Начало рассказа здесь

…На привале стало заметно, насколько больше идет людей, чем раньше. Люди расположились далеко в поле, а 2009-м мы были на этом же месте самыми крайними, и никто дальше нас не уходил. Я опять поил всех чаем – и своих, и соседей, потом себя. Прилег на коврик, задремал, находясь в каком-то полусне. Но друзья растолкали, и сказали, что я слегка храпел - видимо, как тот мужик в храме. Липин уже ушел с ребятами к иконе, оставив нам часть вещей – переход до Медянского леса будет долгим. Прошли поворот на Горохово, спуск, подъем, какие-то распаханные поля среди леса. Кто здесь и что сажает? Потом на стоянке Володя Растворов объяснил, что поля распаханы и засеяны овсом для кабанов, одного даже видели сейчас. А когда зашли в лес на привычное место стоянки, по просеке прыгал зайчишка, находясь в панике от такого количества народа, и в смятении побежал не в заросли, а в сторону иконы.

Отец Иов поблагодарил Альфредыча с друзьями за очень аккуратное несение иконы, на что Липин ответил: «У нас еще есть такие же аккуратные, которые в Медянском всегда носят, но они почему-то в это раз не хотят». Нести-то мы не против – толкаться возле иконы не хотим… Нам бы спокойствия. И терпения. И мудрости.


- Василий, а ты слышал, как интересно пели на акафисте в Великорецом 13-й кондак на третий раз? Два раз читали, а потом клирос пел, - обратился ко мне с вопросом Альфредыч.
- Слышал. Вот так…, - и я напел ему.
- О! Смотри-ка, получается! А давай, когда будем опять читать акафист, на третий раз 13-й кондак тоже споем?
- Давай споем.
К нам подошел молодой парень:
- А не найдется ли у вас пустой бутылки для воды?
- Сколько угодно! Вот тебе две!
- Мне нужна только одна. Вторую наполню водой и верну вам в качестве бонуса.
Он вскоре вернулся, по пути наливая всем желающим воду в кружки, и вернул нам одну полную бутылку воды.

Пообедав, все начали устраиваться на ковриках. Я опять воткнул беруши, чтобы не слышать посторонних звуков, и мгновенно уснул. Спал недолго, всего около часа, потом лежал и смотрел на слегка покачивающиеся верхушки сосен на фоне голубого безоблачного неба. Никуда не надо бежать, волноваться. Тишина, покой. Благодать…


Вышли с получасовой задержкой, чтобы избежать заторов, мешок с мусором забрали с собой, чтобы выкинуть в Медянах. Читали с Сашей и Василием акафист, пели 13-й кондак, потом «Богородицу» напевом, котрый когда-то показал отец Стахий, и тут женщина попросила еще раз спеть то, что пел до этого.
- 13-й кондак?
- Да, 15-й…
- 13-й.
Я запел, она шла рядом и тихонечко подпевала, запоминала. Ну, теперь и я могу хоть чем-то помочь кому-то.

Позвонила жена: двоюродный брат ушел в запой, потерял работу, сейчас в больнице, жить не хочет.
- Помолись там…
- Помолимся…
Хотел я отдохнуть – все-таки тяжело петь на жаре два с половиной часа. Но ради такого дела… «Господи, буду петь весь переход, только бы Санька не умер и взялся за ум...» Идешь то полем, то лесом, поешь. Пару глотков теплой водички – и опять поешь. Вот и деревня Зоновы, дошли. В начале привала стояла медицинский «уазик», медики людям обрабатывали мозоли, мерили давление, давали лекарства, жаждущим наливали воду.


В конце привала уже лежали Липин со товарищи, а рядом тот самый мужчина, который нам повстречался в Кленовом, опять уговаривал паломников:
- Братья и сестры, пожалуйста, не ходите дальше, пожалуйста. Крестный ход еще не прошел. Располагайтесь слева-справа, где можете. Пожалуйста!

Вода была на исходе у всех. Подъехала «буханка», народ побежал к ней: «Воду привезли!» Но воду только наливали в кружки, ожидаемой минералки не оказалось. «Сколько у меня осталось? Пара глотков… Ну и не суетиться! До Медян хватит...» Сразу после привала, когда колонна уже пошла, подъехала еще одна «буханка» с бутылочками воды, и вокруг машины мгновенно образовалась давка. Вода в этом году была дороже золота.

Я шел по краю дороги, догоняя Сашу Липина. Рядом с ним Викторыч уже начал читать акафист, и я как раз подоспел вовремя. Читали, как обычно, по очереди по две кафизмы. В конце акафиста Альфредыч напомнил мне:
- Ну, что, 13-й кондак споем на третий раз?
- Споем.
Я «вел партию» (надо же, до чего дошел!), а мужики подпевали. Акафист придавал сил, затяжной подъем в гору мы преодолели относительно легко, даже дыхание во время пения не сильно сбилось. Подходя к вершине холма, оглянулся назад: тысячи разноцветных рюкзаков, платочков, шапок и ковриков, колышась, двигались в гору. И я опять не удержался:
- Христо-о-ос воскресе! – крикнул я в сторону головы колонны.
- Воистину воскресе!! – отозвались сотни голосов.
Набрал еще больше воздуха
- Христо-о-о-ос воскре-е-се-е!!!!
- Воистину воскресе!!!!
Обернулся назад:
- ХРИСТО-О-ОС ВОСКРЕСЕ-Е-Е!!!
- ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!!!
Сколько мне отозвалось братьев и сестер? Тысяча? Полторы? Душа поет! Вятская Пасха!

Мы запели вполголоса пасхальный тропарь.
- Извините, Вы из Сыктывкара? Василий? – женщина, шедшая рядом, обратилась ко мне.
- Василий.
- А мы читали, что Вы носите обычно икону в Медянском лесу.
- Обычно да. Но в этот раз мы решили не нести…

Разговорились о пении. Я рассказал ей о том, как я ходил на экспресс-курсы для тех, кто стесняется петь, считает, что у него нет слуха, голоса и тому подобное.
- Было всего 10 занятий по 4 часа. Нам объяснили, что петь речевым голосом, на котором обычно говорим в жизни, не получится. Надо найти свой свободный от зажимов голос, тогда все заработает само собой. А найти его просто: когда человек зевает или громко хохочет, то связки как раз свободны от психологических зажимов. Первое время все время напоминали таким образом – через зевоту - сами себе, каким голосом петь. Тихо поначалу петь нельзя, иначе сползаешь на речь, и опять получается мимо нот, да еще и связки болят. А так можно петь хоть с утра до вечера. Или лекции читать – горло без напряжения не заболевает. Плюс еще несколько упражнений, развитие вибрато и прочих штучек – и жена стала удивляться, что почти перестал фальшивить. В качестве эталона нужно было выбрать себе песню, которую, как казалось, невозможно спеть. Я решил взять песню Элвиса «Falling In Love». И в конце все спели свои песни - по-своему, конечно, но без фальши, очень близко к оригиналу. А потом слух стал сам собой развиваться.

Вообще не так давно было установлено, что есть правило 10 тысяч часов, которое работает во всех областях человеческой деятельности: если человек занимается каким-либо делом – музыкой, пением, спортом, вождением, строительством… - постоянно, то через 10 тысяч часов занятий он станет мастером своего дела. Не было таких, кто бы лежа на печи, получил высокий результат. И не было таких, кто, затратив 10 тысяч часов, не стал бы высочайшим профессионалом в своей области.

- Осенью мы еще и на курсы гитары записались. Больше, конечно, по многочисленным просьбам жены. Очень она хотела, чтобы в доме раздавались переборы гитарных струн. Но тут у меня случился цейтнот, а обязаловка убила желания. И последние занятия я посещал с трудом, гитару потом надолго забросил. Через месяца три взял в руки – смотрю, уже позабыл многое, пальцы не так двигаются.
- А как же «Талант не пропьешь»?
- Так таланта-то не было. Были только азы, а их забыть очень легко. Гитара – инструмент капризный, им надо заниматься каждый день хотя бы по полчаса.

А весной я начал изучать нотную грамоту и гласы, но времени на углубленные занятия не хватило – наступил Великий Пост. Все планы были сметены: человек предполагает, а Бог располагает. Тем не менее, Пост прошел хотя в трудах и борьбе, но не без некоторых побед и более-менее спокойно по сравнению с прошлыми годами. Теперь была надежда, что и Великорецком есть возможность пройти достойно, без суеты. Искушения, как ни странно, начались с Пасхи.

- Отец Николай, я чего-то в этом году не пойму: раньше били и терзали в Великий Пост, с Пасхи все успокаивалось и приходило в норму, а в этом году наоборот. И телефон потерял, и какое-то давление извне продолжается, как будто Страстная после Пасхи началась.…
- Не удивляйся, Василий, со мной такое уже давно…

Ну, раз духовник благословляет не удивляться… Дай мне, Господи, терпения. И спокойствия. И мудрости…

Может, это была Страстная перед Вятской Пасхой?

***
Магазин, возле которого мы обычно останавливаемся в Медянах, оказался закрыт. Я пошел скорым шагом в другой:
- Девушка, четыре бутылки кваса, три кефира, семь лимонников.
- Всё?
- Всё. Ой, нет! Мороженое, семь штук.
От радости, что всех сейчас накормлю-напою, чуть не забыл пакетик с деньгами на кассе. Окликнули, вернули. Наша компания уже расстелила коврики в тени большого тополя.
- А где Викторыч?
- А он тоже в магазин пошел.
- Вот зря! Я ж все купил. Надо позвонить, чтобы не стоял в очереди.
Но телефон Саши Барбира не отвечал. Правда, минуты через три он появился сам с полной сумкой продуктов.
- Ну, Василий, так не делается! - Саша в своей обиде на меня был тоже совсем как ребенок. – Надо же договариваться, кто покупает! Сколько у тебя кваса? Так, а у меня всего две. А кефира? Зато у меня семь! И лимонников у меня десять!
- Сашуль, дай я тебя обниму! Ты победил! Ну, прости!
- Нет, не обнимай меня! Все равно так не делается! – настоящий полковник не хотел мириться. – Володя, где мой коврик?
- Вон, рядом с Альфредычем на холмике…
- Василий, отойди, не обнимай!
Саша опустился на коврик и... кувыркнулся назад через голову – под ковриком оказалась ямка. Смеялись все, а первым - сам Саша.
- Саш, ты, наверное, не устал, раз кувыркаешься на привале!
- Не, это у него норка – он же сурок! – это уже припомнили его поразительную способность засыпать практически мгновенно на привале, лишь голова коснется земли. – Делает последний шаг перед привалом, а глаза уже закрыты!

Таким нехитрым способом Господь погасил наш маленький разлад, примирив общим смехом. И, как оказалось, спорить было не о чем: в течение 10 минут мы уничтожили почти весь кефир, пару бутылок кваса, да и лимонников осталось всего четыре штуки. Голод не тетка, а очень строгий дядька: в течение суток пока дойдем до Кирова, выпьем и съедим все, что осталось.

- Але, Василий! Подойди сюда, пожалуйста, дело есть! – какое там дело обнаружилось у отца Николая? И я направился к церкви, где располагались батюшки.
Отец Николай стоял напротив видеокамеры, установленной на треноге, а журналистка из Кирова брала у него интервью. «Позвал помогать давать интервью? И что скажу? Господи, избавь! Нет, вроде не показывает на меня, сяду-ка я сбоку в сторонке»
Присел на травку, слушал батюшку. Вскоре интервью закончилось, журналистка обрадовала нас тем, что оказалась родом из Коми. Отец Николай отцепил микрофон, я подошел к нему.
- Василий, дело такое… Сил продолжать нет, совсем вымотался. Впереди не забалуешь, батюшки бодро идут хорошим темпом.
Да, видел я, когда колонна выходила и Зоновых, как мотало батюшку. Все, силы на жаре иссякли окончательно.
- Вот, Василий, тебе ключи от машины и документы. Меня сейчас отвезут в Летку к отцу Аркадию, на обратном пути меня заберете.

Я вернулся обратно и только примостился на коврике, начав почти сразу же засыпать, как сквозь дремоту услышал: «Василий! Ва-ась! ВАСЬКА!!» Почему-то не сообразил, что это не к другому Василию обращается батюшка, а ко мне:
- Вот тебе мой посох, - он протянул свою палку.
- Может, не надо?
- Надо!
- Как благословите.
И батюшка оказался совершенно прав - палка действительно очень помогла мне на следующем переходе. Сухая погода за несколько дней превратила грунтовку от Медян до Мурыгино в сплошной песок, из которого тысячи пар ног дружно выбивали пыль, окутывавшую плотным слоем колонну. Песок забивался в кеды, пыль залетала в нос, в рот, мешала дышать. Саша обмотал платок вокруг лица и стал похож на моджахеда. Я пытался найти более-менее твердую тропку посреди сухого песка, по которому идти было тяжело. Вдобавок, почему-то стала гореть от мозолей уже не правая, а левая стопа. Выручила как раз та самая палка, которую мне насильно вручил отец Николай. В мозгу сразу возникло слово «самум» - хотя и ветра не было, но вся эта картина почему-то напомнила о песчаных бурях в Северной Африке и Аравии.

В Мурыгино колонна изменила маршрут и вышла к новому желтому храму с золотыми куполами. Мы скорым шагом отправились к интернату – Липин с Барбиром впереди, а я, еле поспевая - за ними. Вспомнился мой первый крестный ход – Свято-Стефановский 2004 года. От Сыктывкара до Иба мы шли сутки с небольшим примерно 65 километров быстрым шагом по асфальту, намного быстрее, чем в Великорецком. И икона святителя Стефана намного тяжелее. На второй день у меня отказали ноги, и повредился ахилл. Батюшка предложил после хода съездить на источники, но дорога по весне раскисла, и последний километр мы шли пешком. Я шел, опираясь на палку и подволакивая левую ногу, один глаз прищурен от лучей майского солнца, а второй широко раскрыт от напряжения. Терминатор-2, да и только… Навстречу попались две паломницы, одна из которых шла примерно так же, как я. «Серая шейка», - подумал я.
А девушка, почти поравнявшись со мной, удовлетворенно хмыкнула и произнесла:
- О! Наш человек!

Возле интерната стояло человек 10-12 детей-инвалидов лет пятнадцати-шестнадцати. Они с доброжелательным интересом разглядывали нас, а воспитатели их ласково подгоняли, упрашивая зайти внутрь. Один из ребят, прежде чем уйти, три раза сказал нам: «Здравствуйте!» Ну и мы с ним тоже три раза поздоровались.

"Не судите по наружности, но судите судом праведным" (Ин 7, 24)

В спортзале мы были первыми. Главным желанием было стянуть себя пропитанную пОтом и пылью рубаху и пойти в душ. Сначала пошли два Александра, а потом и мы с Володей.
- Да, Василий, вот это переход!
- И не говори. В носу пыль, в ушах пыль. И в волосах…
- По грехам…
- Да, видимо, так примерно наша молитва в жизни выглядит со стороны. Не благоухание, которое к небу возносится, а удушливая пыль, которая по земле стелется. Молимся скороговорками, витаем мыслями в другом месте. Не молитва, а пародия…

«Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою, воздеяние руку моею – жертва вечерняя» (Пс 140, 2)

Поужинали супчиком, легли на мягкие маты.
- Если хотите, померяйте давление. У меня 130 на 90, - сообщил довольный Альфредыч.
Недалеко от баков с едой был развернут маленький медпункт. На этот раз за нами ухаживали аж три врача.
- Так, пожалуйста, померяйте мне давление. А то нам завтра в космос.
Но врач не улыбалась. Пока не померила давление:
- 120 на 80! – и расплылась в улыбке.
- 130 на 90! – теперь она улыбнулась и Володе.
- Ну, Володь, у тебя больше, ты победил!
- У тех, кто постарше - 130 на 90, у тех, кто помладше – 120 на 80!
И все вместе, помолившись, отошли ко сну. Ночью проснулся от жажды, откупорил одну из стоявших возле рюкзаков бутылкок кваса. А утром обнаружилось, что вставал не я один, чтобы попить кваса – две бутылки были пусты.

Перед Гирсово. Вятка утром. (Фото Юрия Бухтоярова)


В Гирсово Василий раздобыл суп и кашу, к которой почти никто не притронулся. Пили в основном только чай с остатками лимонников, а потом легли подремать. Володя пошел к иконе, вскоре вернулся. Альфредыч с ходу задал вопрос:
- Володя, ты ходил к иконе? Приложился? Так у тебя теперь благодати море! Ну, поцелуй меня, чтобы мне передалось! Ну, поцелуй меня!

Всех развеселил, аж сон прошел.

Рядом бегала гирсовская собачка, клянчила еду. Со стороны могло показаться, что это собака того паломника, от которого она в данный момент ждет подачки – настолько преданной выглядела ее морда.


После выхода из Гирсово прошли пару километров и встали. Полиция задержала ход на мосту. У меня была мысль, что они собирают ход, дожидаясь отставших, чтобы колонна по трассе не растягивалась. Но оказалось, что на обочине лежал внушительных размеров бесхозный рюкзак – нужно было его проверить. Колонна после возобновления движения растянулась километра на три-четыре, а проспавшие тянулись еще несколько часов. Люди в проезжавших машинах смотрели на нас кто с равнодушием, кто с любопытством, кто-то неприязнью, а кто-то улыбался и, несмотря на пробки, говорил: «Слава Богу, опять идут!»
Вот две девушки стоят возле машины и курят, прищурившись...

«Ибо довольно, что вы в прошедшее время жизни поступали по воле языческой, предаваясь… пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению;
почему они и дивятся, что вы не участвуете с ними в том же распутстве, и злословят вас» (1 Пет 4, 3) )

…Остановка на трассе возле реки Пагинки. Полоса земли под высоковольтной линией заросла молодым лиственным лесом. Расположились под березками, побрызгали репеллентом траву вокруг, Альфредыч постучал по деревцу:
- Так, клещи, давайте падайте!
На что рядом сидящий мужик заметил:
- Они больше, чем на метр не поднимаются.


…Перед намечавшимся привалом возле моста я немного отстал от компании, и, наверное, не зря. По обочине, еле передвигая ноги, шел уставший Слава:
- Все, Василий, после Новомучеников уйду. Благословение дали.

Уйти - дело нехитрое. Я запел 13-й кондак, Слава тут же подхватил, ноги у него побежали все веселей и веселей. И очень бодро мы подошли к привалу, громко распевая: «Аллилуиа! Аллилуиа! Аллилуиа!» Ну и перед тем, как сбросить рюкзак, традиционное:
- Христос воскресе ! - сначала для своих.
- Воистину воскресе! – отозвались свои и с десяток соседей. Маловато. А если так:
- Христо-о-о-ос воскре-е-се-е!!!
- Воистину воскресе!!!!
- ХРИСТО-О-ОС ВОСКРЕСЕ-Е-Е!!!
- ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!!!


- Ты воду взял? – спросил я Сашу Куляшева, перед тем как располагаться на привал.
- Да какой там! Только пришел…
- Это я только пришел, а ты уже лежишь. Ладно, пойдем, посмотрим, может, опять раздают.
Не успел пройти и трех метров, как услышал с обочины:
- Вот, возьмите воду! – и добрая тетушка протянула мне полуторалитровую бутылку. В приливе почти сыновних чувств благодарности поцеловал тетушку в щечку.
- Василий, откуда у тебя вода? – Саша несказанно удивился.
- Это подарили поклонницы нашего со Славой таланта!
Время близилось к полудню, солнце палило все сильней. Народ искал любую возможность, чтобы спрятаться от зноя. В результате получались причудливые картины – паломники, расположившиеся в форме тени рекламного щита.


А я почти сразу же после предыдущего привала пожалел, что не намазался кремом от загара, хотя Саша Липин предлагал. Грязная рубаха с длинными рукавами после вчерашнего перехода по пыли от Медян до Мурыгино была завернута в пакет и спрятана глубоко в рюкзаке. Поэтому пришлось надеть футболку и идти в тени Саши Куляшева, закрывая таким образом руки от солнца. Сразу вспомнилось, как в одной деревне кто-то из жителей поливал паломников из шланга.

Отец Иов в это время направился почему-то в обратную сторону. Мы заметили, что обувь у него, несмотря на жару, прежняя – длинные резиновые сапоги. То и дело к нему подходили паломники под благословение.
- Бедный отец Иов – покоя ему не дают, - заметил Альфредыч.
А через несколько минут, заметив, что батюшка идет обратно, мы и сами все вскочили и встали в ряд:
- Отец Иов, благословите сыктывкарцев!

***
Минут через пять-десять икона пошла, и мы вслед за ней.
- Да, все 2000 бутылочек раздали, - молодой человек стоял рядом с пустыми упаковками и отчитывался кому-то по телефону за проделанную работу. Для такого количества людей воды, конечно, недостаточно, но и это неплохая поддержка в пути перед последним переходом. За километр до храма Новомучеников на Филейке я догнал пару, которая очень бодрым напевом пела «Честнейшую херувим». Я шел чуть позади, негромко подпевая и запоминая ритм и мелодию. Через некоторое время они прекратили петь и переглянулись друг с другом:
- Ну что, крикнем?
- Давай! Три-четыре: Христо-ос воскресе!.. Христо-ос воскресе!.. Христо-ос воскресе!..
Видно было, что они стесняются, поэтому получалось негромко. Давай-ка и мы попробуем напоследок, перед окончанием Хода:
- Христос воскресе !
- Воистину воскресе!
- Христо-о-о-ос воскре-е-се-е!!!
- Воистину воскресе!!!!
- ХРИСТО-О-ОС ВОСКРЕСЕ-Е-Е!!!
- ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!!!!

Когда зашли на территорию храма, все места в тени были уже заняты. Кто-то толпился возле столов, огромный хвост протянулся к бочкам с квасом. Начинался молебен.


Единственное место оставалось в тени луковки, возвышавшейся над трапезной. И это место было возле клироса в полутора метрах от микрофона. Тут оставалось лишь помолиться перед пением акафиста: «Николушка, помоги не опозориться…». Хор пел быстро, почти скороговоркой – видимо крестный ход отставал от графика. Две молодые девчонки в трудных местах сбивались несколько раз, регент в этот момент лишь улыбалась и вытягивала сама. И я вроде, спел, никому не мешая. Все рядом пели – и я пел. И лишь в конце, когда пели «Величание», я сбился – пели не так, как привыкла наша компания. Впереди стоявший мужчина, участник крестного хода и муж одной из солисток клироса, да и сам певший вместе с хором, в этот момент с досадой обернулся на меня и закрыл указательным пальцем правое ухо, чтобы я его не сбивал. Не простил, не улыбнулся – я же не свой. Таким образом, я поставил жирную точкузакорючку и отправился в трапезную.

До выхода, как было объявлено, оставалось 15-20 минут. Очередь за квасом не уменьшалась. Я оценил остатки своей воды: если экономить, то до конца хватит. За церковной оградой в тенечке на этот раз было уже довольно много народа. Присел на травку, расшнуровался, чтобы ноги отдохнули.


Через некоторое время увидел еле ковыляющего Славу. Он, оказывается, совсем и не отдыхал на этом привале:
- Объявили, что через 15-20 минут выходим, вот я и жду, не присаживаюсь. А прошло уже 40 минут…
Наконец раздались удары колокола, и через пять минут показались хоругви, а за ними и икона. Без креста наших было так сразу не найти, но на это есть маленькие чудеса: почти сразу обнаружился бодрый Стас, а потом и Саша с Василием. Вода почти у всех закончилась. Стас томился от жажды:
- Василий, есть водичка?
- Есть. Только теплая.
- Не, теплую не хочу. У меня квас теплый, будешь?
- Давай.
Стас отдал мне квас, мою теплую воду почти прикончили Саша с Василием, и тут тетушка, шедшая позади, тронула за локоть Стаса:
- Держите, - и отдала ему бутылочку с холодной водой.

Если бы не один молодой человек высокого роста, который солировал мощным баритоном в шедшей рядом компании, то идти в гору к храму Веры, Надежды, Любови было бы очень тяжело. Но он неустанно пел и пел разные тропари, а его друзья и мы ему подпевали. Поешь - ноги бегут, молчишь - ноги ползут…

«будьте в мире между собою…
вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем.
Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло; но всегда ищите добра и друг другу и всем.
Всегда радуйтесь.
Непрестанно молитесь» (1Фесс.5:13-17)

Возле храма сразу отправились в тень тополя. Мужчина, чуть раньше присевший на бордюр, сразу объявил:
- Тут еще два места занято!
Стало смешно, прям анекдот какой-то: бордюр тянется на сотни метров. Но тень-то только здесь, поэтому и места ценные. Недолго посидели, и раздался веселый благовест.
- Ух ты, как звонят! – оглянулся Василий на колокольню, и мы, взвалив рюкзаки, двинулись дальше рядом с головой колонны. Один из паломников шел по тротуару, катя за собой тележку с поклажей. Тележка наехала колесом на бордюр, раздался треск, пластиковые спицы сломались, и колесо отвалилось. Парень пытался катить тележку на одном колесе, но у него ничего путного не выходило. До Трифонова монастыря оставалось километров пять, выход был один: взвалить, наконец, поклажу на себя. Как бы кто не облегчал себе жизнь в крестном ходу, все равно Господь даст каждому возможность потрудиться, чтобы ход не был обычной туристической прогулкой.

Мы шли по обочине недалеко от хора, но он пел не так впечатляюще, как в прошлом году – то ли состав существенно поменялся, то ли регент другой. Мышцы ног не болели, но жгло обе ступни. Что-то надо придумывать с обувью к следующему году…

…На стоянке между нашими машинами лежали обломки шифера, упавшего крыши – видимо, в какой-то день была небольшая буря. Наверное, как раз когда мы были в Великорецком. Внимательно осмотрели автомобили – на краске никаких следов. Бог миловал. Переоделись, разделили между собой святую воду с источников, сложили рюкзаки багажник и выехали на Казанскую. Охранник на выезде лишь коротко уточнил: «Вы от учебного центра?» и открыл ворота стоянки.
На перекрестке с улицей Горбачева стоял шкафообразный инспектор ГАИ, не пропуская машины. Со стороны Спасского собора шли остатки паломников.
- Когда откроете движение?
- Как старшие скажут, так и открою. Держать не буду, - хохотнул полицейский.
- Это не старшие? - указал я на подъехавшую полицейскую «Ладу».
- Не, это не старшие.
Коллеги остановились, инспектор, сидевший на пассажирском сиденье, обратился к нашему «дяде Степе»:
- Тебя можно вместо знака ставить!
- Мо-ожно! Только если врежутся, я ж машину помну!

Возле Спасского собора показался белый полицейский «Форд» с маячками, замыкающий колонну. После «Форда» движение по улицам открывалось, и единичные крестоходцы шли уже по тротуарам. Наконец, «Форд» повернул к Трифонову монастырю, через несколько секунд рация в руке полицейского зашуршала: «По Казанской открывайте движение».
- Все, можно ехать.
Когда наша машина поравнялась с инспектором, он поднял руку и отдал честь.

Васе показывали, где шли и где сидели на привалах на трассе. От ветра, влетавшего в открытые окна машины, шуршал пакет возле заднего стекла.
- Василий, поправь там пакет… Василий!
А Вася спал, свесив голову на грудь…

…
- Василий, похоже, гаишники, - Саша вглядывался в стоявшую примерно в полукилометре от нас машину.
- Похоже…
Я только слегка снизил скорость, причем, ехал чуть ли не посередине дороги. Но инспектор со скучающим видом отвернулся и не удостоил нас внимания.
- Але, Альфредыч! Викторычу, конечно, все равно, но если он хочет пообщаться с коллегами, то, не доезжая трех километров до Летки, увидите машину ГАИ.
- Понял!

Матушка отца Аркадия пыталась усадить нас за стол, но надо было ехать, пока не начало клонить в сон. Отец Николай сел на пассажирское сиденье, рассказывая о том, как он шел с батюшками:
- Там оказалась группа певчих из Удмуртии. Так они некоторые тропари пели по-удмуртски. Очень похоже на коми язык, все-таки одна финно-угорская группа. Я им и говорю: «Что-то знакомое», а они не поняли моих слов, подумали, наверное, что издеваюсь. Я ж им не сказал, что из коми.
- Але, вы где уже сейчас? – жена в позвонила в 10 вечера, готовясь к ответу, что мы где-то в возле Даниловки.
- А к родителям подъезжаем, километров 45 осталось до города.
- Ого!
- Конечно «Ого!», сам же за рулем - из Кирова рано выехали, без задержки.

Понятно желание наших сестер-паломниц, которые после Хода хотят задержаться и искупаться в источнике Трифонова монастыря, но ведь братья-водители точно так же, как и они не высыпались ночами. И если пассажиры могут спать в машине, то водителю приходится любыми способами постараться не уснуть. Ехать в час ночи за рулем на фоне хронического недосыпа удовольствия мало. В этот раз все было по-другому.

Заехали к моим старикам, я пересел в «Ниву, забрал маму:
- Васечка, тебе же с мамой ночью веселей ехать? Да? Веселей?
- Веселей, мама, веселей!

Отец Николай, сев за руль свой машины, напоследок подарил мне коврик, которым я давно уже пользовался, но официального дарения еще не было, и куртку, которая ему не подошла. И я от радости забыл у него в машине телефон. Остановился на трассе, поджидая батюшку, постоял возле машины, полюбовался розовым закатом и тихим безветренным вечером. Забрал телефон, но забыл книжки из Ростова. На следующий день отец Николай с Василием заехали ко мне сами. Обнялись, как будто год не виделись. Великорецкий был где-то в другой жизни, и, увидев друг друга, мы к нему снова прикоснулись.

«…Как же ты не понимаешь, в чём заключается смысл поклона? Неважно кто из нас и с кем раньше встретится. Ведь ты подойдёшь к отцу Николаю и скажешь ему обо мне. Человеку радостно, он же мой друг. Вот вы обо мне и помолитесь. А потом он при встрече со мною расскажет, что ты передавал от меня поклон, мы тебя вспомним и помянем в молитве. А где двое, или трое собраны во имя Христово, там, батюшка, и Церковь. Вот в чём смысл этого таинства – «передать поклон». Главное, отец, это общение между людьми. Господь дал нам возможность встретиться, значит, эта встреча для нас обоих полезна. Ни одна встреча, ни один разговор между верующими людьми не бывают бесцельными и бесплодными. Сегодня немного людей духовных, и мы учимся доброму в таком вот, как может показаться, «случайном» общении...» («Поклон»)

***
- Вась, а Санька-то прекратил пить. Завязал. Не без помощи жены, конечно – пригрозила, что уйдет. Но многих же такие угрозы не пугают. На работу будет устраиваться.

Ну вот, а говорят: «Не может быть!». Как это «Не может быть!», если я ездил в Великорецкий крестный ход к Николаю Чудотворцу? Все может быть, только попроси.

«Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас?
Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас,
как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим 8, 3)

***
Великорецкий закончился. Взял свой телефон со старой сим-картой, пошли звонки. Мир требует ускоряться, суетиться. Плохо человеку? Пройди мимо, иначе не успеешь! Что мы можем не успеть, если с нами Бог? Господи, дай спокойствие и терпение. И мудрость. Мы пойдем к нашей цели медленно, но верно, без рывков и ускорений.

«Блажен муж, иже не иде на совет нечистивых и на пути грешных не ста,
и на седалищи губителей не седе, но в законе Господни воля его,
и в законе его поучится день и нощь. И будет яко древо насажденное при исходищих вод,
еже плод свой даст во время свое, и лист его не отпадет,
и вся, елика аще творит, успеет.»

Вокруг рекламно-развлекательный шум: «Вы не умрете! Будьте, как боги, делайте, что хотите!», заглушающий заповеди Христовы, отвлекающий от молитвы, навязывающий новые ценности, которые и не ценности вовсе, потому что через год, полгода или месяц будут сметены новыми «ценностями», как сменяющиеся строчки в Твиттере. «Покупай! Дерзай! Выделяйся! Пользуйся! Пей! Ешь! Ешь без остановки! Поглощай поток ненужной информации!» С начала 21 века неуклонно снижается количество открытий в физике, зато растет число научных направлений, касающихся обработки, сортировки информации, прогнозов, анализа и влияния. «Сколько новых сообщений? 27! Ура!» О чем? Ни о чем…

Одно письмо лежит, забытое большинством, запыленное, написанное на сердце:
«Я с вами во все дни до скончания века. Да любите друг друга!»

Аминь.


Забавное послесловие