сосенки. Вершины огромных деревьев скрываются за рамой картины, как будто им не хватает места на полотне, и наш взор не может охватить их целиком. Тут же на первом плане тонкие жердочки переброшены через мелкий ручеек, растекающийся по песку слоем прозрачной воды.
«Корабельная роща» была написана художником под впечатлением природы родных мест, памятных И. Шишкину еще с детства. На рисунке к картине он сделал надпись: «Афанософская Корабельная роща близ Елабуги», и этим полотном Иван Шишкин завершил свой творческий путь.






источник: книга " 100 великих картин".

В любую пору при любой погоде
Люблю я мой роскошный Петербург,
Привыкнув к нашей взбалмошной природе,
По лужам я бреду, но верю: вдруг

Однажды к нам придет желанный холод,
Разрушив белоснежьем царство тьмы,
И околдует мой любимый Город
Простым очарованием зимы.

Что может быть прекраснее метели,
Что после неуютной мокроты
Закружит в белоснежной карусели
Дворцы, соборы, башни и мосты,

Замерзшие, но радостные лица,
Заснувшие до лета корабли,
И инеем покрытые ресницы
Прекраснейшего Города Земли.

  автор Марина Волкова.

С Днем Рождения, любимый город!

Император Петр Великий и Императрица Екатерина Алексеевна

Сохранилось 170 писем Петра к Екатерине. Они дают возможность проследить, как постепенно Екатерина Алексеевна завоевывала сердце царя, как общение с нею становилось для Петра насущной необходимостью, как менялась тональность писем и как на смену фамильярно-грубому: «Матка, здравствуй» приходило ласковое: «Катеринушка, друг мой, здравствуй» и еще более нежное: «Катеринушка, друг мой сердешненкой, здравствуй».

Отношения к Петру—составляют самыя интересныя проявления личности Екатерины Алексеевны—и мы полагаем, что напоминанием нескольких к ней писем царя и императора, — ея супруга, лучше всего оживит пред нами ея нравственный облик.



Из Жолкни, в 8 д. января 1707 г.

Госпожи тетка и матка 1)! Письмо ваше, в котором пишете о нововьежей Катерине, я принял, слава Богу, что здорово в рожденьи матери было, а что пишете к миру (по старой пословице), и ежели так станетца, то мочно больше раду быть дочери, нежели двум сынам. О приезде вашем я уже вам говорил и сим письмом также подтверждаю: приезжайте на Киев не мешкав; из Киева отпишите, а не отписав не ездите, для того, что дорога от Киева не очень чиста. При сем посылаю подарок матери и с дочерью. Piter.



*

В 5 д. января 1708 г.

Ежели что мне случится волею Божиею, тогда три тысячи рублеф, которыя ныне, на дворе господина князя Меншикова, отдать Екатерине Василефъской и з девочькою. Piter.



*

Из Вильны в 29 д. января 1708 г.

Тетка и матка сама друга! (а скоро будет и сама третья!) Здравствуйте, а мы, слава Богу, здорово. Письмо ваше купно и c презентом принял, и за оныя благодарствую, а что пишете, чтоб к вам всегда добрыя ведомости писать, и то я от сердца рад! да какие Бог даст. Я чаю, что сие мое письмо вам при самом времени выезда Ганскина из Кальдера достанется, о чем зело слышать желаю, что дай Боже в радости не только слышать, но и видеть. О езде вашей в Питербурх еще не могу писать, понеже неприятель ближится, и не знаем еще куды его обороты будут, о чем немедленно буду писать, увидев время куды вам быть, понеже горазда без вас скучаю. Еще ж объявляю свою нужду здешнею: ошить и обмыть некому, а вам ныне вскоре быть, сами знаете, что нельзя. А здешним поварить боюсь Екимовой (sic) причинны,того ради извольте то исправить, о чем вам донесет доноситель сего письма. За сим предаю вас в сохранение Божие и желаю вас в радости видеть, что дай, дай Боже! Прошу отдать должной поклон сестре.

На частыя письма для Бога не подивуйте, истинно недосуг. Piter.


*) Анисья Кириловна Толстая, приставницапри Екатерине Алексеевне. Анисью Толстую государь называет теткою, а Екатерину—маткою.




*

Из Думилович, в 8 д. февраля 1708 г.

Матка и тетка! здравствуйте и с нововыезжею Анною *); дай Боже всем здоровья. А что вы писали чтоб быть вам в Моленск: 2) и о том я уже с Семеном деньщиком писал, что по опорожнении вы ехали; только не написал—куды, ибо и ныне еще не знаю, где с вами видится, для того, что не знаем—куды наши обороты будут; однакож поезжайте в Моленск, отколь ближе к нам можете приехать. За сим паки здравствуйте; отдайте мой поклон сестре. А о езде в Питербурх ранее конца сего месяца не могу подлиннаго отписать; однакож надеюсь на Бога, что чаю сему быть. Piter.

*) Цесаревна Анна Петровна, впоследствии герцогиня Голштинская, f 1728 г., мать императора Петра III.

2) Надобно читать: Смоленск.

*

Из Санкт-питербурха. в 20 день марта 1708 г.,

при самом приезде сюды.

Тетка и матка, здравствуйте! Уже с три недели, как от вас ведомости не имею; а меж тем слышу, что не очень у вас здорова. Для Бога, приезжайте, скорее; а ежели за чем невозможно скоро быть, отпишите понеже не без печали мне в том, что ни слышу, ни вижу вас. А с сим письмом послан к вам встречь башмашник ваш, понеже чаю, что вы уже в дорога. Дай Боже, чтоб вас видеть в радости скорей. Piter.






Из Вежищ в 5 д. марта 1708 г.

Матка и тетка, здравствуйте и с маленькими! Письмо ваше я получил, из котораго не гораздо добро видел; дай Боже здоровье Довольно у матки быть и одной тетки, а другую зачем чорт принес? А что пишете, что некому чесать гладко,—приезжайте скорее старой гребнишка сыщем. И ежели cиe письмо застанет вас меж Вязьмы и Можайска, то поворотитесь к Москве и прямо поежайте в Питербурх; а буде по сю сторону Вязьмы и Смоленску, то лутче в Смоленск, и оттоль чрез Луки в Нарву, понеже я в будущую неделю конечно пойду, Бог волит, в Нарву, и оттоль, не мешкав в Питербурхъ. Piter.



*

Из лагору (т. е. лагеря) от реки Черной Маппы,

в 31 д. августа 1708 г.

Матка и тетка, здравствуйте! Письмо от Вас я получил, на которое, не подивите, что долго не ответствовал; понеже пред очьми непрестанно неприятныя гости, на которых уже нам скучило смотреть: того ради мы вчерашнего утра резервувались и на правое крыло короля шведскаго с осмью батальонами напали, и по двочасном огню оного с помощию Божиею с поля сбили, знамена и протчая побрали. Правда, что я как стал служить, такой игрушки не видал; однакож сей танец в чах (в очах?) горячего Карлуса изрядно стонцовали; однакож больше всех попотел наш полк. Отдайте поклон кнегие (княгине Меншиковой?) и протчим, и о сем объявите. Pi ter.



*

Из лагору (лагеря) в 27 д. июня 1709 г. 1).

Матка, здравствуй! Объявляю вам, что всемилостивый Господь неописанную победу над нeпpиятeлeм нам сего дня даровати изволил, единым словом сказать, что вся неприятельская сила на голову побиты, о чем сами от нас услышите; и для поздравления приезжайте сами сюды. Piter.

Поклонись от меня кнеине и протчим.

1) С этого достопамятнаго и славнаго дня, царь Петр пишет уже письма прямо государыни Екатерине Алексеевне, не соединяя ея имени с именем ее приставницы Анисьи Толстой.





*

Из Торна, в 30 д. сентября 1709 г.

Матка, здравствуй! Мы сюды четвертаго дни приехали, Слава Богу, здорово, и здесь с королем Августом виделись; и отсель на будущей неделе поедем к королю Прусскому. Мешкота нам здесь зело докучает; однакож для интересу принуждены не скучать. Дай, Боже, скоро совершить и быть к вам. Поклонись тетке от меня. Впротчем, Слава Богу, все здесь доброго видится. В Кенегсберге мор, и там не будем. Piter.

На пакете надпись: «Катерине Алексеевне».



*

Из Мариенвердена, в 16 д. октября 1709 г.

Матка, здравствуй! Объявляю вам, что мы, по свидании с королем Августом, приехали сюды в королю Прусскому вчерась; и здесь не чаю больше пяти дней или недели задержаться, и управя дела, поедем на почте к вам. Дай Боже, чтоб скорей быть и здорово застать. Поклон отдай тетке от меня; а что она полюбила чернца, и я о том жениху объявил, о чемъ зело печалиться, и от той печали хочет сам взблудитца. Piter.

На пакете надпись: «Катерине Алексеевне».



*

Из Выборха, в 14 д. июня 1710.

Матка, здравствуй! Объявляю вам что вчерашняго дня город Выборх сдался, и сею доброю ведомостью (что уже крепкая подушка Санкт-Питербурху устроена чрез помощь Божью) вам поздравляю. Также отдай мой поклон и сим поздравь вначале кнезь-игуменье, також тетки—яко четверной лапушке, також дочке, сестре, невестке и племянницам, и протчим, а маленьких за меня поцалуй 1). Piter.

На пакете надпись: «Катерине Алексеевне».

1) В это время у царя Петра от Екатерины Алексеевны были дети: Анна, род. в Петербурге 27-го февраля 1708 г. и Елисавета—род. в Москве 18-го декабря 1709 г.;





*

Из Карлсбада, в 14 д. сентября 1711 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Мы сюды доехали, Слава Богу, здорово, и завтра зачнем лечитца. Место здешнее так весело, что мочно честною тюрьмою назвать, понеже между таких гор сидит, что солнца почитай не видет; всего пуще что доброго пива нет. Однакож чаем, что от воды Бог даст доброе. Посылаю при сем презент тебе: часы новой моды, для пыли внутри стекла, да печатку, да четверной лапушке втраим (sic); больше за скоростию достать не мог, ибо в Дрездене только один день был. Из Померании еще новаго не имеем, но ожидаем в[с]коре; дай, Боже, доброе! Петр.



*

Из Карлсбада, в 19 д. сентября 1711 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! А мы, Глава Богу, здоровы, только с воды брюхо одуло, для того так поят, как лошадей; и инаго за нами дела здесь нет, только что.........

..... Письмо твое я чрез Сафонова получил, которое прочитал гораздо задумался. Пишешь ты, якобы для лекарства, чтоб я не скоро к тебе приезжал, а делам знатно сыскала кого-нибудь вытнее 1) меня; пожалуй отпиши: из наших ли или из Тарунчан? Я больше чаю: из Тарунчан; что хочешъ отомстим (отомстить), что я перед двумя леты занял. Так то вы Евины дочки делаете над стариками! Кнезь-папе и четверной лапушке, и протчим отдан поклон. Петр.

1704 г., Петр-род. в сентябре 1705 г., о которых упоминает Устрялов в истории царствования Петра I-го (том IV, ч. I, стр. 142) умерли до 1707 г. и дочь Екатерина Петровна, родившаяся 27-го января 1707 г. умерла 27-го июля 1708 г. и погребена в Петропавловском собореe в С -Петербурге—См. изданное нами при «Русской Старине». 1878 г. том XXI (апрель). «Родословие дома Романовых» стр. XV.-До 1711-го года письма адресовались царем Петром своей супруге так: «Катерине Алексеевне», или: «Подать Катерине Алексеевне». С сентября месяца 1711-го года, иа пакетах государь надписывал: «Царице Екатерине Алексеевне поднесть» или: «Государыне царице Екатерине Алексеевне».

1) Вытный—рослый, здоровый.







*

Из Карлсбада в 28 д. сентября 1711 г.—начальнаго

дня нашего добра.

Катеринушка, здравствуй! А мы, слава Богу, здоровы, только с воды брюхо одуло; однакоже чаем отъехать отсель с третьяго числа сего месяца в Торгау, где будет свадьба сына моего, и оттоль, видевся с королями, буду поспешать в Торуну, инаго из сей ямы писать не имею. Петр.



*

Из Выборга в 25 д. апреля 1712 г. 1).

Катеришка. здравствуй! О себе объявляю, что сюды приехал вчера на вечер; а ежелиб ночь не стоял на якоре, то-б тем же днем мог поспать, как от вас поехал. За сим здравствуй, и поклон, отдай кому надлежит. О неприятеле на море еще не слышно, а наш провиант весь дошел и судны отпущены отсель. Петр.



*

Из Кезмара [Кесмарка], в 15 д. июля 1712 г.

Катеринушка, здравствуй! Мы сюды приехали вчерась поздно и сегодни поедем сухим путем. Конвой здешний станет стоять до Пятницы, котораго дня рано пойдет известная персона, которая ехать хотела сим путем. Ежели не с малыми людьми поедет, или не прилежно просить и готовитца станет, то не (а) паметуйте им, ибо опасаюсь—ежели станут в полках таких же роскошей требовать. Петр.

Надпись на пакете: «Государыне царице Екатерине Алексеевне".

1) Отсюда следует список, сообщенный редакции «Русской Старины» покойным генерал-фельдмаршалом князем А. И. Барятинским, в 1875 г. Подлинники этих писем также вошли в сборник, изданный коммисией по изданию грамот и договоров. Ред.





*

Из Грипсвальда (.Грейсфальде), в 2 д. aвгуста 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Мы, слава Рогу, здоровы только зело тяжело жить, ибо я левшею не умею владеть, а в одной правой руке принужден держать шпагу и перо: а помочников сколько, сама знаешь. Петр.

P. S. Корабль наш святаго Петра сего дня сюды пришел, а двух ждем скоро; я чаю—скоро поеду в Датской флот, однакож долго мешкать там не чаю.



*

Из Гринсвальда, в 8 д. августа 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я слышу, что ты скучаешъ, а и мне не безскучно ж; однако можем разсудить, что дела на скуку менять не надобно. Я еще отсель ехать скоро ce6е к вам не чаю, и ежели лошади твои пришли, то поезжай (с) теми тремя батальоны, которым велено иттить в Анклам; только для Бога бережно поезжай и от батальонов ни на ста сажень не отъезжай, ибо неприятельских судов зело много в Гафе и непрестанно выходят в леса великим числом, а вам тех лесов миновать нельзя. Петр.



*

Из Вольгаста, в 15 д. августа 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Объявляю вам, что я сегодня приехал с флота сюды и надеюсь с помощию Божиею к вам быть любимым путем. Хотя хочется с тобою видеться, а тебе чаю гораздо больше, для того, что я в 27 лет был, а ты в 42 года не была; однакож подождать будет немножко, чтоб веселее приехать. Петр.

P.S. Отпиши ко мне: к которому времени родит Матрена, чтоб мне поспеть 1).



1) Матрена Ивановна Балк, рожденная Монс, мать злополучной по судьбе своей статс-дамы Натальи Федоровны Лопухиной. Ред.





*

Из Вольгаста, въ 17-й д. августа 1712 г.

Катеринушка, здравствуй! По получении сего письма поезжай совсем сюды, также кнезь-папу и протчих возьми с собою, а отправит вас Данилович. Петр.

Благодарствую на присылке пива и протчаго.



*

Из Берлина, в 2-й д. октября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Объявляю вам, что я третьяго дня приехал сюды и был у короля, а вчерась он поутру был у меня, а в вечеру я был у королевы. Посылаю тебе, сколько мог сыскать, устерсов; а больше сыскать не мог, для того что в Гамбурхе сказывают явился пест (моровая язва), и для того тотчас заказали всячину оттоль сюда возить. Я сего момента отъезжаю в Лейпциг. Петр.



*

Из Лейпцига, в 6-й д. октября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я отсель сего момента отъезжаю в Карлсбад и чаю завтра туды поспеть. Платье и протчее вам куплено, а устерсов достать не мог. За сим вручаю вас в сохранение Божие. Петр.



*

Из Карлсбада, в 11-й д. октября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, зравствуй! Мы вчерашняго дня зачали пить воду в сей яме; а как отделаюсь, писать буду. О протчих вестях не спрашивай из сей глуши. Поклонись отцу Козьме; а товарищ его здесь сам друг с килою по старому шутит. Петр.

P. S. Поздравляем сим днем—началом нашего авантажу.




*

Из Карлсбада, в 27 д. октября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Письмо твое я получил на которое ответствую, что я курс кончил вчерась; воды, слава Богу, действовали зело изрядно; как будет после? И отселе в будущую пятницу поеду в Теплицы, где более четырех дней не будем мешкать. После ваших писем, что неприятели намерились атаковать, по ся поры ничего нет поновки; знать у них тверда голандская пословица: тюсхен дут эн зеге фюль гого берге леге. (т. е. между смертью и победою лежит много гор 1). Впрочем, предаю вас в сохранение Божие. Петр.

К дочке-бочке писал при сем.



*

Из Карлсбада, в 31-й д. октября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Благодарствую зело за презент полпива, понеже у нас такова нет. Грамотку Ильиничнину чел медведю; за всякое слово досталось всем. Я отъезжаю сего часа в Теплицы, а там мешкать долго не буду. Петр.

На пакете надпись: «Государыне Царице Екатерине, Алексеевне».



*

Из Берлина, в 17-й д. ноября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я сюды приехал вчерась, и по трех днях поеду отсель. За сим предаю вас в сохранение Божие. Петр.



*

Из Вартоу, в 27-й д. ноября 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Объявляю вам, что я сюды приехал вчерась, слава Богу, в добром здоровье. Да пришли к нам певчих с протопопом, а у себя оставь человек двух с батькою. Петр.

1) Сия пословица имеет одинаковое значение с poccийскою: славны бубны за горами.

(Примеч. в списки кн. А. И. Барятинскаго).





*

Из Лагоу при подъеме, в 2 д. декабря 1712 г

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Благодарствую за платье, которое обновил в день св. Андрея. Что же приказывала ты, чтоб взять вас сюды, и о том теперь отложить надобно, понеже время пришло вам молится, а нам трудиться: ибо шведы вчерась рушились против датчан, чтоб не допустить оных до конъюнкции с нами; а мы сего моменту подымемся отсель на сикурс датским. И тако на сей неделе чаем быть бою, где все окажется, куды конъюктуры поворотятся. Петр.



*

Из Гистроу, в 12-й д. декабря 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Приказывал я к тебе с Шепелевым, чтоб быть; а с Мануковым, чтоб дождалась там. А как cиe письмо получишь, поезжай сюды налегке, а обозы оставь там. Побей челом кнесь-папе, чтоб с тобою приехали две времонщицы. Петр.

P. S. Благодарствую за присылку с Юшковым. Поклонись от меня кнеине Даниловичевой.



*

Из Рябова, в 21-й д. 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! когда даст Бог, придешь с полком в Польшу, тогда выбери конных человек ста два или больше и поезжай в Элбинг, а оттоль на почтовых с небольшими людьми до Мемля (о чем мы в королю прусскому писали). А наперед пошли в Ригу, чтоб те полки, которые в Курляндии собрали тебе подводы. Петр.



*

Из Пампоу, 20-й д. декабря 1712 г.

Катеринушка друг мой, здравствуй! Письмо твое я вчерась получил; благодарствую за пиво. Что же о езде вашей со всем полком и то уже отменилась, но три батальона взяты сюды: а ты с тем батальоном, который в Гистроу, поезжай с Богом в надлежащий путь чрез Шведт Польшею, недалеко от Бранденбургской Померании, до Элбинга; а там, взяв человек тридцать или менше с собою, на почте поезжай до Питербурха (куда, дай Боже, скоро быть и нам). О езде вашей писано для подвод в Берлин чрез их Прусы, а польскими сами найдете. Батальон отпусти от Элбинга Польшею. Что же пишешь о сыне дочкине (?), что она родила губителя миру, и она (sic) вели послать к кнезь Ивану Алексевичу У нас, слава Богу, еще все благополучно. Датчане и сасы (саксонцы) с нами случились. Славленье наше не так как дома однакож более здесь от сердца оного славим, а чаю, что иныя увидят и самаго Христа—добрыя. Понеже пословица есть: два медведя в одной берлоге не уживутца,—возьми с собою кнезь-папу и архидиакона, которому отдай должный поклон от меня и о славленье нашем возвести. Также, ежели прежде будешь в Питербурх, тамошним поклонись. Петр.

P. S. Поздравляю вам торжественным праздником, которым поздравь от меня кнеине Данилавичевой; також возьми с собою и офицеров заполочным (заполочных) до Элбинга, а оттоль отпусти их с батальоном в Ригу.




*

Из Лакендорфа, в 27-й д. декабря 1712 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! О езде твоей в Питербурх я уже писал к вам с Юшковым, чтоб вы ехали с батальоном командрованым, да из Гарц взяли с собою офицеров заполочных, о чем и ныне подтверждаю. Поезжайте немедленно; протчее приказано словами Шепелеву. Благодарствую за платье. Дай Боже, чтоб не зажиться, скоро-б вас паки видеть. Петр.

На пакете: «Государыне Царице Екатерине Алексеевне».



*

Из Фридрихштата, в 4-й д. февраля 1713 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй и с детками, которых уже, чаю, уведела. Дела наши как здесъ идут, уведаешь от господина адмирала, к которому я пространно писал; и ежелиб не такая крепкая пасами земля была, тоб уже полную викторию с помощию Божиею получили. В протчем предаем вас в сохранение Божие и желаем видеть вас вскоре. Поклонись сестре от меня. Петр.

Р.S. Вчерась у меня обедали и про именинницено здоровье пили.




*

С Полтавы, мая в 2-й д. 1713 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Посылаю к тебе бутылку венгерскаго (и прошу, для Бога, не печалься: мне тем наведешь мненье). Дай Бог на здоровье вам пить, а мы про ваше здоровье пили. Петр.

Хто не станет сегодня пить, тому будет великой штраф.

На пакете: «Государыне Царице Екатерине Алексеевне».



*

Из Боргоу, в 16-й д. мая 1713 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Объявляю вам, что господа шведы нас зело стыдятся, ибо нигде лица своего нам казать не изволят. Однакож мы, слава Богу, внутрь Финляндии вошли и фут взяли 1), отколь ближе можем их искать. А—что у нас делалось, о том прилагаю при сем ведение. Петр.



*

С Полтавы, в 4-й д. июля 1713 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! О себе не могу подлинно сказать, буду-ли скоро к вам или поеду; однакож хотя и пойду, то скоро паки, Богу извольшу, к вам буду, о чем завтра или после завтрее писать к вам буду, или сам приеду. Петр.

На обороте: «Государыне Царице Екатерине Алексеевне».



*

С Луткера, не дошед Новой крепости, в 2-й д. августа 1713 г. Катеринушка, друг мой, здравствуй! Инаго писать не имею, только что мы, слава Богу, со всеми судами дошли близ Новой крепости; и ежелиб сегодняшний противный ветр не помешал, тоб конечно сего-ж дня были в Элзенфорс. Приказывал я Кикину, чтоб несколько бочек вина купить с новых пришедших кораблей, також и сыров, и прислать сюды ко мне для презенту другим; и cиe потщись исправить поскорее. Петр.

1) Voet—по голандски нога; фут взяли т. е. твердой ногой стали. (Примечание в изд. 1861 г., стр. 32).




*

Из Эльзенфорса, в 12-й д. августа 1713 г.

Катеринушка, друг мой, здравствуй! Объявляю вам, что мы слава Богу, в 5-й д. сего месяца прибыли сюды здорово с транспортом; только от бывшаго шторма, которой был в 3-м числе несколько судов повредилось, а именно: Велькомхельт, Драгарс и один гальот. Однакож не только люди, но и запасы целы тако-ж и их починить можно. Мы по празднике Успения Богородицы чаем идтить далее землею к Абоу, но бою быть не чаю; понеже вчерась воротился генерал-лейтенант господин Голицын который ходил за неприятелем, сказывает, что не мог настичь, Bсе бегут; и когда от части так бегут, то как от всего войска стоять будут. При сем объявляю, что в 6-й (день) сего месяца г. адмирал объявил мне милость государя нашего— чин генерала полнаго, чем вас, яко госпожу генеральшу, поздравляю. Как чин шаутбенан(х)та, так и сей мне сказан зело странно, ибо на степи пожалован в флагманы, а на море в генералы. И чаю, с помощию Божиею, быть к вам не гораздо замешкав. Петр.

Прошу отдать мой поклон преосвященному и матери святой и протчим святым и несвятым.



источник: http://mikv1.narod.ru/text/Petr1EkRS80T28N8.htm
Другие письма Петра к Екатерине, а также письма Екатерины к супругу можно прочитать здесь: http://fictionbook.ru/author/nikolayi_ivanovich_pa...ina_i/read_online.html?page=13

В 1707 г., о котором идет речь, Петр ведет все управление лично, потому что он действует один. Нет учреждений, которые разгружали бы это бремя личного управления и освобождали бы государя от мелочей и подробностей, оставляя за ним только руководящие идеи и направления. В Москве остается министерская консилия -- бесформенная и невлиятельная тень прежней Боярской думы -- и клонящиеся к разрушению, чтобы уступить место губерниям, приказы. Петр ведет переписку с лицами, а не с учреждениями. Но недостаток учреждений дает себя знать, и вот в 1711 г. "для всегдашних отлучек наших" создается правительствующий сенат, который должен работать самостоятельно действуя от имени государя, должен даже совсем заменять отсутствующего государя. Однако управление и тогда не перестает быть личным. С возникновением сената в переписке Петра Великого стало одним корреспондентом больше. С 1711 г. открывается новый и обширный отдел этой переписки: многочисленные, также по обыкновению краткие и сжатые, письма-указы, начинающиеся обращением "господа-сенат" и касающиеся множества всевозможных крупных и мелких предметов. С учреждением Сената не прекратилась непосредственная переписка Петра и с теми лицами, которые были подчинены Сенату и получал и от него указы.
Ум Петра Великого отличался не только способностью овладевать сразу множеством разнообразных предметов и не теряться среди этого множества; его отличительною особенностью была также способность одновременно и с одинаковым интересом охватывать предметы совершенно различных калибров. Его мысль могла работать над важнейшими вопросами внешних отношений, над планом военных действий, над крупными вопросами администрации и т. д. и в то же время с одинаковой ясностью касаться каких-нибудь самых последних мелочей. В его памяти одновременно совмещались крупные и мелкие вещи, и первые нисколько не подавляли и не оттесняли собою вторых. Хорошо известно, что Петр не был вовсе отвлеченным мыслителем. Общие понятия и отвлеченные идеи ему не давались. Его мышление не совершало тех отвлеченных операций обобщения, восхождения от частностей к общему, схематизации, которые помогают нам овладевать множеством предметов посредством немногих категорий. Его мышление было конкретным; оно работало над конкретными представлениями, не обобщая их, не возводя в общие понятия и не размещая в стройные схемы. Сочетание крупных предметов с мелочами в переписке Петра -- одна из наиболее поразительных черт этой переписки. Она уже достаточно заметна и в разобранных выше письмах от 6 июля 1707 г. Но приведем все-таки еще несколько примеров. В письме от 8 февр. 1706 г. кн. А. В. Кикину, который был послан в Митаву для наблюдения за действиями стоявшего в Риге Левенгаупта, Петр отдает подробные распоряжения о подкопах под Митавским замком, которые надо взорвать в случае оставления Митавы, сообщает о возможных движениях главной шведской армии, предостерегает против опасности быть отрезанным этой армией, предписывает перевезти медную артиллерию к Полоцку или Пскову. "В протчем, -- заканчивает он это полное тревожного ожидания письмо, -- чините по прежъним указом i смотрите i делайте прилежно, что возможно, в чем Господь Бог помоги вам". Но уже подписав письмо, несмотря на тревогу, навеянную мыслью о серьезных последствиях предстоящего движения главной шведской армии, Петр делает еще приписку: "Садовъника, которой был в Питербурхе, найми на год" {П<исьма> и б>умаги...>. Т. IV. No 1072.}. К тому же Кикину Петр пишет 30 аир. 1710 г. о приостановке движения пехотных полков под Выборг и о снабжении хлебом Котлина острова. А между этими распоряжениями читаем: "Также со Двора Лариона Думашева к невестке моей царице вели отпустить несколько возов сена" {Сб<орник> И<императорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 19.}. 26 июля 1707 г. царь, находясь в Варшаве, отправляет письмо к коронному великому гетману Адаму Сенявскому в ответ на его письма с известиями о притеснениях, чинимых находящимися в Польше русскими войсками Местным жителям и предлагает учредить для наблюдения за поведением войск смешанную русско-польскую комиссию. В тот же день он пишет голландскому купцу Ив. Люпсу о том, чтоб доставил в Петербург хороших анчоусов, оливок и сельдей по бочке, а также чтоб выслать туде же фонтанного мастера {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1876, 1874.}. Царь сам делает распоряжения о найме хлебника и о выучке его печь крендели, рассуждая при том, как это сделать лучше и дешевле. "Говорил я Готовцову, -- пишет он к генералу Вейде от 21 септ. 1717г., -- чтоб нанять калашника, которой крендели делает, но ныне лутче рассуждаю, чтоб из салдат или из неслужащих, или хотя и из людей офицерских детину доброва из хлебников или из харчевников оставить, чтоб выучился. Сие будет лутче и дешевле" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 55.}. В указе из Сум к московскому коменданту кн. М. П. Гагарину от 28 дек. 1708 г. Петр распоряжается о рассылке шведских пленных из Можайска по монастырям и затем прибавляет: "Книги французской, которую переводит Борис Волков, о кавалерах {"История о ординах iлi чинах воинских паче же кавалерских".} фигуры возми и отдай вырезать Блекланту. Буде же ее у Волкова нет, то спросить у Михаила Шафирова". В изгибах его памяти хранится сведение, как надо разыскать вещь, у кого ее спросить, если она не окажется там, где он ее указывает: если нет у Волкова, надо спросить у Шафирова. Подписав письмо, Петр делает еще postscriptum: "Подлинную книгу ту, которую вам отдал Ознобишин, пришли сюды" {Сб<орник> и<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 119--120.}. 25 янв. 1709 г. оттуда же из Сум Петр шлет тому же Гагарину приказ какую-то книгу, которую переводит Головкин, напечатать амстердамским шрифтом и при этом указывает, каким именно: "Амстердамскою среднею печатью, которою напечатана кумплементальная книжка". Следовательно, надо было припомнить о кумплементальной книжке и о шрифте, которым она была напечатана {Там же. С. 122.}. В письме к нему же от 4 янв. 1709 г. царь пишет: "У господина илатьева возьми препорциниальной цыркуль и при шли сюды. Также купи простых цыркулей десятка два или три и пришли сюды, купно с медными перышками, которыми рису ют". Заботу о присылке циркулей и медных перышек можно было бы поручить кому-либо другому, но Петр не полагается на людей и, как хороший, рачительный хозяин, все хочет делать сам или, по крайней мере, смотреть за всеми мелочами своего хозяйства своим глазом -- "понеже, -- как выразился он в oдном из указов, -- за глазами много диковинок бывает", т.е. много самых неприятных сюрпризов, если не присмотреть за всем самому. В письме от 9 авг. 1709 г. к тому же московскому коменданту из Киева он заказывает ему "зделать одеяло теплое лисье черевье и покрыть какою-нибудь легкою парчею, только без золота" {Там же. С. 124.}. В 1710 г. предписывает ему купить на Москве и прислать немедленно материи золотой доброй по белой или по а той земле на юбку племяннице Анне Ивановне по случаю предстоящего бракосочетания ее с герцогом курляндским {Там же. С. 141.}, а собираясь провести святки 1709--1710 г. в Москве, пишет московскому коменданту: "Для житья нашего в Коломенском вели приготовить избушки две или три, в которых бы тараканов не было" {Там же. С. 130.}.




В письмах Петра не только отображается внешнее формальное свойство его ума: его способность овладевать крупными явлениями одновременно с тысячей мельчайших подробностей и представлять себе каждую из этих подробностей до последней степени отчетливо и ясно, но становятся видны и внутренние черты его духовной природы: преобладавшие у него идеи и воодушевлявшие его чувства. Мы постигаем суть его миросозерцания. Мы начинаем видеть, как у него дело, которое его занимает, господствует над чувствами, его волнующими, как у него общее дело преобладает над личными и частными интересами. Нельзя сказать, чтоб Петр не умел глубоко чувствовать; но свое чувство он заглушает, весь отдаваясь занимающему его делу. Известие о смерти любимой матери, скончавшейся 25 января 1694 г., которое он сообщает в Архангельск Ф. М. Апраксину, полно глубокой скорби. "Федор Матвеевич. Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука Моя не может, купно же и сердце". В этих словах много печали; они звучат как комья земли, бросаемые на крышку только что пущенного в могилу гроба. Петр готов перенести постигнувшую его беду, покоряясь воле Божьей. "Обаче, -- продолжает он письмо к Апраксину, -- воспоминая апостола Павла: яко не скорбети о таковых и Ездры: еже не возвратити день, иже мимо иде -- сия вся, елико возможно, аще и выше ума и живота моею [о чем и сам подлинно ведал], еще поелику возможно, рассуждаю, яко всемогущему Богу и вся по воле своей творящу. Аминь". Но затем тотчас же в этом письме Петр обращается к делу, в то время его более всего занимавшему, к сооружению и снаряжению кораблей в Архангельске для экспедиции по Белому морю. Сам он не может еще выехать туда из Москвы, но пишет Апраксину о мельчайших подробностях этого дела. "По сих, яко Ной, от беды мало отдохнув и о невозвратном оставя, о живом пишу. Понеже по обещанию моему, паче же от безмерной печали, незапно зде присетити хощу и того для имам некие нужды, которые пишу ниже сего: 1) Посылаю Никласа да Яна для строения малого корабля и чтоб им лес и железо, и все к тому было вскоре готово, понеже рано приехать имеем; 2) полтораста шапок собачьих и столько же башмаков разных мер сделать, о чем в готовности не сомневаюсь. И желаю от Бога купно здравия компании вашей" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. I. No 21.}. Всего на четвертый день после смерти матери -- письмо помечено 29 января -- еще под тяжестью понесенной утраты, он уже может писать о собачьих шапках и башмаках! Петр не чужд способности отозваться и на чужое горе и обратиться к горюющему человеку со словом утешения; но это слово утешения он скажет среди многих других безразличных слов, среди распоряжений о делах, о которых он думает и которыми должен заниматься тот, к кому он обращается. В 1702 г. у Ф. М. Апраксина умерла жена. Петр пишет ему от 21 октября 1702 г., отдает в письме распоряжения о кораблях, о плотниках и о других предметах. И только в заключении письма находятся следующие дышащие искренним сочувствием строки: "Пожалуй, государь Федор Матвеевич, не сокруши себя в такой своей печали; уповай на Бога. Что же делать? И здесь такие печали живут (бывают), что жены мрут и стригутца" {Там же. Т. II. No 468.}. 10 сентября 1705 г. Петр уведомляет только что похоронившего мать Ф. А. Головина о своем согласии на принятые им меры, а затем прибавляет: "Слышу, что вы зело печалны о смерти материной. Для Бога, изволте рассудить, понеже человек старой i веема давно болной {Там же. Т. III. No 920. Ср.: Т. IV. No 1362 к Г. И. Головкину 22 сент. 1706 г.: "А о матери не изволь печалитци [ибо и моя тетка так же определилась]; а как бы моя мать в таких летах умерла, истинно о не точию печален, но и благодарен был, что Бог таких лет допустил".} был".
Общее государственное дело должно было быть для каждого на первом плане; перед ним должны отступить все частные расчеты и замолкнуть все личные чувства. В инструкции князю Вас. Влад. Долгорукому о скорейшем выступлении в поход для действий против Булавина предписывается ему постоянно сноситься с Толстым, находящимся в Азове. К инструкции Петр делает собственноручную приписку: "Такоже и сие напоминаю вам, что хотя вы с вышереченным Толстым имеете некоторую противность, однако же для сея причины надлежит оное отставить, дабы в деле помешки не было" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 31.}. На себя Петр смотрит как на первого служащего этому общему государственному делу и не раз в письмах он прямо говорит о своей службе. Так, описывая Екатерине сражение при Добром, он употребляет выражение: "Как стал служить, такой игрушки не видал" {Письма к Екатерине. No 9.}. Сообщая ф. М. Апраксину 10 мая 1703 г. о победе над шведскими судами в устье Невы, Петр пишет: "Хотя и недостойны, однакож от господ фельдмаршала и адмирала мы с господином порутчиком {А. Д. Меншиковым.} учинены кавалерами святого Андрея" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. II. No 524.}. 19 марта 1707 г. в письме к Кикину из Лемберга Петр делает приписку: "Також прошу из Нарвы денги мои прислать; також у господина адмирала изходатайствовать заслуженное жалованье i прислать" {Там же. Т. V. No 1638.}. От 13 февр. 1704 г. сохранилась ассигновка на выдачу жалованья морским чинам, и в ней под словами: "Корабелному мастеру Петру Михайлову триста шездесят шесть рублев" находится собственноручная расписка: "Принел i рос писался" {Там же. Т. III. No 625.}.
Живую и неподдельную радость возбуждает в Петре замеченное им в ком-нибудь искреннее намерение служить государственному делу. Узнав о желании Конона Никитича Зотова9, сына своего учителя Никиты Моисеевича, добровольно поступить на службу во флот, чтобы научиться морскому делу, Петр не может Удержаться, чтобы не написать молодому человеку несколько строк, хорошо отражающих его настроение в тот момент, когда писалось это письмо: "Вчерашнего дня я видел писмо у отца вашего, от вас к оному писанное, в котором сенц тот есть, чтоб вам обучитца службе, на море приналежащей. Которое ваше желание зело мы любезно принели i можем так сказать, что мы ни от единого человека из Россияен такова надобного прошения но слыхали, в котором вы первый объявились, понеже зело редко случаетца, дабы кто из младых, оставя в компаниях забавы, своею волею шуму морского слушать хотел. В протчем желаем, дабы Господь Бог вам в сем [зело изрядном i едва не первом на свете почитаемом) деле благословил i счасливо в свое время к отечеству возвратил. Piter" {Там же. Т. VI. No 1955.}. Но, может быть, гораздо чаще Петру приходилось сталкиваться с противоположным настроением своих сотрудников, и тяжелый вздох вырывается у него иногда при виде уклонения от работы при мысли о своем одиночестве. "Мы, слава Богу, здоровы, -- пишет он Екатерине, -- толко зело тежело жить, iбо я левъшею не умею владеть, а в адной правой руке принужден держать шпагу i перо; а помочников сколко, сама знаешь" {Письма к Екатерине. No 30.}. В сентябре 1703 г. Ф. М. Апраксин обратился к царю с ходатайством за брата: брат пишет, что на него возложено тяжелое поручение идти к городу Ямам с двумя драгунскими полками, в обоих полках меньше полуторы тысячи человек, пехоты ему не дано ни одного человека, и с такими ничтожными силами ему велено оберегать от неприятеля города Ямы и Копорье с их уездами. Федор Матвеевич просит освободить брата от этого трудного поручения. "Если тебе, государю, не в гнев, умилосердися над ним, прикажи его свободить... Со твори милость свою. С кем ему такую великую украину охранить? Кроме самой его конечной погибели, ничего не будет". Петр увидел в этой просьбе желание Петра Матвеевича Апраксина отлынить от трудного дела, да притом и ложь; ему кроме драгун даны были также и пехотные полки: Вилимов полк фон Делдина да Петровский полк Девсона, кроме тех 1200 человек, которые стоят в Ямах гарнизоном. "Зело досадно, -- заканчивает царь свое письмо к Федору Матвеевичу, -- что пишут нее ложь да бедство, чего не бывало. О чем я прошу, пожалуй, отпиши к нему, чтоб он ответствовал против сего писма, так ли все, или я солгал? Тогда увидишь истину. Никто не хочет прямо трудитца" {П<псьма> и б<умаги...>. Т. II. No 580. Ср.: Там же. С. 651.}.
Прибавить в письмо, иногда собственноручно, строку-другую с угрозою за неисполнение поручаемого дела Петр не считал лишним. Такие строки должны были подкреплять отданное распоряжение. С кн. Д. М. Голицыным Петр держится обыкновенно холодного и сухого, но вполне корректного тона. Однако, сообщая ему о полученных от польских министров жалобах на завладение кем-то из русских польскими местностями в Киевском краю и поручая произвести строжайшее расследование, кто это сделал, виновного прислать под караулом, кто б он ни был, а взятые незаконно деревни возвратить их владельцам, Петр, несмотря на всю корректность тона письма, вставляет в него направленные по собственному адресу князя довольно выразительные слово: "А ежели поманишь, то собою заплатишь" и еще раз повторяет предписание возвратить маетности их хозяевам {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 92.}. Подтверждая вторично обращенное к московскому коменданту кн. М. П. Гагарину требование о неоплошной высылке в Петербург пятой части провианта, Петр прибавляет к этому коротенькому, написанному чужою рукою письму сделанную собственноручно приписку: "Под опасением жестокого штрафа" {Там же. С. 148.}. В гневе Петр обращается к вызвавшему его гнев корреспонденту напрямки и не стесняется ему в лицо называть вещи своими именами. "Письмо ваше нам вручено, -- пишет он обер-инспектору московской ратуши А. А. Курбатову, -- которое мы со удивлением видели, ибо о юфте испрашиваешь указу, а сам владычествуешь, пиша что уже указ посылаешь о продаже. Которая ваша дерзость вас приведет, что должен будешь все вексели и заморский платеж от себя платить. И впредь о таких своих плутнях ко мне не пиши" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. М., 1893.}. "Господин маеор, -- читаем мы в письме к кн. В. В. Долгорукому, назначенному командовать войсками, посланными против мятежника Булавина, -- письмо ваше я получил, в чем зело печально, что дурак Бильс так изрядной полк дуростью своею потерял; аднакож как будут являтца и солдат [понеже не все пропадут], опять по малу оной полк устроить потщися" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. T. XI. C. 39.}". "Солдатам вели давать провианту, -- пишет Петр кн. А. И. Репнину, -- на месяц по два четверика. А что Ржевской объявил вам нашим указом, чтоб давать на полтора четверика, и то он, дурак, солгал" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1871.}. В письме к кн. Гр. Ф. Долгорукому читаем такие жесткие строки: "Я зело удивляюсь, что вы на старости потеряли свой разум и дали себя завесть всегдашним обманщикам и через то войска в Польше остановились" {Госуд<арственный> арх<ив>. Тетр<ади> зап<исные>. 1715. С. 61.}.
Но Петр готов простить виноватого в случае чистосердечною принесения повинной. В 1704 г. Петр Матвеевич Апраксин, командуя отрядом войск под Нарвой, проглядел высадку 700 человек шведов, приставших к берегу на мелких судах (галиотах). Высадившиеся пробрались в Нарву и усилили ее гарнизон в то время как русские собирались осаждать этот город. "Я никогда не слыхал от вас, -- пишет Петр через месяц Федору Матвеевичу Апраксину, -- о худом деле брата твоего (пропуск галиотов); но сегодня слышал... что вы зельными слезами просили. Я иного не знаю писать, понеже он ни единой покорности в оном не приносит и не точию сие, но и еще себя права творит, вменяя нам во младенчество. Однако вам, яко другу, объявляю: если принесет публично нерадение и неисправность свою, то я простить не оставлю взыскание; буде же инак, то можешь сам рассудить, как может быть милость, когда согрешая и вину принесть не хощет?" Подписав письмо, царь прибавил еще приписку: "Подлинно прошу, чтоб сего конечно письма виноватый не ведал" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. III. No 670.}; он желал, видимо, чтобы Апраксин покаялся искренне и по доброй воле, а не по его письму. В 1706 г. старый служака и приказный делец думный дьяк А. А. Виниус уехал без позволения го сударя из-под Гродна за границу, в Пруссию. В свое оправдание он приводил, что принужден был направиться к прусской границе, не будучи в состоянии во время движения шведов достать лошадей, чтобы доехать до московской границы. Открылся так же и другой, более ранний эпизод, относящийся к 1703 г. Оказалось, что Виниус, жаловавшийся царю на скудость своих средств, поднес в 1703 г. 10 000 руб. Меншикову, чтобы тот оставил его на занимаемом месте во главе сибирского приказа. На просьбы о прощении Петр 18 июня 1707 г. ответил: "Господин Виниус. Писма ваши три я принял, на которые ответствую, что как вы свою поездку ни рассуждаете, однакож оная не без вины есть; что же вы тут поминаете, что отчюжден от милости, i в тол1 можете сами рассудить: пока вы постоянно шли, тогда i я к вам теплее был, а когда сказывать стали, что нечево есть, а десеть тысяч в одну ночь дали, тогда i меня сие ваше непостоянство от вас отдалило. Но ныне, ежели хочете паки возвратитца, то во въсем прощение получите; також i все ваше вас отдано будет; в том можете веема надежны быть" {Там же. Т. V. No 1805.}.
Что еще важнее, Петр настолько владеет собою и настолько господствует над своим самолюбием, что готов сам признать свою ошибку -- черта, которую он проявляет в воспоминаниях о своих прошлых поступках и даже в законодательстве. Вспоминая о начале Шведской войны, он откровенно заявляет, что начали войну, "как слепые". В законодательстве он не прочь признать то или другое свое распоряжение ошибкой, говоря: "Сiе тогда не осмотря учинено", как он выразился о постановлении, в силу которого сенат, контролирующий коллегии, должен был составляться из президентов коллегий, и таким образом выходило, что эти президенты оказались сами у себя под контролем. Но ошибка, сделанная царем, больно иногда давала себя чувствовать другим людям, и Петр, сознавая это, готов тотчас же просить прощения у напрасно обиженного им человека. Явившись 23 августа 1710 г. на адмиралтейский корабль, Петр вышел из себя, найдя множество упущений в его оборудовании. "Грот адар, -- пишет он виновному, по его мнению, в этих упущениях адмиралтейду А. В. Кикину, -- сего моменту приехал я на карабль адмиральской, на котором миогово не обрел, что потребно, а именно: большого катла, а конницы ни единой, столяра и плотника такоже ни одного... такоже ни стола, ни стула, в чем мне не без стыда будет тако мой карабль адмиралу представить, в чем будете вы ответ в сем просмотрении дать" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 20. No XXX.}. Но, расследовав обстоятельнее дело, Петр понял, что погорячился и обвинил Кикина напрасно. "Дедушка! - обращается он к нему на этот раз по-русски, что звучит гораздо теплее, -- пожалуй, прости; ныне осведомился, что безхитросно кроме вас то учинилось и объявилось" {Там же. С. 28.}.
Эта готовность сознать свою ошибку и изгладить ее вредные последствия для другого исходит у Петра от строгого и взыскательного отношения к себе и от скромного взгляда на себя как "а человека, не изъятого от общего свойства людей -- ошибаться. "Кто Богу не грешен, кто бабе не внук" -- одна из поговорок Петра Великого, слышанная из его уст И. И. Неплюевым, на себе испытавшим снисходительное отношение Петра при условии не лгать, говорить правду. Готовый признать свои недостатки и ошибки, Петр с тою же скромностью смотрит на свои заслуги. Этою скромностью проникнуты его письма с радостными известиями о победах, которыми царь спешит поделиться с сотрудниками {См., напр.: Там же. С. 20, 27, 37, 38.}. Описывается самое действие, исчисляются свои и неприятельские потери, передается поздравление с сею никогда бываемою викториею -- но о себе почти никогда ни слова. А между тем немалое число успехов русского оружия в тяжелую Северную войну обязано энергии и распорядительности Петра и, главное, его способности не только не унывать и не терять присутствия духа при неудачном обороте дела, но, напротив, удваивать в таком случае энергию, ободрять и возбуждать других. "Не извольте о бывшем несчастии печальным быть, -- пишет он Б. П. Шереметеву, разбитому при Гемауертсгофе, -- понеже всегдашняя удача многих людей ввела в пагубу, но забывать и паче людей ободривать" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. III. No 864.}. Счастье изменчиво; если оно балует человека долго, оно его портит, вводит в пагубу, и Петр хладнокровно и спокойно смотрит в лицо непостоянной судьбе, готовый принять ее удары. Его спокойствие и стойкость -- твердая опора для его сотрудников, способных растеряться в минуты невзгоды. Его внимание, оказываемое труженикам мелкого чина, напрягает их мужество и энергию. Не раз письмо к генералу или фельдмаршалу Петр заканчивает просьбой передать его поклон всем офицерам и рядовым солдатам.





"Делу время и потехе час", -- говорил царь Алексей Михайлович, который не прочь был посвятить досуг любимому удовольствию -- охоте или провести вечер в веселой компании с приближенными. Петр отводил делу больше времени, чем отец, или, точнее, в то же время умел затратить много больше трудового напряжения. Вот почему и час его потехи длился дольше потехи царя Алексея. Прерывая работу, Петр умел отдаться охватывавшему его веселью с тем же порывом, с каким он отдавался и работе. Веселье не мешало ему продолжать вести дело. Обыкновенно праздники Рождество и Пасха проводились с особым подъемом; но работа не прекращалась и в праздники, хотя, может быть, и не шла так напряженно. Поздравляя Меншикова 23 апр. 1720 г. с праздником св. Пасхи, Петр далее прибавляет: "Вместо яйца посылаю при сем книгу труда своего Морского Регламенту... Не подивуй на письмо: писано на святой неделе, {Госу<дарственный> арх<ив>. Тетр<ади> зап<исные>, 1720. No 54.}. Писем, и в особенности деловых писем, Петр, как мы видели уже, из-за празднеств и пиров не откладывал, писал их за обеденным столом, и случай, о котором он сообщает в одном из писем к Екатерине, надо признать редким. В этом письме, помеченном 19 июня 1719 г. в 7 часов утра с корабля "Ингерманландия" под Ревелем, Петр извиняется, что не написал ей вчера, 18 июня. "Все обедали у меня, -- оправдывается царь, -- и по обеде поехали в гавань на взятые корабли, где довольно размахнули, за чем вчерась писать было нельзя" {Письма к Екатерине. No 123.}. Петр и с другими любит поделиться охватившим его веселым настроением и с пира шлет тому или другому из приятелей такое письмо, которое при чтении как бы переносит нас в самый развал пира, в самый шум происходящей оргии. Таково не раз печатавшееся коллективное послание к Меншикову в Светлое Воскресенье 24 марта 1706 г. из Нарвы, "Cего дни по обедни первое были в вашем дому и разговелись и паки при скончании сего дня паки окончали веселие в вашем дому. Воистинно, слава Богу, веселы, но наше веселие без вас... яко брашно без соли". Подписи под этим письмом, начинающиеся словами ""Лизет Даниловна" {Любимая собака Петра В<еликого>.}, лапку приложа, челом бьет", показывают, что веселье, о котором сообщает царь, дошло действительно до высокого градуса. Вслед за рукоприкладствами членов всепьянейшего собора смиренного Мисаила Казанского и Свияжского {Кн. М. Ф. Жировой-Насекин.} и архидиакона Гедеона Шаховского {Кн. Ю. Ф. Шаховской.} подписался "протодиакон Петр". Следуют затем подписи диакона Киприана и нескольких лиц с приписками разных пожеланий, напр<имер>: "Еким {Карлик Яким Волков.}, мужик матерой, с сим праздником поздравляю милости твоей, моему государю; а мне ныне позволено на три дни пьяницею быть". Под всеми подписями как бы скрепа рукою опять самого государя: "Боже, дай милость свою" {П<исьма> и б<умаги>... Т. IV . No 1179.}. В том же роде шутливые также коллективные письма к Меншикову: от 3 февр. 1703 г. из его городка Равенбурга -- Петр подписался под этим письмом "протодиаконом Питиримом" {Там же. Т. II. No 489.} и к нему же из Петербурга от 26 ноября 1707 г. с уведомлением о праздновании именин Меншикова 23 ноября. Письмо было написано в самый День торжества, но отправлено только 26-го, причем Петр сделал еще приписку: "В день вашего тезоименитства так веселились: истинно по смерти господина Лаворта до сего дни такого не было веселого дни; i не пазналi и дней, понеже уже в третьем часу на другой день легли спать" {Там же. Т. VI. No 2081.}.





Есть среди писем Петра такие, которые бросают свет в интимный уголок его теснейших отношений и рисуют нам ту сторону его духовного облика, которая без них осталась бы нам совсем неизвестной. Это семейная переписка Петра, переписка с ею второй семьею. Отношения к первой жене и к сыну от нее были всегда неладны. Писем Петра к первой жене не сохранилось, да их, вероятно, и не было. Письмо к нему царицы Евдокии в Архангельск содержит упреки, что он ей ничего не пишет {Устрялов. История царствования Петра В<еликого>. Т. II. С. 406: "Как ты, снег мой, изволил пойтить, и ко мне не пожаловал не отписал о здоровья ни единой строчки" (1694 г.).}. Письма к сыну черствы и холодны. Письмо начинается или без всякого обращения, или Петр ставит в начале письма обращение по-немецки "Зоон", что также не вносит особенной теплоты. Отцовские письма не приносили царевичу никаких приятных известий; напротив, неоднократно он находил в них самые неприятные сюрпризы. Не было сказано в них хотя бы одного слона ласки, а обширные письма 1715 г. после смерти жены царевича, в которых Петр решил откровенно и окончательно объясниться с ним, полны горечи и сарказма.




Но в отношения ко второй семье Петр вносил немало нежности, иногда, разумеется, в свойственной ему шутливо-грубоватой форме. "Поцелуй за меня Лизетку, -- пишет он дочери, царевне Анне Петровне10, от 22 марта 1721 г., -- и болшую шумную девчищу Натальицу" {Госуд<арственмый> арх<ив>. Тетради записн<ые>. 1721. Л. 21-ой.} (дочь, род. 1718, ум. 1725). В более раннем письме к Анне Петровне от 4 янв. 1717 г. царь извещает ее о рождении царевича Павла: "Объявляем Вам, что мать окотилась и принесла другого рекрута Павла. И поздравляю с другим братом, а первого поцелуй и от меня и от брата" {Там же. 1717. Л. 4.}. В письме к сестре, царевне Наталье, от 31 марта 1716 г. царь выражает ей благодарность за ее заботы о его "детках" и сам проявляет трогательную заботливость о младшем сыне, грудном младенце, которого стали тогда отлучать от груди. "Изволила писать, что давали есть Петрушеньке, и я с матерью (т. е. с Екатериной) говорил, она сказывает, что пора; извольте с Богом кормить" {Там же. 1716. Л. 60 об.}. Но особенной теплотой проникнуты его письма к Екатерине. Уже самое обращение к Екатерине свидетельствует о теплом чувстве. В первых письмах он называет Екатерину шутливо: Матка, Мудер, Хозяйка, а затем в позднейших обращается к ней с неизменно нежным названием: "Катеринушка, друг мой сердешненькой, здравствуй". Разлучаясь, супруги вздыхают один по другому и жалуются на скуку. "Приезжай, друг мой сердешненькой, ко мне скоряе, чтоб не так скучно было" {Письма к Екатерине. No 63.}. "А что ты пишешь, чтоб я скоряя приехал, что вам зело скушно, тому я верю, только -- каково i мне без вас, i могу сказать, что, кроме тех дней, что я был в Версалии i Марли, сколь великой плезир имел". Супруги нередко обменивались подарками. Екатерина посылала мужу за границу пива, свежепросольных огурцов или бутылку-другую какого-то отечественного "крепыша", от которого ему, однако, приходилось воздерживаться при пользовании минеральными водами, а он ее отдаривал брабантскими кружевами. Иногда и самые подарки отражали на себе чувства их посылавших. Так, при одном из писем Петр послал супруге пучок своих остриженных волос, а при другом в 1719 г. из Ревеля -- цветы мяты, посаженной Екатериной в бытность ее в Ревеле, и в ответ получил послание, в котором она писала, что "мне это не дорого, что сама садила; то мне приятно, что из твоих ручек" -- письмо совершенно в стиле любовно-сентиментальных песенок, начавших появляться у нас в XVIII столетии. Грубоватые нравы века находили себе отражение в тех шутках, которыми обменивались в письмах Петр с женою. Петр в 40 лет называл себя стариком перед Екатериною, которой было в то время 27. "Напрасно затеяно, что старик, -- отвечает она ему, -- ибо могу оставить свидетелей старых посестрий, а надеюсь, что и вновь к такому дорогому старику сыщутся". "Понеже во время пития вод, -- читаем в письме Петра из Спа, где он лечился минеральными водами, -- домашней забавы дохтуры употреблять запрещают, того ради я метресу свою отпустил к вам, ибо не мог бы держаться, ежелиб при мне была". Получив письмо и посмотреть на метресу, Екатерина отвечала: "Что вы изволите писать, и метресишку свою отпустили сюда для своего воздержания, что при водах невозможно с нею веселиться и тому я верю; однакож больше мню, что вы оную изволили отпустить за ее болезнью, в которой она и ныне пребывает, и не желала б я, чего Боже сохрани, чтоб и галан той метресишки таков здоров приехал, какова она приехала. А что в другом своем писании изволите поздравлять именинами старика и шишечкиными, и я чаю, что, ежелиб сей старик был здесь, тоб и другая шишечка на будущий год поспела".





ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: Богословский M. M. Петр Великий по его письмам // Сборник статей в честь Матвея Кузьмича Любавского. Пг., 1917. С. 230--251. Печатается по первой публикации.

1 Василий III Иванович (1479--1533) -- великий князь всея Руси с 1505 г. Сын Ивана III и Софьи Палеолог. Завершил объединение Руси вокруг Москвы присоединением Пскова (1510 г.), Смоленска (1514 г.), Рязани (1521 г.). Начал сооружение Большой засечной черты (1521 г.) к Югу от Москвы. Расторг брак с Соломонией Сабуровой и женился на Елене Глинской, чем вызвал недовольство боярства и церковных кругов.
2 Шлиппенбах -- шведский генерал, сподвижник Карла XII, был взят в плен под Полтавой, позже вступил на русскую службу. С 1718 г. -- член верховного суда.
3 Нарцисс -- согласно греческой мифологии -- красивый юноша из Лакедемона, сын реки Кефисса и нимфы Лейриопы; который влюбился в свое изображение в воде источника и вскоре умер, обратившись в цветок.
4 Эхо -- в греческой мифологии -- нимфа, которая, наказанная Герою не могла заговаривать первой и не могла молчать, когда говорили другие; от неразделенной любви к Нарциссу окаменела, и от нее остался один только голос.
5 Кейзерлинг (Keyserling) Герман-Карл (1695--1764), граф -- русский государственный деятель, помог возвышению Бирона, с 1730 г. -- вице-президент Юстиц-коллегии по эстляндским и лифляндским делам. С 1733 г. -- президент Академии наук.
6 Племянников Григорий Андреевич (1658--1713) -- государственный деятель, стольник, один из первых сенаторов
7 Иванов Автоном -- думный дьяк Поместного приказа (конец XVII -- начало XVIII вв.), известен скопленным на этой должности богатством.
8 Булавинскии бунт -- восстание беглых людей и части казаков на Дону в 1707--1708 гг. под руководством К. А. Булл вина (1660--1708).
9 Зотов Конон Никитич (ум. 1742) -- государственный деятель Петровской эпохи. Обучался за границей (1704--1712 гг.), дослужился до контролера при Адмиралтействе, принимал участие в разработке "Морского регламента", составил "Коммерческий морской устав" (1726 г.), автор нескольких книг по морскому делу.
10 Анна Петровна (1708--1728) -- старшая дочь Петра I от второй жены Екатерины Алексеевны, объявлена царевной с 1711 г., цесаревна с 23 декабря 1721 г. В 1725 г. вышла замуж за герцога Шлезвиг-Голштейн-Готторнского Карла-Фридриха, мать будущего императора Петра III.

Петра Великого очень занимала мысль о составлении истории России. Неоднократно он предписывал собирать источники для этой истории: летописи, грамоты и другие памятники, а вместе с тем заказывал и литературную обработку истории. Следует и в этом деле отметить черту, вполне совпадающую с общим практическим направлением мысли Петра. В отечественной истории его интересует то, что можно извлечь из нее практического, насущно полезного; его занимают не досужие гипотезы о древнейших, покрытых туманом неизвестности временах, не "начало света", как он выражается, а ближайшие к нему два века -- XVI и XVII, начиная с княжения Василия III1, составлявшие для него "новую и новейшую историю", как бы мы теперь сказали. Такое сочинение по русской истории должно было познакомить Петра с недавней стариной, рассказать ему о событиях, с близкими последствиями которых он стал лицом к лицу, объяснить ему происхождение тех окружавших его явлений русской жизни, на которые он сам стремился воздействовать своею волей. Немало также заботился Петр и о составлении истории собственного царствования. И эта забота вызывалась всего более практическим интересом. В истории своего царствования Петр, оглядываясь на свою деятельность и подводя ей итоги, хотел дать ей объяснение, указать на ее разумность и полезность, и в этом случае история должна была служить ему таким же публицистическим орудием, каким были политические трактаты, заказываемые Феофану Прокоповичу, или его собственные предисловия к разного рода указам, где выяснялась полезность и необходимость их издания и те благие цели, к которым эти законы были направлены. Занимавшая его мысль о составлении истории царствования нашла себе выражение в нескольких оставшихся после него собственноручных заметках. "Написать о войне, -- пишет он раз, -- как зачалась, и о нравах и случаях, как и кем делана". Война, разумеется, казалась тогда главным событием царствования. Но Петр вовсе не думал ограничиться в предполагаемой истории изображением одной только войны. Его программа была шире. "Чтоб вписать в историю, -- гласит другая его заметка, -- что в сию войну сделано, каких и когда распорядков земских и воинских обоих путей регламентов (т. е. сухопутных и морских) и духовных; також строения фортец, гаванов, флотов корабельного и галерного и мануфактур всяких, и строения в Питербурхе и на Котлине, и в прочих местах".
Для составления истории царствования постоянно собирались необходимые материалы. Предписано было доставлять в кабинет государя из разных ведомств и учреждений и отдельные документы, и далее целые исторические записки, составление которых поручалось очевидцам и участникам подлежащих описанию событий. Так, начальник Преображенского приказа кн. Ромодановский должен был представить записку о стрелецком бунте 1698 г., о котором он мог хорошо знать потому, что бунтовщики прошли через его руки при розыске о мятеже. Кн. В. В. Долгорукий, командовавший войсками, посланными укрощать Булавинский бунт2, составил записку об этом бунте. Фельдмаршал Б. П. Шереметев, генералы кн. M. M. Голицын, кн. Репнин, гр. П. М. Апраксин написали о своей деятельности во время Северной войны. Генерал-фельдцейхмейстер Брюс дал очерк развития русской артиллерии; генерал-полицмейстер Девьер изложил историю возникновения Петербурга и Кронштадта. Из Коллегии иностранных дел потребована была записка о Дипломатических сношениях, из военной -- о рекрутских наборах. Даже пленные шведские офицеры были привлечены к этой работе. Так, генерал Шлиппенбах2 доставил сведения о действиях Карла XII после Нарвской битвы {Устрялов. История Петра В<еликого>. Т. I. С. XXXIII.}.
При этом собирании документов один их род не привлекал к себе внимания Петра -- это его собственные письма. Точнее, впрочем, надо будет сказать, что Петр не придавал значения той стороне этих писем, за которую мы теперь этот род источников особенно ценим, именно их частной стороне, не касавшейся государственных дел. Надо заметить, что в переписке Петра нет сколько-нибудь резкой черты, отделяющей их частную сторону от официальной. Обращаясь к близкому человеку с самым шутливым письмом, полным подробностей интимного характера, он тут же диктует сбою волю как государь. И наоборот, к письму официального характера присоединяет нередко какую-нибудь приписку совершенно приватного свойства. В кабинете государя перед отправлением его писем по назначению их содержание в более или менее сокращенном виде вносилось в особую книгу "исходящих", в так называемые "Тетради записные указам, отходящим за рукою государевою". Бывало и так, что Петр набрасывал собственноручно черновик письма; затем адресату отправлялась подписанная государем чистовая копия, а черновик оставлялся в делах кабинета. Но сохранять содержание письма в канцелярии государя тем или иным способом: посредством ли занесения его в тетради исходящих или посредством оставлении в бумагах черновика побуждал отнюдь не исторический, а чисто практический, деловой интерес. Ведь письма Петра -- по боль шей части в то же время и указы, обязательные для тех лиц, кому они адресовались; а раз это так, то порядок делопроизводства требовал регистрации этих указов там, откуда они отправлялись. Можно заметить, что в кабинете обнаруживали больше интереса к деловой, официальной стороне писем как документов выражения высочайшей воли, чем к частной, интимной. Письма-указы государя в тетрадях записных передаются подробно, иногда почти полностью, с точным воспроизведением текста, касающегося тех дел, о которых в письмах даются распоряжения. Но содержание такого совершенно частного письма, как письмо от 17 августа 1707 г. к известной участнице всешутейшего собора князь-игуменье Дарье Гавриловне Ржевской, в тетрадях записных, где оно было также все-таки зарегистрировано -- пере дано одним только словом "кумплемент" {Письма и бумаги Петра В<еликого>. Т. VI. No 1912.}. Точно так же содержание письма от 28 мая 1707 г. к сестре Наталье Алексеевне выражено в Тетрадях двумя словами: "о здоровье" {Там же. Т. IV. No 1295; Т. V. No 1771.}. И для самого Петра, и для его канцелярии важно было хранить содержание писем-указов для памяти и для соображений в тот момент, когда станут доносить об исполнении переданных письмом повелений, и также и для порядка в дальнейших распоряжениях. Если и придавалась цена этим письмам как историческим документам, то именно с их деловой стороны, поскольку они были указами и поскольку свидетельствовали о разных приказанные от монарха делах. Те же стороны письма, где о делах не говорилось, но где, может быть, ярче всего выражались черты личности и их писавшем, не привлекали к себе внимания и как исторический документ но рассматривались.
И мы но можем упрекать Петра как историографа в таком пробеле при оценке источников. Надо припомнить, что вообще в его время письма не входили еще в круг источниковедения и не ценились как исторический материал. Правда, уже и ранее письма собирались и издавались, но не в качестве исторических документов, а как произведения особого вида литературы, эпистолярной словесности, и только ужо поною научной историографией частная переписка была оценена как исторический источник. Впрочем, для нас, историков, в этой недооценке Петром Великим своих писем заключается особая выгода. Можно даже сказать, что письма Петра имеют для нас тем большую цену исторического документа, чем меньше он сам смотрел на них как на исторический документ. В наши дни перед всяким сколько-нибудь выдающимся человеком, когда он пишет дневник или мемуары или когда он ведет переписку, вероятно, не раз мелькнет представление о красной обложке "Русской старины" или бледно-желтой обложке "Русского архива", и не напрасно: в тот или другой журнал его бумаги рано или поздно и попадут. Действие письма одним адресатом не ограничится; оно со временем сделается достоянием широкого крута читателей. И вот письмо перестает быть надежным зеркалом; оно дает не совсем правильное изображение пишущего, оно отражает не то, что есть, а то, чем пишущий хочет быть или, по крайней мере, казаться.
Когда пишет письмо Петр Великий, он разумеется, совершенно не представляет его себе в печатном виде на страницах того или другого исторического издания. Его письма не рассчитаны на печать, поэтому всегда искренни, всегда верно и точно отражают его, как он есть, и имеют значение чистого и прозрачного исторического источника, трудно заменимого при изучении личности Петра. С делами Преобразователя мы можем познакомиться но многим другим, может быть, гораздо более полным и подробным документам. Но взгляды, мысли, настроения, чувства, -- словом, все то, что составляет внутреннюю сторону личности Петра Великого, все это ни в каком другом источнике не отображается с такою полнотой и отчетливостью, как в письмах. По другим источникам, по отзывам о нем соприкасавшихся с ним современников мы знакомимся с тем впечатлением, которое Петр на этих современников производил. Как бы ни были верны и близки к истине эти переданные впечатления, это все же изображения приблизительные, либо преувеличенные, либо преуменьшенные, это не Петр Великий, а только легенда о Петре. В письмах перед нами сам Петр в своем подлиннике. Читая письма, мы становимся с ним лицом к лицу непосредственно. Нам виден не только его внешний облик, но перед нами раскрываются и его внутренние душевные движения.




Петр много и охотно пишет. По последним томам того тщательного хронологического собрания его писем, какое мы имеем в издании "Писем и бумаг" {Особой, учрежденной в 1872 г. при Императорской Академии наук комиссией выпущено до настоящего времени шесть томов писем, помещенных в хронологическом порядке и снабженных обстоятельными примечаниями. С научной точки зрения это издание не оставляет желать ничего лучшего. Издание доведено теперь уже до 1708 г., и этого количества писем, как нам кажется, достаточно для правильности суждения как о самих письмах, так и об отразившихся в них чертах характера их автора. Кроме напечатанных в разных других изданиях писем, мы пользовались также "Тетрадями записными", хранящимися в Государственном архиве, при любезном содействии, оказанном нам Я. Л. Барсуковым. Само собою разумеется, что мы далеки были от мысли предпринять какую-либо исчерпывающую работу о письмах Петра: до завершения академического издания "Писем и бумаг" такая задача преждевременна. Прекрасная характеристика писем Петра дана в статье г. Сивкона Петр В<еликий> как писатель" в издании Сытина ("Три века царствования Романовых", под редакцией В. В. Каллаша).}, можно видеть, пересматривая его переписку день за днем, что в каждом месяце число дней, когда Петр ведет корреспонденцию, обыкновенно больше числа дней, в которые он не берется за перо. Притом на каждый день, когда он занимался перепиской, приходится по нескольку писем. Есть дни, в которые он отправлял по 7 и по 10 писем. Наибольшее число писем за 1707 год приходится на 6 июля, день, когда было написано 12 писем. Перо постоянно у Петра в руке; он пишет собственноручно или, как мы уже видели выше, собственноручно набрасывает черновик, с которого затем посылается адресату подписанная государем копия. Иногда он диктует письма. Можно заметить, что к близким людям Петр обыкновенно пишет собственноручно. Таковы, напр<имер>, его письма к Екатерине, к Меншикову, к Апраксину. Наоборот, к тем, даже выдающимся и ценимым, сотрудникам, с которыми, однако, государь далек и холоден, чаще отправляются письма, лишь подписанные им. Князя Дмитрия Михайловича Голицына, выдающегося государственного человека, занимавшего все время важнейшие и ответственные посты, Петр очень уважал, но не любил, так как знал, что Голицын многих его поступков и предприятий не одобряет. Из 35 писем, отправленных Голицыну в то время, как тот занимал место киевского губернатора, и напечатанных в XI т. "Сборника Императорского Русского исторического общества", всего 7 собственноручных; остальные только подписаны государем. Письма Петра обыкновенно очень кратки; всего чаще размером в 7--8 строк печати в издании "Писем и бумаг". Он бережет время; в немногих строках он умеет вполне ясно выразить свою мысль. Но он не затрудняется написать Федору Матвеевичу Апраксину, своему шурину, собственноручное письмо и в 35 строк того же печатного текста, да притом, уже подписав письмо и пометив дату, присоединить к нему еще postscriptum в 8 строк. Собственноручное письмо к поручику В. Д. Корхмчину, который был послан возобновить и усилить укрепления в Москве, еще больше, занимает 50 строк текста {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1904.}. Нередко в беловик письма, сделанный рукою писца, Петр вносит своею рукою новые вставки и дополнения, а иногда снабжает его собственноручною припиской. В письмах Петр тщательно обозначает время и место написания, и эти даты свидетельствуют, как неутомим и аккуратен был Петр в переписке. На полученное письмо он отвечает тотчас же и сам подчеркивает эту аккуратность. Так, один из ответов Меншикову Петр пометил: "Ис Тикотина в 13 д. (в тот же час, как писмо подано) сентября 1707 г." {Там же. No 1967, 1975: "Из Тикотина в 11 д. сентября 1707 г. при самом в Минск отъезде".}. Лихорадка, которою он болел в августе 1707 г. в Варшаве, не удерживает его от письменного стола. В собственноручном письме к Ф. М. Апраксину, проставив дату 3 августа 1707 г., Петр сделал при обозначении места особую приписку в скобках: "Из Варшавы (в которой едва не все так трактованы от лихорадки, как я)". Даже в самый разгар пира он отрывается от него и располагается отвечать на письмо тут же за обеденным столом. 28 июля 1706 г. под Киевом, получив письмо от Меншикова, государь обстоятельно ответил на его вопросы, дал ему несколько руководящих указании и письмо закончил добродушным поклоном и обозначением Момента, когда оно писалось: "За сим, предав вас в сохранение Вышнему и всех пребывающих с вами, еще прошу должный поклон отдать господам генералам-поручикам и генералам-майорам Рену, Розену, Боуру, Флюку и всем офицерам и рядовым, понеже мы теперь в дому генерала Брюса про ваше здоровье подливаем" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. IV. No 1296.}. В другом письме к Меншикову, помеченном "Из парадеза, или Санктпитербурха в 11 д. сентября 1706", Петр сделал такую приписку: "Еще же, хотя и малое, однакож зол о раретейт, что перед моим приездом за несколько недель привезли из Волги от Твери и сквозь Ладожское озеро в прорезном стругу 80 стерледей живых, из которых севодни трех выняв и от святейшия руки закланныя едим сейчас и про ваше здоровье при рюмке ренскова" {Там же. No 1349.}. Одно из следующих писем Меншикову, также из Петербурга от 17 ноября 1706 г., Петр пометил так: "Писано в доме вашем, принося жертву Бахусу довольную вином, а душею Бога славя" {Там же. No 1417.}.
По обращению к адресату заметна большая или меньшая степень его близости к царю. Из упомянутых выше писем к кн. Д. М. Голицыну только в первом находим фамильярное обращение по-голландски "Min Her"; остальные Петр начинает сухим официальным обращением: "господин Голицын", "господин губернатор". Название адресата по фамилии, по должности или о чину -- обыкновенная форма обращения в официальных письмах Петра. В письмах к фельдмаршалу Б. П. Шереметеву, таланты которого Петр ценил, но к которому так же, как и к Голицыну, не питал теплых чувств {Там же. VI. No 2015 Меншикову от 2 окт. 1707 г.: "Сего часу получил я от вас письмо, в котором пишете, что писал к вам господин Шереметев, будто я велел ему идти в Борисов; которое он учинил ради старой своей обыкновенной лжи, а я писал, чтоб в Минск, a не в Борисов...".}, царь называет его Her, Her Kavalir, но по большей части "господин фельдмаршал". Зато в письмах к сотрудникам, к которым Петр чувствует расположение, часто обращение на голландском языке, иногда шутливое и нежное. Ф. М. Апраксин называется Min Her Admiralteic, Min Her Admirai. A. В. Кикин носит название: Mem Grotvader. Управлявшего монастырским приказом И. А. Мусина-Пушкина Петр называет Bruder. К старому и преданному слуге Т. Н. Стрешневу, в руках которого во время юности Петр сосредоточивал все управление внутренними делами, в одном из писем он тепло обращается, называя его по имени и отчеству: "Тихон Никитич", что делается вообще очень редко. В переписке с знаменитым князем Ф. Ю. Ромодановским, несмотря на самое деловое содержание отправляемых к нему писем, Петр постоянно ведет игру в "кесаря" и "подданного", называет его Min Gnadigste Kenich, Min Gnadigste Her или Sur, титулует "вашим величеством" и подписывается "Вашего Величества нижайший подданный Piler Miehaylof", "Вашего Величества нижайший слуга Piter". Но особенной сердечностью отличается обращение в письмах к Меншикову, которому ласковые голландские названия пишутся почему-то по большей части русскими буквами: "Мейн либсте камарат", "Мейн линсте фринт", "Мейн безсте фринт", "Мейн брудер", Mein Неге. Соответственно с этим обращением письма к Меншикову иногда и заканчиваются подписью "Ваш каморат". Обыкновенно в деловых письмах Петр подписывается по-голландски -- Piter; в письмах к Екатерине -- неизменно по-русски. Преобладает в переписке местоимение "вы". Но это "вы" не выдерживается и чередуется со вторым лицом единственного числа "ты", что так характерно для разговорного языка начала XVIII в. "Grotvader, -- пишет Петр А. В. Кикину от 23 мая 1709 г. -- объявляю вали что полковник Яковлев запорожцев штурмовал и хотя 300 человек потерял, однакож проклятое их гнездо -- сечу, взял и оных всех порубили. И тако последней корень мазепии, с помощью Божиею, выкоренен, и о сем объяви господину вице-адмиралу, также генералу-майору Брюсу и прочим и сим от меня всех поздравь. Piter" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 17.}.
Слог писем отличается сжатостью, точностью и силой выражения. Вообще Петр как писатель проникнут правилом, гласящим, что краткость есть душа мудрости. Так, в 1724 г., обдумывая устройство празднования третьей годовщины Ништадтского мира, царь набросал конспект, или программу, торжественной оды. "Надлежит, -- читаем мы в этом конспекте, -- во первом стихе помянуть о победах, а потом силу писать о всем празднике следующую: 1) неискусство наше во всех делах, 2) а наипаче в начатии войны, которую, не ведая противных силы и своего состояния, начали как слепые. 3) Бывшие неприятели всегда не только в словах, но и в историях писали, дабы никогда не протягать войны, дабы не научить тем нас. 4) Какие имели внутренние замешания, также и дела сына моего, також и турков подвигли на нас. 5) Все прочие народы политику имеют, дабы баланс в силах держать меж соседов, а особливо, чтобы нас не допускать до света разума во всех делах, а наипаче в воинских; но то в дело не произвели, но якобы закрыто было сие пред их очесами. Сие по истине чудо Божие; тут возможно видеть, что все умы человеческие ничто есть против воли Божией. Сие пространно развести и надлежит, а сенсу довольно". "Разводить" поручено будет какому-нибудь досужему ритору или пиите; царя же интересует только самый "сенс". Письма Петра - не литературные произведения, подобно переписке Екатерины с ее знаменитыми корреспондентами; они не предназначаются для того, чтобы доставлять адресатам занимательное чтение, поражать остроумием, вызывать те или другие эмоции. Они по большей части в то же время и указы, в которых Петр не только делится с корреспондентом своими мыслями, но и предписывает корреспонденту свою волю, и его воля выражена всегда настолько ясно, что едва ли когда-либо выражения его письма вводили в недоумение читателя, которому оно предназначалось. Когда он пишет письмо, его цель, чтобы его ясно поняли и в точности исполнили то, что он в письме приказывает; поэтому он и старается выразиться кратко, ясно и энергично. Он нисколько не заботится о синтаксисе, нагромождая одно за другим придаточные предложения, начинающиеся словами "который", "понеже", "ибо" -- лишь бы был ясен смысл и лишь бы мысль была выражена достаточно полно. Подобно тому как, попадая к кому-либо на обед, Петр занимал первое попавшееся место, он, когда пишет, берет для выражения мысли первое попавшееся ему слово, одинаково русское или иностранное; всякое слово для него пригодно: победа или виктория, слава или фама, лихорадка или фибра и т. д. Тою же неразборчивостью отличается его орфография, орфография чисто слуховая. Петр пишет по слуху, употребляет первую попавшуюся букву для того звука, который ему хочется изобразить. Все буквы для него одинаково пригодны: е и , i и и, в, ф и , и только к твердому знаку ъ он питает какую-то особую любовь, ставя его к месту и не к месту. Он пишет: "непъриятель", "противъный", "Въсех", "полк Семеновъской" и т. д.
Итак, письма Петра всегда деловиты. Но le style c'est l'homme, и при всей своей деловитости, при всем их практическом значении, в слоге писем постоянно отражаются черты разносторонне одаренной природы автора. Письмо Петра не монотонно и не бесцветно. Он умеет в нем блеснуть начитанностью, привести ту или другую цитату. Очень нередко цитируется текст Св. Писания. Собственноручное письмо к поручику В. Д. Кормчину. командированному "фортификовать" московский кремль {Журнал, или поденная записка. Изд. Щербатовым. Т. 1. С. 158.} и приславшему проект укрепления кремля, полно детальных замечаний на этот проект, технических указаний и распоряжений. "О Къремле. От Свирловой башни до Водовъвзодной башни F. G. весма без всякой обороны зделан, того ради здесь попъравълен линеями А. В. С. А перед Боровицкими вороты и от оных до Каменного мосту i до башни Охотново ряду ничего не надлежит делать ради горы, точию такие Оланки i реданы, как у Спасских i Николских ворот; разве по самой нужде у Боровитских ворот зделать болворок [хотя i ace проезд будет]". И далее в этом большом письме речь идет о болворках, фасах, палисадах, контрэскарпах, горн-верках и т. п. Но среди всех этих технических подробностей читаем: "Что же принадлежит о еодосиевой церкви, i втом мое мнение: лутче оною сломать, нежели ортецию испортить, iбo не горазда нужно на Москве церквями: чаю i пустых есть; а особлива сия церковь не чаю, чтоб зело была Богу приятна, понеже серебро, на которое оная строена, тако приятно Богу, как Симоново было святому Петру" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1901.}. Церковь св. Феодосия в Стрелецкой слободе пред Никольскими воротами сооружена была ненавистными Петру стрельцами; их серебро здесь и разумеет Петр, упоминая эпизод о Симоне-волхве из Деяний Апостольских. В письме от 28 июля 1706 г. {Там же. Т. IV. No 1296.} в Польшу к Меншикову Петр наказывает ему подлинно проведать о всем, а паче о короле Польском. "Хотя и ведаю, -- продолжает царь, -- что вы о том равное попечение имеете, однакож вспоминать часто не хуже, о чем и святый Петр не стыдился писать к веровавшим" -- слова, показывающие знакомство Петра В<еликого> с посланиями апостола Петра. К текстам Св. Писания прибегает Петр в письмах, в которых хочет выразить овладевшее им горе. "Письмо твое, -- пишет он Екатерине 11 янв. 1716 г. в ответ на сообщение о смерти царевича Павла Петровича, -- получил [о чем уже прежде уведал] о незапъном случае, которой радость в печаль пременил. Но что ж могу на то ответило дать? токмо с многострадальным Иовом: Господь даде, Господь i взъят; якоже же годе ему, тако i бысть. Буди имя Господне благославенно отныне i до века" {Письма русских государей. Изд. Комиссии печат<ных> грамот и догов<оров>. Переписка с Екатериной. No 61.}.
Есть в письмах Петра В<еликого> строки, свидетельствующие о его знакомстве с классической мифологией, и он щеголяет ее подробностями. Так, в письмах к адмиралу Головину из Курляндии государь, сожалея о том, что шведский генерал Левенгаупт отступает и уклоняется от сражения, сравнивает его отступление с уклонением равнодушного красавца Нарцисса3 от любви горной нимфы Эхо4, которая от этой безнадежной любви настолько высохла, что от нее остался только один голос. "Мы здесь великое несчастье имеем, -- пишет царь, -- понеже господин Лейнгопт, яко Нарциц от Еха, от нас удаляетца" {П<исьма> и б<умаги...>. No 879. 10 авг. 1705 г.}. В официальных письмах с известием о Полтавской победе Петр участь шведской армии уподобляет участи Фаэтона, сына Гелиоса-солнца, который задумал на отцовской огненной колеснице совершить путь по небесному своду, но не справился с колесницей, чуть было не причинил всемирного пожара и стремглав упал с небес, пораженный молнией Зевса, усмотревшего опасность для вселенной от дерзкой затеи неопытного юноши. "И единым словом сказать, -- заключает Петр В<еликий> свой рассказ о гибели шведов, -- вся неприятельская армия Фаэтонов конец восприяла" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 88--89.}. В письме к Меншикову от 4 июля 1703 г. из-под Дерпта встречаем метафору, взятую из астрономии и показывающую знание Коперниковой системы. Приехав под Дерпт, Петр остался недоволен предпринятыми осадными работами. "Все негодно, -- с горечью сообщает государь Меншикову, -- и туне людей мучили. Когда я спрашиваю их: для чего так? то друг на друга, а больше на первого" (на Б. П. Шереметева складывали ответственность). Осадные сооружения возведены слишком далеко от города: "Ибо здешние господа зело себя берегут, уже кажется и над меру... Но я, -- продолжает государь, -- принужден сию их Сатурнусову дальность в Меркуриусов круг подвинуть" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. III. No 673.}. Вовремя и кстати приведет Петр в тексте письма подходящую русскую пословицу, которая хорошо подчеркивает высказанную им мысль. "Прусскому (посланнику) ответствовать, -- распоряжается он в письме к Ф. А. Головину из Митавы, -- понеже он желает, когда мы возьмем, чтобы отдали; но у меня на сие старое слово: что, не убив медведя, отнюдь кожи сулить не надлежит" {Там же. No 887.}. Предложение прусского посланника Кейзерлинга6 заключалось в том, чтобы Курляндию по изгнании из нее шведов отдать под управление прусскому королю. Особенно пестрят пословицами письма Петра к Екатерине. "Понеже пословица есть, -- читаем в письме от 25 дек. 1712 г. из заграницы, -- два медведя в одной берлоге не уживутца -- возьми с собою князь-папу". Взять князь-папу с собою в поездку, о которой идет речь и письме, Екатерина должна, видимо, для того, чтобы предупредить его ссору с кем-то, с кем он не уживается {Письма русских государей. Переписка с Екатериной. No 44.}. Сообщая Екатерине от 29 янв. 1716 г. из Нарвы о плохом состоянии здоровья в пути, из-за чего он был уже готов отказаться от поездки, он успокаивает ее, однако, известием о наступившем затем улучшении; "но вчерашнего дня, как поехал, то час от часу, слава Богу, лутче стала. I что слышал в диърагмени месте {Письма к Екатерине. No 62. Диафрагма -- поперечная перепонка, отделяющая сердце и легкое от прочих внутренностей. Петр пускает и ход свои сведения по анатомии.}, то в пути меньшеть стала, отчего осмелился i ночью ехать, но i то безвредно было так, как преж сего. Iтак теперь сбылась пословица, что обыкновение -- другая природа". Петр хочет сказать, что он так привык к поездкам, что ему во время путешествия не вредят и болезни. "Дан Боже милость свою... чтоб с добром возвратитца по старой пословице: хотя не скоро, да здорова", -- пишет царь Екатерине 11 авг. 1718 г. из Гангута, уведомляя ее о своем выезде к ней, но выражая при этом опасение, что может запоздать к разрешению ее от бремени {Там же. No 112.}. В одном из писем к Екатерине Петр приводит даже голландскую пословицу, предупредительно написанную русскими буквами. "После ваших писем, что непъриятели намерились отаковать, по ся поры ничего нет поновъки (нового); знать у них тверда голанская пословица: тюсхен дут эн зеге -- юль того берге леге" {Там же. No 37. "Между смертью и победой лежит много высоких гор".}.
Если случится, Петр прибегает к образному выражению, не заботясь при этом о красоте образа и не обнаруживая особого вкуса в выборе сравнений. "Объявляю вам, -- радостно пишет он Екатерине от 14 июня 1710 г., -- что вчерашнего дня город Выборх здался i сею доброю ведомостию [что уже крепъкая падушка Санкт-Питербурху устроена через помощь Божию] вам поздравъляю" {Переписка с Екатериной. No 20.}. Сравнение Выборга с подушкою для Петербурга едва ли можно найти особенно удачным: оно все же требует пояснения. О битве при Добром 29 авг. 1708 г. Петр известил Екатерину в следующих образных выражениях: "Правда, что я как стал служить такой игърушки не видал; аднакож сей танец в очах горячего Карлуса изрядно станцовали; аднакож более въсех попотел наш полк" {Там же. No 9.}. Разлад между участниками Северного союза, бывший причиной их неэнергичных действий против шведов, царь в одном из писем обозначил сравнением этого союза с экипажем, запряженным несъезженными конями разного возраста: "О здешнем объявляем, что балтаемся туне; iбо что маладые лошади в карете, так наши соединенные, а наипаче каренные: сволучь хотят, да каренные ни думают" {Там же. No 72. 13 июля 1716 г., г. Борнгольм.}. Нередко под перо просится острота; при этом, если Петр пишет в хорошем настроении духа, блёстки его остроумия согреты теплотой добродушного юмора, какого особенно много в переписке его с Екатериной. Уведомляя ее в сентябре 1711 г. о своем приезде в Карлсбад для лечения водами, царь пишет: "Мы сюды доехали, слава Богу, здорова i завътра начнем лечитца. Место здешнее так весело, что мочно чесною тюрмою назвать, понеже междо таких гор сидит, что солнца почитай не видеть; всего пуще, что доброва пива нет" {Письма к Екатерине. No 23. Ср. No 36.}. Об ответном визите семилетнего французского короля Людовика XV, которого Петр при свиданиях с ним поднимал на руки, он сообщил Екатерине в письме от 2 мая 1717 г. из Парижа: "Объявъляю вам, что в прошлой понедельник визитовал меня здешней каралища, которой палца на два более Луки нашева (карлика), дитя зело iзрядная образом i станом; i по возрасту своему доволно разумен, которому седмь лет" {Там же. No 95.}. В письме к царице от 11 окт. 1718 г. Петр поздравляет ее с годовщиною взятия города Шлиссельбурга, острит по этому поводу над шведским происхождением Екатерины (из Лифляндии) и, играя словами (Schlssel -- ключ), остроумно намекает на значение взятия Шлиссельбурга в ходе войны. "Поздравляю вам сим счасливым днем, в котором руская нога в ваших землях Эут взяла... и сим ключем много замков отперто" {Письма к Екатерине. No 119.}. В упомянутом уже письме от 27 июня 1709 г. с сообщением о Полтавской победе Петр остроумно выразился о шведском короле, судьба которого после битвы была еще в русском лагере неизвестна: "А о короле еще не может ведать, с нами ль или с отцы нашими обретается" {Сб<орник> И<мператорского> Р<усского> и<сторического> о<бщества>. Т. XI. С. 18.}. В письмо к Меншикову от 26 апр. 1703 г. Петр вложил письмо к П. М. Апраксину, которого он шутя называет воеводой. "Письмо вложенное, -- пишет царь Меншикову, -- изволь послать до его милости воеводы; а храбрость его по бегу видна" {П<исьма> и б<умаги... >. Т. II. No 513. Ср. No 514.}.
Если письмо Петра выходит из-под его пера в те моменты, когда он чем-нибудь недоволен и расстроен, его остроумие разражается горечью злой иронии и жестокой шуткой. Нетрудно представить себе, какое недовольство должна была возбудить в государе неисправность и задержка в доставке артиллерии к берегам Невы в начале 1703 г., когда он собирался продолжать там так удачно начатые взятием Шлиссельбурга военные действия. "Siir, -- жалуется царь в письме из Шлиссельбурга в Москву к Ф. Ю. Ромодановскому, -- извествую, что здесь великая недовоска алтиллери есть... самых нужных не довезено 3033 бомбив трехпудовых, трубок 7978, дроби i итилю ни унта, лопаток и кирок железных самое малое число, а паче всего мастера, которой зашрублевает (sic) запалы у пушек, по сей час не прислан, от чего прошлоготские пушъки ни одна в паход негодна будет, от чего нам здесь великая останока делу нашему будет без чего i починать нелзя. О чем я сам многажды говорил Виниусу, которой отиотчивал меня Московъским тотчасом. О чем изволь ево допросить: для чего так делается такое главъное дело с таким небрежением, которое тысячи ево головы дороже". Излив свой гнев по поводу недосылки артиллерии в выражениях, не предвещавших голове медлительного Виниуса ничего доброго, подписав письмо и снабдив его датой, Петр спохватился, чтобы указать еще на одно упущение, о котором он и говорит в приписке: "Iз опътеки ни золотника лекарст не прислана". Далее следует жесткая игра словами: "Того для принуждены будем мы тех лечить, которые то презирают" {Там же. No 500.}. В том же роде острота в письме от 3 авг. 1707 г. к А. В. Кикину из Варшавы: "Щербаку i Астровскому скажи, что они ко мне не пишут о моем дворе, а паче о огороде, за то iм сам привезу по катану стеганаму доброму" {Там же. Т. VI. No 1886.}. Письмо это вообще полно укоризн и упреков за разные неисправности. Раздражительность Петра, так заметная в этом письме, может быть, объясняется не только неприятными известиями и отсутствием известий, но и болезненным состоянием, Жестокой лихорадкой, от которой страдал государь в 1707 г. в Варшаве. "Писал ты к Макарову,-- читаем далее в этом же письме, -- что едосей (Скляев) был за несколко минут до смерти; i сие едваль не зговорясь мы учинили; iбо i я толко уто за пять был до смерти: в сам Iльин день уже i людей не знал, i не знаю, как Бог паки велел жить: такая была жестокая ибра, от которой теперва еще вполы в себя не могу притить!" Слова относительно Щербака и Островского "привезу по катану стеганому доброму", как совершенно правильно замечает издатель писем, "надо понимать иносказательно: будут подвергнуты телесному наказанию". Игра словами -- нередкая форма, в которую выливается остроумие Петра в письмах. "Правда, что зело жесток сей орех был, однакож, слава Богу, счастливо разгрызен", -- так извещал Петр Виниуса о взятии города Нотебурга, старинного новгородского пригорода Орешка. Нотебург был переименован Петром в Шлиссельбург, и это название, как мы видели, подавало также повод к остротам, к сравнению города с ключом, отпирающим многие замки. Оканчивая лечение водами в Пирмонте, Петр пишет Екатерине от 11 июня 1716 г.: "Надеюсь, Богу изволшу, дней в десять вас видеть; ибо по трех днях кур (cur = лечение) или петух наш окончается" {Письма к Екатерине. No 69.}. 14 авг. 1704 г. о взятии Нарвы Петр сообщает А. В. Кикину таким письмом: "Her Hrotvader. Iнова не могу писать, толко что Нарву, которою 4 года нарывала, ныне, слава Богу, прорвало, о чем пространнее скажу сам. Piter" {<пропуск>.}.





Содержание деловой переписки Петра до крайности разнообразно, и обозреть его в небольшой статье по какой-либо системе нет возможности. В письмах оставила следы вся кипучая, неутомимая, разносторонняя деятельность государя. Военные распоряжения, движение войск на театре военных действий, организация военных сил, комплектование и вооружение войска, постройка кораблей, дипломатические сношения, все стороны внутреннего управления, -- словом, все, что занимало мысль Петра в тот или другой момент его жизни, непременно нашло себе отражение в его необъятной переписке. Читая его письма, начинаешь понимать, до какой степени все управление при нем было личным, каким руководящим началом была его мысль, какою громадною и неистощимою движущею силой была его воля, каким возбуждающим средством была его энергия. Его письма, летевшие от него в разных направлениях, как бы от центра по радиусам, были проводниками его мысли и воли. Я беру для примера один день в жизни Петра -- 6 июля 1707 г. -- тот день, на который приходится максимальное количество отправленных им писем из всех дней 1707 г. Исследуем переписку за этот день; это исследование покажет нам разнообразие содержания писем и широту круга лиц, которых они касаются. Собираясь в этот день покинуть Люблин {Журнал, или Поденная записка. Изд. Щербатовым. Т. I. С. 160. Ср.: П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1860. 1861, 1867.}, где он тогда находился, и отправиться в Варшаву, Петр ответил на последнюю полученную в Люблине корреспонденцию, им были получены письма от Курбатова, К. А. Нарышкина, кн. Ф. Ю. Ромодановского и Б. П. Шереметева. А. А. Курбатов, опер-инспектор московской ратуши, ходатайствовал перед государем о распоряжении, чтобы в Ратушу были внесены причитающиеся ей деньги из приказов адмиралтейского, поместного и сибирского, а сверх того просил указаний по поводу перечеканки монеты. Письмо Курбатова вызвало четыре письма от Петра в Москву: к стольнику Гр. А. Племянникову6, одному из членов адмиралтейского приказа, к думному дьяку Автоному Иванову7, заведывавшему поместным приказом, и к кн. М. П. Гагарину, начальнику сибирского приказа, ко всем троим о взносе в ратушу следующих ей денег и о счете с ней и, наконец, к самому Курбатову с уведомлением об этих сделанных по его просьбе распоряжениях и с указанием относительно перечеканки медной монеты и ефимков.
Письмо из Пскова от Кирилла Алексеевича Нарышкина, дерптского коменданта, заключало в себе несколько предметов. Нарышкин доносил о рекогносцировке, предпринятой из Дерпта "для поиску над неприятельскими людьми", и о том, что разведочный русский отряд встретился с разведочным же неприятельским отрядом и разбил его. Далее он сообщал о выезде в Дерпт шведского капитана и драгунского урядника и уведомлял государя об исполнении его повеления о высылке дерптских жителей-шведов в Москву. Этих известий Нарышкина Петр не коснулся в своем ответе. Но затем шли дела, видимо, очень тревожившие дерптского коменданта и вызвавшие ответ государя, комендант жаловался на недостаток контингента в одном из подушенных ему полков -- Мурзенковом; он обращался за рекрутами согласно прежнему повелению государя к Т. Н. Стрешневу, но тот рекрут не прислал. Петр отвечает, что послал Т. Н. Стрешневу новый указ. Нарышкин пишет далее, что кн. М. П. Гагарин, которому велено было прислать безденежно ружья для псковских драгун и для Мурзенкова полка, безденежно ружей не присылает, просит за них денег, а денег взять неоткуда. Петр успокаивает коменданта сообщением, что к кн. Гагарину также посылается новый указ. Следует в письме Нарышкина жалоба на псковского провиантмейстера, не выдающего на 1707 г. окладного хлебного жалованья трем дерптским солдатским полкам. Петр предписывает в ответе с выдачей хлебного жалованья повременить. Следующий пункт письма Нарышкина -- сообщение о состоянии сооружавшейся засечной линии, которая еще не окончена. Нарышкин спрашивает, кому за этим делом наблюдать. Петр отвечает приказанием линию, где попорчена, чинить, щадя, однако, силы местного крестьянского населения, "усматривая, чтоб трудности людям не было, понеже ныне людей не без труда есть, первое, что деловая пора, другое и то но малое дело, что на Луках крепость делают". Особого наблюдателя за этими работами государь, однако, не назначил. Нарышкина затрудняла путаница, происшедшая в назначении командира солдатского Митчелева полка, находившегося в его округе. Кн. А. Д. Меншиков назначил командиром в этот полк Вилима фон Фенихбира; но он не прибыл, а вместо него Б. П. Шереметев прислал в командиры другого иноземца полковника Бокана. "И о сем, Ваше Величество, -- спрашивает Нарышкин, -- что укажешь?" Петр сообщил, что вместо Митчелева полка дерптскому коменданту будет прислан другой полк. Наконец, Нарышкин сообщал об измене сержанта Смольянинова, который пытался отъехать к неприятелю, но пойман и с пыток повинился, что действительно хотел отъехать в Ревель. Петр отвечает: "Сержанту Смольянинову... учинить то, чего он достоин".
Перечисленными предметами исчерпывается содержание письма К. А. Нарышкина, но не исчерпывается содержание ответа Петра. Государь касается еще одного дела, о котором, вероятно, шла речь в предыдущем письме Нарышкина: делает распоряжение об отдаче под суд майора Гревса и артиллерийских поручиков, которые оказались в чем-то виновны, и сообщает, что для управления артиллерией, пока эти офицеры будут под судом, в Дерпт будет прислан поручик из Нарвы. Но и этим письмо Петра еще не кончилось. Он заключает его распоряжением об устройстве подкопов под дерптской крепостью. "При сем еще в запас объявляю, -- пишет он, -- что под болварками всеми в Дерпте, а наипаче под теми, где сии слова А. В. на черте же поставлены, зделать подкопы, дабы в нужное время возможно сию Оортецыю подорвать, а наипаче под вышеписанными двема так крепко зделать, чтоб с вундаменту разорило; а под новой, чаю, не надобно подкопа, понеже деревиной: мочно зжечь, однако в запас зделать; для которого дела посылаетца к вам подкопщик. Однако ж сие дело надлежит тайно делать, а наипаче от жителей тамошних. Также и пороху во оные до указу не класть". По поводу письма К. Л. Нарышкина Петр, кроме обширного ответа ему, отправил еще письма: в Москву Т. Н. Стрешневу с энергичным подтверждением о немедленной отправке рекрут в Мурзенков полк {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1859.}, затем в Петербург к Ф. М. Апраксину о высылке из Нарвы в Дерпт одного поручика для управления дерптской артиллерией и в Минск к кн. Л. И. Репнину о высылке в Дерпт подкопщика. Кроме того, в упомянутом уже ранее письме от того же 6 июля к кн. М. П. Гагарину наряду с распоряжением о взносе денег из сибирского приказа в Ратушу было включено и распоряжение о безденежной высылке ружей к дерптскому коменданту Нарышкину {Там же. No 1855. 1859, 1850, 1857, 1851. -- Письмо К. А. Нарышкина см.: П<исьма> и б<умаги...>. Т. V. С. 511--513.}.
В отправленном в тот же день, 6 июля, ответе на письмо кн. Ф. Ю. Ромодановского от 20 июня Петр подтверждает свое прежнее распоряжение по делу об участниках астраханского бунта, розыском о которых был занят Ромодановский, и предписывает передать другое политическое дело: о соучастниках Анны Ивановны Монс, обвинявшейся в то время в колдовстве и в привораживании к себе Петра, на решение общего совета бояр. Кроме этих двух предписаний Петр приказывал еще князю в том же письме прислать к нему в находившийся при нем в Польше Преображенский полк {Журнал, или Поденная записка. Т. I. С. 161.} полкового писаря, выбрав для того из подъячих доброго и заобычайного человека.
Б. П. Шереметеву, стоявшему тогда в г. Остроге, Петр в рассматриваемый день, 6 июля, отправил два письма. В них он отвечал на вопросы, затронутые в письме Шереметева к нему от 27 июня. Шереметев доносил о сборе контрибуции с вотчин князей Вишневецких. Петр заметил по этому поводу в своем ответе: "Для Бога в контрибуции не омедливай по указу". Фельдмаршал просил далее позволения взять молодых людей "недорослей Преображенской и Семеновской лейб-гвардии" для назначения их на места подпоручиков в подчиненные ему полки. Петр предоставляет ему выбрать требуемых офицеров из урядников и не дорослей Семеновского полка, прибавляя при этом: "А из Преображенскова сам выберу". В письме Шереметева содержалась еще просьба: он ходатайствовал о назначении к нему переводчика для перевода с немецкого языка документов, поступающих на его главную квартиру. Петр предлагает ему обратиться за переводчиком в Москву в военный приказ; при нем, в царской глин ной квартире, такового не имеется. Кроме этих ответов на до несение и просьбы Шереметева государь в одном из писем от 6 июля, предупреждая фельдмаршала о предстоящем походе на Литву, дает ему предписание принять меры к устройству подвоза припасов русским войскам по новому направлению, именно не через Киев, как возили раньше, а через Смоленск, Слуцк или Минск. Почтовые сношения должны производиться еще по прежнему направлению до тех пор, пока сам Шереметев двинется с места {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1860, 1861. Письмо Шереметева см.: Там же. С. 233--234.}.
Последнее письмо, написанное Петром 6 июля 1707 г., пере носит нас в другую область, в землю донских казаков; это письмо к князю Юрию Владимировичу Долгорукому, находившемуся в Троицкой крепости (в Таганроге). Долгорукому Петр писал о высылке с Дона нашедших себе там приют и укрывающихся беглых посадских и крестьян. Этих беглецов царь приказывает переписать и выслать с провожатыми по-прежнему в те города и места, откуда кто бежал; если найдутся между ними преступники, воры и забойцы -- таковых отослать под караулом в Москву или в Азов. Долгорукому поручалось далее произвести расследование о притеснениях, причиненных полковнику и жителям Изюмского полка бахмутским станичным атаманом Буланиным8, разорившим у изюмцев солеваренные заводы, из-за которых у бахмутцев шли с изюмцами споры, а также о сопротивлении, оказанном бахмутцами дьяку Горчакову, посланному из Воронежа досматривать и описывать эти спорные места. Произведя это расследование, Долгорукий должен был позаботиться о размежевании спорных угодий между враждующими донцами и жителями Изюма {Там же. No 1852.}.
Итак, 6 июля 1707 г. Петр в своей переписке как бы окинув взором громадное пространство. Он писал в Москву, в Дерпт, в польскую Украйну, в Донскую область. Он коснулся в отправленных письмах по меньшей мере 20 дел. Приведем еще раз их перечень. В круг этих дел сошли: уплата в московскую ратушу причитающихся ей сумм из приказов адмиралтейского, сибирского и поместного; перечеканка монеты; комплектование рекрутами стоявшего в Дерптс Мурзенкова полка; снабжение этого полка и драгунского псковского оружием; выдача хлебного провианта трем дерптским солдатским полкам; сооружение оборонительной линии в дерптском обер-комендантетве; перевод Митчелева полка в другой округ; предание суду изменника и совершивших проступки офицеров; назначение командира дерптской артиллерии; устройство подкопов под дерптскими укреплениями; политические розыски но делу астраханских мятежников и по делу Мопс; присылка в Преображенский полк полкового писаря; пополнение офицерами полков в армии Шереметева; посылка к Шереметеву переводчика; контрибуция, собираемая Шереметевым с вотчин в местностях расположения его армии; новое направление подвоза припасов к русским в Польше; высылка из Донской области беглых посадских и крестьян; расследование конфликта между донскими казаками-бахмутцами и жителями Изюмского полка и размежевание между ними спорных угодий. Вот перечень, который, несомненно, уже утомил читателя, устало скользящего по нему взором. Но вся перечисленная в нем масса дел едва ли утомила Петра! А между тем, каким упорным трудолюбием надо было обладать, чтобы решить, не откладывая, все эти вопросы, какую огромную намять надо было иметь, чтобы в них отчетливо разобраться, чтобы припомнить каждый из попавших в полосу его внимания предметов со всеми его конкретными и мелочными подробностями, какое присутствие духа, чтобы не только не растеряться в этом кипучем водовороте донесений, жалоб и просьб, но и дать каждому твердое руководящее указание! Как хорошо надо было знать то множество лиц, с которыми приходилось иметь ежедневно сношения, притом знать их не с внешней стороны только, но и изучить внутренние свойства и особенности каждого, чтобы, обращаясь к одному -- подкрепить даваемое ему указание ласковой просьбой, адресуясь к другому -- прибегнуть к угрозе, а к третьему -- написать деловое письмо в шутливом тоне. И такую работу приходилось вести изо дня в день, иногда неоднократно и Настойчиво возвращаясь к одному и тому же делу, чтобы тем вернее и надежнее достигнуть его исполнения. 6 июля 1707 г., перед отъездом из Люблина в Варшаву, Петр, как мы видели, писал Шереметеву о новой организации сообщения находившейся в польских землях русской армии с Москвою. 14-го из Варшавы царь вновь пишет Шереметеву о том же предмете, требуя дать ответ, как исполнено дело. Точно так же он возвращается и к вопросу о сборе контрибуции. В письме от 6 июля он пишет: "Для Бога в контрибуции не омедливай по указу". Письмо от 14 июля он заключает словами: "А паче всего изволь трудитца в выбирании контрибуции" {П<исьма> и б<умаги...>. Т. VI. No 1867.}. Царь хорошо знает, что такое повторение не будет лишним.


Продолжение следует....

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

3 апреля 1909, Ц<арское> С<ело>

Иннокентий Анненский

Мир привычный, просторный и ясный
Разделен был нежданной судьбой –
Ты остался за линией красной,
Я осталась за белой чертой.

Выбор сделан. К барьеру мы встали
И уже не увидимся вновь.
Сами мы приговор подписали.
Сами мы расстреляли любовь.

Снег над Родиной мокрый и вязкий
Жизнь крошится, как звездная пыль.
Вместо белой рождественской сказки
Встретит Родина красную быль.

Выбор сделан. К барьеру мы встали
И уже не увидимся вновь.
Сами мы приговор подписали.
Сами мы расстреляли любовь.

Мы пропали в сраженье напрасном.
Что ж, прощай, друг единственный мой!...
Ты остался за линией красной,
Я осталась за белой чертой.

Илья Резник.

Вы Помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.

Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел -
Катиться дальше, вниз.

Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состоянье.

Земля - корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.

Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был -
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.

Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий...
. . . . . . . . . . . . . . .

Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!

Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был
И что со мною сталось!

Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.

Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.

Простите мне...
Я знаю: вы не та -
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.

Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
С е р г е й Е с е н и н.

<1924>

Ей даровал Бог слишком много!
И слишком мало - отпустил.
О, звездная ее дорога!
Лишь на холсты хватило сил...
Я с этой девушкой знакома
Увы, конечно, не была!
Но, как она - сидела дома
И золотой узор ткала.
В привычной клетке одиночеств,
Где и живет одна - душа,
Как много в дневниках пророчеств,
Когда Любви тебя лишат!
Ей даровал Господь так много!
А Жизнь - крупинками считал.
О, звездная ее дорога!
И Смерть - признанья пьедестал!

М.Цветаева



Феномен ее очарования еще долго будет вызывать споры и, по-видимому, так никогда до конца и не будет познан. Ее обаяние незримо присутствовало в русском "серебряном веке", во французском экзистенциализме, воздействует оно и на современный авангардизм. Это таинственное притяжение искусства, возможно, связано с драмой невыраженности ее души при необычайном таланте.
Путь художницы Марии Константиновны Башкирцевой ( 11 ноября 1860 года - 31 октября 1884 года) был коротким - всего 24 года. Но, кажется, что в эти 24 года уместилась не одна, а несколько жизней.
Анастасия Цветаева вспоминала, что в 1910 году они с сестрой "…встретили в гостях художника Леви, и эта встреча нас взволновала: он знал — говорил с ней в Париже — Марию Башкирцеву! Как мы расспрашивали его! Как жадно слушали его рассказ!"
Марина Цветаева долго переписывалась с матерью Башкирцевой, и свою первую книгу стихов "Вечерний альбом" она посвятила Марии:




С той девушкой у темного окна
— Виденьем рая в сутолоке вокзальной —
Не раз встречалась я в долинах сна.
Но почему она была печальной?
Чего искал прозрачный силуэт?
Быть может ей — и в небе счастья нет?

В 1860 году в Гайворонах Полтавской губернии в семье отставного офицера и предводителя местного дворянства родилась дочь. В честь этого события ровно неделю палили пушки, установленные во дворе особняка.
Для счастья здесь, на земле, Мария имела, кажется, все: знатное происхождение, богатство, красоту, заботливых и блестяще образованных родственников. Правда, спустя два года после свадьбы родители Муси (так ее звали в детстве) развелись, что было большой редкостью для тех лет, но девочка воспитывалась в семье деда, поклонника Байрона и англомана, окруженная заботой и дружеским участием.
Болезненность Муси послужила причиной того, что Башкирцевы в 1870 году надолго уехали за границу. Они живут в лучших отелях, нанимают самые дорогие виллы, самые роскошные квартиры, но комфорт кажется Марии, которая уже стала вести свой знаменитый дневник, всего лишь золотой клеткой, где особенно остро чувствуется одиночество человека. Не было ни одного музея, ни одной картины в Европе, которые бы Башкирцева не осмотрела, она живет в каждодневном общении с искусством, его сила одухотворяет любой порыв юной аристократки.

­
Автопортрет.

Всюду Марию окружали роскошь и всеобщее обожание. Мария жадно схватывает все новое и много, слишком много для юной девочки учится - иностранные языки и философия, история и литература, музыка и пение - и во всем, во всем она хочет быть первой, потому что цель Марии Башкирцевой не выгодное замужество с графом или бароном, а ни много, ни мало - покорение мира.
Английский критик Гладстон писал: "С ее страстью к искусству могла бы соперничать… только ее любовь к явному поклонению. Вечер в театре, хотя она смеялась беспрестанно, был для нее потерянным вечером, потому что в этот вечер она не занималась и ее не видели".
В шестнадцать лет достижение цели было связано с прекрасным, редким сопрано Башкирцевой. Однако в судьбе Марии просматривается нечто мистическое, словно какой-то заранее предупрежденный рок сопротивляется проявлению ее таланта. Как только девушка начинает достигать высоты, ее останавливает сила, неподвластная разуму, будто Мария способна была возноситься туда, где непозволительно пребывать человеческому гению. В восемнадцать Башкирцева начинает глохнуть, а в девятнадцать теряет свой уникальный голос.
Но дарования ее были блистательны и всесторонни. Языки она усваивала с поразительной легкостью, латынь и древнегреческий выучила самостоятельно, память имела уникальную: наизусть знала огромные отрывки из Гомера. Когда читаешь дневник Башкирцевой, то с трудом верится, что перед нами размышления совсем еще девочки, почти подростка. Способность работать у нее была громадной, притом как будто все окружавшие предметы были пищей для ее ума: из-за политики она могла лишиться сна.

­
Автопортрет.

В конце 1877 года Башкирцева пришла в частную академию рисования, и это увлечение полностью изменило ее, стало одержимостью, чуть ли не сумасшествием, завладевшим сознанием: "Я хочу от всего отказаться ради живописи. Надо твердо помнить это, и в этом будет вся жизнь". И этот отказ от внешнего мира был настолько решительным и хладнокровным, что Анатоль Франс позже заметил: "Это было одно из тех внезапных превращений, примеры которых мы встречаем в житиях святых".
После первых же занятий профессор Жулиан отмечает успехи новой ученицы. "Я думал, что это каприз балованного ребенка, но я должен сознаться, что она действительно работает, что у нее есть воля и она хорошо одарена. Если это будет продолжаться, то через три месяца ее рисунки могут быть приняты в Салон".
В два года осваивает семилетний курс академии блестяще одаренная, но не менее трудолюбивая Мария. Она работает, полубольная, по 12-14 часов в день, почти ночует у мольберта и холстов.

­
В мастерской школы-студии Жулиана.

Учителя в изумлении смотрят на профессиональные холсты начинающей ученицы, оскорбительно выпытывают, ей ли самой принадлежат все эскизы и рисунки...

Мария пренебрегает советами врачей, играет на рояле по многу часов в день. Но она всегда игнорировала свою физическую слабость, не говорила о болезни вслух, презирала заботу о телесном, вышучивала свой кашель и согласилась серьезно лечиться лишь, когда все уже было запущено.
Нечеловеческое трудолюбие и работоспособность создают огромное количество картин - они находятся сегодня в Русском музее, Музее Башкирцевой в Ницце, в Третьяковской галерее и Санкт-Петербурге, Сумах и Днепропетровске, многочисленных частных коллекциях.
Ее картина "Жан и Жак" хранится в Лувре как национальное достояние Франции. Из всех российских и украинских живописцев, добившихся признания в этой стране, Мария Башкирцева - первая, чьи работы помещены в Лувр и Люксембургский дворец.

­
картина " Жан и Жак".

Многие исследователи сегодня спорят о картинах Башкирцевой; что это — новое слово в искусстве, наивное отражение девического мира, гениальное озарение? Признают, что ее творчество созвучно работам Бастьена-Лепажа, художника с трагической судьбой, но довольно посредственного. Однако сегодня картины Лепажа лишь экспонаты в музее истории живописи, а полотна Башкирцевой продолжают волновать зрителя. Возможно, потому, что есть в них что-то необузданное, тайное, запретное, невысказанное.
Мир картин Башкирцевой - это мир парижского предместья, мир служанок, работниц, беспризорных детей. Ее окружает Париж импрессионистов, Париж бульваров, Париж кафе, салонов и театров.

­
картина " Парижанка".

Но ее влекут к себе не крыши и шпили этого города, а его булыжные мостовые, по которым ступают и деревянные башмаки, и изящные туфельки.

Близость смерти Марией ощущалась особенно остро. Ее мироощущение напоминает дурное предчувствие перед катастрофой. Собственно, так это и было. В культуру приходило декадентское искусство, в России расцветал терроризм, наступал XX век, век катаклизмов и бурь. По возрасту она могла бы дожить до 1917 года, но по тонкости понимания окружающего она должна была стать только провозвестником, предтечей перемен.
Больше всего Марию терзала мысль о бесследности, полном исчезновении. Если "душа чувствует, любит, ненавидит, желает, если, наконец, одна только эта душа заставляет нас жить, каким же образом происходит, что какая-нибудь царапина этого бренного тела, какой-нибудь внутренний беспорядок, какой-нибудь излишек вина или пищи каким образом все это может заставить душу покинуть тело?"
Этим вопросом Мари озабочена постоянно, сколько бы не было ей лет... Может быть, поэтому у девочки, постоянно окруженной врачами, их советами и порой слишком навязчивой опекой родных, развивается стремление заявить о себе, развить свои недюжинные таланты - в музыке, пении, рисовании, покорить ими, этими талантами, Мир?
Многие потом писали о сильно развитом у Башкирцевой чувстве тщеславия, самолюбования и гордыни.
Но просто-напросто, как все недюжинные натуры, она быстро перерастает уровень, окружающих ее людей - пусть и беззаветно любящих, пусть и преданных, - и начинает осознавать свою обреченность на одиночество.
Насколько богатой была ее душевная биография, настолько блеклой представляется ее фактическое существование. Она так и не познала большой, земной любви, хотя вся ее внутренняя организация, казалось, была подготовлена к этому чувству. Правда, был у Башкирцевой один не слишком страстный роман в Италии, но он закончился разочарованием, вся энергия которого была перенесена в живопись.

­
" Осень".

Сложные отношения связывали Башкирцеву с ее учителем Лепажем. Французский художник меньше всего походил на Дон Жуана. Он был прост и сдержан, маленький с невнушительной фигурой, молодой человек не мог, конечно, заинтересовать амбициозную, требовательную Башкирцеву. Но она была уже очень больна, чахотка прогрессировала, и встречи с Лепажем становились ее единственной отдушиной в борьбе с тяжелым недугом. Именно в этот период были написаны самые значительные работы Башкирцевой, приобретенные Люксембургским музеем.
Башкирцева, конечно, не любила Лепажа, но он дал ей возможность реализовать ее желание о преклонении перед ней, о преданности, о беззаветной любви. Тяжелая болезнь приковала Лепажа к постели, но и тогда, когда он не мог двигаться, потребность видеть Марию каждый день вынуждала его близких приносить художника в дом Башкирцевых. Он неотлучно находился у постели девушки и в последние предсмертные месяцы. С обернутыми подушками ногами, пока не наступала ночь, Лепаж сидел у изголовья Марии. Они почти не говорили, но он не мог уйти и с тоской наблюдал, как умирает любимая женщина.




Образ Башкирцевой последних месяцев вспоминает подробно в предисловии к каталогу ее картин известный в свое время критик Франсуа Коппе. Это была девушка небольшого роста, худая, очень красивая, с тяжелым узлом золотых волос, "источающая обаяние, но производившая впечатление воли, прячущейся за нежностью… Все обличало в этой очаровательной девушке высший ум. Под женской прелестью чувствовалась железная, чисто мужская сила, и невольно приходил на память подарок Улисса юному Ахиллу: меч, скрытый между женскими уборами".

­
Мастерская Марии Башкирцевой.

В мастерской гостя удивили многочисленные тома книг: "Они были здесь все на своих родных языках: французы, немцы, русские, англичане, итальянцы, древние римляне и греки. И это вовсе не были книги "библиотечные", выставленные напоказ, но настоящие, потрепанные книги, читанные-перечитанные, изученные. Платон лежал на столе, раскрытый на нужной странице".
Во время беседы Коппе испытал какую-то необъяснимую внутреннюю тревогу, какой-то страх, даже предчувствие. При виде этой бледной, страстной девушки ему "представлялся необыкновенный тепличный цветок — прекрасный и ароматный до головокружения, и тайный голос шептал в глубине души слишком многое сразу".

­
панно " Весна".

Как бы прощаясь с жизнью, Мария начала писать большое панно "Весна": молодая женщина, прислонившись к дереву, сидит на траве, закрыв глаза и улыбаясь, словно в сладчайшей грезе. А вокруг мягкие и светлые блики, нежная зелень, розово-белые цветы яблонь и персиковых деревьев, свежие ростки, которые пробиваются повсюду. "И нужно, чтобы слышалось журчание ручья, бегущего у ее ног, — как в Гренаде среди фиалок. Понимаете ли вы меня?"
Дневник, в котором Мария успела блистательно описать свою короткую жизнь изданный впервые в 1887 году во Франции, на французском языке вызвал настоящую сенсацию.
Дневником болели, восторгались, его отрицали, над ним посмеивались и даже сомневались в подлинности, но не оставались равнодушными!Дневник написан предельно откровенно, подобных ему почти нет в истории, и может быть, поэтому он подвергался столь яростной критике...




"Мне кажется никто не любит всего как я люблю - пишет Мария на сокровенных страницах: искусство, музыку, живопись, книги, шум, тишину, смех, грусть, тоску, шутки, любовь, холод, солнце, всякую погоду, все времена года, спокойные равнины России и горы вокруг Неаполя, снег зимою, осень с ее дождями, весну с ее тревогой, спокойные летние дни и прекрасные ночи, наполненные сверкающими звездами... Я люблю все до обожания."
Она писала о жизни, о красках и тонах, которые правдивы и поют, она получала медали и призы на выставках, она познала вкус прижизненной Славы, но не была ею прельщена: "Радости от побед нет, потому что это достигнуто долгим и кропотливым трудом, в них нет ничего неожиданного, а также я чувствую себя на пути к более высокому и совершенному, и содеянное уже не удовлетворяет".
Впечатление от ее дневника часто сравнивают с впечатлением от произведений Пруста. Прустовская эпопея об отрезке бытия напоминает дневник вообще, а дневник Марии напоминает — вообще — рассказ об отрезке человеческого бытия. Причем оба автора продвигаются наугад, среди случайностей и непредсказуемых событий, пусть о чем-то догадываясь, но до конца все же не зная своей судьбы.
Умерла она осенним дождливым днем, 31 октября 1884 года.

­
Могила Марии Башкирцевой в Париже.

Что осталось от Башкирцевой? После нее осталась книга в тысячу с лишним страниц, да несколько полотен во французских музеях - Люксембургском, Лувре, музее Ниццы. После кончины Марии мать перевезла в Россию, в имение на Полтавщине, основную часть живописных работ дочери. В роковом 1917-м коллекция сгорела вместе с подожженной усадьбой... Остальные картины, уцелевшие во флигеле, погибли во время бомбежки в 1941 году… И осталось самое главное — таинственное воздействие ее личности через годы и расстояния. Некогда Люксембургскую галерею в Париже украшала аллегорическая скульптура "Бессмертие": молодой гений умирает у ног ангела смерти, в руке которого развернут свиток с перечнем замечательных художников, преждевременно сошедших в могилу. На этом свитке есть русское имя — Мария Башкирцева.




источник:книга " 100 великих женщин",
http://blogs.mail.ru/mail/olga_zak777/313e65ab83ca9175.htm

Ясная Поляна ведет свое летосчисление с конца XVII столетия, с момента появления здесь ее первых владельцев - Карцевых. Усадьба пережила несколько этапов, прежде чем основательно изменила свой облик в ходе коренной реконструкции, предпринятой дедом Л. Н. Толстого князем Николаем Сергеевичем Волконским.

­
Н. С. Волконский.

Его можно считать строителем той яснополянской усадьбы, в которой позднее протекала жизнь Льва Николаевича Толстого.

­
Л. Н. Толстой в Ясной Поляне.

У входа в усадьбу располагаются две круглые кирпичные башни, простые и изящные. Они были выстроены дедом Толстого, князем Н. С. Волконским. Когда-то между башнями были укреплены железные ворота, но при Толстом их уже не было. Внутри башни полые, в них укрывались от непогоды сторожа.




Дом Волконского - самое старое здание в усадьбе.


Предполагается, что в нем некоторое время жил дед писателя князь Н. С. Волконский. При князе в центральной части дома располагались мастерские по изготовлению полотна, ковров, обработке кожи.




При Толстом здесь жила прислуга, находились прачечная и «черная кухня». В восточном крыле Дома Волконского размещалась художественная мастерская дочери Толстого Татьяны Львовны.

­
Т. Л. Толстая
Дед писателя соединил старые черты планировки (регулярный парк «Клины», аллея «Прешпект») с новыми элементами композиции (архитектурный ансамбль, «Аглицкий» парк). «Все, что строил мой дед, - говорил Л. Н. Толстой, - было изящно и не пошло и твердо, прочно, капитально. У него было очень тонкое эстетическое чувство».

­
аллея «Прешпект».

От Н. С. Волконского Ясная Поляна перешла к его единственной дочери, матери Л. Н. Толстого Марии Николаевне. Отец писателя, граф Николай Ильич Толстой, достроил здесь 32-комнатный ампирный дом, увеличил сад и хозяйственные службы.

­
Дом Л. Н. Толстого.

Толстой поселился в этом доме (бывшем флигеле) в 1856. Сюда привез он в 1862 году свою молодую жену.

­
С. А. Толстая.

Позже небольшого флигеля уже не хватало для растущей семьи, и Толстой расширил его, добавив несколько пристроек.

­
В этом доме Толстой прожил более 50 лет. Все вещи, книги, картины здесь подлинные: они принадлежали Толстому, его домашним, а то и предкам писателя. В доме по-прежнему сохраняется обстановка 1910 года, последнего года жизни Толстого.

­
Спальня Л. Н. Толстого.

­
Столовая.

Вокруг дома разбиты цветочные клумбы. Софья Андреевна очень любила цветы, сама ухаживала за ними.

­
Леса Ясной Поляны: Абрамовская посадка, Чепыж, Старый Заказ – места прогулок и детских игр братьев Толстых. На краю оврага Старого Заказа, где, будучи детьми, они искали «зеленую палочку счастья», Л. Н. Толстой завещал похоронить себя.
В 1911 году Софья Андреевна Толстая дважды обращалась к Николаю II с просьбой принять Ясную Поляну под охрану государства, но получила отказ. Было решено назначить вдове писателя пенсию, которая отчасти шла на содержание усадьбы. С.А. Толстая всеми силами и средствами старалась хранить Ясную Поляну, оберегая неприкосновенность кабинета и спальни мужа, обстановки всего дома; ею были сделаны многочисленные записи на предметах быта и фотографиях, при её участии началось описание личной библиотеки Л.Н. Толстого; она привела в систему хранившиеся в усадьбе письма и оказывала помощь исследователям, работавшим над биографией писателя.

­
Лев Николаевич и Софья Андреевна.

Активное участие в жизни усадьбы принимали дети Л.Н. Толстого: Сергей Львович (автор первого путеводителя по Ясной Поляне, 1914) и Александра Львовна.
27 мая 1919 года Народный комиссариат просвещения выдал Александре Львовне Толстой охранную грамоту на Ясную Поляну, в которой удостоверялось, что усадьба и все находящиеся в доме Толстого вещи, имеющие «исключительную культурно-историческую ценность и являющиеся национальным достоянием, находятся под охраной государства».

­
Александра Львовна с отцом.

В 1921 года во многом стараниями Александры Львовны усадьба Л.Н. Толстого была превращена в музей. 10 июня 1921 года вышло постановление ВЦИК о новом статусе Ясной Поляны. Хранитель музея должен был создать в Ясной Поляне культурно-просветительный центр с библиотекой, школой, организовывать чтение лекций, спектакли, выставки, экскурсии. «Комиссаром-хранителем» музея была назначена Александра Львовна Толстая. В 1921 году музей посетили 3147 человек.
С 1925 года шла напряжённая подготовка к столетнему юбилею Л.Н. Толстого (1928). К юбилею во флигеле Кузминских открылась первая выставка («Толстой в Ясной Поляне»), начали выходить тома 90-томного собрания сочинений Л.Н. Толстого, в Ясной Поляне открылась школа имени Л.Н. Толстого. А.Л. Толстая сыграла огромную роль в создании музея и его развитии в 1920-е годы. Но в 1929 году она была вынуждена навсегда покинуть Советский Союз.

­
Л. Н. Толстой в кругу семьи.

В 1930-е годы особое внимание уделялось восстановлению и сохранению Ясной Поляны в исторически неприкосновенном виде. Началось изучение истории Ясной Поляны по документам и опросам современников Толстого; была восстановлена пасека, приводились в порядок сады, производились посадки деревьев взамен вымерших… Работы велись под руководством Ботанического сада Академии наук СССР.
В 1940 году мастера Государственной Третьяковской галереи отреставрировали произведения живописи в доме Толстого (полотна работы Репина, Ге, Крамского). Ясная Поляна была передана в ведение Академии наук СССР; музей стал превращаться в научно-исследовательский центр изучения наследия Л.Н. Толстого.
В 1941 году над Ясной Поляной нависла угроза оккупации. Было решено эвакуировать вещи из дома Толстого. Эвакуацию организовала внучка Л.Н. Толстого Софья Андреевна Толстая-Есенина, которая в 1941 году стала директором объединённых толстовских музеев.

­
С. А. Толстая-Есенина.

Подготовкой вещей к эвакуации занимался хранитель музея Сергей Иванович Щёголев. 13 октября 110 ящиков с экспонатами дома Толстого были отправлены в Москву, а затем в Томск.
Ясная Поляна была оккупирована в течение 45 дней. В ноябре 1941 года все три больших дома усадьбы надо было топить. Немцы долго использовали для этой цели толстовскую мебель. В комнате под сводами, где Лев Николаевич обычно писал, «новые хозяева» расклеили «изобразительную» продукцию вульгарно-фривольного свойства. В доме-музее они взломали все замки в шкафах и столах, растащили личные вещи Толстого, его родных и близких, уничтожили ценнейшие реликвии: коллекцию крестьянской одежды, бельё и посуду, книги. Немцы безжалостно вырубили парк и яблоневый сад, разрушили практически все хозяйственные постройки, скамейки, изгороди. В одной из комнат дома Толстого была устроена сапожная мастерская, в комнате Софьи Андреевны, жены Толстого, они соорудили казино, дом Волконских превратили в госпиталь.
Надругательство было совершено и над могилой Толстого: нацисты похоронили рядом с могилой великого писателя своих солдат и офицеров. В последний день своего пребывания в Ясной Поляне немцы сожгли Яснополянскую школу, амбулаторию, здание лесничества. Такая же участь была уготована и дому семьи Толстых. Вечером нацисты развели в нём костёр, затем быстро сели в машины и покинули Ясную Поляну.
От уничтожения мировую святыню спасли сотрудники музея-заповедника и яснополянские крестьяне. Пожар удалось потушить, и в усадьбе немедленно начались восстановительные работы. Первая реставрация была завершена к маю 1942 года. В мае 1945 года экспонаты дома Толстого вернулись на свои прежние места. Но восстановление Ясной Поляны продолжалось ещё долгое время.
В 1951 г. была проведена серьёзная реставрация дома Толстого; был восстановлен яблоневый сад, вымерзший во время войны, но воспоминаниям жителей деревни и фотографиям реконструированы хозяйственные постройки (кучерская изба, житня).

­
кучерская изба

В 1953 году на реставрационные работы в музее было выделено 6 млн. рублей.
В те годы особое значение приобрела фондовая работа. На каждый из 37 мемориальных объектов усадьбы сотрудники музея разрабатывали паспорта, содержащие точное описание объекта, его размеры, место расположения, назначение, фотографии. С 1950-х годов регулярно выходят в свет Яснополянские сборники научных статей; переиздаются путеводители по дому Толстого и заповеднику.
Начиная с 1950-х годов расширяется экспозиционная деятельность музея, постоянно сменяют друг друга выставки во Флигеле Кузминских и выставочных залах Дома Волконского; музей организует передвижные выставки; расширяются его фонды; растёт число посетителей.
В 1971 году (год 50-летия образования музея) Ясная Поляна приняла трёхмиллионного посетителя. 150-летие Л.Н. Толстого (1978 г.) ознаменовалось награждением музея орденом Ленина. К юбилею было полностью завершено издание библиографического описания книг на русском языке в библиотеке Толстого (в 2-х томах).
Постепенно Ясная Поляна превратилась в крупнейший мемориальный и природный музей-заповедник мирового значения.
Новый этап в истории музея начался в 1990-е годы, когда его директором стал праправнук Л.Н. Толстого — Владимир Ильич Толстой.

­
праправнук Л.Н. Толстого — Владимир Ильич Толстой.

Сегодня, по-прежнему уделяя внимание традиционным направлениям деятельности музея, Ясная Поляна развивается в новых направлениях, например: разработка альтернативных туристических программ, развитие культурного туризма на базе Ясной Поляны, но с выходом за её пределы; реализация мощного потенциала в области просвещения; возрождение народных традиций; расширение рекламной и издательской деятельности; внедрение новых технологий; сотрудничество с зарубежными странами. В структуру музея включается целый ряд филиалов.
Ясная Поляна – уникальный мемориальный и природный заповедник.

­
Верхний пруд в парке.

Здесь сохранены старые здания, окруженные живописными парками, садами, лесами. Здесь по-прежнему живут традиции семьи Толстых.

­
Любимая скамейка Л. Н. Толстого в парке.

­
Веранда в доме Л. Н. Толстого.

Прогулка по Ясной Поляне перенесет вас в мир русских дворянских усадеб 19 века.


источник: книга " 100 великих сокровищ России"

Год основания - 1713
Основатель - Петр I
Девиз - "За любовь и отечество"
Статус - дамский орден
Цвета ленты: красный с серебряной каймой
Число степеней - 2

Единственный орден царской России, предназначенный с 1714 года для награждения "особ женского пола".
Имел две степени. Его знаками были крест большой (1-й степени) или малый (2-й степени) на красной ленте с серебряной каймой (до 1797 года - белой) и нагрудная восьмиконечная звезда с надписью по окружности: "за любовь к Отечеству".
На кресте - изображение Екатерины 1, жены Петра 1.
Орден был очень редок, награждали им только аристократок, получавших вместе с орденом титул "кавалерственная дама"


­
император Петр Великий

Петр I учредил орден Святой Великомученицы Екатерины в память о заслугах Царицы Екатерины Алексеевны, сопровождавшей Августейшего Супруга во время Прутского похода против Турции. Три года назад руководимая Петром 40-тысячная армия оказалась окруженной турецкими войсками, превосходившими силы русских почти в пять раз. Петр I вынужден был пойти на переговоры. Труднейшую миссию взялся выполнить опытнейший дипломат Петр Шафиров. Как ему удалось убедить визиря взять солидный откуп и подписать приемлемое для русских перемирие, история умалчивает, но Екатерине пришлось пожертвовать на подкуп турецких военачальников все свои драгоценности.

­
императрица Екатерина Алексеевна

Первоначально награда называлась Орденом Свобождения (Освобождения), а после вручения ее императрице изменила название. При жизни Петра I Екатерина оставалась единственной обладательницей ордена. Вступив на престол после смерти мужа, она стала жаловать награду представительницам высшей знати. Первыми получили орден дочери Петра, Анна и Елизавета, а затем еще семь дам.

­
Цесаревны Анна Петровна и Елизавета Петровна

При Елизавете Петровне награжденных стало уже тринадцать, а Екатерина II вручила знаки ордена 41 даме.

Орден имел две степени. Большим крестом награждались все принцессы царской фамилии и 12 дам из ближайшего окружения императрицы; малый крест могли иметь одновременно 94 кавалерственные дамы. Знак высшей степени ордена носился на белой ленте, надетой через правое плечо, к нему полагалась усыпанная бриллиантами восьмиконечная звезда. Кавалерственные дамы носили награду на белом банте, на котором был вышит девиз "За любовь и Отечество". Впоследствии Павел I изменил цвет орденской ленты, и она стала красной с серебряной каймой.


­
звезда ордена первой степени

­
знак ордена первой степени

­
лента ордена

За все время существования ордена его знаки носили чуть больше 730 представительниц знатнейших родов России, но в 1727 году им был награжден тринадцатилетний гофмаршал князь Александр Меншиков, сын Александра Даниловича. С орденом связана современная традиция перевязывать новорожденных девочек поверх одеяльца красной лентой. Великие княжны получали орден и орденскую ленту при крещении, а высшие сановники, желая дочерям достижения придворных вершин, стали надевать на окрещенных красную ленту, похожую на орденскую. Голубая лента для новорожденных мальчиков, соответствует, по аналогии, ленте ордена Андрея Первозванного.


источник:http://www.03www.su/rusnag/index.html#1

Петр, сын царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной, родился 30 мая 1672 г.
Когда ему еще не было четырех лет, в январе 1676 г., умер его отец, и Петра I воспитывала мать, царица Наталья.


­
Царь Алексей Михайлович

­
Царица Наталья Кирилловна

Бойкость, восприимчивость, живость и склонность к забавам, носившим военный характер, проявились в Петре с раннего детства. Любимыми игрушками его были потешные знамена, топоры, пистолеты и барабаны...

Когда ему было десять лет, 27 апреля 1682 г., умер его старший брат царь Федор. За смертью его последовали известные бурные события: провозглашение Петра царем в обход старшего брата Ивана, интриги царевны Софьи, вызвавшие страшный стрелецкий мятеж в мае того же года, избиение бояр, потом установление двоевластия и провозглашение Софьи правительницей государства, наконец шумное раскольничье движение с буйными выходками старообрядцев. После этого царица-вдова Наталья Нарышкина должна была вместе с сыном уехать из Москвы и уединиться в Преображенском, любимом подмосковном селе царя Алексея Михайловича.
С 1683 г., никем не руководимый, Петр начал здесь продолжительную игру, которую сам себе устроил и которая стала для него школой самообразования. Из спальников, дворовых конюхов, а потом сокольников и кречетников Петр образовал две потешные роты, которые вскоре пополнились охотниками из дворян и других чинов и составили два батальона. С этими потешными Петр поднял в Преображенском неугомонную возню, построил потешный двор, потешную съезжую избу для управления командой, потешную конюшню, забрал из Конюшенного приказа упряжь под свою артиллерию. Словом, игра обратилась в целое учреждение с особым штатом, бюджетом, с «потешной казной». По соседству с Преображенским находилась Немецкая слобода, населенная в основном военным людом. Из них Петр стал брать в свою армию офицеров. В начале 1690-х гг., когда потешные батальоны развернулись уже в два регулярных полка, поселенных в селах Преображенском и Семеновском, полковники, майоры, капитаны были почти все иноземцы и только сержанты - русские.

Близкое знакомство с немцами и страсть к иноземным диковинкам привела Петра ко вторичной выучке, незнакомой прежним царевичам. Князь Долгоруков привел к царю голландца Тиммермана. Под его руководством Петр «гораздо с охотою» принялся учиться арифметике, геометрии, артиллерии и фортификации, овладел астролябией, изучил строение крепостей, научился вычислению траектории полета пушечного ядра. С этим же Тиммерманом, осматривая в селе Измайлове амбары деда Никиты Ивановича Романова, Петр нашел завалявшийся английский бот. По его настоянию другой голландец Христиан Брант починил бот, приделал мачту и паруса и в присутствии Петра лавировал на реке Яузе. Петр дивился такому искусству и сам несколько раз вместе с Брантом повторял опыт. Из-за тесноты берегов упражнения перенесли в Просяной пруд в селе Измайлово, но и там плаванье оказалось затруднительно. Тогда Петр узнал, что озеро под Переславлем (с XVI века Переславль) подходит для его целей. Петр отпросился у матери на богомолье к Троице, съездил в Переславль и осмотрел озеро, которое ему очень понравилось.

По возвращении в Москву он упросил мать отпустить его снова на Переславль, чтобы там заводить суда. Царица не могла отказать горячо любимому сыну, хотя сильно была против таких затей из боязни за его жизнь. Петр, вместе-с Брантом, заложил верфь при устье реки Трубеж, впадающей в Переславское озеро, и так положил начало своему кораблестроению.

­
Царевна-правительница Софья Алексеевна

Софья и ее сторонники старались представить эти потехи молодого царя сумасбродными дурачествами. Сама мать Наталья Кирилловна не видела в них ничего, кроме забавы пылкого юноши, и думала остепенить сына женитьбою: она нашла ему невесту, молодую и красивую девушку Евдокию Лопухину.


­
Царица Евдокия Лопухина.

Свадьба состоялась 27 января 1689 г. Петр не имел никакого сердечного влечения к своей супруге и женился лишь из угождения к матери. Вскоре после свадьбы, как только начали вскрываться реки, он ускакал в Переславль и там занялся постройкой судов. Летом, после настоятельных просьб матери, Петр с неудовольствием вернулся в Преображенское, а вскоре развернулись события, которые надолго отвлекли его от любимых затей.
В ночь с 7 на 8 августа Петра разбудили перебежчики из Кремля, которые предупредили его, что царевна Софья собрала войска, чтобы напасть и убить его в Преображенском. Не думая даже проверять достоверность этих сведений, Петр соскочил с постели, бросился в конюшню, неодетым вскочил на лошадь и ускакал в соседний лес. Конюхи догнали его, принесли одежду.
Затем подоспело несколько начальников и солдат. Как только Петр увидел себя окруженным достаточным эскортом, он, не дав знать матери, жене и Друзьям, помчался во весь опор к Троице. Около шести утра, разбитый телом и истомленный душой, он добрался до монастыря. Рассказывают, что, войдя в комнату, царь бросился на постель и, заливаясь слезами, рассказал о своей беде архимандриту и умолял его о защите.
Архимандриту удалось успокоить Петра. В тот же день в Троицу подоспели Борис Голицын, Бутурлин и другие начальники Преображенского лагеря.
Подошли Семеновский, Преображенский и стрелецкий Сухаревский полки.
Между Москвой и Троицей завязались переговоры, продолжавшиеся более месяца. Тем временем стрелецкие слободы в Москве пустели, а прилив солдат и всех видов оружия в Троицу постоянно увеличивался. Даже у самых преданных к царевне обнаружились признаки упадка духа. Не сумев поднять стрельцов в августе, Софья должна была теперь уступать шаг за шагом настояниям своего брата. В конце концов ей пришлось отречься от власти и удалиться в Новодевичий монастырь.
Получив власть, Петр не сразу взял управление в свои руки. Некоторое время продолжались еще его шумные потехи, буйные пиры и строительство кораблей. Наконец в 1695 г. усилия царя обратились действительно к важному предприятию: был объявлен поход на турецкую крепость в устье Дона - город Азов. Русских войск было всего 31 тысяча человек и командовали ими три генерала - Лефорт, Головин и Гордон. Взять Азов было нелегко, хотя в нем тогда кроме жителей было не более 8000 неприятельского гарнизона, но город был обведен крепким валом и рвом, а также двумя каменными стенами. Петр, в звании бомбардира, сам заряжал пушки и стрелял из них бомбами. 5 августа предприняли генеральный штурм крепости, но турки отбили его. В сентябре русские приготовились к новому штурму, а между тем начали вести подкопы, но делали это так неискусно, что, когда последовал взрыв, то побито было много своих. Возобновлены были опять попытки к штурму, которые окончились так же безрезультатно. Наконец, 27 сентября решено было оставить осаду.
Первая неудача не повергла Петра в уныние, а напротив, только усилила в нем желание во что бы то ни стало овладеть Азовом и проложить себе путь к Черному морю. Прежде всего он видел, что необходимо построить на Дону гребной флот, во-первых, для удобного перевоза войска, во-вторых, для действий против турок с моря. Для устройства верфи Петр выбрал Воронеж.
Зимою он отправился туда сам и в течение нескольких месяцев занимался постройкой судов. К весне было окончено 23 галеры, 2 корабля, 4 брандера и 1300 струг. Это несмотря на большие затруднения: работники бегали от работы, жестокая зимняя стужа мешала работам, происходили пожары. Распоряжаясь всей постройкой, царь то и дело сам брался за топор.
С первых чисел апреля 1696 г. начали спускать суда на воду, а тем временем подходили собиравшиеся в Воронеж войска. 3 мая караван судов двинулся с войском по Дону. Всего войска было до 40 тысяч. По совету Гордона, около города был насыпан высокий земляной вал. Азов был осажден со всех сторон, а русская флотилия не давала возможности турецкому флоту помогать осажденным. 17 июля малороссийские и донские казаки пошли на штурм, но не смогли взять города. Однако турки, опасаясь возобновления штурма, на другой же день сдались - с условием выйти из города с ручным оружием и со своими семействами. Таким образом, весь Дон до самого устья перешел под контроль России.

В марте 1697 г. в Европу отправилось посольство для поиска союзников в войне с Турцией. Великими послами были назначены Лефорт, Головин и Возницын. При послах состояло около сотни волонтеров и дворян, отправленных для изучения корабельного искусства. Сам царь был записан в свиту посольства под именем Петра Михайлова. В Кенигсберге он усердно занимался артиллерийским делом у инженерного подполковника Штернфельда и привел его в изумление своей понятливостью. Затем Петр поспешил в Голландию, страну кораблей и военного мастерства. 7 августа он приехал в Саардам, вырядившись в одежду голландского плотника - в красной фризовой куртке, в белых парусиновых штанах и лакированной шляпе. Там нашел он знакомого кузнеца, работавшего полгода в Москве, и стал жить в его доме, упросив хозяина никому не говорить, кто он такой. Вскоре Петр нанялся на верфь и работал с неделю плотником. Вместе с другими работниками он ходил в трактир пить пиво, а в свободное время посещал разные заводы и мельницы, которых было много в окрестностях. Вскоре инкогнито царя оказалось раскрыто, толпы любопытных стали ходить за ним по пятам, и Петр должен был уехать. 15 августа он приехал в Амстердам и прожил здесь около четырех месяцев^ При посредничестве бургомистра Витсена, который был некогда в России, Петр определился простым рабочим на ост-индийскую верфь и с чрезвычайным увлечением занялся постройкой специально для него заложенного фрегата, заставляя и своих русских волонтеров работать вместе с собою. Проработав до конца года, Петр узнал, «что надобно доброму плотнику знать», но, недовольный слабостью голландских мастеров в теории кораблестроения, в январе 1698 г. отправился в Англию для изучения корабельной архитектуры.
Принятый в Лондоне очень радушно королем и осмотрев наскоро столичные достопримечательности, Петр поспешил к своему любимому делу, поселился в городке Дептфорде на королевской верфи и принялся за работу под руководством мастера Эвелина. Он прилежно изучал теорию кораблестроения, занимался математикой, ездил в Вулич осматривать литейный завод и арсенал, обозревал госпитали, монетный двор, посещал парламент, побывал в Оксфордском университете, заглядывал в разные мастерские, но потом возвращался опять к своему любимому кораблестроению. 18 апреля Петр простился с королем и отплыл на подаренной Вильгельмом яхте в Голландию, но, не задерживаясь здесь, поехал прямо в Австрию. 16 июня посольство торжественно въехало в Вену. Австрийцы были традиционными врагами турок, и Петр сильно рассчитывал на союз с ними. Но, увы, - склонить императора Леопольда к войне с Турцией Петру не удалось. Та же неудача постигла посольство еще раньше в Голландии и Англии. Европейские державы были глухи к призывам России, поскольку стремились развязать себе руки для назревавшей войны с Францией за испанское наследство.
Оставался последний потенциальный союзник - Венецианская республика, куда Петр собирался ехать из Вены. Но тут пришло к нему известие о бунте стрельцов в пользу царевны Софьи. 19 июля царь отправился в Россию.
Он был сильно встревожен. По дороге пришло сообщение, что бунт усмирен воеводой Шейном. Петр поехал медленнее, осмотрел величковские соляные копи и в местечке Раве встретил нового польского короля Августа II. Встреча продолжалась три дня, и Петр был полностью очарован Августом. По возвращении в Россию он щеголял в кафтане, подаренном Августом, и с его шпагой и не находил слов для восхваления своего несравненного друга. За пирами и веселыми забавами венценосцы договорились о дружбе и взаимной помощи.
Петр обещал королю помощь против внутренних врагов, а взамен просил помощи против шведов. 25 августа 1698 г. Петр возвратился в Москву. Сразу же разнесся слух, что царь гневается: во дворец он не поехал, с женой не виделся, вечер провел у Лефорта, а ночевать отправился в Преображенское. Утром 26 августа толпа всякого звания людей наполнила Преображенский дворец. Тут, разговаривая с вельможами, царь собственноручно обрезал всем им бороды, начиная с Шеина и Ромодановского. Когда слух об этом пошел по Москве, служилые люди, бояре и дворяне сами стали бриться. Пришедшие с бородами на празднование Нового года 1 сентября попали уже в руки шута. Всем близким ко двору людям ведено было одеться в европейские кафтаны С половины сентября стали привозить в Москву стрельцов, оставшихся в живых после первого шеиновского розыска. С 17 сентября начались пытки отличавшиеся неслыханной жестокостью. Петр не только присутствовал на допросах, но, кажется, и сам пытал несчастных. В разгар следствия 23 сентября царь отправил свою жену Евдокию в суздальский Покровский монастырь и велел ее там постричь. (Ее место заняла через несколько лет Марта Скавронская, будущая Екатерина I.)

­
Императрица Екатерина Алексеевна

30 сентября были казнены первые 200 стрельцов. Пятерым из них Петр собственноручно отрубил головы. Казни продолжались и дальше. 17 октября царь велел своим приближенным собственноручно рубить головы стрельцам, а сам смотрел на это зрелище, сидя на лошади, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками. Около 200 стрельцов было повешено вокруг Новодевичьего монастыря и трупы их не убирали в течение пяти месяцев.
Одновременно начались внутренние преобразования в управлении, ломка старого и введение новых порядков на европейский лад: Петр вырос, возмужал и взял в свои руки управление государством. К этому времени вполне определились его характер и привычки, которым он потом следовал до конца жизни.




Петр был великан двух с небольшим метров росту, на целую голову выше любой толпы, среди которой ему приходилось когда-либо стоять. От природы он был силач. Постоянное обращение с топором и молотком еще более развило его мускульную силу и сноровку Он мог не только свернуть в трубку серебряную тарелку, но и перерезать ножом кусок сукна на лету. В детстве он был живым и красивым мальчиком. Впоследствии это впечатление портилось следами сильного нервного расстройства, причиной которого считали детский испуг во время событий 1682 г., а также слишком часто повторяющиеся кутежи, надломившие здоровье еще неокрепшего организма. Очень рано, уже на двадцатом году, у него стала трястись голова, а по лицу то и дело проходили безобразные судороги. Непривычка следить за собой и сдерживать себя сообщала его большим блуждающим глазам резкое, иногда даже дикое выражение, вызывавшее невольную дрожь в слабонервном человеке Многолетнее безустанное движение развило в Петре подвижность, потребность в постоянной перемене мест, в быстрой смене впечатлений. Он был обычным и веселым гостем на домашних праздниках вельмож, купцов, мастеров, много и недурно танцевал. Если Петр не спал, не ехал, не пировал или не осматривал чего-нибудь, он непременно что-нибудь строил. Руки его были вечно в работе, и с них не сходили мозоли. За ручной труд он брался при всяком представившемся к тому случае. Охота к ремеслу развила в нем быструю сметливость и сноровку: зорко вглядевшись в незнакомую работу, он мигом усваивал ее. С летами он приобрел необъятную массу технических познаний. Чуть ли не везде, где он бывал, оставались вещицы его собственного изготовления: шлюпки, стулья, посуда, табакерки и тому подобное. Но выше всего ставил он мастерство корабельное. Никакое государственное дело не могло удержать его, когда представлялся случай поработать топором на верфи.

­
И он достиг большого искусства в этом деле, современники считали его лучшим корабельным мастером в России. Он был не только зорким наблюдателем и опытным руководителем при постройке корабля: он сам мог сработать корабль с основания до всех технических мелочей его отделки. Морской воздух нужен был ему, как вода рыбе. Этому воздуху вместе с постоянной физической деятельностью он сам приписывал целебное действие на свое здоровье. Отсюда же, вероятно, происходил и его несокрушимый, истинно матросский аппетит. Современники говорят, что он мог есть всегда и везде; когда бы ни приехал он в гости, до или после обеда, он сейчас готов был сесть за стол.
Вставая рано, часу в пятом, он обедал в 11-12 часов и по окончании последнего блюда уходил соснуть. Даже на пиру в гостях он не отказывал себе в этом сне и, освеженный им, возвращался к собутыльникам, снова готовый есть и пить.
Любитель живого и невзыскательного времяпровождения, Петр был заклятым врагом всякого церемониала. Он всегда конфузился и терялся среди торжественной обстановки, тяжело дышал, краснел и обливался потом. Будничную жизнь свою он старался устроить возможно проще и дешевле. Монарха, которого в Европе считали одним из самых могущественных и богатых, часто видали в стоптанных башмаках и чулках, заштопанных его собственной женой или дочерьми. Дома, встав с постели, он принимал в простом стареньком халате из китайской нанки, выезжал или выходил в незатейливом кафтане из толстого сукна, который не любил часто менять. Ездил он обыкновенно на одноколке или на плохой паре и в таком кабриолете, в каком, по замечанию иноземца-очевидца, не всякий московский купец решился бы выехать.
Петр покончил с натянутой пышностью прежней придворной жизни московских царей. Во всей Европе разве только двор прусского короля-скряги Фридриха-Вильгельма I мог поспорить в простоте с русским. При Петре не видно во дворце ни камергеров, ни камер-юнкеров, ни дорогой посуды. Обычная прислуга царя состояла из 10-12 молодых дворян, называвшихся денщиками. Возвратившись из заграничного путешествия, он перевел в разряд государственных почти все пахотные земли, числившиеся за его отцом, и сохранил за собой только скромное наследие Романовых: восемьсот душ в Новгородской губернии. К доходам своего имения он прибавлял лишь обычное жалование, соответствовавшее чинам, постепенно им проходимым в армии или флоте.

­
В сентябре 1699 г. в Москву приехал польский посол Карловиц и предложил Петру от имени Польши и Дании военный союз против Швеции. В ноябре договор был заключен. Однако в ожидании мира с Турцией Петр не вступал в уже начавшуюся войну. 18 августа 1700 г. получено было известие о заключении 30-летнего перемирия. На другой же день Петр объявил войну Швеции. 22 августа русские войска выступили в поход на Нарву, а уже 23 сентября приступили к ее осаде. Всего войска было до 35 тысяч, сам Петр под именем капитана бомбардирской роты Петра Михайлова шел с Преображенским полком. Командование сначала было поручено фельдмаршалу Головину, а затем герцогу фон-Круи, приехавшему к Петру на службу по рекомендации короля Августа. 20 октября открыли огонь по городу из всех русских батарей. Надеялись, что Нарва долго не продержится. Вскоре, однако, пришло известие, что шведский король Карл XII высадился в Пернау с большим войском. После военного совета русские укрепили лагерь Стрельба по городу продолжалась, пока наконец недостаток в ядрах, бомбах и порохе не заставил прекратить огонь. 17 ноября боярин Борис Петрович Шереметьев, посланный к Веденбергу, отступил к Нарве с известием о приближении неприятеля. В ту же ночь Петр оставил лагерь и вместе с Головиным уехал в Новгород. Здесь к нему пришло известие о полном поражении русской армии под Нарвой. Ожидая скорого вторжения шведов в Россию, Петр велел наскоро делать укрепления вокруг Новгорода, Пскова и Печорского монастыря, высылать на работу не только солдат и жителей мужского пола, но даже женщин, священников и причетников, так что некоторое время в церквах (кроме соборов) не было богослужения. Князю Борису Голицыну поручено было к весне набрать новые полки, а дьяку Виниусу - создать новую артиллерию. У церквей и монастырей ведено было отбирать колокола и переливать их в пушки. К ноябрю следующего года Виниус докладывал уже об изготовлении 300 новых орудий.
Потребность в солдатах привела к самым крайним средствам привлечения народа на военную службу. Ведено было для пополнения убыли в полках сгонять и записывать в солдаты кабальных, брать в армию дворовых людей, клирошан и монашеских детей, ямщиков и даже воров, содержащихся под судом. Эти опустошительные рекрутские наборы продолжались потом чуть ли не ежегодно до конца петровского царствования При наборе рекрут происходили страшные злоупотребления: несчастных отрывали от семей, приводили в города скованными и держали долгое время по тюрьмам и острогам, изнуряя теснотой и скверной пищей, не давали им одежды и обуви и гнали пешком, не обращая внимания ни на дальность пути, ни на плохие дороги. Болезни косили людей, как траву, так что лишь небольшая часть призванных добиралась до своих полков. Понятно, что народ всеми способами убегал от службы, и царь издавал один за другим строгие указы для преследования беглых. За побег угрожали смертною казнью, но дезертиров было так много, что не было возможности всех казнить, и было принято за правило из трех пойманных одного повесить, а двух бить кнутом и ссылать на каторгу.
Карл XII, однако, не пошел в Россию, а повернул свои войска против Польши. Сохранение союза с польским королем было большой удачей для Петра. Карл увяз в Польше на многие годы. Тем временем Россия, благодаря энергичным мерам, быстро восстановила свои силы после нарвского поражения.
В начале марта Петр возвратился в Москву и выслал в Лифляндию 19 полков для соединения с польским войском. В Ливонию двинулся Шереметьев, в Ингрию - Апраксин. Они с успехом стали побивать небольшие шведские отряды и разорять страну. Сам Петр 26 сентября подступил к стоявшему у истоков Невы древнерусскому Орешку, который шведы переименовали в Нотебург. То была маленькая крепость, обнесенная высокими каменными стенами. Шведского гарнизона в ней было не более 450 человек, но зато около полутораста орудий. У осаждавших было 10 тысяч человек 1 октября Петр с 1000 гвардии на судах переправился на остров. Шведы, дав залп, оставили шанец, который без потерь был занят русскими. Прежде бомбардирования осажденной крепости Петр предложил коменданту сдаться на честных условиях. Комендант просил четыре дня срока и дозволения дать знать о том нарвскому обер-коменданту. Вместо ответа загремела русская артиллерия и в город полетели бомбы. В ответ из крепости целый день стреляли по батарее Петра. Наконец, Нотебург, после отчаянного сопротивления приведенный в крайность (в стене сделаны были три пролома и русские были почти уже на стенах), сдался 11 октября. Петр позволил всему гарнизону выйти с воинскими почестями и со всем имуществом. Крепость переименована была в Шлиссельбург (то есть ключ-город ко всей Лифляндии). Петр писал Виниусу: «Правда, что зело жесток сей орех был, однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен».
В апреле 1703 г. русское войско под командованием Шереметьева выступило из Шлиссельбурга вниз по правому берегу Невы. Войско шло лесами и 25 апреля вышло к небольшому городку Ниеншанцу, сторожившему устье Невы. Против земляной крепости за Охтою находился посад из 400 деревянных домиков. Петр на лодке ездил осматривать невское устье. Вечером 30 апреля началось бомбардире вание, а утром 1 мая Ниеншанц сдался. 16 мая на острове Янни-Саари (переименованном Петром в Люст-Эиланд - Веселый остров) был заложен город Санкт-Петербург. Первою постройкою его была деревянная крепость с шестью бастионами. В крепости поставили деревянную церковь во имя Петра и Павла, а близ нее, на месте, где стояла рыбачья хижина, деревянный домик для Петра о двух покоях с сенями и кухнею, с холстинными выбеленными обоями, с простой мебелью и кроватью. Определено было место для гостиного двора, пристани, государева дворца, сада и домов знатных вельмож.

­
государь на берегах Невы

Война тем временем продолжалась. В марте 1704 г. Петр велел Шереметьеву осадить Дерпт, а Огильви приступить к Нарве. Некоторое время Петр наблюдал за осадными работами под Нарвой, а 2 июля, потеряв терпение изза медлительности Шереметьева, сам приехал под Дерпт и нашел, что осада велась из рук вон плохо. Учинив всем строгий разнос, Петр велел переместить батареи на новое место. 12 июля, в присутствии государя, солдаты прорубили палисад, взяли равелин и пять пушек и, обратя их к городу, разбили ворота.
После десяти часов упорного боя они ворвались в город. 13 июля комендант затрубил к сдаче и был отпущен без знамен и пушек (офицерам Петр велел возвратить шпаги). Царь торжественно въехал в Дерпт и подтвердил его привилегии.
Отпраздновав победу, Петр Чудским озером возвратился под Нарву. К этому времени из Петербурга подвезена уже была осадная артиллерия, и на воинском совете Петр предложил сделать пролом с Ивангородской стороны в бастионе, именуемом Виктория. В тот же час были построены батареи, и 30 июля началась канонада. За девять дней в бастионе был сделан широкий пролом.
Из 70 пушек у шведов осталась всего одна. В этой крайности Петр предложил коменданту Горну сдаться, но тот прислал гордый и обидный отказ. Петр велел прочесть его перед войском. Озлобленные солдаты требовали, чтоб их вели на приступ. Военный совет определил приступу быть. 9 августа начался штурм. Шведы открыли огонь, осыпали русских бревнами, бочками и камнями. Но те, не смущаясь этим, в три четверти часа со всех сторон взошли на стены и погнали шведов до самого Старого города, куда Горн скрылся вместе с остатками гарнизона. Он запер ворота и в знак сдачи повелел ударить в барабаны. Однако солдаты резали на улицах всех, кто им попадался, не слушая начальников. Петр кинулся между ними с обнаженной шпагой и заколол двух ослушников. Потом, сев на коня, обскакал нарвские улицы, грозно повелевая прекратить убийства и грабежи, расставил повсюду караулы и прибыл к ратуше, наполненной трепещущими гражданами. Между ними Петр увидел и Горна, в жару своем он дал ему пощечину и сказал гневно: «Не ты ли всему виной?» Потом, показывая шпагу, обагренную кровью, добавил: «Смотри - эта кровь не шведская, а русская. Я своих заколол, чтобы удержать бешенство, до которого ты довел моих солдат своим упрямством».

В последующие годы война велась не так интенсивно. Карл сумел наконец победить Августа и заставил его отречься от престола. Из Польши военные действия переместились в Белоруссию, а потом на Украину. В июле 1708 г. Карл занял Могилев и засел здесь надолго: он дожидался прихода генерала Левенгаупта из Лифляндии с 16 000 войска, артиллерией и провиантом; дожидался еще вестей об обещанном ему гетманом Мазепой восстании в Малороссии против царя. Вследствие скудости продовольствия шведы очень страдали от голода. Положение мог бы исправить Левенгаупт с его транспортом, но тот продвигался чрезвычайно медленно. В начале августа, так и не дождавшись его, Карл выступил из Могилева и направился на юго-восток. Поход был очень тяжел для голодного войска по опустошенной стране. Солдаты сами должны были снимать с поля колосья и молоть их между камнями. Из-за непрерывных дождей всюду была распутица и грязь.
Петр не преследовал его и обратил все силы на Левенгаупта. 27 сентября он настиг шведов недалеко от Пропойска у деревни Лесной. Упорный бой продолжался пять часов. Наконец русские ударили в штыки, овладели всей артиллерией и почти всем обозом. Ночь и вьюга спасли остатки шведского войска. Бегущие шведы вплавь переправились через Сож, бросив те телеги, которые еще оставались у них. Левенгаупту, впрочем, удалось собрать еще около 6 тысяч человек, с которыми он прибыл в лагерь Карла. Однако шведский король лишился провианта, на который так рассчитывал.

­
Весной 1709 г. Петр ездил в Азов. Здесь к нему пришло известие, что Полтава осаждена, что Карл несколько раз приступал к городу и держит его в сильной блокаде. 27 мая Петр выехал из Азова через степь на Харьков. 4 июня он был уже при армии. С этого момента заговорили о генеральном сражении. 20 июня русская армия переправилась через Ворсклу, расположилась лагерем и стала укреплять его шанцами. Петр оттягивал начало сражения, дожидаясь прибытия 20 тысяч калмыков, но Карл, узнав об этом, приказал двинуть войско в битву. Рано утром 27 июня еще до восхода солнца шведы пошли в атаку с намерением опрокинуть русскую конницу, стоявшую перед лагерем. Для этого им пришлось пройти сквозь редуты под сильным огнем русской артиллерии. Русская конница отошла, и шведы угодили под еще более убийственный огонь из лагеря. Господство русской артиллерии было подавляющим. Левенгаупт должен был прекратить преследование и отступил в лес.
Воспользовавшись затишьем, Шереметьев вывел пехоту из лагеря и построил ее в две линии против шведов. На флангах поставлена была кавалерия.
Петр объехал с генералами всю армию, ободряя солдат и офицеров. «Вы сражаетесь не за Петра, а за государство Петру порученное, - говорил он, - а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, слава, честь и благосостояние ее!» В 9 часов битва возобновилась. Армии сошлись вплотную, и начался рукопашный бой. Петр распоряжался в самой гуще, не избегая опасности: одна пуля прострелила ему шляпу, другая попала в седло, а третья повредила крест, висевший у него на груди. Через два часа шведы дрогнули по всему фронту. Карла с больной ногой возили между солдатскими рядами, как вдруг пушечное ядро ударило в коляску, и король очутился на земле. Солдаты, находившиеся вблизи, подумали, что Карл убит, и ужас овладел полками.
Карл велел поднять себя и посадить на перекрещенные пики; тут увидел он всеобщее замешательство своих и закричал в отчаянии: «Шведы! Шведы!» Но шведы бежали и не слыхали голоса своего короля. На поле боя осталось до 9000 убитых. Оставшаяся половина шведской армии (до 16 тысяч) отступила сначала в лагерь, а потом поспешно стала отходить к Днепру. Переправляться через него было не на чем. Запорожцы едва успели перевезти на лодках Карла и Мазепу, как 30 июня явился Меншиков. Левенгаупт и с ним 16 тысяч солдат сложили оружие. Победа была полной - одна из лучших армий того времени, девять лет наводившая ужас на всю Восточную Европу, перестала существовать. В погоню за Карлом Петр отправил два драгунских полка, но король успел бежать в турецкие владения.

Победа под Полтавой привела к перелому во всей войне. После этого шведы уже не могли удержаться ни в Прибалтике, ни в Финляндии. 12 июня 1710 г. Апраксин взял Выборг. 4 июля Шереметьев захватил Ригу, а 14 августа капитулировал Пернов. Вслед за тем русские переправились на остров Эзель и овладели Аренсбургом. 8 сентября Брюс вынудил к сдаче Кексгольм (древнерусскую Карелу), и таким образом завоевание Карелии было завершено. Наконец, 29 сентября пал Ревель. Лифляндия и Эстляндия очищены были от шведов и перешли под власть России.
В 1711 г. Петр имел неудачное столкновение с Турцией и принужден был возвратить ей Азов и Запорожье Но зато в 1713 г. русские овладели всей-, Финляндией. В 1714 г. состоялось морское сражение у мыса Гангут, в котором шведы опять потерпели поражение.
Среди этих событий разыгралась трагедия в собственном семействе Петра.
Известно, что царь перенес нелюбовь свою к Евдокии Лопухиной на ее сына царевича Алексея. Царевич, как видно, платил ему тем же. За внешней его покорностью скрывалось упрямое осуждение всех поступков и деяний отца.

­
Петр Великий и его сын Алексей

Петр это чувствовал и гневался еще сильнее. В конце концов взаимная ненависть привела к тягостному концу. В феврале 1717 г. пришло известие о побеге царевича Алексея, и Петр дал указания о его розыске. В начале марта он получил известие, что Алексей находится в Тироле Потребовали его выдачи, но австрийский император тайно переслал Алексея в Неаполь Переговоры продолжались целый год. Наконец 31 января 1718 г. царевич приехал в Москву. 3 февраля Петр велел собраться в Кремлевском дворце духовенству и светским вельможам. Сюда же привезли Алексея без шпаги. Отец обратился к нему с суровыми выговорами; тот бросился перед ним на колени, признал себя во всем виноватым и со слезами просил помилования. Петр обещал ему милость при двух условиях: если откажется от наследства и откроет всех людей, которые присоветовали ему бегство. Царевич на все согласился и тут же написал повинную. Потом царь вышел с сыном в другую комнату, где царевич открыл ему своих сообщников. После этого все отправились в Успенский собор, и царевич перед Евангелием отрекся от престола. На следующий день 4 февраля царевичу были предложены письменные пункты о сообщниках Алексей выдал всех своих друзей. Они были схвачены, привезены в Москву и подверглись в Преображенском приказе жестоким пыткам. Розыск, как и следовало, завершился казнями. Главного советчика Алексея - Александра Кикина колесовали. 18 марта Петр вместе с Алексеем оставил Москву и 24-го прибыл в Петербург. Дело царевича казалось конченным, но 20 апреля прибыла из-за границы его любовница Евфросиния. Ее, беременную, засадили в Петропавловскую крепость и подвергли строгому допросу. Испуганная Евфросиния показала, что царевич часто радовался болезням своего отца и недвусмысленно желал его смерти, став царем, он надеялся все вернуть к старым порядкам. «Буду жить зиму в Москве, а летом в Ярославле, - говорил он - Петербург будет постылым городом; я кораблей держать не стану и войны ни с кем вести не буду; буду довольствоваться старыми владениями».
Когда царевичу предъявили показания Евфросинии, он стал отпираться.
Петр приехал к нему на мызу, велел отвести его в сарай и там стегать кнутом.
После этого царевич дал показания против себя. Но подозрительный Петр искал большего - он подозревал заговор. Царевича вновь подвергли пыткам, он признался, что готов был пристать к бунтовщикам, и оговорил множество государственных людей. 13 июня Петр приказал нарядить суд из духовных и светских лиц и объявил печатно, чтобы судьи вершили это дело «не похлебуя государю». «Не рассуждайте того, - писал Петр, - что тот суд надлежит вам учинить на сына вашего государя, но, не смотря на лицо, сделайте правду и не погубите душ своих и моей души, чтоб совести наши остались чисты в день страшного испытания и отечество наше безбедно». 14 июня царевич посажен был в Петропавловскую крепость, а 17-го потребован к допросу. Допросы, по обыкновению, сопровождались пытками. Алексей, как видно, оговорил себя по всем пунктам. 24-го был над ним суд, и все 120 членов суда подписали смертный приговор. 26 июня, уже после оглашения приговора, Петр приезжал в крепость и присутствовал на новых пытках сына. Неизвестно, каких еще показаний хотели от него добиться Через семь часов после отъезда отца царевич скончался. Царь отнесся к его кончине с подчеркнутым равнодушием. В тот же день Петр спускал 90-пушечный корабль и пировал с матросами. 27 июня были торжества по поводу очередной годовщины полтавской баталии. 29 пышно отмечались именины царя. Петр веселился и танцевал. В это время тело Алексея выставлено было в церкви Святой Троицы. 30 июня Алексея погребли в Петропавловском соборе рядом с гробом его покойной жены.
В том же году Петр приступил к учреждению коллегий. Дело это задумывалось царем давно, но сильно замедлилось из-за недостатка в сведущих образованных людях, которые могли бы поставить дело государственного правления по-новому, на европейский манер. Всех коллегий поначалу считали 9 Каждая из них должна была иметь строго определенный круг обязанностей.
Три считались «главными» или «государственными» (военная, морская, иностранных дел). Три ведали финансами (камер-коллегия ведала дох одами, штатсколлегия занималась расходами, ревизион-коллегия - контролем). Из остальных юстиц-коллегия должна была вести надзор за судами, коммерц-коллегия стала ведомством торговли, а берг- и мануфактур-коллегии должны были ведать горнозаводской и фабричной промышленностью.
Внешние дела, впрочем, не давали Петру полностью сосредоточиться на реформах. В декабре 1718г. пришло известие о смерти Карла XII. Он был убит картечью в траншее при осаде Фридрихсгаля в Норвегии. Мирные переговоры с его наследниками шли очень медленно. Но постепенно, терпя новые неудачи, шведы становились все сговорчивее. Они соглашались отдать Эстляндию и Лифляндию, но крепко стояли за возвращение Выборга Наконец, уступили и его. 3 сентября 1721 г. курьер доставил Петру в Выборг заключенный 30 августа мирный трактат. Согласно ему к России отходили Лифляндия, Эстляндия, Ингрия, часть Карелии с Выборгом, а Швеции возвращалась Финляндия. Тяжелейшая в истории России война, продолжавшаяся более двадцати лет, завершилась полной победой.

­
Нетрудно представить, каким волнующим был для Петра этот день! Ему стоило большого труда сохранить тайну и не поделиться новостью с окружающими. Но все же царь выдержал искушение: лег спать, так никому ничего и не сказав Утром Петр отправился в Петербург и здесь под гром пушек с борта своей бригантины сообщил радостную весть «Мир заключен'» Торжества начались немедленно и продолжались до конца года 10 октября устроен был большой маскарад, не прекращавшийся затем целую неделю, причем Петр веселился как ребенок плясал на столах и пел песни 20 октября Сенат решил поднести Петру титулы Отца Отечества, императора и Великого Даже сильное наводнение в ноябре не прервало праздников, а в конце декабря император отправился праздновать победу в Москву После заключения мира ничего уже не мешало внутренним преобразованиям Важнейшим из них стало учреждение в 1721 г святейшего Синода 24 января 1722 г была напечатана Табель о рангах Все новоучрежденные должности были изданы по табели в три параллельных ряда военный, штатский и придворный, с разделением каждого на 14 рангов или классов Этот очень важный в русской истории учредительный акт ставил бюрократическую иерархию заслуги и выслуги на место аристократической иерархии породы и родословной В одной из статей, присоединенных к табели, с ударением было пояснено, что знатность рода сама по себе без службы ничего не значит и не создает человеку никакого положения людям знатной породы никакого ранга не дается, пока они государю и отечеству заслуг не покажут «и за оные характера (то есть «чести и чина», по тогдашнему словоистолкованию - К Р) не подучат». Потомки русских и иностранцев, зачисленных по этой табели в первые восемь рангов, причислялись к «лучшему старшему дворянству хотя б они и низкой породы были» Таким образом, служба открывала теперь всем доступ к дворянству. 5 февраля издан был манифест о праве наследования, согласно которому правительствующий государь мог завещать престол по своему желанию кому угодно В следующие годы много внимания уделено было первой в истории России подушной переписи населения и подготовке к персидскому походу, который состоялся в 1723 г Война эта тоже была очень успешной для России и завершилась присоединением южных берегов Каспийского моря. Это было последнее крупное деяние царя-реформатора. В конце октября 1724 г Петр плавал осматривать учрежденный недавно Сестрорецкий литейный завод. Недалеко от устья Невы он увидел судно с солдатами и матросами, плывущее из Кронштадта и носимое во все стороны ветром и непогодой. На глазах Петра это судно село на мель.

­
Он не удержался, велел плыть на помощь потерпевшим, бросился по пояс в воду и помогал вытаскивать корабль с мели, чтобы спасти находившихся на нем людей Несколько человек, находившихся рядом с ним, были унесены водой Сам Петр проработал целую ночь и успел спасти жизнь двадцати людям Утром он почувствовал лихорадку и больной поплыл в Петербург После этого здоровье его уже не поправлялось, но становилось со дня на день все хуже у него открылись признаки каменной болезни.

­
Государственными делами Петр занимался вплоть до 16 января 1725 г. Но с этого дня болезнь его усилилась до такой степени, что император слег в постель и кричал от мучительных болей 22-го он исповедовался и причастился. Петр уже не имел силы кричать и только стонал, испуская мочу 27 января он потребовал перо, бумагу, собираясь назначить наследника, и начертал несколько неясных слов, из которых сумели разобрать только два «отдайте все» Перо выпало из его рук Петр велел позвать к себе цесаревну Анну, чтобы продиктовать ей. Она вошла, но Петр не мог уже ничего говорить Присутствующие начали с ним прощаться Он приветствовал всех тихим взором, а затем отослал от себя, оставшись только со священниками 28 января в 6 часов утра он умер.


источник: книга "100 великих россиян".

Начальное художественное образование Валентин Серов получил под руководством И.Е. Репина. Он учился у него так, как когда-то учились художники Возрождения, работая рядом с мастером — часто над одной моделью. И.Е. Репин передал юному ученику свое жизнелюбие и страсть к живописи, и они упали на благодатную почву.
Потом в жизни Валентина Серова была Академия художеств с чистяковской системой преподавания, сочетавшей лучшие традиции академической школы и новое, реалистическое восприятие и изображение натуры. А завершилось все знакомством с классическим искусством в европейских музеях, которые В. Серов посещал еще ребенком, живя с матерью в Париже и Мюнхене. В 1885—1887 годы он осматривал их уже взрослым человеком, профессионально понимающим живопись. Восхищенный и очарованный Венецией, Валентин Серов все же писал в одном из писем невесте: «В нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное».
Таким «отрадным» произведением искусства, произведением молодого счастья и светлого восприятия мира и является «Портрет B.C. Мамонтовой». Молодой художник написал его летом 1887 года в Абрамцеве, в имении известного мецената Саввы Ивановича Мамонтова, куда заглянул после Италии. Валентин Серов жил в Абрамцеве, как у себя дома, он был почти членом мамонтовской семьи. Его знали и любили здесь с самых ранних юношеских лет, он жил здесь веселой и привольной жизнью. Так и в этот раз быстро уехать отсюда ему не удалось, хотя он и стремился навестить своих родных.
Художник жадно вглядывался в знакомые пейзажи. Частенько он удирал один, с утра, даже не позавтракав. Он шел — и вдруг надолго останавливался при виде солнечного луча, упавшего на цветок, при виде тени, опустившейся на траву из облака. Он приглядывался к тому, каким делается воздух в непогоду, как меняются его свойства, когда он пронизан светом, как меняется его затемнение и какие оттенки у лежащих рядом теней... Художником постепенно и всецело овладевала одна мысль: «Написать так, как я вижу, забыв обо всем, чему учили. И, конечно, писать в первую очередь портрет, а не пейзаж».
Но взрослым было некогда позировать. Мальчики Мамонтовы тоже выросли, стали молодыми людьми — непоседливыми, говорливыми. Их сидеть не заставишь... Не раз попадалась на глаза В. Серову и подросшая Верочка Мамонтова, которую он знал с рождения. Она тоже превратилась в веселого, самостоятельного человечка, очаровательного своей юной свежестью. Она по-прежнему любила пошалить, задирала своего друга-художника, любила с ним прокатиться верхом или на лодке, и В. Серов не раз заговаривал о ее портрете. Уж очень была красочной эта милая девочка-подросток: яркие губы, темные волосы, темные, как спелая смородина, глаза с синеватыми белками. А кожа нежная, чуть-чуть еще пушистая по-детски, и сейчас, под летним загаром, совсем персиковая... И В. Серов, которого в Абрамцеве все называли Антоном, стал уговаривать Верочку: «Ну, посиди, сделай милость. . Я такой портрет напишу, сама себя не узнаешь. Красавицей будешь!» А она, мило и лукаво капризничая, отвечала: «Ты же замучишь меня... Скучно сидеть, лето...»
Здесь, в Абрамцеве, В. Серов и написал один из самых молодых портретов в русской живописи. Не только потому, что на ней изображена 12-летняя девочка и что молодым был писавший ее художник. Главное заключалось в том, что детское счастье Верочки Мамонтовой и ее безоблачность совпали со счастьем самого художника. Писал он ежедневно, около трех месяцев, но его «муки творчества» зрителю незаметны, так и кажется, что картина создана в едином порыве счастливого вдохновения.
Нет, наверное, сейчас человека, который бы не знал этого живописного произведения. Портрет В. Мамонтовой стал чем-то гораздо большим, чем просто этюд с натуры, недаром за ним прочно закрепилось название «Девочка с персиками». Это была именно картина, а не портрет, так как полотно это переросло всякие представления о портрете.
«Все помнят, — пишет искусствовед В. Смирнова-Ракитина, — угол большой комнаты, залитой серебристым дневным светом: за столом сидит смуглая, черноволосая девочка в розовой кофточке с черным в белую горошину бантом. В руках у девочки персик, такой же смугло-розовый, как ее лицо. На ослепительно белой скатерти лежат вянущие листья клена, персики и серебряный нож. За окном светлый-светлый летний день, в стекла тянутся ветки деревьев, а солнце, пробравшись сквозь их листву, освещает тихую комнату, и девочку, и старинную мебель красного дерева...»
Портрет Верочки Мамонтовой чарует зрителя своей необыкновенной жизненностью и идеальностью художественного образа. Эта работа молодого художника поразила сразу многих современников свежестью светлого, сияющего колорита, тонкой передачей света и воздуха. Савва Иванович Мамонтов и все приезжавшие в Абрамцево только ахали перед картиной. Покрякивал и Константин Коровин, до глубины души пронзило его красочное мастерство Валентина Серова.
Все в этой картине естественно и непринужденно, каждая деталь связана одна с другой, а все вместе они создают цельное произведение. Прелесть девичьего лица, поэзия жизненного образа, светонасыщенная красочная живопись — все в этом произведении казалось новым. Недаром для наиболее проницательных критиков стало ясно, что в лице 22-летнего художника русская живопись приобрела мастера европейского масштаба.
В этой небольшой по размерам картине, сохранившей всю прелесть и свежесть этюда, органически соединились две тенденции, две силы, образовавшие единую форму живописного видения. Каждая деталь в «Девочке с персиками» на своем месте, написаны все стулья зимней столовой, подсвечники на окне, даже фигурка игрушечного солдатика в глубине комнаты, на стене — фарфоровая тарелка, за окном сад в дни позднего лета. Ничего нельзя убрать или сдвинуть без того, чтобы не нарушить внутреннего равновесия всего полотна.
Все кажется таким простым и естественным, но сколько в этой простоте глубины и цельности! Как во всех этих, будто бы «случайностях», сквозит неповторимая радость жизни! С предельной выразительностью В. Серов передал свет, льющийся серебристым потоком из окна и наполняющий комнату. Свет этот сияет на стене и на фарфоровой тарелке, отражается на спинках стульев, мягко ложится на скатерть, скользит по лицу и рукам девочки. А белый цвет скатерти, белый цвет стены, белый цвет тарелки вдруг оказываются совершенно различными, и также по-разному падают на них тени, зеленый отблеск листвы и розоватые рельефы кофточки.
Девочка сидит за столом и ничем не занята, словно действительно на миг присела, машинально взяла в руки персик и держит его, глядя на вас просто и откровенно. Но покой этот только минутный, и через него проглядывает страсть к резвому движению. Бант, как бабочка, кажется, готов вот-вот улететь. И как бабочка выглядит сама девочка: вспорхнула в дом на миг, с солнцем и теплым ветром, присела на краешек стула, озарив комнату улыбкой, и сейчас же улетит обратно — на улицу, где вовсю сияет летний день. Да и в самой комнате кажется все так и хочет нарушить тишину и успокоенность. «Побежал» в глубину стол, увлекая за собой взгляд зрителя. Льются звонкие лучи солнца, принося с собой аромат сада, открыта дверь в соседнее помещение...
Вот, казалось бы, и все, что изобразил на своей картине Валентин Серов. А вместе с тем это целый роман о людях, которым принадлежит дом, сад, все эти вещи; это история девочки, рассказ о ее характере, о ее переживаниях — чистых, ясных и юных. Внутренний мир героини интересовал художника не сложными противоречиями, не глубокими психологическими нюансами, а именно своей естественной простотой и целомудрием. В ее мягком, но умном и энергичном личике В. Серов предугадал прозрение в будущее. Может быть, сам того не сознавая, художник рассказал в этом полотне все, что он знал о Мамонтовых, показал все, что любил в них — в их семье и в их доме.
Картина «Девочка с персиками» долгое время находилась в Абрамцеве, в той же комнате, где и была написана. А потом ее передали в Третьяковскую галерею, в Абрамцеве же в настоящее время висит копия этого произведения.






источник: книга " 100 великих картин"

Там на портретах строги лица,

­
И тонок там туман седой,

­
Великолепье небылицы
Там нежно веет резедой.
Там нимфа с таицкой водой,

­
Водой, которой не разлиться,
Там стала лебедем Фелица

­
И бронзой Пушкин молодой.

­
Там воды зыблются светло
И гордо царствуют березы,

­
Там были розы, были розы,
Пускай в поток их унесло.

­
Там всё, что навсегда ушло,
Чтоб навевать сиреням грезы.

­
Скажите: "Царское Село" -
И улыбнемся мы сквозь слезы.


И. Анненский

Полукруглый зал

­
Залы Парадной анфилады располагались вдоль садового фасада дворца. Стены в парадных залах облицованы искусственным мрамором, в состав которого входит гипс и натуральный мрамор в толченом виде. Искусственный мрамор легко поддается раскраске и очень удобен для облицовки больших поверхностей. Залы отделены друг от друга колоннами, причем средний сделан округло. Только в этих помещениях творчество Кваренги, за мелкими исключениями, осталось нетронутым. Залы поражают богатством архитектурной мысли, строгой продуманностью и разнообразием деталей. Ограничив себя только двумя цветами - желтым (колонны) и белым (стены) —Кваренги добился впечатления величественности, блеска и парадной торжественности.

­
В центре анфилады находился зал, разделенный на три части широкими арками. Средняя его часть получила название Полукруглого зала, к которому с восточной стороны примыкал Портретный, а с западной — Бильярдный (Мраморный) зал.

­
Средний зал парадной анфилады, Полукруглый зал служил для приема различных депутаций. В зале два больших полотна худ. Айвазовского: „Буря под Евпаторией", и „Вид Константинополя*. Интерес к этим картинам объясняется тем, что одной из причин вступления России в мировую войну было стремление захватить Константинополь и Дарданеллы—проливы из Черного моря в Средиземное, крайне важные для беспрепятственного развития торговых связей русского капитализма путем выхода на мировой рынок.
­
В 1913 году в Полукруглом зале был установлен аппарат для показа развлекательных и научно-популярных фильмов для детей императора; коллекция их была огромна - фауна и флора всего мира, география, история, портреты выдающихся государственных деятелей, пейзажи, иллюстрации к сказкам.

В Полукруглом зале специально для семьи Николая II устраивались выставки предметов, которые находили при ежегодных археологических раскопках на юге России; икон, исполняемых фирмой Оловянникова, которые отбирались для подарков. Перед Рождеством - изделий Императорского фарфорового и стекольного заводов; столового серебра, выполненного фирмой братьев Грачевых. Здесь же расставлялись многочисленные подарки, подносимые царской семье по различным поводам.

­
В центре зала сейчас, как и в 1900-х, стоит Ваза-канделябр: 1824 Берлин, Королевская фарфоровая мануфактура; 1830. С-Петербург, Вернер и Неффен; 1850-е С-Петербург, фабрика Ф. Шопена Фарфор, бронза; надглазурная роспись, золочение, литье Ваза, находившаяся в Александровском дворце с 1843 года, была изготовлена по проекту придворного архитектора К.-Ф. Шинкеля. В 1840 году она была подарена императрице Александре Федоровне ее отцом, королем Фридрихом Вильгельмом III. Позднее в Петербурге был изготовлен букет из бронзовых цветов, в чашечки которых вставлялись свечи. На акварели Премацци "Малиновая гостиная" она стоит у окна, на фотографиях 1900-х гг - в Полукруглом зале, где экспонируется и сейчас.

 В полукруглом зале происходили торжественные представления царю - депутаций, членов различных союзов России, членов Государственной Думы, губернаторов, предводителей дворянства, различных партий, союзов, профессиональных организаций и объединений. В этом зале семья Романовых провела последнюю ночь перед отъездом из дворца - своего дома, сидя, в буквальном смысле слова, «на чемоданах» в ожидании поезда. Утром 1 августа 1917 года они в последний раз спустились по пандусам садового крыльца в парк: «31 июля. Понедельник. Последний день нашего пребывания в Царском Селе... Стрелки из состава караула начали таскать наш багаж в круглую залу... мы ходили взад и вперед, ожидая подачи грузовиков... несколько раз... надевали пальто, выходили на балкон и снова возвращались в залы. Совсем рассвело... красив был восход солнца, при котором мы тронулись в путь... Покинули Царское Село в 6.10. утра» - записал в своем дневнике Николай II.




Зал имеет дверь, выходящую на террасу и Тройную аллею Александровского парка. Именно из этих дверей вышла семья Романовых. Отвезенные на вокзал в автомобилях, Романовы, по распоряжению Временного правительства, были отправлены в Тобольск. Комментарий из книги 1935 года сейчас читается кощунственно: Романовых не стесняли: вслед за ними был отправлен целый обоз вещей, включая граммофон и кинематографический аппарат. Времени для подготовки к отъезду было достаточно. Еще в марте Николай записывает в дневнике: „Ясный день, после 2-х часов оттепель. Разбирался в своих вещах и книгах и начал откладывать все то, что хочу взять.с собой, если придется уезжать в Англию". Контреволюционность буржуазии подчеркивается еще раз тем, что правительство не только ничего не имело против отъезда Романовых за границу, но оказывало им всяческое содействие в этом отношении.
К 300-летию Царского Села три зала Парадной были отреставрированы в кратчайшие сроки после передачи здания военными ГМЗ "Царское Село". Надо отдать им должное- благодаря бережному отношению ко дворцу, очень многое оказалось сохраненном в неплохом состоянии. Ольга Таратынова (директор ГМЗ "Царское Село"): Военные в подавляющем большинстве случаев передают учреждениям культуры руинированные памятники. Здесь же — уникальная ситуация! Мраморные стены и колонны были обшиты гипроком, чтобы избежать повреждений, а огромные советские компьютеры, 20 — 30 лет назад установленные в дворцовых залах, были водружены на специальные помосты, поэтому сохранились подлинная отделка Кваренги и даже паркет.





Источники:
Бардовская Л.В., Бертельс В. Александровский дворец. Страницы истории. Альфа-Колор., СПб, 2008. 34 с.
Сайт Alexanderpalace.org­
Фомин Н. Детское Село. Александровский дворец-музей. Л., 1935.

Портретный зал

­
Портретный зал — последний из трех, объединенных общей архитектурной композицией. Портретный зал был оборудован на месте Второго Парадного зала, симметричного Четвертому Парадному залу (Бильярдному залу или Мраморной гостиной). Оба помещения были декорированы в полном соответствии с классической системой: стены облицованы искусственным мрамором, сводчатые потолки оживляла декоративная роспись. Залы были обставлены гарнитурами золоченой мебели и другими предметами убранства.
В углах зала находились печи, выполненные по рисунку Д.Кваренги, между ними висели зеркала в белых деревянных рамах с позолотой.
Здесь находятся большие, во весь рост, портреты Екатерины II, работы Рослена и Рокотова, Александра I, работы Дау, Николая I и его сыновей: Николая, Александра, Михаила и Константина, все работы художника Крюгера. Мебель XVIII века— в стиле Людовика XVI. Фарфор китайской и японской работы XVIII и первой половины XIX века.
Ковер французский (Савонери) начала XIX столетия.

­
Портретный зал и Мраморная (Биллиардная) гостиная - прямоугольные в плане помещения. Их тройные окна с полуциркульными завершениями окон второго света декорированы двумя пилястрами с коринфскими капителями и двумя четвертными пилястрами. Пилястры отделанны желтым искусственным мрамором (под сиенский мрамор), а откосы окон - искусственным молочно-белым мрамором.

Император Николай I с удовольствием украшал залы своей резиденции живописью и скульптурой известных мастеров. Одним из первых российских императоров он при жизни поместил в дворцовых залах свои собственные портреты и изображения членов семьи.
Произведения кисти художника Франца Крюгера (1797-1867) находились в Портретном зале Александровского дворца. В центре располагалась картина, представляющая Николая I в окружении его ближайших сподвижников (1830, холст, масло)- эффектной группы всадников в пышных мундирах, изображенных с абсолютным портретным сходством; динамичный облик лошадей также был передан с большой достоверностью.
По сторонам этого полотна находились портреты сыновей императора, написанные Ф. Крюгером также по заказу Николая I. Эта серия портретов входит в число лучших работ художника. Безупречные в живописном отношении, изысканные по колориту, они не раскрывали глубокие психологические особенности характеров детей: на первом плане присутствует элемент пгхдставительности, однако в целом для этой семейной сюиты художнику удалось найти композиционные и живописные приемы, передающие индивидуальность каждого мальчика, их уверенность в собственных возможностях, обаяние молодости.

Картина «Русская гвардия в Царском Селе» была заказана Ф. Крюгеру лично Николаем I. После того как работа была представлена императору, художнику сообщили, что государь «изволил остаться чрезвычайно доволен картиной», и заплатили ему за работу 10 тысяч рублей ассигнациями.

Именно в этом зале, после событий 9 января, Николай II принял депутацию от рабочих.

Состояние зала на 2009 год

Оконные заполнения сосновые, окрашены маслом. Древесина окон деструктирована, ветхая, в углах обвязки - гнилая. Рамы имеют неплотный притвор. Мрамор подоконных досок загрязнен, в трещинах, имеются сколы. Подоконные доски укреплены на разной высоте. Металлическая фурнитура окон и дверей утрачена (источник)

К 300-летию Царского Села в июне 2010 года, Портретный зал Парадной анфилады,так же, как и Полукруглый и Биллиардная, отреставрирован и открыт для просмотра.



Источники:
Бардовская Л.В., Бертельс В. Александровский дворец. Страницы истории. Альфа-Колор., СПб, 2008. 34 с.
Сайт Alexanderpalace.org­
Фомин Н. Детское Село. Александровский дворец-музей. Л., 1935

« Снова в Царском Селе…»


Среди многочисленных трагических фактов истории России XX века — этот навсегда останется одним из самых драматичных И жестоких. И не только по политическим мотивам, а в первую очередь потому, что невероятная безжалостность была применена к детям. Причисленные за перенесенные страдания к лику святых, они теперь смотрят на нас с икон, и мы можем прибегнуть к их помощи и заступничеству в самые сложные моменты нашего земного бытия.




Вот почему все вещи, которых некогда касались их нежные руки, над которыми разливался их веселый и задорный смех, ныне для всех нас священны. Мы бережно храним их, представляем на выставках, рассказываем о них и их прежних владельцах.
Впервые после длительной реставрации эти драгоценные предметы были показаны в 2000 году на большой московской выставке в Государственном историческом музее.
В 2001-м они вернулись в Mузей игрушки и экспонировались в одном из наших залов, чему предшествовало прославление царственных мучеников и составление им акафиста, впервые прочитанное в нашем городе тогдашним настоятелем Никольского храма о. Александром Самойловым около этих памятных предметов.
Так выставка «История одного детства: воспоминание о Царской семье - предварила дальнейшее представление публике этой важной части исторического наследия России.
Позднее состоялись совместные с другими музеями России выставки: в Берлине {«Детский мир: Жизнь царской семьи Николая II и Александры в летней резиденции Царское Село под Санкт-Петербургом» 2002 г и в США («Николай и Александра: В гостях у последнего царя и его семьи», 2004.-2005 г. ), после посещения которых публика оставляла в Книге отзывов свои добрые, душевные слова, обращая их к организаторам экспозиций, музейщикам, которые невзирая на все невзгоды и лишения сохранили эти хрупкие произведения — приметы царственного детства, донесли овеществленную память о прошлом до современности.




Вспоминается встреча с одной американкой, которая рассказала о своем сыне, не отличавшемся особой любознательностью, но волею судеб попавшем на эту выставку. Ребенок, вглядываясь в экспонируемые произведения, сумел глубоко прочувствовать трагическую историю, а затем он вновь и вновь приходил, чтобы увидеть эти игрушки, мебель, альбомы, портреты и другие предметы погибшего быта.
Сегодня ряд этих произведений снова находится в месте их первоначального бытования — в Александровском дворце Царского Села, откуда в свой последний путь отправилась вся семья их владельцев. Как известно, их судьбу разделили и многие принадлежавшие им предметы. Многое погибло, многое было рассеяно по школам, приютам, детским домам. И счастье, что часть этих дорогих вещей, порой кажется не без Божьего провидения, не была утеряна или уничтожена.
В связи с этим вспоминается рассказ доктора исторических наук Ирины Леонидовны Кызласовой, передавшей мне устные воспоминания своего отца известного археолога-востокове­да, профессора МГУ Леонида Романовича Кызласова (1904-2007г). Находившись в 1930-1934 годах с родителями в Ленинграде, он, будучи в Царском Селе в школе, «играл в железную дорогу» цесаревича Алексея.
Факт сам по себе довольно примечательный, потому что демонстрирует отношение к подобным предметам в означенные годы. Как известно, экспозиция на Детской половине Александровского дворца была закрыта в 1931 году. Тогда то и произошла «раздача» находившихся в ее составе произведений. Поступление в коллекции Myзея игрушки этих предметов датируется в его инвентарных книгах 1932 годом. Каким образом шли переговоры о передаче того, что не было роздано другим учреждениям, как и кем доставлялись они в Москву, пока остается неизвестным. Однако передача эта в совокупности с дальнейшим самоотверженным трудом музейщиков и реставраторов позволила сохранить для потомков бесценные свидетельства земной жизни царственных мучеников.




Мы уже имели возможность неоднократно описывать состав данного собрания, поэтому, отсылая любознательного читателя к нашим статьям, ограничимся лишь самыми общими замечаниями и найденными нами сведениями о конкретных предметах, которые вошли в экспозицию настоящей выставки, развернутой и залах так называемой Детской половины Александровского дворца.
Собирая эту небольшую коллекцию, мы старались, прежде всего, включить в нее некие «знаковые» вещи, известные по немногочисленным изображениям или подлинным фотографиям.




Поистине центральной композицией ансамбля игрушек из нашего музея на выставке стал набор «Игра в индейцев».

­
набор «Игра в индейцев».

Это пример «соревновательной игры», в которой дети должны были проявить свою ловкость и смекалку. Ее иконография связана,прежде всего, с фотографией, на которой изображена комната игрушек и подарков цесаревича Алексея в Александровском дворце в Царском Селе из архива бывшего директора Центрального хранилища музейных фондов ленинградских пригородных дворцов Анатолия Михайловича Кучумова (1912-1993). Выполненный в Англии в начале XX века игровой набор насчитывает 12 предметов (пирогу с двумя веслами, палатку, два головных убора, два барабана, четыре барабанные палочки и два лука). На главном экспонате ансамбля мы видим хорошо сохранившуюся табличку с наименованием известного лондонского магазина игрушек «Нamley s» где он, возможно, был куплен императором во время его поездки и Англию для встречи с королем Эдуардом VII в августе 1909 года. На бумажном ярлыке, укрепленном на носу пироги прямо над магазинной табличкой, — надпись чернилами, указывающая на принадлежность набора к Игральной комнате наследника в Александровском дворце.

На упомянутой фотографии мы видим и другой объект нашей коллекции, включенный в экспозицию выставки, — «Караульную будку». Она же хорошо видна и на фотографии наследника с ружьем «на караул» из коллекции Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ).


­
«Караульная будка»

Однако в иконографическом ряду этого произведения интересна, прежде всего, акварель художника-оформителя Петергофского и Детскосельского дворцов-музеев Юрия Михайловича Непринцева (1909-1996), 6удущего автора знаменитого полотна «Отдых после боя», который в 1931 году вместе с товарищем по Академии художеств Анатолием Никифоровичем Яр-Кравченко (1911-1983) создал ряд оригинальных произведений, отразивших остатки царского быта перед их окончательным рассредоточением после закрытия музейной экспозиции.
В 1990 -х годах, художник рассказывал о том, что, ежедневно входя и холодные и пустые покои убитых большевиками в 1918 г. царских детей Алексея, Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии, он ощущал их незримое присутствие. В их комнатах все оставалось таким, как было в день их отъезда в свое последнее путешествие по России - в Екатеринбург, - множество старинных икон, игрушки, аккуратно заправленные детские кроватки, трогательные и наивные детские рисунки, школьные учебники на полках.
















Изображение подобной караульной будки фигурирует и в рисунках наследника. Выполненная,скорее всего, придворными столярами, эта будка, по видимому, была особо любима цесаревичем.
Hа фотографии 1911 года (ГА РФ), на которой изображен цесаревич Алексей в форме матроса яхты « Штандарт», хорошо видна металлическая лейка, с которой играет наследник. Видавшая виды потертая лейка в его правой руке очень напоминает хранящийся в собрании Музея игрушки и представленный в экспозиции аналогичный предмет начала XX века. На нем хорошо сохранился бумажный ярлык, указывающий на то, что лейка находилась в «коридоре Приемной наследника» на Детской половине Александровского дворца. К слову, такая же лейка есть и на одной из ливадийских фотографий (1900. ГИМ) маленьких царевен — в руках у Ольги.
Существует еще одна известная фотография, хранящаяся в ГА РФ, на которой вся царская семья с «дядей Вилли» (германским императором Вильгельмом II) изображена, возможно, на своей яхте «Штандарт». Это одно из немногих изображений, где царевны представлены с их обширной кукольной коллекцией, среди предметов которой, видимо, находилась и 80 сантиметровая кукла из собрания Myзея игрушки, также представленная сегодня в экспозиции.




Отличительная особенность нашей куклы - соломенная шляпка, украшенная лентами и тканью, — точная копия модели того времени. В нашем случае соломенная шляпка еще и прекрасно сочетается с платьем из легкой светлой ткани.
Известно, что кукла происходит из Германии. Бытовавшая в Екатерининском дворце, она и поныне сохранила свое очарование. Такие куклы всегда славились качеством и красотой. Они отличались своими роскошными нарядами и техническими новшествами: так называемыми «флиртующими» глазами и фарфоровыми зубками. Прошедшая в 1996-1998 годы комплексную реставрацию в ГНИИР у реставратора Л. Г. Дружининой, она до сих пор радует всех нас своим прелестным обликом.






подобные прелестные куклы могли принадлежать Великим Княжнам

Большая шкатулка-ларец с вензелем « О. Н.», судя но сведениям из инвентарной книги музея, была выполнена в России и начале XX века. Изготовленная из березы с применением атласа, атласной ленты и шелковой нити, она выглядит необыкновенно нарядно и привлекательно. А тонкие технические приемы выпиливания и ручная вышивка свидетельствуют о кропотливой и тонкой работе возможно придворных мастеров, изготовивших эту самобытную вещицу.
Потерявшая свой первоначальный вид, она была восстановлена в 1996-1999 годах реставраторами ГНИИР И. В. Звяницковским и С. А. Мартьяновой.
Инициалы великой княжны на крышке шкатулки позволяют датировать предмет временем не ранее появления на свет этой дочери императорской четы, т. е. 15 ( 3) ноября 1895 года. Но поскольку в инвентаре имеется указание на «начало XX века» как на время происхождения предмета, можно предположить, что приобретена она была в тот период, когда великая княжна вошла в активный детский возраст, в котором куклы стали ее ближайшими спутницами и подружками. Скорее всего, после Ольги ее владелицами были Мария и Анастасия, так как бумажный ярлык на шкатулке указывает на комнату младших княжон как на место последнего ее бытования. Вероятно, в ней хранилась разнообразная кукольная одежда. В оформлении шкатулки использована стилистика древнерусского искусства, к которому в это время обращались как к эталону прекрасного. Таких стильных произведений в этой коллекции несколько. И все они свидетельствуют не только о господствовавших в те годы в России вкусах, но и об атмосфере в самом царском доме, где преобладала любовь ко всему русскому, что являлось, безусловно, одним из приемов патриотического воспитания детей.








­
платья Великих Княжон

Вполне возможно, что некоторые из предметов представленной на выставке кукольной одежды — шерстяное платье с лифом, батистовая рубашка, фланелевая кофта, нижняя юбка, панталоны, пальто — содержались именно в таких шкатулках и надевались на кукол из обихода царственных девочек «ОТМА» (аббревиатура из начальных букв имен дочерей Николая Второго, придуманная ими для совместных поздравлений Примеч. Авт.).

К изделиям такого же толка следует отнести и настольный детский набор «Жизнь за царя». Кто не знает одноименную оперу М. И. Глинки, переименованную в « Ивана Сусанина»! Ее премьерное представление 1836 года ознаменовало рождение русской национальной классической оперы, подлинно народной по содержанию. Четыре ее действия и пять картин и легли в основу настольного театра, в состав которого вошло 34 предмета из картона: сцена, кулисы, фигуры героев.
Выпушенный в 1904 году московским издательством Г. Ареондова, детский театр продолжил известную линию настольных печатных игр, хорошо представленную в коллекции Myзея игрушки произведениями XVIII — начала XX века. Реставратор ГНИИР Е. Г. Соловьева и 1998-1999 годах восстановила первоначальное «звучание» игры, некогда собиравшей вокруг большого стола всех членов царской семьи, разыгрывавших сценки этого домашнего спектакля (на игре сохранился ярлык, отсылающий предмет к Столовой на Детской половине).
Бумажные настольные театры появились в Европе в начале XIX века. В Россию такие красочные картонные произведения проникли во второй половине XIX века и сразу же стали необычайно популярными среди разных слоев общества.








­
Бумажный настольный театр

В связи с этими развивающими играми можно вспомнить патриотическое воспитание, характерное для царской семьи, например, неосуществленный план брака Ольги с румынским принцем (будущим Каролем II), когда она категорически отказалась покидать Родину и жить в чужой стране, ссылаясь на то, что она русская и хочет оставаться таковой.
Патриотизму обучала и настольная игра «Историческое лото с портретами Государей Земли РУССКОЙ».


­
настольная игра «Историческое лото с портретами Государей Земли РУССКОЙ»

Изданная в России в начале XX века и содержащая 95 предметов, она также способствовала сохранению и развитию национального самосознания членов Царствующего Дома Романовых. На уцелевшем бумажном ярлыке можно прочитать надпись чернилами, свидетельствующую о принадлежности лото учебной комнате младших княжон. Реставратор ГНИИР И. В. Бакаева в 1998-1999 годах приложила много усилий, чтобы привести игру в экспозиционный вид.
В нашей коллекции представлены и игровые предметы, предназначенные конкретно цесаревичу. Это кираса (нагрудник и спина) и каска, созданные в Германии в начале XX века. Эти предметы не сохранили конкретных указаний на их происхождение и, возможно, являлись подарками Вильгельма II.
К игрушкам наследника можно отнести и игрушечный корабль «Броненосец „Севастополь", сигнальные флажки, треугольный красный вымпел с белым крестом, которые свидетельствуют о необходимости военного образования для членов царствующей фамилии.
Макет данного судна — один из целого ряда аналогичных вещей в нашем собрании. Отреставрированный в 1996-1999 годах в ГНИИР М. Ф. Дубровиным, он представляет собой уникальную работу русских столяров.
Думается, что его созданием было отмечено вступление в строй броненосца «Севастополь», получившего название в честь своего предшественника — участника обороны Пopт-Артура, затопленного экипажем в 1904 году.







­
Личные вещи Цесаревича Алексея.

Завершает представленную на выставке коллекцию Музея игрушки стульчик из гарнитура детской мебели, который считается уникальным ансамблем иного рода. Фанерованный красным деревом, с изогнутыми ножками на колесиках и декором, выполненным в неоготической стилистике, стул имеет бумажную типографскую наклейку « Царскосельскаго Дворцоваго Правления» с номером, написанным черными чернилами. Датируемый тридцатыми годами XIX века, он, в отличие oт остальных предметов, не был специально изготовлен для детей последнего русского царя, а бытовал в Царском Селе еще во времена правления их венценосного предка императора Николая I.
В целом коллекция, подготовленная Музеем игрушки для настоящей выставки, демонстрирует различные аспекты цельного и разнопланового собрания игрушек и игровых предметов, некогда принадлежавших детям Царствующего Дома Романовых. Представляя се сегодня на суд взыскательной санкт-петербургской публики и гостей Царского Села, которые в летний сезон 2011 года посетят Александровский дворец, мы надеемся, что после предстоящей его реконструкции еще не раз сможем показать здесь другие составные части этой замечательной и уникальной коллекции.






автор Александр Греков Директор Музея игрушки, кандидат искусствоведения, заслуженный деятель искусств РФ, действительный член Петровской академии наук и искусств, профессор.

Источник: буклет к выставке " Александровский дворец. В гостях на детской половине".

В 1866 году великий князь наследник цесаревич Александр Александрович (будущий император Александр III) привез в Царское Село свою невесту – датскую принцессу Дагмару, принявшую при крещении имя Мария Федоровна. В 1868 году в Александровском дворце у них родился первенец, будущий император Николай II.

­
Цесаревич Александр Александрович с женой и старшими сыновьями

Жизнь сына Александра III — великого князя Николая Александровича — была тесно связана с Александровским дворцом. Здесь он родился, в 1889 году в этом дворце наследник престола Николай и немецкая принцесса Алиса Гессенская (будущая императрица Александра Федоровна) встретились на балу.

­
Николай Второй с супругой

В 1894 году, сразу после свадьбы, Николай привез свою молодую жену в Александровский дворец, где они провели самые счастливые дни своей жизни. Через год в этом дворце появился на свет их первый ребенок — великая княжна Ольга Николаевна.

­
Николай и Александра на руках с первым ребенком - дочерью Ольгой

В 1897, 1899, 1901 годах в императорской семье родились еще три дочери: Татьяна. Мария и Анастасия.

­
ОТМА + Алексей

30 июля 1904 года на свет появился долгожданный наследник. "Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья», — запишет в дневнике счастливый отец.

­
Государь с Алексеем

Алексей и великие княжны при крещении получили ордена и были назначены шефами военных подразделений. Наследник цесаревич получил ордена Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого Орла, Анны и Станислава и был зачислен в списки 12-го стрелкового Восточно-сибирского полка, Гвардейского экипажа, 89-го пехотного Беломорского полка, назначен Атаманом всех казачьих войск. Ольга Николаевна стала шефом 3-го гусарского Елизаветградского полка, Татьяна Николаева - 8-го уланского Вознесенского, Мария Николаевна — 9-го драгунского Казанского полка. Для них шилась военная форма в соответствии с обмундированием полков, и они с удовольствием принимали участие в смотрах подшефных полков и других официальных мероприятиях. Все дети имели собственные гербы, утвержденные императором.


­
Великие Княжны Ольга и Татьяна в форме своих полков

­
Великая Княжна Мария в форме

­
Цесаревич Алексей в форме

В семье Николая II воспитанием и образованием детей в основном занималась Александра Федоровна. Она подбирала учителей, обсуждала с ними программу, режим занятий, утверждала расписание, присутствовала на уроках. Большое внимание родители уделяли религиозному воспитанию. Августейшим детям преподавали Закон Божий, русский, английский, французский, немецкий языки, историю, естественную историю, географию, математику, а также давали уроки рисования, музыки и танцев.

­
Цесаревич Алексей Николаевич на уроке

С осени 1904 года семья Николая II выбрала Александровский дворец постоянным местом жительства и вела довольно замкнутый образ жизни: во многом к этому располагали природная застенчивость императрицы, ее равнодушие к светской жизни, в значительной степени – болезнь сына. « Жизнь носила в Царском гораздо более семейный характер, чем в других местах пребывания Царской Семьи», - вспоминал впоследствии воспитатель наследника цесаревича П. Жильяр.
Все члены семейства относились друг к другу с любовью, нежностью и вниманием. Дети боготворили мать, а в императоре находили и отца, и наставника, и друга, и товарища по играм.

­
Царская семья

«Центром этой сплоченной семьи был Алексей Николаевич, на нем сосредоточились все привязанности, все надежды. Сестры его обожали, и он был радостью своих родителей. Когда он был здоров, весь дворец казался как бы преображенным, он вполне наслаждался жизнью, когда мог, как резвый и жизнерадостный мальчик. Он совсем не кичился тем, что был Наследником Престола, об этом он всего меньше помышлял... Я открыл ребенка с сердцем от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал», — вспоминал Жильяр.

­
Алексей Николаевич со своими сестрами

 Сестры отличались между собой и внешностью, и характером, но их связывала сплоченная дружба. Из начальных букв своих имен они составили общее имя: «ОТМА». Под этой общей подписью они делали подарки или посылали письма.

­
Великие Княжны: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия

Детская половина в Александровском дворце была устроена над апартаментами родителей, на втором этаже правого флигеля. Над ее созданием трудились придворные архитекторы А. Ф. Видов. С. А. Данини, Р. Ф. Мельцер. По мере разрастания семьи прибавлялись новые комнаты. Детская половина состояла из Гостиной, Столовой, двух Спален для старших и младших княжон, Туалетной для княжон и Классных для старших и младших княжон. У наследника цесаревича к десяти годам были свои апартаменты с отдельным входом во дворец, обустроенные под руководством придворного архитектора С. А. Данини. Половина наследника состояла из Спальни, Ванной комнаты, Классной, Приемной, Комнаты ожидания, Буфетной, комнат для наставника Жильяра, докторов, камердинеров и хозяйственных помещений.

­
Игральная комната наследника

­
Спальня Алексея Николаевича

Мебель в комнатах aвгустейших детей была выполнена из ясеня и дуба, окрашена под слоновую кость с зелеными (в Спальне младших княжон) или голубыми полосками ( в Гостиной). В Спальнях императорских детей находились большие киоты, заполненные иконами в ризах или окладах, образками, крестиками, пасхальными яйцами — фарфоровыми и деревянными.

­
Классная комната Ольги и Татьяны

­
Спальня Марии и Анастасии

Самую большую комнату на Детской половине занимала Игральная наследника. На Рождество здесь устраивалась елка для всех детей. Комната была наводнена играми и игрушками, которые дарили близкие и дальние родственники. Подарки и подношения цесаревичу стекались со всей страны: рабочие Пермских пушечных заводов преподнесли модель скорострельной пушки системы «Канэ»; рабочие завода Гена — коллекцию миниатюрных земледельческих приборов; ученики Одесской ремесленной школы прислали набор слесарных инструментов собственной работы; депутация oт Сибирских казаков — полное воинское снаряжение казака в миниатюрном виде, а художник А. Пржецлавский изготовил макет, изображавший праздник в станице, расположенной на главной линии казачьих укреплений Северного Кавказа, с представленными отдельными эпизодами жизни казаков. Камергер С. К. Хитрово подарил наследнику собственноручно изготовленную рельефную панораму Бородинского боя, представлявшую самый разгар сражения (всего на панораме было расположено 6150 солдат и 120 литых орудий). Президент Французской республики А. Фальер во время визита в Санкт-Петербург в 1908 году преподнес наследнику электрическую железную дорогу. На плошали в 15 квадратных метров, изображавшей местность около Дюнкирхенского порта, был протянут железнодорожный путь длиною около 20 метров, вдоль которого располагались всевозможные железнодорожные сооружения: стрелки, диски, шлагбаумы, домики сторожей, товарные станции, склады, мост через реку и т. п. Здание станции представляло собой точную копию Северного вокзала в Париже, а сам поезд состоял из локомотива последнего типа, пассажирских и спальных вагонов и вагона-ресторана с обедающими в нем куколками.
Близкий друг императорской семьи Анна Вырубова вспоминала, что дети « радовались и небольшой кустарной вещице и недорогой игрушке так же, как и дорогому подарку».
Личные апартаменты августейших родителей и детей соединяла внутренняя лестница; у государыни на столе был звонок с тремя кнопками: бриллиантовая — в детскую, жемчужная — к прислуге, рубиновая вызывала лакея. Когда государыня нажимала бриллиантовую кнопку, сейчас же слышались шаги наверху, дети сбегали по лестнице, ведущей из детской, через ванную государыни в ее кабинет.
Во дворце существовал строгий распорядок лия. У детей с девяти утра до часу дня были занятия (у Алексея они прерывались непродолжительной прогулкой). Второй завтрак подавался в час дня. После него все дети отправлялись на прогулку и, если у императора была возможность, он с удовольствием присоединялся к ним.
В семье Николая Второго любили проводить время на открытом воздухе. Зимой устраивались катки и ледяные горки, катались на лыжах и коньках. Император на равных принимал участие в этих утехах к огромному удовольствию своих детей. « Гулял и возился страшно с детьми и няньками — бросая друг в друга снег лопатами», — писал Николай в своем дневнике. Все вместе с удовольствием разгребали снег, чистили дорожки и кололи кирками лед на прудах.


­
Царская семья зимой на прогулке в парке

Будучи превосходным гребцом, Николай II в летнее время учил своих детей управлять лодками и байдарками, на которых путешествовали по каналам и прудам Александровского парка. Вся семья занималась верховой ездой, любила кататься на велосипедах, охотно играла в теннис — два теннисных корта находились недалеко от Александровского дворца и около Федоровского городка.

­
на прогулке в парке

Для прогулок у царевича были ослики, одного из них подарила ему бабушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна, на день рождения в 1914 году. В том же году на именины она преподнесла внуку маленький автомобиль. Излюбленные маршруты детских прогулок вели к павильону «Слоны» и к фазаннику, а у Белой башни находился деревянный Охотничий домик цесаревича, построенный по рисункам художника И. Я. Билибина, богато декорированный резным орнаментом и расписанный внутри на мотивы русских сказок. У всех членов семьи были фотоаппараты, которые они всегда брали с собой и делали снимки наиболее интересных видов или эпизодов прогулок.

­
Охотничий домик

­
Государь император кормит слона


­
слон гуляет в парке

­
Алексей в автомобиле

­
Алексей с любимым осликом Ванькой

После прогулки в парке дети продолжали заниматься уроками, а в пять часов императорская семья встречалась за чаем. Обед сервировали в восемь. Остаток вечера императорская семья проводила вместе: государь часто читал вслух, в то время как дочери и Александра Федоровна занимались рукоделием.
В семье было еще одно увлечение — кинематограф. Киносеансы устраивались в Игральной, в аппартаментах царевича Алексея, или в Полукруглом зале. Приглашения на эти собрания
исходили от наследника. По поручению государыни подбором репертуара занимался воспитатель Жильяр, иногда император сам выбирал фильмы для просмотра. Предпочитали научные или видовые фильмы, семейную хронику, снятую придворным фотографом А. К. Ягельским, а также веселые ленты для детей, особенно любивших комические сюжеты.
Но время войны, начавшейся в августе 1914 пода, государыня и две се старшие дочери Ольга и Татьяна, окончив курсы сестер милосердия, работали в лазарете, расположенном в Федоровском городке. В это время под руководством императрицы большую часть личных средств дети выделяли на приобретение необходимых вещей для солдат. Как вспоминал А. А. Мосолов, начальник канцелярии императорского двора, «у всех было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга, все, что они делали, было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух старших, они не только несли, в полном смысле слова, обязанности заурядных сестер милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях».

­
Императрица и старшие Великие Княжны в лазарете с Анной Вырубовой

С1916 года, когда Николай II принял на себя Верховное Главнокомандование русской армией, цесаревич Алексей часто находился с отцом в Ставке.


2 марта 1917 года в Пскове императора Николая II выудили подписать отречение от престола зa себя и своего сына. Возвратившийся в Царское Село император и его семья оказались под арестом. Новые условия жизни они переносили стоически, не теряя духа, стараясь не менятЬ привычного уклада и поддерживать друг друга.


­
под арестом в Царском Селе

1 августа 1917 года семья Николая II навсегда покинула Александровский дворец.







автор Татьяна Бутырина
Старший научный сотрудник
ГМЗ «Царское Село».


Продолжение следует....

« Хорошие начала воспитания»


Жизнь императорских детей в Царском Селе

­
Александровский дворец

Александровский дворец в Царском Cеле был любимым домом для нескольких поколений императорских семей. Несмотря на то, что дворец был построен для великого князя Александра Павловича, став императором, он переехал в Большой дворец, и с 1810-x годов его брат, великий князь Николай Павлович (будущий император Николай I), становится хозяином Александровского дворца.

­
Николай Первый

Здесь он жил со своей семьей. Здесь в дальнейшем поселятся его внуки и правнуки. Император Николай Павлович любил Александровский дворец, переезжал в Царское раннею весною и пребывал тут до конца мая, когда войска уходили в лагерь. После маневров двор возвращался в Царское и переезжал в Петербург к 14 ноября.
В семье Николая I было семеро детей: Александр, Мария, Ольга. Александра. Константин, Николай и Михаил. «Могучий Самодержец», как называл его философ и поэт Владимир Соловьев, в тоже время «был самый нежный отец семейства, веселый, шутливый, забывающий серьезное, чтоб провести спокойный часок среди своей возлюбленной супруги, детей, а позже и внуков».
Принципы воспитания, образования и отдыха императорских детей были заложены еще при Екатерине II и оставались неизменными до начала XX века. Их основу составляли
идеи просветителей XVIII века, в частности, Ж.-Ж. Руссо: в детских комнатах всегда было много света и свежего воздуха, детей никогда не кутали, кормили их в строго отведенные часы. Большое значение уделялось трудовому воспитанию: несколько поколений императорских детей работали и саду и изучали различные ремесла. К образованию относились с большой ответственностью, тщательно подбирая воспитателей и учителей, понимая, что готовят будущих императоров, военных и государственных деятелей, а также невест для европейских королевских и княжеских домов. С малых лет детей приучали к придворному этикету, поскольку их жизнь с первых дней подчинялась строгим традициям императорского двора. Рождение, крещение, дни рождений, именины, государственные и церковные праздники, в которых они принимали участие, — все имело государственное значение.
Великих князей с самого «нежного» возраста готовили к военной службе. Маршал Франции О.-Ф.-Л. Де Мармон герцог Рагузский, вспоминая о московском смотре, «высказывает удивление по поводу смелости и искусства, обнаруженных во время смотра восьмилетним наследником [Александром Николаевичем — Примеч. авт.]. Император Николай, смотря на своего сына с выражением самой нежной заботливости, обратился к герцогу со словами:«Вы полагаете, что я испытываю волнение и беспокойство, видя этого столь дорогого мне
ребенка среди подобной сутолоки; но я предпочитаю покориться этому, чтобы выработать в нем характер и с малолетства приучить его быть чем-нибудь, благодаря самому себе". Вот что можно назвать хорошими началами воспитания,замечает Мармон, — а когда они применяются к воспитанию человека, предназначенного быть главою великой нации, от этого должно ожидать наилучших последствий».
Императорские дети получали домашнее образование. Особое внимание обращали на развитие наследника престола. Так, у великого князя Александра Николаевича, будущего императора Александра II, воспитателем был генерал К. К. К. Мердер, обладавший незауряднымипедагогическими способностями; учебную программу составлял поэт В. А.Жуковский, преподававший детям русскую словесность. В программу обучения также входили всеобщая история, русская история, русский, английский и немецкий языки, арифметика, уроки музыки, рисования и танцев. Очень серьезно в семье относились к религиозному воспитанию. Закон Божий преподавал доктор богословия Г. П. Павскин, разработавший по поручению императора программу обучения.

­
Великий Князь Александр Николаевич с сестрой Марией Николаевной

Когда семья приезжала в Царское Село, дети много времени проводили в парках. Дочь Николая Первого, Ольга Николаевна, вспоминала, что они воспитывались в спартанской простоте и гуляли на свежем воздухе в любое время года. Прогулки совмещались с обучением и воспитанием. В Александровском парке сложная система прудов помогала освоить азы географической науки; размещенные в парковых павильонах экзотические звери — слоны и ламы — знакомили с миром животных. Около Белой башни, возведенной по проекту архитектора А. Менеласа, было построено земляное укрепление, помогавшее маленьким великим князьям наглядно обучаться фортификации.


­
Белая башня

Недалеко от Александровского дворца, на Детском острове, для детей Николая I архитектор В. М. Горностаев соорудил небольшой каменный домик, состоявший из гостиной и четырех комнат, принадлежавших Александру, Марии, Александре и Ольге. Комнаты были отделаны очень просто; потолки украшены орнаментацией в стиле ампир и Людовика XVI и обставлены детской мебелью, крытой в комнате Александра Николаевича кожей, в гостиной — кожей, с вышитой от руки материей, в остальных — кретоном.
3 июня 1830 года воспитатель великою князя Александра Николаевича К. К. Мердер записал в своем дневнике: «Поутру свободное время провели на острове, вязали сеть, которою намеревались ловить рыбу. После обеда играли в мячи и читали записки полевой фортификации; вечером гуляли у музыки. По возвращении к себе в комнату предложил я Александру Николаевичу придумать себе девиз для флага, который он желал иметь на Детском острове. Он сел к своему столу, сказав мне; „ ...хорошо, я вам мой девиз нарисую". В самом деле, через несколько времени принес ко мне рисунок, на коем представил водою промытую скалу, муравья и якорь, написав вокруг:„Постоянство, деятельность и надежда» .
Позже, в 1854-1855 годах, по приказанию уже взрослого цесаревича на Детском острове были поставлены мраморные бюсты его воспитателям — К. К. Мердеру и В. А. Жуковскому.

­
Детский остров в Александровском парке

При Николае I в одном из залов Парадной анфилады Александровского дворца была построена большая деревянная горка, с которой не только дети, но и взрослые с удовольствием скатывались на ковриках. Это развлечение полюбилось и последующим поколениям, а помещение, в котором она находилась, стали называть Зал с горкой.

У цесаревича Александра Николаевича, будущего императора Александра II, и Марии Александровны было восемь детей: Александра. Николай, Александр, Владимир, Алексей, Мария, Сергей и Павел. О жизни при дворе того времени остались воспоминания А. В. Бологовской, которую ребенком приглашали играть с детьми цесаревича. «Вообще он (Александр Николаевич — Примеч. авт,) очень любил детей, и, встречаясь с ним в парке, мы всегда бесстрашно подбегали к нему и рассказывали про наши шалости и игры; нередко можно было видеть Его Высочество идущим но аллее, окруженным целой массой детей <...> В длинной галерее Большого царскосельского дворца были собраны всевозможные игрушки, начиная с простых и кончая самыми затейливыми, и нашему детскому воображению представлялся тут полный простор. Помню, как сейчас, длинную вереницу всяких экипажей, приводивших нас в неописуемый восторг. Однако, несмотря на обилие, разнообразие и роскошь игрушек, одной из любимейших наших забав была игра в лошадки, и так как у меня били длинные локоны, то я всегда изображала пристяжную. Великий князь Александр Александрович вплетал в мои локоны разноцветные ленточки, садился на козлы, и мы с гиком летели вдаль всей галереи».

­
Великая Княжна Мария Александровна на прогулке

Для детей Александра II одним из самых привлекательных мест для игр оставалась Белая башня, около которой была натянута сетка для прыгания и устроена по всем правилам искусства маленькая крепость для игр и военных упражнений наследника цесаревича Николая и великого князя Александра: были воздвигнуты бастионы, выкопаны рвы, стояли пушки, и дети играли в воину.
В 1858 году в Екатерининском парке, на полуострове возле Концертного зала, для императорских детей был устроен огород,обнесенный железной решеткой, а в 1861 году на этом месте придворным архитектором И. А. Монигетти была построена деревянная Фермочка для Марии Александровны, дочери Александра II. Комплекс фермы, обнесенный резным забором с воротами, включал чистую избу, ледник, коровник, сарайчик для кур и столб с голубятней — все уменьшенного размера для маленькой великой княжны. Все строения были богато декорированы резьбой в русском стиле и по крашены «разноцветными колерами»». Изба состояла из гостиной и кухни, была обставлена детской дубовой мебелью, выполненной по рисункам архитектора. С ледником, расположенным под кладовой, изба соединялась галереей, обсаженной вьющимися растениями.

­
Фермочка Великой Княжны Марии Александровны.

По рисункам Монигетти на Императорском Фарфоровом и Стеклянном заводах были изготовлены детские столовый и чайный сервизы и стеклянная посуда, также выполненные в народном стиле и украшенные вензелем великой княжны.
Вдоль берега острова были проложены игрушечные рельсы, построены тоннели и мосты, установлены шлагбаумы железной дороги, ведущей к пристани.
Помимо Фермочки для детей Александра II в Собственном садике Екатерининского парка, под окнами комнат жилой половины императора, была oрганизована площадка для гимнастики и кегельбан.


Продолжение следует....

В конце мая 1884 г. на свадьбу Великого Князя Сергея Александровича и принцессы Эллы (Елизаветы Федоровны) в Россию прибыл отец невесты, великий герцог Гессенский Людвиг со своими дочерьми Викторией, Ирэной и Алисой. Почетных гостей ожидала пышная встреча. В тот день шестнадцатилетний наследник Российского престола, будущий Император Николай II, впервые увидел застенчивую золотоволосую девочку Алису, смотревшую на мир печальными глазами.




Из всех детей Людвига IV Алиса с ранних лет отличалась невероятной серьезностью и тягой к религии. Она читала не популярные тогда среди сверстниц ее круга французские романы, а серьезные сочинения по теологии и философии, интересуясь сущностными вопросами бытия, жизни и смерти. Возможно, на формирование таких ее умонастроений повлияла ранняя смерь матери, которую Алиса потеряла в шестилетнем возрасте. Душевная рана от утраты и ощущение себя сиротой сохранялись у нее вплоть до замужества. То, что юная девочка читала и конспектировала сочинения философов и богословов, не могло не вызывать добродушных и снисходительных улыбок окружающих, однако позднее эта девочка получила степень доктора философии Оксфордского университета.




Прибыв впервые в Россию, двенадцатилетняя Алиса была потрясена пышностью приема, окружавшим ее великолепием, величием и торжественностью свадебной церемонии, огромным скоплением народа. Целыми днями ей приходилось бывать на публике, находиться под пристальными взорами тысяч глаз, что очень смущало девочку и стало для нее тяжелым испытанием, поскольку по складу своего характера она была затворницей. Судьба же сделала ее объектом пристального внимания толпы на протяжении десятилетий.




Несмотря на всю свою серьезность и замкнутость, Алиса была удивительно ласковым и нежным ребенком; близкие называли ее Санни (Солнышко). Шестнадцатилетнему Цесаревичу сразу же очень понравилась эта изящная, красивая и скромная принцесса. После первого дня, проведенного вместе, он записал в своем дневнике: «В полвосьмого обедали со всем семейством. Я сидел с маленькой двенадцатилетней Аликс, которая мне ужасно понравилась…» Через несколько дней Николай уже полностью был очарован маленькой принцессой, при близком знакомстве оказавшейся умной и приятной девочкой. Ей он тоже очень понравился. Через много лет Императрица Александра Федоровна писала Николаю II, что уже тогда: «Мое детское сердце стремилось к тебе с глубокой любовью». 31 мая 1884 г. они тайком от всех нацарапали свои имена на окошке итальянского домика в Петергофе: Alix, Niki. Вечером Цесаревич занес в свой дневник: «Мы друг друга любим». Он подарил принцессе маленькую брошку. Сперва она приняла ее, но потом, после детских раздумий, решила, что подарка от малознакомого, хотя и такого милого и так ей понравившегося юноши, принимать нельзя. И на детском балу в Аничковом дворце, танцуя с Наследником, она вложила ему в руку комочек бумаги, в котором была подаренная брошка. Цесаревич очень огорчился, отдал эту брошку своей сестре, но маленькая сестра тети Эллы стала ему еще дороже. Так началась эта трогательная история, царственные герои которой сумели бороться за право брака по любви, и в результате добившись этого, явили свету пример одного из самых счастливых браков и идеальной семьи.




В следующий раз уже семнадцатилетняя Алиса приехала в Россию зимой 1889 г. и провела несколько недель в гостях у своей сестры Елизаветы. На этот раз она принимала участие в жизни двора, присутствовала на парадах, приемах и балах. Нельзя сказать, что младшую гессенскую принцессу это крайне увлекало. «Я не могу блистать в обществе, – писала она, – я не обладаю ни легкостью, ни остроумием, столь необходимыми для этого. Я люблю духовное содержание жизни, и это притягивает меня с огромной силой…». Самым приятным для нее в придворных балах и вечерах было то, что она неоднократно встречалась с престолонаследником. В четверг на масленой неделе традиционно давался большой танцевальный вечер, в тот год – в Александровском дворце царского Села. Алиса стала «дамой мазурки» Цесаревича, они много танцевали и провели несколько часов в оживленной беседе. Наследник записал в своем дневнике: «Моя мечта – когда-либо жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она провела шесть недель в Петербурге».




После этого приезда гессенской принцессы Наследник отрыл родителям переживаемые им чувства и сообщил о твердом намерении жениться на горячо любимой девушке. Однако ни Александр III, ни Императрица Мария Федоровна не считали тогда, что для их дорогого Ники настало время жениться. К тому же, выбор невесты для будущего русского Государя был вопросом большой политики. В те дни закладывались основы для союза с Францией, выдвигался более своевременный план брака Наследника с принцессой Еленой Орлеанской, дочерью графа Парижского, в связи с чем желание Николая Александровича жениться на немецкой принцессе родителями поддержано не было. «Уже полтора года прошло с тех пор, – писал Наследник в декабре 1891 г., – как я говорил об этом с Папа в Петергофе, а с тех пор ничего не изменилось. Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты; единственное препятствие или пропасть между ней и мною – это вопрос религии! Кроме этой преграды, нет другой; я почти убежден, что наши чувства взаимны! Все в воле Божьей. Уповая на Его милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее».




Между тем, о любви Наследника к гессенской принцессе распространялись различные сплетни и интриги в светском обществе. Старшая сестра Алисы, Великая княгиня Елизавета Федоровна была этим очень озабочена. В письме к бабушке сестер, английской королеве Виктории в ноябре 1893 г. она писала: «…Увы, мир такой злобный. Не сознавая, какая это продолжительная и глубокая любовь с обеих сторон, злостные языки называют это честолюбием. Какие глупцы! Как будто подняться на трон заслуживает зависти. Только любовь, чистая и сильная, может дать мужество принять это серьезное решение. Будет ли это когда-нибудь? Хотела бы я знать. Я прекрасно понимаю все, что Вы говорите… только я желаю этого потому, что мне нравится этот молодой человек. Его родители ведут примерную семейную жизнь, и эта сердечность и религиозность, которая дает им силы в трудные моменты их жизни, и приближает их к Богу...».




Алиса прекрасно понимала создавшееся положение. За то недолгое время, которое она провела в России, принцесса сумела глубоко полюбить Наследника и знала, что он ее тоже горячо любит, но связан своим высоким положением. Из писем сестры принцесса также знала, что он упорно настаивает на своем желании видеть только ее своей невестой и женой, и, со своей стороны, также отклоняла все предложения брачных союзов. Больше всего Алису как человека глубоко верующего тревожила перспектива обязательной перемены исповедания в случае вступления в брак с Наследником престола Российской империи. Им обоим – Цесаревичу Николаю и принцессе Алисе – в течение нескольких лет пришлось упорно бороться за свое счастье: Наследнику – с волей родителей, принцессе – с убеждениями веры.
Традиции православного воспитания и русской государственности не допускали разногласий в семье, особенно в Царской. Однако в вопросе, касавшемся его личного счастья, Наследник проявил настойчивость, храня в душе образ принцессы Алисы и с тихим упорством отклоняя планы о других претендентках. В конце концов, родители уступили, слишком дорожа счастьем сына, чтобы принуждать его жениться против воли. 2 апреля 1894 г. Наследник в сопровождении свиты и трех своих августейших дядей выехал в Кобург, официально – на свадьбу Эрнста Людвига Гессенского, а фактически сделать предложение его сестре Алисе, о чем свидетельствовало присутствие в числе сопровождавших его лиц духовника их Императорских Величеств протопресвитера Иоанна Янышева, на которого возлагалась обязанность обучить Алису основам православного вероучения, и гофлектриссы Екатерины Шнейдер для обучения принцессы русскому языку.
Торжественное прибытие и встреча в Кобурге представителей русской императорской семьи состоялись 4 апреля. Первый серьезный разговор Наследника с принцессой произошел на следующее утро, о чем в его дневнике содержится следующая запись: «5 апреля. Вторник. Боже! Что сегодня за день! После кофе, около 10 часов пришли к т. Элле в комнаты Эрни и Аликс. Она замечательно похорошела и выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе с тем очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала…». Запись на следующий день: «…Аликс пришла, и мы говорили с ней снова; я поменьше касался вчерашнего вопроса, хорошо еще, что она согласна со мной видеться и разговаривать…».
Вопрос о помолвке русского престолонаследника затмил все свадебные торжества. Об этом только все и говорили, сочувствовали и стремились помочь. Прибывшие на торжество в Кобурге бабушка Алисы, английская королева Виктория, и кузен принцессы, германский император Вильгельм II, уговаривали ее дать свое согласие. Наконец 8-го апреля Николай Александрович записал в своем дневнике: «Чудный, незабвенный день в моей жизни – день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс… Мы объяснились между собой. Боже, какая гора свалилась с плеч; день ходил, как в дурмане… Даже не верится, что у меня невеста».
В письме к матери, Императрице Марии Федоровне, Наследник так описал пережитое: «Она плакала все время и только от времени до времени произносила шепотом: «Нет, я не могу». Я, однако, продолжал настаивать и повторять свои доводы, и хотя этот разговор длился два часа, он не привел ни к чему, потому что ни она, ни я не уступали. Я передал ей ваше письмо, и после этого она уже не могла спорить… Она пришла к т. Михен и затем вышла к нам в гостиную, где мы сидели с т. Эллой и Вильгельмом. Нас оставили одних, и тут с первого же слова она согласилась. Одному Богу известно, что произошло со мной. Я плакал, как ребенок, и она тоже. Но лицо ее выражало полное довольство. Нет, дорогая мама, я не могу выразить Вам, как я счастлив, и в то же время, как мне жаль, что я не могу прижать к своему сердцу Вас и моего дорого папа. Весь мир сразу изменился для меня: природа, люди, все; и все мне кажутся добрыми, милыми и счастливыми. Я не мог даже писать, до того дрожали у меня руки. Она совершенно переменилась: стала веселой, забавной, разговорчивой и нежной…». Далее, вспоминая слова Спасителя «все, что ты просишь у Бога, даст тебе Бог», будущий Государь пишет: «Слова эти бесконечно мне дороги, потому что в течение пяти лет я молился ими, повторяя их каждую ночь, умоляя Его облегчить Аликс переход в православную веру и дать мне ее в жены…».




Этот незабываемый день обручения запомнился царственным супругам на всю жизнь. Каждый год 8 апреля они не забывали поздравить друг друга с очередной годовщиной своей помолвки. Спустя более чем двадцать лет Государыня писала супругу: «Мои горячие молитвы и признательные мысли, полные глубочайшей любви, витают вокруг тебя в эту годовщину… Ты знаешь, я сохранила серое платье «princesse», в котором я была в то утро. Сегодня надену твою любимую брошку»; еще год спустя: «Дорогой мой, более, чем когда-либо я буду думать о тебе в двадцать вторую годовщину нашего обручения. Я хотела бы крепко обнять тебя и вновь пережить наши чудные дни жениховства… Сегодня я буду носить твою дорогую брошку. Я еще ощущаю твой серый костюм, запах его, у окна в Кобургском дворце…». Государь отвечал: «Желаю тебе здравия и всего, чего может пожелать глубоко любящее сердце, и на коленях благодарю тебя за всю твою любовь, привязанность, дружбу и терпение, которые ты проявила в эти долгие годы супружеской жизни». «Тихо справляли двадцать третью годовщину нашей помолвки!» – еще через год записали Царственные узники, каждый в своем дневнике, в Царском Селе. 8 апреля 1918 г. в Тобольске они в последний раз поздравили друг друга с двадцать четвертой годовщиной.

В апреле же 1894 г. помолвленные провели вместе двенадцать незабываемых дней. Они отвечали на бесчисленные поздравительные телеграммы, ездили вдвоем в шарабанчике в горы, соседние замки и поля, родной невесте Дармштадт, собирали букеты цветов. «Так странно кататься и ходить с ней просто вдвоем, даже не стесняясь нисколько, как будто в том ничего удивительного нет», – писал Наследник в своем дневнике. Все эти дни принцесса брала уроки русского языка и изучала основы православной веры. Шла Страстная неделя; чтобы показать новообращаемой всю красоту православных богослужений, из Петербурга были выписаны певчие.
В Страстную субботу прибыл фельдъегерь из Петербурга с радостными и сердечными письмами от Их Величеств и чудесными подарками для невесты. Император писал сыну: «Милый, дорогой Ники, ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил, и великая Ему благодарность за Его милости. Если бы ты видел, с какою радостью и ликованием все приняли это известие; мы сейчас же начали получать телеграммы, и завалены ими до сих пор. Теперь я уверен, что ты вдвойне наслаждаешься и все пройденное хотя и забыто, но принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую семейную жизнь! Не могу тебя представить женихом, так это странно и необычно! Как нам с Мама было тяжело не быть с тобой в такие минуты, не обнять тебя, не говорить с тобой, ничего не знать и ждать только письма с подробностями». Императрица Мария Федоровна также поздравляла помолвленных: «Наша дорогая Аликс уже совсем как дочь для меня… Я более не хочу, чтобы она звала меня «тетушка»; «дорогая мама» – вот кем я для нее буду с этого момента». Наследник записал в дневнике: «Много радости доставили они [родители] этим нам обоим. Я ей прочел письма родителей, от них так веяло теплой любовью и удовлетворенным чувством радости».
В среду на Пасхальной неделе августейшая невеста уехала в Дармштадт, а оттуда в Виндзор к бабушке, английской королеве. «Я бродил один по знакомым и дорогим мне теперь местам и собирал ее любимые цветы, которые отправил ей в письме вечером», – писал Наследник перед отъездом в Россию.
Началась ежедневная регулярная переписка, полная самых светлых чувств и чистой любви, переживаний о тяжести разлуки, горячего желания новых свиданий. Из письма принцессы Алисы (замок Виндзор, 8 мая 1894 г.): «О, какая невыразимая радость знать, что ты любима и желанна, и я на коленях молюсь о том, чтобы с каждым днем становиться все более достойной твоей великой любви. О, мой Ники, мой дорогой… да благословит тебя Бог ныне и во веки веков. От любви к тебе мне хочется плакать. Мне очень не хватает тебя…».




Другое ее письмо из Осборна от 22 июля 1894 г.: «Мой родной, бесценный дорогой Ники! О, Ники, мои мысли полетят вслед за тобой, и ты будешь чувствовать, как твой Ангел-Хранитель парит над тобой. И хотя мы разлучены, наши сердца и мысли вместе, мы связаны друг с другом невидимыми прочными узами, и ничто не может разъединить нас. Я думаю, что расставание – одна из самых тяжелых вещей в жизни: улыбаться, когда сердце разрывается! Мне невыносимо думать об этом. О, дорогой Ники, как я тебя люблю с каждым днем все больше и больше. Безграничная истинная преданность, почти невыразимая словами. Я только снова и снова могу повторять: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, обожаю и преклоняюсь пред тобой». И я молю Бога, чтобы Он сделал меня более достойной тебя, так, чтобы у тебя никогда не было повода сожалеть о том, что ты выбрал свою невестушку, которая так глубоко и искренне предана тебе. Только Бог знает силу моей любви к тебе, ее не выразить словами – она так велика, что почти полностью завладела мною. Куда бы я ни бросила взгляд, всегда и везде ты предо мною, и образ твой запечатлен в моем сердце. Заглянуть в твои глаза – значит уже никогда их не забыть. Большие чудесные глаза моего любимого, такие добрые и мягкие, такие восхитительные! А наши вечера! – Спасибо тебе, милый, за то, что ты всегда приходил. Я буду вспоминать их и мечтать о них снова и снова… Я люблю тебя мой дорогой, больше, чем можно выразить словами, и с каждым днем моя любовь становится сильнее и глубже. Милый, какой будет конец…? Твоя глубоко любящая и нежно преданная невестушка, Аликс».
Из письма Цесаревича Николая (Спала, 5 сентября 1894 г.): «Моя драгоценная, приехав домой с охоты... я помчался наверх посмотреть, пришло ли письмо. Я нашел твое дорогое послание и с жадностью его проглотил, а потом покрыл поцелуями. Много-много раз благодарю тебя за него, дорогая, за все твои добрые слова. Никогда, моя дорогая, они мне не надоедят. Если бы ты знала, какая радость и счастье для меня твои слова! Я всегда перечитываю их с новым наслаждением, и с какой радостью я слушаю твой милый голос, говорящий со мной. Только ты, только тебя я так глубоко и сильно люблю, о тебе мечтаю многие годы. О, быть любимым таким ангелом – это слишком божественно! Я действительно не могу выразить тебе, моя дорогая, и малую сотую часть того, что я чувствую – моей любви, восхищения, гордости! Подумать только, ты ведь могла выбрать любого, кто бы тебе понравился, гораздо более достойного тебя, чем я – и душой, и телом. Почему же ты так долго ждешь своего любимого? Моя дорогая невестушка, моя Алики… я сейчас воспринимаю только одну мысль и только одно слово: «Аликс». Это для меня все! Твое имя стало символом всего хорошего, светлого, солнечного, любящего. Как будто внутри меня какой-то код – внутренний голос на все отзывается: «Аликс». О, как я люблю эти пять букв и как я люблю громко повторять их для себя… мне не хватает слов, и я от всего сердца благодарю милосердного Бога за этот дар, за это сокровище, которое он дал мне в твоем образе, мое любимое чадо!.. До свидания, моя Алики. С нежными поцелуями, остаюсь твой верный навсегда, любящий и преданный до конца, Ники».
Из письма Наследника, отправленного из Петергофа 14 августа 1894 г.: «Доброе утро, моя бесценная маленькая радость. Я надеюсь, что ты спала так же хорошо, как и я, что твои ножки вели себя прилично! Воскресенье, и через час мы едем в церковь. Наши мысли и молитвы встретятся, не правда ли, Солнышко? Ты не представляешь, как приятно мне так тебя называть. Это слово придумано для тебя, любовь моя, и так превосходно тебе подходит – Солнышко – оно заставляет меня вспоминать о твоих милых, океанской глубины, глазах! Думать, что я могу называть тебя этим именем, которым твои близкие когда-то называли тебя дома, мне очень приятно…».
Часто письма Наследника проникнуты трогательной заботой о самочувствии Алисы. Принцесса с детства отличалась слабым здоровьем. В ранние годы она страдала ужасной лицевой невралгией, которая всю жизнь мучила ее. Она стремилась скрыть свое состояние от окружающих, и только близкие знали о той боли, которую девочка терпела ежедневно.
Ее суровое выражение на многих фотографиях – результат не только застенчивости, но и боли; на протяжении всей жизни Государыни недоброжелатели приписывали это выражение надменности и высокомерию. К восемнадцати годам у принцессы очень болезненно воспалился пояснично-крестцовый нерв, поразивший обе ноги, что заставляло ее временами недели проводить в инвалидной коляске. «Чтобы забраться в свое кресло на колесиках, я должна была выскользнуть через заднюю дверь, потому что все стоят и смотрят… – поясняет она в письме к Наследнику. – Когда я ехала в своем кресле, я встречала много всадников, мужчин и девушек. Я им страшно завидовала, поля и луга так великолепны для легкого галопа…».
Заболевания Алисы осложнялись необходимостью выполнять официальные и общественные обязанности. «Я только что вернулась из церкви, где молилась за тебя, – пишет она Цесаревичу. – Служба была хорошая. Сильная жара и боль в ногах сводят меня с ума. Так трудно смеяться и быть веселой, когда так больно… Не смейся надо мной и не думай, что я неженка. Я могу много вынести, но иногда силы у меня кончаются, и мне нужно немного отдыха…».
Алиса мужественно переносила свои болезни и боль. В письме к старшей сестре Виктории она пишет: «Ты не думай, что моя болезнь угнетает меня саму. Мне все равно, вот только мои дорогие и родные страдают из-за меня, да иногда не могу выполнять свои обязанности. Но если Бог посылает мне этот крест, его надо нести. Наша милая Мамочка тоже потеряла здоровье в раннем возрасте. Мне досталось столько счастья, что я охотно отдала бы за него все удовольствия; они так мало значат для меня…».
Став невестой, Алиса очень переживала по поводу своего слабого здоровья и писала жениху, что усиленно лечится, так как не хочет, чтобы у того была «жена-инвалид». Цесаревич Николай всегда с большим пониманием относился к ее недомоганиям – без раздражения, с глубоким сочувствием. Из его письма к принцессе от 20 июля 1894 г.: «…Моя милая, бесценная, дорогая Алики, я так часто думаю о твоих бедных ножках, и мне так больно, что я не могу облегчить твои страдания, которые ты с таким терпением переносишь, мой любимый ангел! Каждый день я восхищался твой сильной волей, тем, что ты стараешься никому не показать своих страданий, и ты их скрывала так хорошо, что я часто не знал, сильнее стала боль или слабее! Моя родная, дорогая, Солнышко мое, я люблю тебя и так сильно желаю, чтобы ты хорошо себя чувствовала, была спокойна и счастлива, пока меня нет с тобой!!!»




Из переписки двоих влюбленных видно, что, еще будучи женихом и невестой, они договорились никогда не иметь друг от друга никаких секретов. «…Между нами, дорогой, пусть не будет никакого притворства – пусть все будет открытым, чистым и искренним. Давай говорить друг другу все-все. Насколько это лучше, чем скрывать что-то и терзаться…» – пишет принцесса.
«Радость моя, не может быть ничего, о чем бы мы не сказали друг другу, правда? Никогда никаких секретов, нужно говорить о любой печали и непонимании! Если бы ты знала, какое это для меня утешение!..» – отвечает Наследник. Глубоко раскаиваясь, он рассказывает Алисе даже о своем кратковременном увлечении еще до их помолвки балериной Матильдой Кшесинской: «Всегда лучше узнать мир раньше, чтобы ко всему быть готовым! Если бы я знал жизнь больше… Кто знает, может тогда бы и не произошло всей этой истории с молодым артиллерийским офицером. Любимая моя Алики, до сих пор мне больно вспоминать тот день, когда я рассказал тебе об этом, заставив тебя страдать! Если бы только знала, какие муки стыда вызвало во мне твое ангельское прощение».
Очередная встреча жениха и невесты постоянно откладывалась из-за внезапного ухудшения здоровья отца Наследника, императора Александра III. Цесаревич, вопреки горячему желанию встретиться с невестой после длительной разлуки, не мог оставить родителей.
Аликс, несмотря на огорчение, всецело его поддерживала. «Мы должны учиться терпению и не отчаиваться, – писала она ему из Вольфгартена 24 сентября 1894 г., – а всегда надеяться на лучшее, которое обязательно придет в свое время. Мы знаем, что можем полностью доверять друг другу, так что, когда мы снова встретимся, то сможем открыто смотреть в глаза.
Обратись ко Господу, Он всегда милосерд и благ, и утешит нас, когда не помогают утешения земные… Пути Его неисповедимы и часто нас даже пугает, что Он, ведя нас по жизни, попускает каждому свои искушения, но и полностью прощает, если мы осознаем и каемся в своих грехах, попускает нам скорби и учит, как преодолевать их. Он вознаграждает нас, благословляет и никогда не покидает нас…».
В ответ Николай Александрович прислал своей возлюбленной из Ливадии, где находилась императорская семья, следующее стихотворение (здесь в переводе с англ. Л.Васениной, Т. Оводовой):
«Для моего дорогого бесценного Солнышка в память о печальной и долгой, более чем трехмесячной разлуке от ее обожающего, страдающего и нежно любящего, навсегда верно преданного, Ники.

Будь стойкой

Два любящих сердца могут разлучаться,
Но любовь никогда не оставит их.
Любовь – ярчайший луч в ночи печали,
Любовь – это жизни свет.

Два любящих сердца могут разлучаться,
Но надежда никогда не оставит их.
Надежда – звезда в ночи печали,
Незабудка света.

Два любящих сердца могут разлучаться,
Но вера никогда не оставит их.
Верь в ночи печали.
Вера – любви и надежды свет.

Два любящих сердца могут разлучаться,
И печаль никогда не оставит их.
Кто не знает любви в ночи печали,
Тот не знает любви и света».

20 октября 1894 г. император Александр III скончался. За десять дней до его смерти принцесса Алиса Гессенская прибыла в Ливадию, чтобы император успел благословить молодых. В виду траура, свадебные торжества носили скромный характер. У молодоженов не было ни свадебного путешествия, ни медового месяца, лишь через неделю после свадьбы они уединились на пять дней в Александровском дворце Царского Села.

И, тем не менее, молодые супруги были бесконечно счастливы. После свадьбы принявшая православие Алиса, теперь Александра Федоровна, записала: «Я никогда не верила, что в мире может быть такое счастье – такое чувство общности между двумя смертными. Больше не будет разлук. Соединившись, наконец, мы связаны на всю жизнь, а когда эта жизнь закончится, мы встретимся снова в другом мире и навечно останемся вместе».




Ставшая русской Государыней принцесса Алиса на протяжении всей жизни была лучшим другом и верной спутницей Императора Николая II и в светлые, и в мрачные дни. Их брак был исключительно дружным и счастливым, семейная жизнь стала примером образцовых отношений в православной семье.





источник: журнал " Православный вестник".

Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты - в ризах образа...
Не видать конца и края -
Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:
"Кинь ты Русь, живи в раю!"
Я скажу: "НЕ НАДО РАЯ,
ДАЙТЕ РОДИНУ МОЮ".

Сергей Есенин

22 августа 1911 года из Квадратного зала Лувра пропала всемирно известная картина Леонардо да Винчи «Джоконда». В 13 часов дня, когда музей открыли для посетителей, ее на месте не оказалось. Среди работников Лувра началось смятение. Посетителям было объявлено, что музей закрывается на весь день ввиду аварии водопровода. Явился префект полиции с отрядом инспекторов. Все выходы из Лувра были закрыты, музей стали обыскивать. Но проверить старинный дворец французских королей площадью в 198 000 квадратных метров за одни сутки невозможно. Однако к концу дня полиции все же удалось обнаружить на площадке маленькой служебной лестницы застекленный корпус и раму от «Моны Лизы». Сама же картина — прямоугольник размером 54х79 сантиметров — исчезла бесследно.
«Утрата «Джоконды» — это национальное бедствие, — писал французский журнал «Иллюстрасьон», — так как почти наверняка тот, кто совершил это похищение, не может извлечь из этого никакой выгоды. Нужно опасаться, что он, в страхе быть пойманным, может уничтожить это хрупкое произведение». Журнал объявил награду: «40 000 франков тому, кто принесет «Джоконду» в редакцию журнала. 20 000 франков тому, кто укажет, где можно найти картину. 45 000 тому, кто вернет «Джоконду» до 1 сентября». Первое сентября прошло, но картины не было. Тогда «Иллюстрасьон» опубликовал новое предложение: «Редакция гарантирует полную тайну тому, кто принесет «Джоконду». Ему выдадут 45 000 наличными и даже не спросят имени». Но никто не пришел. Проходил месяц за месяцем. Все это время портрет прекрасной флорентийки лежал спрятанный в куче хлама на третьем этаже большого парижского дома «Сите дю Герои», в котором жили итальянские рабочие-сезонники. Потом прошло еще несколько месяцев, год, два...
Однажды итальянский антиквар Альфредо Джери получил письмо из Парижа. На плохой школьной бумаге неуклюжими буквами некто Винченцо Леопарди предлагал антиквару купить исчезнувший из Лувра портрет Моны Лизы. Леопарди писал, что хочет вернуть на родину одно из лучших произведений итальянского искусства. Это письмо было отправлено в ноябре 1913 года. Когда после долгих переговоров, переписок и встреч Леопарди доставил картину в Галерею Уффици во Флоренции, он сказал: «Это хорошее, святое дело! Лувр битком набит сокровищами, которые принадлежат Италии по праву. Я не был бы итальянцем, если бы смотрел на это с безразличием!» К счастью, два года и три месяца, которые «Мона Лиза» провела в плену, не отразились на картине. Под охраной полиции «Джоконда» выставлялась в Риме, Флоренции, Милане, а потом после торжественной церемонии прощания отбыла в Париж. Следствие по делу Перуджи (такова настоящая фамилия похитителя) шло несколько месяцев. Арестованный ничего не скрывал и рассказал, что периодически работал в Лувре стекольщиком. За это время он изучил залы картинной галереи и познакомился со многими музейными служащими. Он откровенно заявил, что давно уже решил украсть «Джоконду».
Перуджи плохо знал историю живописи. Он искренне и наивно считал, что «Джоконду» увезли из Италии во времена Наполеона. А между тем Леонардо да Винчи сам привез ее во Францию и продал французскому королю Франциску I за 4000 экю — огромную по тем временам сумму. Картина эта долгое время украшала Золотой кабинет королевского замка в Фонтенбло, при Людовике XIV она была перенесена в Версаль, а после революции передана в Лувр.

...После 20-летнего пребывания в Милане Леонардо да Винчи вернулся во Флоренцию. Как все изменилось в его родном городе! Те, кого он оставил здесь, были уже на вершине славы; а о нем, когда-то пользовавшемся всеобщим поклонением, уже почти забыли. Его старые друзья, захваченные вихрем волнений и смут, сильно изменились... Один из них стал монахом; другой, в отчаянии от смерти неистового Савонаролы, бросил живопись и остаток дней своих решил провести в госпитале Santa Maria Novella; третий, состарившийся духом и телом, уже не мог быть прежним товарищем Леонардо. Только один Пьетро Перуджино, уже искушенный в житейских делах, по-старому беседовал с Леонардо и давал ему полезные советы. Его слова были верны, и советы эти тоже были очень нужны Леонардо да Винчи. На службе у герцога он не заработал денег на безбедную жизнь и во Флоренцию вернулся со скудными средствами. О больших и серьезных работах Леонардо даже и не помышлял, да их никто ему и не заказывал. Чтобы писать на собственный риск из любви к искусству, у него не было ни денег, ни времени. К посредственным мастерам стремилась вся флорентийская знать, а гениальный да Винчи бедствовал, довольствуясь крохами, перепадавшими ему от заказов счастливых собратьев. Но во Флоренции Леонардо да Винчи создал свой шедевр шедевров — знаменитую картину «Джоконда».
Советский искусствовед И. Долгополов отмечал, что писать об этой картине «просто страшно, ибо поэты, прозаики, искусствоведы сочинили о ней не одну сотню книг. Не счесть изданий, в которых самым тщательным образом изучается каждая пядь этой картины. И хотя история ее создания довольно известная, но подвергаются сомнению название картины, дата ее написания и даже город, в котором великий Леонардо встретил свою модель».
Джордже Вазари в своих «Жизнеописаниях» сообщает об этой картине: «Взялся Леонардо выполнить для Франческо дель Джокондо портрет Моны Лизы, жены его». Как сейчас предполагают некоторые исследователи, Вазари, видимо, ошибся. Новейшие исследования показывают, что на картине изображена не жена флорентийского дворянина дель Джокондо, а какая-то другая высокопоставленная дама. М.А. Гуковский, например, еще несколько десятилетий назад писал, что портрет этот передает черты одной из многочисленных дам сердца Джулио Медичи и был выполнен по его заказу. Об этом недвусмысленно сообщает Антонио де Беатис, секретарь кардинала Арагонского, видевший портрет в мастерской Леонардо во Франции. В своем дневнике от 10 октября 1517 года он сообщает: «В одном из предместий господин кардинал поехал с нами грешными повидать господина Луонардо Винчи — флорентийца... превосходного живописца нашего времени. Последний показал его светлости три картины — одну некоторую флорентийскую даму, написанную с натуры, по просьбе покойного Великолепного Джулио Медичи».
Многих исследователей поражало, почему купец дель Джокондо не оставил себе портрет супруги. Действительно, портрет стал собственностью художника. И факт этот тоже воспринимается некоторыми как аргумент в пользу того, что Леонардо изобразил не Мону Лизу. Но, может быть, флорентиец был немало изумлен и удивлен? Может быть, он просто не узнал в изображенной богине свою молодую жену Мону Лизу Герардини? А сам Леонардо, писавший портрет четыре года и столько вложивший в него, не мог расстаться с ним и увез картину из Флоренции?
Как бы то ни было на самом деле, благодаря Д. Вазари этот женский образ вошел в историю мировой культуры под именем «Моны Лизы», или «Джоконды». Была ли она красива? Наверное, но были во Флоренции многие женщины и красивее ее. Однако Мона Лиза была удивительно привлекательна, хотя черты ее лица и не были гармоничными. Небольшой улыбающийся рот, ниспадающие на плечи мягкие волосы... «Но вполне развившаяся фигура ее, — пишет М. Алпатов, — была совершенна и особенно совершенной формы были ее выхоленные руки. Но что было в ней замечательно, несмотря на богатство, выщипанные по моде брови, румяна и массу драгоценностей на руках и шее, — это простота и естественность, разлитые во всем ее облике... А потом лицо ее осветилось улыбкой и стало необычайно привлекательным для художника — смущенным и немножко лукавым, словно к нему вернулась утраченная шаловливость юности и что-то затаенное в глубине души, неразгаданное».
На какие только ухищрения ни пускался Леонардо, лишь бы модель его не скучала во время сеансов. В красиво убранной комнате, среди цветов и роскошной мебели размещались музыканты, восхищая слух пением и музыкой, а красивый, изысканный художник подстерегал на лице Моны Лизы дивную улыбку. Он приглашал шутов и клоунов, но музыка не совсем удовлетворила Мону Лизу. Она слушала известные мотивы со скучающим лицом, не очень-то оживил ее и фокусник-жонглер. И тогда Леонардо рассказал ей сказку:

Жил-был один бедный человек, и у него было четыре сына; три умных, а один ни то, ни сё — ни ума, ни глупости. Да, впрочем, о его уме не могли судить как следует: он больше молчал и любил ходить в поле, к морю, слушать и думать про себя, а по ночам смотреть на звезды.
И вот пришла за отцом смерть. Перед тем как расстаться с жизнью, он призвал к себе детей и сказал им: «Сыны мои, скоро я умру. Как только вы меня схороните, заприте хижину и идите на край света добывать себе счастье. Пусть каждый чему-нибудь научится, чтобы мог кормить себя сам».
Отец умер, а сыновья, похоронив его, пошли на край света добывать свое счастье и сговорились, что через три года вернутся на полянку родной рощи, куда ходили за валежником, и расскажут друг другу, кто чему выучился за эти три года.
Прошло три года, и, помня уговор, вернулись братья с края света на полянку родной рощи. Пришел первый брат, что научился плотничать. От скуки срубил дерево и обтесал его, сделал из него женщину. Отошел немного и ждет. Вернулся второй брат, увидел деревянную женщину, и так как он был портной, то решил одеть ее и в ту же минуту, как искусный мастер, сделал ей красивую шелковую одежду. Пришел третий сын, украсил деревянную девушку золотом и драгоценными камнями, ведь он был ювелир и сумел накопить огромное богатство.
И пришел четвертый брат. Он не умел ни плотничать, ни шить — он умел только слушать, что говорит земля, говорят деревья, травы, звери и птицы, знал ход небесных планет и еще умел петь чудесные песни. Он увидел деревянную девушку в роскошной одежде, в золоте и драгоценных камнях. Но она была глуха и нема и не шевелилась. Тогда он собрал все свое искусство — ведь он научился разговаривать со всем, что есть на земле, научился оживлять своей песней даже камни...
И он запел прекрасную песню, от которой плакали притаившиеся за кустами братья, и песней этой вдохнул душу в деревянную женщину. И она улыбнулась и вздохнула...
Тогда братья бросились к ней и закричали:
— Я тебя создал, ты должна быть моей женою!
— Ты должна быть моей женою, я тебя, голую и несчастную, одел!
— А я тебя сделал богатой, ты должна быть моей женою!
Но девушка отвечала:
— Ты меня создал — будь моим отцом. Ты меня одел, а ты украсил — будьте мне братьями. А ты, что вдохнул в меня душу и научил радоваться жизни, ты один будешь мне мужем на всю жизнь...
И деревья, и цветы, и вся земля вместе с пташками запели им гимн любви...

Окончив сказку, Леонардо взглянул на Мону Лизу.
Боже, что сделалось с ее лицом! Оно точно озарилось светом, глаза сияли. Улыбка блаженства, медленно исчезая с ее лица, осталась в углах рта и трепетала, придавая ему изумительное, загадочное и чуть лукавое выражение.
Давно не испытывал Леонардо да Винчи такого огромного прилива творческих сил. Все, что было в нем самом жизнерадостного, светлого и ясного, вкладывал он в свою работу. Чтобы усилить впечатление от лица, Леонардо облек Мону Лизу в простое, лишенное каких бы то ни было украшений платье, скромное и темное. Впечатление простоты и естественности усиливается мастерски написанными складками платья и легкого шарфа.
Навещавшие иногда Леонардо художники и любители искусства видели «Джоконду» и приходили в восторг:
— Каким чародейским мастерством обладает мессэр Леонардо, изображая этот живой блеск, эту влажность глаз!
— Она точно дышит!
— Она сейчас засмеется!
— Ведь почти ощущаешь живую кожу этого прелестного лица... Кажется, что в углублении шеи можно видеть биение пульса.
— Какая у нее странная улыбка. Точно она думает о чем-то и не досказывает...
Действительно, в глазах «Джоконды» — свет и влажный блеск, как в живых глазах, а в веках заметны тончайшие лиловатые жилки. Но великий художник сотворил небывалое: он написал еще и воздух, пронизанный влажными испарениями и окутывающий фигуру прозрачной дымкой.
Самая знаменитая, много раз изученная и описанная на всех языках мира, «Джоконда» до сих пор остается и самой загадочной картиной великого да Винчи. Она по-прежнему остается непостижимой и продолжает уже несколько столетий тревожить воображение, может быть, именно потому, что это не портрет в привычном понимании этого слова.
Леонардо да Винчи написал ее вопреки самому понятию «портрет», которое предполагает изображение реального лица, сходного с оригиналом и с характеризующими его (хотя бы косвенно) атрибутами. То, что написал художник, далеко выходит за рамки простого портрета. Каждый оттенок кожи, каждая складка одежды, теплый блеск глаз, жизнь артерий и вен — всем этим снабдил художник свою картину. Но перед зрителем на заднем плане возникает еще и обрывистая цепь скал с ледяными вершинами у подножия гор, водная гладь с вытекающей из нее широкой и извилистой рекой, которая, сужаясь под маленьким мостиком, превращается в миниатюрный водопад, исчезающий за пределами картины. На зрителя льются золотистый теплый свет итальянского вечера и колдовское очарование живописи Леонардо да Винчи. Пристально, все понимая, смотрит на мир и людей «Джоконда».
Не одно столетие прошло с тех пор, как ее создал художник, и с последним прикосновением кисти Леонардо она стала вечно живой. Он и сам уже давно чувствовал, что Мона Лиза живет помимо его воли.
Как пишет искусствовед В. Липатов, «Джоконду» копировали многократно и всегда безуспешно: она была неуловима, даже отдаленным подобием не возникала на чужом полотне, оставалась верной своему создателю. Ее пытались разъять на части, отобрать и повторить хотя бы вечную улыбку, но на картинах учеников и последователей улыбка выцветала, становилась фальшивой, погибала, как существо, заточенное в неволю». Действительно, ни одна репродукция не донесет и тысячной доли очарования, которое струится с портрета.
Испанский философ Ортега-и-Гассет писал, что в «Джоконде» ощущается стремление к внутреннему освобождению: «Посмотрите, как напряжены ее виски и гладко подбритые брови, как плотно сжаты губы, с каким затаенным усилием пытается она приподнять тяжкий груз меланхолической печали. Однако это напряжение так незаметно, таким изящным спокойствием дышит вся ее фигура и такой неподвижностью полно все ее существо, что это внутреннее усилие скорее угадывается зрителем, чем сознательно выражено мастером. Оно извивается, кусает свой хвост, как змея, и, замыкая движение по кругу, дав наконец волю отчаянию, проявляется в знаменитой улыбке Моны Лизы».
Неповторимая «Джоконда» Леонардо да Винчи опередила развитие живописи на многие века вперед. Пытаясь объяснить тайну ее колдовского очарования, о картине писали бесконечно много. Делали самые невероятные предположения (что «Джоконда» беременна, что она косая, что это переодетый мужчина, что это автопортрет самого художника), но вряд ли когда-нибудь удастся полностью объяснить, почему это произведение, созданное Леонардо уже на склоне лет, обладает такой удивительной и притягательной силой. Ибо это полотно — творение поистине божественной, а не человеческой руки.








Источник: книга " 100 великих картин".

Их поместили под арест,
И стал тюрьмою им дворец,
И приближался их конец.
И четырех княжон-невест,
И Венценосную чету,
И их наследника-мечту,
Ждала Сибирь… Их ждал Тобольск…
Урал в руках кровавых войск,
И ждал их Екатеринбург,
Расстрел и смерть от адских мук
От грязных, диких, наглых рук
Антихристовых подлых слуг.

Но царь сказал, что всех простил,
Что всех он с миром отпустил,
И завещал он нам любить,
Что злом нам зло не победить,
А лишь прощать, любить, хранить,
Всем вокруг добро творить,
А за них просил не мстить…

Они покорны и смиренны,
Святы и праведны, блаженны,
Они прощали и любили,
Чувства трепетно хранили,
Дружбой теплой дорожили,
С верой праведною жили.
И приняв венец терновый,
Крест тяжелый и суровый,
С верой встретили конец.


Ксения Бродянская

Александра получает письмо от Великой княгини Елизаветы Федоровны.

­
«Здравствуй, милая сестрица,
Здравствуй, матушка-царица!
Мы не виделись давно,
Видно так уж суждено
Переменчивой судьбой
Нам далеко жить с тобой.
Ты всегда вдали столицы,
Резиденции царицы!
Ладно, я – Христа невеста,
Но тебе – в столице место!
Хочешь ты иметь успех,
Оградив себя от всех!
Меньше бойся, больше верь,
И все сладится, поверь!
Верю я, близко свиданье,
Между нами расстоянье,
Я надеюсь, сократится.
Встречи жду с тобой, царица!
Элла, старшая сестрица».


Александра



Как всегда дает советы,
Чтоб жила я жизнью света,
Чтобы, как вдова-царица,
Танцевала я в столице,
Давала рауты, балы,
Увеселенья до зари!
Но не такой я рождена,
Для танцев я не создана!
Острить, шутить – мне не дано…
Но точно знаю я одно:
Должна я Ники быть женой,
"Надежным тылом" и стеной,
Должна детей я воспитать,
И не должна я забывать,
Что я для них жена и мать!


Ксения Бродянская 2003 г.

Продолжение следует....