Тема вроде бы избитая. Историки изучали – в учебники написали – памятники поставили, и даже стихи сочинили. Все сегодня знают – деревянная Москва сгорела. Прямо или косвенно в этом виноват Наполеон. Сердце нашего народа наполнилось скорбью и гневом. Вся земля русская поднялась на борьбу с супостатом. Да. Мы это знаем, и, кажется, что всё логично, но интрига здесь всё-таки есть, и немалая.

Как же всё это получилось? С момента трагических событий прошло 200 лет, и всё это время гипотезы о московском пожаре строились по одной схеме. Если политические обстоятельства в данный момент требовали возложить вину на французов, то немедленно обнаруживались причины, по которым губернатор Москвы Ростопчин (как вариант – Кутузов) никак не мог быть инициатором поджога.

Дальше простая логика подсказывала – если не они, значит французы. Когда же требовалось показать акт самоотверженности русского народа, то на этот раз у Наполеона находилось железное алиби. Ну, а раз не французы, то значит, всё-таки наши подожгли.

Если прямого политического давления не было, то становилось ясно, что в Московском пожаре не были заинтересованы ни мы, ни французы, и у всех были причины избегать такого развития событий. Тогда следовало соломоново решение, которое до сих пор разделяют самые здравомыслящие (на мой взгляд) исследователи – Москва загорелась сама, от небрежности мародёров, отсутствия порядка и надзора. Но и эта версия при ближайшем рассмотрении не выглядит убедительной. Впрочем, давайте разберёмся по порядку.

Французы не желали Московского пожара

В своих воспоминаниях бригадный генерал французской армии Сегюр очень хорошо показал впечатление французов от пожара:

«Мы сами смотрели друг на друга с каким-то отвращением. Нас пугал тот крик ужаса, который должен раздаться по всей Европе. Мы приближались друг к другу, боясь поднять глаза, подавленные этой страшной катастрофой: она порочила нашу славу, грозила нашему существованию в настоящем и в будущем; отныне мы становились армией преступников, которых осудит небо и весь цивилизованный мир…»

Сегюр пишет и о том, как Наполеон, вступая в Москву, дал соответствующие распоряжения насчёт обеспечения порядка, и не допущения грабежей. Первые очаги пожаров французы тушили вместе с местными жителями. Так французская армия поступала и в других покорённых Европейских городах.

Из многих источников известно, что Наполеон собирался выторговать у Русского царя выгодный мир, в обмен на Москву. Он намерен был заниматься переговорами, уютно разместившись в захваченном городе. Когда же Москва превратилась в пепел и руины, Наполеон потерял предмет торга. Ему уже нечего было предложить.

Сильно пострадала и французская армия. Две трети войск, находившихся в Москве на момент пожара, погибло. Если бы они сами были инициаторами поджога, то, несомненно, побеспокоились бы о своей безопасности.

Российская империя не была заинтересована в уничтожении Москвы

Генерал-губернатор Москвы Растопчин, которого чаще всего и обвиняют в намеренном поджоге Москвы, действительно имел планы по уничтожению ряда стратегических объектов. Однако, полная ликвидация города никогда не предусматривалась. Это потеря гигантских ресурсов. И Кремль, конечно, тоже никто не собирался взрывать. Спустя десять лет (в 1823 г.) Растопчин написал в своё оправдание сочинение: «La verite sur l’incendie de Moscou» (Правда о пожаре Москвы):

«В нем граф заявлял, что главным поводом, побудившим его взяться за перо, было восстановление правды и критический разбор версии об его причастности к пожару, придуманной, по словам графа, самим Наполеоном, чтобы отвести от себя обвинения в варварстве.

Как не без оснований полагал Ростопчин, для «сожжения столичного города империи надлежало иметь причину, гораздо важнейшую, чем уверенность во зле, могущим от того произойти от неприятеля». Ведь даже, несмотря на уничтожение шести восьмых частей города (75%), оставалось ещё много зданий для размещения вражеской армии. Единственным для неё злом в таком случае была бы гибель от огня запасов продовольствия. Но, как отмечал граф, они были весьма незначительны, так как за период военных действий подвоз провианта и фуража в Москву практически не осуществлялся. Запасы же зерна и муки были почти израсходованы из-за каждодневного снабжения армии хлебом и сухарями. И, наконец, пожар был крайне невыгоден русской армии, обременённой ранеными и беженцами, так как мог принудить французов выйти из города и вступить с ней в сражение, гибельное для русских.

Граф отвергал и частные обвинения, например в том, что под его руководством Леппихом были подготовлены зажигательные смеси: «Солома и сено были бы гораздо способнее для зажигателей, чем фейерверки, требующие предосторожности и столь же трудные к сокрытию, как и к управлению для людей, совсем к тому непривычных». Полной бессмыслицей, по мнению бывшего московского генерал-губернатора, являлось свидетельство, будто бы в его доме на Лубянке были в печи обнаружены петарды. «Для чего мне было класть петарды в моем доме? Принимаясь топить печи, их легко бы нашли, и даже в случае взорвания, было бы токмо несколько жертв, а не пожар».

Удивлялся граф и упрёкам в использовании выпущенных из тюрем колодников для поджога. Он спрашивал, разумно ли верить, чтобы уголовники, даже если бы условием их освобождения было исполнение приказа Ростопчина, при отсутствии контроля со стороны русских властей с одной стороны, и угрозе быть постоянно схваченными французами с другой стороны, бросились поджигать город?

Неправдой, по мнению Ростопчина, являлись и показания осуждённых за поджоги москвичей. Сам он беседовал с тремя оставшимися в живых из осуждённых французской администрацией, и те заявили, что их никто не допрашивал, а из задержанных тридцати человек французы отсчитали тринадцать, расстреляли и повесили на фонарные столбы с надписью, что это и есть поджигатели…» (Горностаев М.В. «Генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин: страницы истории 1812 года»).

Кроме того, в Москве даже после пожара оставалось около 20 000 жителей, которые терпели голод, холод и разруху. Трудно представить, что готовя тотальное разрушение города, Ростопчин не побеспокоился бы об эвакуации жителей, либо зная о том, что многие ещё остались в Москве, всё же привёл в действие зловещий план.

Надо отдать должное пропагандистам того времени. Они искусно манипулировали сознанием населения, на ходу стряпая мифы и заколачивая их в головы. Любое событие могло быть повёрнуто в нужную сторону. Так катастрофическое разрушение позорно без боя сданной врагу столицы (смотри статью) превратилось в героический подвиг нашего народа, единый порыв и т.д. Этот морок уже беспредельно господствовал над умами, когда Ростопчин не выдержал и опубликовал свою правду. И вот как это было воспринято:

«…Правда о пожаре Москвы» вызвала, по меньшей мере, недоумение у современников. М.А. Дмитриев писал: «...для русских чтение этой брошюры осталось и неразгаданным и неприятным», она вышла в тот момент, когда уже утвердилась героическая слава русского народа, когда умолкли упрёки в адрес Ростопчина…» (Горностаев М.В «Генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин: страницы истории 1812 года»).

Реакция совершенно предсказуемая. Но это не умаляет заслуги генерал-губернатора, не пожелавшего быть пособником вранья. Думаю, теперь ясно, что Московский пожар стал неожиданностью для обеих сторон. Каким же образом произошла такая аккуратная по времени и месту случайность?

«Не деревянная Москва», или «Камень не горит»

А с чего это собственно мы уверены, что Москва была деревянной? Давайте хоть проверим, на всякий случай. И тут сразу на глаза попадается статья «Каменное строительство в Москве в начале 18 века». Вот что там есть интересного по нашему вопросу:

«Одним из главных направлений законодательной политики Петра I в отношении порядка застройки столицы с конца XVII в. являлось последовательное внедрение в центр Москвы кирпича как основного строительного материала, который должен был помочь кардинально решить проблему пожаров. Это касалось, главным образом, частных застройщиков, поскольку административные здания, а также монастыри и городские храмы были к этому времени выстроены по преимуществу из камня. В 1681 г. погорельцам, у которых дворы "по большим улицам к городовой стене к Китаю и к Белому Городу", выдавали для строительства каменных палат в долг кирпич по полтора рубля за тысячу с рассрочкой выплаты на 10 лет.

С начала XVIII в. указы стали предписывать на погорелых местах в Москве и на загородных дворах строить исключительно из кирпича, хотя бы "в полтора и в один кирпич", допускались, правда, и мазанки. Эти требования касались не только жилья, но и построек хозяйственного назначения, конюшен, амбаров и т.п. Указ от 28 января 1704 г. обязывал строить "всяких чинов людям", проживающим на территории Кремля и Китай-города, палаты, подсобные помещения и лавки из кирпича, использовать дерево категорически запрещалось… В 1712 г. к привилегированной части Москвы был присоединен Белый город, причём маломощным городским жителям центра предлагалось, как и ранее, в 1704 и последующие годы, "кому каменное строение строить нечем", продавать свои дворы более обеспеченным горожанам».

То есть, ещё за 100 лет до нашего события в районах Китай город и Белый город, а также на территории самого Кремля, строительство разрешалось только из камня и кирпича. Но пожары всё равно были. Например, знаменитый московский пожар 1737 года. Тогда выгорел весь центр Москвы. На кремлёвских стенах сгорела деревянная кровля, никогда больше не восстановленная. Выгорело здание Оружейной палаты. Для чего же тогда требовалось вводить каменное строительство? Может это не помогает?

Камень действительно не горит. Горит внутренняя обстановка, деревянные балки перекрытий, но не стены. Это существенно препятствует распространению огня на соседние здания. Что зачастую позволяет локализовать очаг возгорания. Например, за 10 месяцев 1869 г. в Москве насчитали 15 тысяч пожаров. В среднем 50 пожаров в день! Однако весь город не выгорел. То есть пожарная безопасность в каменной застройке на порядок выше.

Если сгорает деревянное здание, то остаётся только пепелище. Каменный дом не сгорает, он выгорает изнутри. Остаются закопчённые стены, и очень скоро дом можно снова восстановить.

Так вот, после Московского пожара 1812 года вся каменная часть Москвы за редким исключением превратилась в РУИНЫ! Создаётся впечатление, что богатейшие люди страны жили не в каменных дворцах с толстыми стенами, а в глинобитных мазанках, которые от огненного жара рассыпались на куски. И это очень неправильное впечатление!

Камень рушится

Граф Сегюр в своих воспоминаниях о пожаре 1812 года написал удивительные строки:

«Два офицера расположились в одном из кремлёвских зданий, откуда им открывался вид на северную и восточную части города. Около полуночи их разбудил необычайный свет, и они увидали, что пламя охватило дворцы: сначала оно осветило изящные и благородные очертания их архитектуры, а потом всё это обрушилось».

Куда смотрели офицеры из кремлёвского здания? На север и восток. А там находились сплошь каменные Китай город и Белый город. И как же они обрушились? Просто в руины. А может быть перевод с французского не совсем точен? Возможно, изначально фраза звучала так:

«Около полуночи их разбудила яркая вспышка (и правда, как отблески огня могут разбудить измученного человека?) и они увидели, что свет озарил дворцы: сначала он контрастно осветил мельчайшие детали зданий (именно осветил, а не охватил, как говорят про пламя), а спустя мгновения, они обрушились».

А теперь приведём выдержки из записок очевидцев, чтобы точно убедиться, что это не был простой пожар:

«Первым загорелось огромное торговое здание, помещавшееся в центре города в одном из богатейших кварталов. И тотчас же Наполеон поспешил отдать соответствующие приказания, а при наступлении дня сам поспешил на место пожара, обратившись с грозной речью к молодой гвардии и к Мортье, который в ответ указал ему на дома, крытые железом: они продолжали стоять запертыми, нетронутыми, без малейшаго следа взлома, а между тем, чёрный дым клубился, выходя из них... Тогда наши удалились в уцелевшие кварталы в поисках новых жилищ, но прежде чем войти в эти запертые и покинутые дома, они останавливались, услышав там лёгкий треск взрыва, вслед за ним поднималась тоненькая струйка дыма, которая быстро становилась густой и чёрной, затем красноватой, наконец принимала огненную окраску и вскоре всё здание обрушивалось в вихре пламени!»

«Пожар Москвы 1812», Мемуары графа де-Сегюра, Историческое знание, выпуск 2.

Эти мемуары, которые я уже цитировал выше, являются ценным свидетельством. Они широко известны в исторических кругах и фигурируют во всех серьёзных исследованиях по данному вопросу. Но историки читают в них только то, что им на руку. Например, там есть строки про пойманных поджигателей, и их с удовольствием цитируют. Но те выдержки, что приведены здесь, отрицают главенствующую роль поджигателей в Московском пожаре. Напротив они показывают необычный характер очагов возгорания.

Почему автор мемуаров изложил события так противоречиво? Это называется смятение. Когда человек видит что-то необычное, то его рассудок пытается найти знакомое привычное объяснение, чтобы сохранить цельное мировоззрение. И мы с вами устроены таким же образом. Сегюр описывает запертые дома с приставленной охраной загорающиеся сами собой, и дома загорающиеся от непонятных причин (лёгкий треск взрыва, тоненькая струйка дыма), которые он пытается объяснить какими-то химическими взрывателями. И тут же он видит в каждом оборванном, обгорелом москвиче поджигателя.

Если трезво рассудить, и то, и другое только уловка ума. Москва была покинута поспешно, никто не успел бы заминировать её таким хитрым образом. Да и незачем, есть способы попроще. А «гордые поджигатели», якобы люто ненавидящие французов, и готовые им на зло сами уничтожить всё своё достояние, уже через несколько страниц просятся погреться у костров врага. Необычность и смятение разума, вот причина противоречий.

Ещё один убийственный факт:

«…сведения приносимые съезжавшимися со всех сторон офицерами, совпадали между собой. В первую же ночь, 14-го на 15-е (со 2-го на 3-е по старому стилю, – авт.)огненный шар спустился над дворцом князя Трубецкого и поджёг это строение – что послужило сигналом». («Пожар Москвы 1812» Мемуары графа де-Сегюра, Историческое знание, выпуск 2).

Тут уж историки не смогли пройти мимо, упомянули. Факт-то значимый. Но им пришлось принизить ценность мемуаров графа, назвав его фантазёром. Это уже «потёк мозг» и сработали предохранители у самих историков. Но мы-то понимаем, не может бригадный генерал французской армии быть просто фантазёром. По должности не положено. Если бы французские генералы настолько неадекватно воспринимали реальность, то перепутали бы направление, и вместо Европы завоевали Гренландию. Но в чём-то современные исследователи правы. Записки графа явно несут в себе отпечаток сомнения и нелогичности.

Ущерб несоизмерим с последствиями обычного пожара

Какова же была обстановка, вызвавшая такое состояние очевидцев? Вот карта, описывающая масштаб повреждений города, с указанием количества уничтоженных домов в конкретных районах. Светлым тоном обозначены неповреждённые кварталы. А вот описание на местности:

«…Те же из наших, которые раньше ходили по городу, теперь, оглушённые бурей пожара, ослеплённые пеплом, не узнавали местности, да и кроме того, сами улицы исчезли в дыму и обратились в груды развалин… Лагерь, через который ему надо было пройти, представлял из себя страшное зрелище. Посреди полей, в топкой холодной грязи горели огромные костры из мебели красного дерева и позолоченных оконных рам и дверей. Вокруг этих костров, подложив под ноги сырую солому, кое-как прикрытую досками, солдаты и офицеры, покрытые грязью и копотью, сидели в креслах или лежали на шёлковых диванах…» («Пожар Москвы 1812» Мемуары графа де-Сегюра, Историческое знание, выпуск 2).

Прошу запомнить слова о «топкой холодной грязи» и «сырой соломе». Они нам очень пригодятся, и не только потому, что в дождливую, сырую погоду самопроизвольное возникновение и распространение пожара менее вероятно. Пока запомним – дождь был, и не маленький. Продолжим описание:

«…тут же была серебряная посуда, с которой нашим приходилось есть лишь обуглившееся чёрное тесто и недожаренную кровавую конину… Несколько хорошо одетых москвичей, мужчин и женщин, оказавшихся купцами, вместе с остатками своего имущества искали убежища около наших костров… Та же участь постигла и неприятельских солдат в числе приблизительно десяти тысяч. Они бродили среди нас на свободе, причём некоторые из них были даже вооружены… Когда безпорядок (так и написано в оригинале, беЗпорядок, – авт.)уменьшился или, вернее, когда начальники превратили мародёрство в регулярную фуражировку, было замечено большое количество отставших русских. Был отдан приказ захватить их, но тысяч семь или восемь успели убежать. Вскоре нам пришлось с ними сражаться...

От великой Москвы оставалось лишь несколько уцелевших домов, разбросанных среди развалин. Этот сражённый и сожжённый колосс, подобно трупу, издавал тяжёлый запах. Кучи пепла, да местами попадавшиеся развалины стен и обломки стропил, одни указывали на то, что здесь когда-то были улицы. В предместьях попадались русские мужчины и женщины, покрытые обгорелыми одеждами. Они подобно призракам, блуждали среди развалин; одни из них забирались в сады, присев на корточки, ковыряли землю, надеясь добыть себе каких-нибудь овощей, другие отбирали у ворон остатки падали, трупы мёртвых животных брошенных армией. Немного дальше, можно было заметить, как некоторые из них влезали в Москву-реку для того, чтобы вытащить из воды мешки с зерном, брошенные туда по приказанию Ростопчина, и пожирали сырым, это прокисшее и испортившееся зерно…» («Пожар Москвы 1812» Мемуары графа де-Сегюра, Историческое знание, выпуск 2).

В общем, выглядеть это должно примерно так или вот так (изображения Хиросимы после ядерного удара). То, что превратило Москву в руины и пепел, потрясло очевидцев до степени шока. Только этим можно объяснить «призрачное» состояние – жителей города, уже ни от кого не скрывавшихся; десяти тысяч русских солдат, отчасти вооружённых, которые уже не думали воевать с французами, или просто покинуть город (были деморализованы и дезориентированы); французских солдат, которые тоже не обращали внимания на присутствие вооружённого противника.

Такое состояние людей продолжалось несколько дней, по прошествии которых началась хоть какая-то организация и преследование вооружённого неприятеля, который как раз к этому времени тоже пришёл в себя и сбежал из города. Не похоже, чтобы обычный пожар, пусть даже большой, способен был вогнать в прострацию бывалых солдат, не раз повидавших и огонь, и смерть.

А вот интересный факт для сравнения. В 1737 году, как известно, случился один из самых страшных пожаров в Москве. Тогда стояла сухая ветреная погода, выгорело несколько тысяч дворов и весь центр города. Тот пожар был соизмерим с нашим, но в нём погибло только 94 человека. Каким образом катастрофа 1812 года, будучи таким же пожаром, смогла поглотить две трети расквартированной в Москве французской армии. То есть порядка 30 000 человек? Они что, ходить не могли? Французские потери «на отдыхе» в Москве подтверждают разные источники:

«От французской армии, как и от Москвы уцелела лишь одна треть…» («Пожар Москвы 1812» Мемуары графа де-Сегюра, Историческое знание, выпуск 2, стр.17).

«По признанию самих французских пленных, 39 дневное пребывание их в Москве стоило им 30 000 человек…» («Русские и Наполеон Бонапарте». Москва 1814 г.).

Это не был обычный пожар. Неудивительно, что разрушенный город «подобно трупу, издавал тяжёлый запах», это как раз и пахли те 30 000 трупов. Да не забыть бы ещё о погибших мирных жителях, которых даже после пожара оставалось до 20 000 человек. А сколько их погибло? Вероятно не меньше, чем французов. Вот что об этом пишут очевидцы:

«Казармы были завалены больными солдатами, лишёнными всякого присмотра, а госпитали ранеными, умиравшими сотнями от недостатка в лекарствах и даже в пище… улицы и площади были завалены мёртвыми окровавленными телами человеческими и лошадьми… В одном месте слышны были вопли измученных побоями граждан, от которых узнавать хотели злодеи, где зарыты сокровища казённые и частные. В другом стенали борящиеся со смертью раненые, коих иные проходящие мимо солдаты, из сострадания прикалывали с таким точно хладнокровием, с каким мы в летнее время умерщвляем муху… Целый город превращён был в кладбище и бдительная Наполеонова полиция хоронила везде, где ни попадалось, умирающих с умершими, зарывая тела в землю едва на два три вершка…» («Русские и Наполеон Бонапарте». Москва 1814 г.).

Удивительно и непостижимо такое количество жертв (около 30 000 человек) от обыкновенного пожара. Даже в Бородинском сражении, где французы были истребляемы прицельным огнём из ружей и пушек, где солдаты бились насмерть в рукопашной схватке, армия Наполеона потеряла порядка 30 000 человек, причём убитыми лишь 10 000. Вынужден ещё раз отметить, что обычный пожар ни при каких обстоятельствах не мог бы привести к такому же количеству жертв.

Руины Кремля

Отчего бы нам сомневаться в принятой исторической версии разрушения Наполеоном Кремля? Оттого, что в этой версии от начала до конца всё нелогично. Оттого, что нет мотива действующих лиц. В сочинениях российской пропагандистской машины 19 века Наполеон предстаёт безумцем и вандалом. Точно таким столетие спустя изображали Гитлера, а затем – оголтелых империалистов. Наши идеологические противники в создании подобных страшилок тоже ничуть не уступали. Это просто удобный пропагандистский штамп. Поступки психически больного человека не надо объяснять. В них бессмысленно искать логику. Вот цитата:

«Он (Наполеон, – авт.)выдумывает адские способы для истребления и разрушения до основания древней Московской Столицы, приказывает умножить зажигательныя команды, и разместить их по разным частям города; а между тем сам под своим надзором, Наполеон предпринимает безсмертный подвиг злодейства – взорвание на воздух всего Кремля» («Русские и Наполеон Бонапарте». Москва 1814 г.).

Переборщили малость агитаторы, к этому времени пожар в Москве несколько раз был потушен и возникал вновь. Жечь было почти нечего. Кроме того, несколько дополнительных пожаров принципиально уже ничего не меняли. Да и разрушение Кремля тоже.

«…боясь же быть осаждённым в Кремле, велит он из поставленных в Сенатской стене пушек (сии пушки были ещё тут три месяца после бегства французов) стрелять по противулежащим лавкам, дабы сделать площадь перед кремлём. Суконные, серебряный, овощный суровский и вообще все ряды были подорваны порохом» («Русские и Наполеон Бонапарте». Москва 1814 г.).

Неграмотность агитаторов нам в помощь. Им же некогда открытыми глазами на мир взглянуть, всегда заняты своим грязным делом. Иначе бы они поняли, что сносить каменные лавки ядрами полевой артиллерии, это очень глупая затея. Ничего не снесётся, только дыр наковыряют. Интересен также по своей глупости проект сноса суконного и остальных рядов с помощью пороха. Агитаторы же не понимают, что порох – это стратегический ресурс для ведения боевых действий. Он не растёт на деревьях, и имеет свойство заканчиваться. Не знают они и сколько его требуется для исполнения такой задумки. По моим прикидкам – пара вагонов или полсотни возов. Читаем далее:

…около двух тысяч самых отчаянных злодеев должны были умертвить всех жителей, зажечь домы и подорвать Кремль… Испуганный Мортье, не думая уже о выполнении данных ему жестоких приказаний, помышлял (следуя примеру своего Императора) токмо о собственном своём спасении: он успел только зажечь одну часть подкопа и ускакал сам в след за бежавшими из Москвы французами. Ужасный треск, коим взорвана была часть Кремлёвских строений, возвестил в одно время Московским жителям и окончание всех их бедствий, и бегство злодеев…» («Русские и Наполеон Бонапарте». Москва 1814 г.).

Вот такой образ. Сначала Наполеон беснуется, бегает, кричит, сам помогает мешки с порохом в подкоп заталкивать. Хотя Ростопчин, по свидетельству графа Сегюра и так, якобы, оставил в Кремле огромное количество пороха, что ничем кроме минирования не назвать. Если это так и было, зачем ещё раз минировать?

Затем он приказывает палить из пушек по лавкам, расположенным возле Кремля, которые несколько страниц назад уже были сожжены и превратились в руины. После этого он взрывает их ещё и порохом. Контрольный выстрел, так сказать. И вот уже маршал Мортье собственноручно чиркает спичками над фитилём, загорелось-незагорелось бросает это дело и драпает во всю прыть, догонять императора. Ни дать ни взять бегущие махновцы.

Всё это сильно напоминает наспех слепленную пропагандистскую версию. Кроме того, Сегюр уже во время первой волны пожара косвенно упоминает некие развалины в Кремле:

«…Тогда наши после долгих поисков нашли возле груды камней подземный ход, выводивший к Москве-реке. Через этот узкий проход Наполеону с его офицерами и гвардией удалось выбраться из Кремля…» («Пожар Москвы 1812» Мемуары графа де-Сегюра, Историческое знание, выпуск 2).

Какие груды камней могут быть на территории Кремля, когда огонь, якобы, только ещё подступал к его стенам? Все известные подземные ходы из Кремля берут начало в башнях, а никак не из груды камней. Вот если башня превратилась в эту груду, тогда понятно. Тогда же, вероятно, могли превратиться в руины и торговые ряды, и разрушенная часть Кремлёвских стен. Тогда же мог быть завален обломками и гигантский Алевизов ров, проходивший от Арсенальной башни до Беклемишевской, и имевший ширину до 34 метров, при глубине порядка 13 метров. После чего, заровнять его стало проще, чем расчистить.

Чтобы объяснить такие разрушения, по-видимому, и были состряпаны вышеуказанные неуклюжие версии. Но объяснить всё-таки проще, чем разрушить в реальности. Чем же это сделали?

Второе солнце над Москвой

Здесь уместно привести альтернативную версию писателя фантаста Василия Шепетнёва, изложенную в его произведении «Певчие Ада». Она настолько убедительно звучит, что на просторах Интернета давно забыли, что это вымысел, и считают историю подлинной:

«В прошлом году московский чиновник приобрёл запущенное поместье на юге Франции, в окрестностях Тулона. После вступления в права владения он затеял ремонт старинного особняка и, готовя мебель к реставрации, в одном из потайных ящичков письменного стола обнаружил дневник некоего Шарля Артуа, лейтенанта наполеоновской армии. В дневнике описывались московские события и подробности возвращения армии из России. Сейчас рукопись проходит ряд экспертиз, но с отрывками из неё, благодаря любезности владельца, удалось ознакомиться.

 "Я стоял во дворе большого русского дома. Невысокое солнце заливало Москву золотистым светом. Внезапно загорелось второе солнце, яркое, белое, ослепительное. Оно располагалось на двадцать градусов выше первого, истинного, и светило не более пяти секунд, однако успело опалить лицо Поля Берже, отдыхавшего на балконе. Стены и кровля дома начали дымиться. Я приказал солдатам вылить на кровлю несколько десятков вёдер воды, и лишь благодаря этим мерам удалось спасти усадьбу. В других усадьбах, расположенных ближе к новоявленному светилу, начались пожары. Именно эта загадочная небесная вспышка и послужила причиной страшного пожара, уничтожившего Москву..."

 Любопытно описание бегства наполеоновских войск из России. Как известно, отступать французам (на самом деле состав армии Наполеона был многонациональным, собственно французы в ней составляли меньшинство) пришлось по разорённой Смоленской дороге. Недостаток продовольствия и фуража, отсутствие зимнего обмундирования превратили некогда могучую армию в толпу отчаявшихся, умирающих людей. Но только ли генерал Мороз и генерал Голод виновны в болезнях, поразивших войско? Вернёмся к сентябрю 1812 года, Великая Армия ещё в Москве.

 "Вокруг продолжаются пожары. Усадьба, где мы расквартированы, уцелела, но, как назло, новая напасть поразила наши ряды. Гнилая русская вода, невоздержанность в еде или иная причина, но все наши люди страдают от жесточайшего кровавого поноса. Слабость во всех членах, головокружение, тошнота, переходящая в неукротимую рвоту, добавляют несчастий. И не мы одни в подобном положении – все батальоны нашего полка, все полки в Москве. Лекари подозревают дизентерию либо холеру, и рекомендуют поскорее покинуть негостеприимный город. Давеча приезжал Пьер Дюруа. Его отряд стоит в десяти верстах от московской заставы, все здоровы и веселы, правда, тревожат русские партизаны. Видя плачевное наше состояние, он тут же повернул назад, боясь подхватить заразу..."

 Неделю спустя лейтенант замечает: "Начали выпадать волосы. Я поделился сим печальным открытием с Жирденом – но у него те же неприятности. Боюсь, скоро весь наш отряд – да что отряд, весь полк станет полком лысых... Многие лошади тяжело больны, что ставит в тупик ветеринаров. Как и лекари двуногих, они утверждают, что вся причина в злокачественных миазмах, растворённых в московском воздухе... Наконец, решение принято: мы покидаем Москву. Покидаем, ничего не добившись, поражённые недугом, ослабленные, немощные, бессильные. Одна лишь надежда, увидеть родную Францию придаёт мужества, иначе мы предпочли бы просто лечь на землю и умереть – до того скверно наше состояние..."

 Страницы, описывающие обратный путь, тяжелы и скорбны: отряд Артуа терял людей ежедневно, но не в боях – воевать они были не в силах, – а от слабости и истощения, вызванных таинственной болезнью. Даже та скудная провизия, которую удавалось раздобыть, впрок не шла, они просто не могли переварить её. Солдаты покрылись гнойниками и язвами. Гибли и люди, и лошади. От русских отбивались те части, которые не входили в Москву, но ряды их таяли, в то время как армия русских только крепла.

 Большая часть наполеоновской армии сгинула на просторах России. Шарлю Артуа повезло: крепкий дух подчинил себе немощное тело. Болезнь сделала его инвалидом. Поэтому сразу по возвращении во Францию он получил отставку, но прожил недолго и умер в возрасте тридцати двух лет бездетным. Новый владелец поместья (ко всему прочему, кандидат физико-математических наук), ознакомясь с рукописью и проконсультировавшись со специалистами, высказал предположение: армия, оккупировавшая в 1812 году Москву, подверглась воздушному ядерному удару! Световое излучение вызвало пожары, а проникающая радиация – острую лучевую болезнь, которая и подкосила армию…» Источник

Эта пространная цитата приведена не просто так. Уже было сказано об огненном шаре над дворцом Трубецкого. Жаль, что нет возможности ознакомиться с подлинником мемуаров Сегюра на французском. Восприятие людьми всего необычного, часто бывает неадекватным, но ещё более искажёнными могут быть переводы. Кто теперь знает, что делал тот огненный шар – поднимался, опускался или на месте стоял, но дворец-то от него загорелся.

Многие здравомыслящие люди возмутятся абсурдности предположений о ядерной катастрофе Москвы 1812 года. Пусть даже не осталось прямых письменных указаний о применении такого оружия. Это вполне может быть, ведь мы уже убедились, как умело паразиты-агитаторы управляли информационным пространством даже в то время. Но ведь радиация-то должна была остаться. Где же она?

А вот, полюбуйтесь – карта радиационного фона Москвы

Повышенный уровень фоновой радиации в центре Москвы (тёмно голубой цвет) образует характерное пятно, с «факелом», вытянутым в сторону юга. Эпицентр пятна расположен как раз в том месте, где, якобы, Наполеон неистово разрушал каменные торговые ряды. Это как раз то место, на которое выходили кремлёвские окна двух офицеров из мемуаров Сегюра. Тех самых, которых разбудил «необычный свет», и на глазах которых обрушились каменные дворцы.

В этих же мемуарах сказано, что сильный ветер дул с севера, что и показывает направление рассеивания радиоактивного мусора, который теперь остаточно фонит в грунте. С этой же стороны расположены Никольские ворота Кремля, которые, якобы, были взорваны бесноватым Наполеоном почти до основания. И, наконец, здесь же расположен Алевизов ров, который после катастрофы, видимо, был настолько завален обломками, что его решили не расчищать, а просто заровнять, расширив Красную площадь.

То есть, мы видим все следы применения малого тактического ядерного заряда. Настало время упомянуть и дождь, несмотря на который пожар всё время возникал вновь. После наземного ядерного взрыва всегда появляется дождь, так как большое количество пыли выбрасывается восходящими тепловыми потоками в верхние слои атмосферы, где на них немедленно конденсируется влага. Всё это выпадает в виде осадков.

Не исключено, что было применено несколько зарядов в разное время, так как пожар, будучи потушенным в одном районе, возникал снова в другом. Они могли быть разными наземными, воздушными и высотными, при которых ударной волны практически нет, но есть мощное излучение, вызывающее пожары и болезни. Опознать их достоверно, именно как взрывы, людям 19 века было бы практически невозможно. Только и остаётся рассказывать об огненных шарах да самопроизвольно возникающих пожарах.

Выводы

– Не существует единой официальной версии о причинах пожара в Москве 1812 года, которая суммой фактов и доводов перевесила бы остальные. Все существующие версии в какой-то мере политизированы. Это значит, что истинные причины на настоящий момент не вскрыты.

– Пожар не нужен был ни России, ни Наполеону.

– Большинством очевидцев отмечены необычные обстоятельства возникновения очагов пожара, который, будучи потушенным в одном месте, появлялся вновь в другом.

– Пропаганда лжёт нам о том, что Москва была деревянная. Это делается для преувеличения пожароопасности города в нашем воображении. Фактом является то, что весь центр города в радиусе 1,5 километра от красной площади был каменным. Показательно и то, что за 10 месяцев 1869 г. в Москве насчитали 15 тысяч пожаров. В среднем 50 пожаров в день! Однако весь город не выгорел. Дело здесь не столько в бдительности, сколько в повышенной пожарной безопасности каменного города с широкими улицами.

– После катастрофы в течение нескольких дней люди в поражённой зоне находились в состоянии шока. Вооружённые противники не воспринимали друг друга как угрозу. По Москве открыто бродили до 10000 русских солдат, и их никто не пытался задержать.

– Ущерб от катастрофы оказался немыслимо тяжёлым. Французы потеряли в Москве 30 000 человек, что больше чем их потери в Бородинском сражении. Москва на 75% была уничтожена. В руины превратилась даже каменная застройка, чего не может случиться при обычном пожаре. Руинами стала значительная часть Кремля и массивных каменных торговых рядов, что пропаганда вынуждена была объяснять проделками неадекватного Наполеона (якобы он приказал всё это взорвать). А то, что степень разрушения того же Кремля в разных местах была различной, объяснялось тем, что торопливый Мюрат не все фитили поджёг, либо дождь их погасил и т.д.

– Армия французов не располагала достаточными средствами для разрушения массивных каменных построек в таких масштабах. Полевая артиллерия для этого не годится, да и пороха столько не набрать. Речь о килотоннах в тротиловом эквиваленте.

– До сегодняшнего дня распределение фонового уровня радиации в Москве указывает на следы применения ядерного боеприпаса. Виден эпицентр и факел рассеяния радиоактивных продуктов взрыва. Расположение эпицентра соответствует наблюдениям очевидцев, а направление рассеяния повторяет описанное направление ветра.

P.S. Третья сторона

Давайте немного отвлечёмся от кошмарных сцен и подумаем. Если все гипотезы о пожаре 1812 года на поверку оказываются несостоятельными, то верна ли сама постановка вопроса – «Кто поджигатели: русские или французы?». Почему бы не рассмотреть вариант участия в катастрофе третьей стороны?

Такая сила, как показывает история, давным-давно присутствует на планете. Многие столетия ни одна крупная война не возникала сама по себе. Всегда был некто, который стравливал соседей, доводил конфликт до точки взрыва, провоцируя бойню, а затем распространял своё влияние на ослабленные войной народы. Так было и во время Второй мировой войны, когда германцы и русы истребляли друг друга, а мировая закулиса делала свой выбор – кого из противников, обескровленных противостоянием, потребуется добить.

Нет причин исключать проявление этой третьей силы и в Наполеоновских войнах. Кое-что об этом известно. Это и финансирование Наполеона из соответствующих источников, и его трудно объяснимое решение воевать с Россией, оставив в покое своего главного врага Англию, как позже поступил и Гитлер. Но одно дело строить заговоры и плести интриги, а другое, странным способом с особой жестокостью уничтожить огромный город, расположенный в глубине России, в тысячах километров от границы.

Правительства крупнейших держав планеты получили в свои руки ядерные технологии лишь в пятидесятые годы 20 века. Есть ощущение, что человечество кто-то стал активно готовить к самоубийству, на заре Дня Сварога. Но таким оружием уже давно могла владеть третья сторона. А то, что СМИ и официальная наука с пеной у рта отрицают малейшую возможность такого развития событий, лишний раз доказывает весомость приведённой в данной статье версии.