ria.ru/religion/20141007/1027166819.html

В преддверии обсуждения в Госдуме предложения снять требование обязательного 15-летнего существования религиозной группы для ее официальной регистрации об опасностях, связанных с возможной легализацией новых псевдорелигиозных групп и сект, РИА Новости рассказал известный российский сектовед Александр Дворкин.

О плюсах и минусах 15-летнего барьера для госрегистрации сект, об опасностях, которые могут возникнуть при его отмене, об основных проблемах, с которыми сталкиваются правоохранительные органы в борьбе с нарушением сектами прав человека, и о современных псевдорелигиозных организациях, беспрепятственно действующих на территории России, рассказал в интервью РИА Новости известный российский сектовед, президент Российской ассоциации центров изучения религий и сект, профессор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктор философии Александр Дворкин. Беседовала Мария Шустрова.

- 7 октября Госдума будет рассматривать законопроект об отмене 15-летнего срока существования религиозной группы на территории России, необходимого для ее госрегистрации. С чем связано его появление?

— Я могу только предполагать. Очевидно, это связано с международным давлением и с решением Европейского суда по правам человека в Страсбурге, который постановил, что 15-летний срок России следует отменить. Очевидно, у нас решили привести законодательство в соответствие с постановлением Страсбургского суда, хотя оно не носит обязательный характер и хотя в некоторых странах, входящих в ЕС, те или иные сроки ограничения для религиозных организаций наличествуют.

- А нет ли опасности, что после этого псевдорелигиозные группировки начнут массово регистрироваться?

— Начнут. Закон до определенной степени работал. Был не идеальный, но хоть какой-то барьер для постоянно появляющихся новых сект и групп, которые этого 15-летнего срока часто даже не переживают.

Но с тех пор, как закон был принят, прошло уже больше 15 лет, поэтому есть секты, как иностранные, так и новопоявившеся отечественные, которые на момент принятия закона регистрации получить не могли, а теперь этот 15-летний барьер преодолели. Поэтому закон в какой-то мере устарел. Хотя появляются новые секты, и проблема остается.

- Сегодня количество новых сект увеличивается или уменьшается?

— Трудно сказать, системного мониторинга никто не ведет, но мы, тем не менее, постоянно слышим о появлении все новых и новых сектантских группировок. Но насколько увеличивается их количество, судить сложно: многие из тех сект, которые действовали 15 лет назад, фактически прекратили свою деятельность, либо их активность едва теплится, а число членов все меньше и меньше, то есть все постепенно сходит на нет. Но вполне вероятно, что появилась новая группировка, вербующая своих адептов в той же социальной нише.
Поэтому процент прибытия-убытия, появления и исчезновения такого рода организаций пока определить невозможно.

- В России пока нет юридически закрепленного определения понятия "секта". Создает ли это какие-нибудь трудности? Есть ли шанс, что такое определение будет принято?

— Я думаю, что сейчас этого делать нельзя. Нельзя законодательно закреплять термин «секта», вводить такой юридический термин, потому что достаточно сложно в судебном порядке доказать наличие тех или иных признаков секты — для этого требуется тот самый целенаправленный мониторинг, который наши госорганы и органы юстиции пока не в состоянии осуществлять.

Одно дело – уставы организаций, а другое – их фактическая деятельность, которая часто уставу не соответствует. Для того чтобы определять, насколько их реальная деятельность отличается от уставной, насколько там есть нарушение прав человека и прочее, нужно иметь специальный государственный орган. Чтобы он это отслеживал, а также разрабатывал государственные программы предотвращения нарушения прав людей и помощи этим самым людям.

Во Франции есть подобный орган — "Межминистерская миссия по борьбе против сектантских злоупотреблений", раньше она называлась "по борьбе против сект". Это нечто вроде ведомства, которое действует независимо от любого министерства, но может привлекать к своей работе сотрудников разных министерств, и отчитывается непосредственно перед премьер-министром.

Вот оно и мониторит информацию по сектам и разрабатывает противосектантские программы, публикует книги, брошюры, листовки, проводит лекции в школах и других учебных заведениях и, по необходимости, проявляет законодательные инициативы.

Думаю, что и нам такое ведомство давно необходимо. И тогда наработанный им опыт позволит анализировать, какое законодательство принимать — исходя уже из реально имеющейся информации. Тогда и законодательство будет работать.

Но у нас такой госструктуры нет, а органы юстиции на местах, в которых так мало сотрудников и все они перегружены, такую работу вести не могут. А потом, если любой из сотрудников отдела юстиции в регионе придет в сектантскую организацию, его тут же опознают, и ничего сомнительного при нем происходить не будет.

- А как вы определяете понятие секты?

— Мы пользуемся религиоведческими определениями. Для нас это очевидно. Но это именно религиоведческие, а не юридические понятия.
Секты бывают разные. Если мы говорим о деструктивных, тоталитарных сектах, то это особого рода авторитарные организации, главный смысл существования которых – это власть и деньги для руководства и ближайшего окружения. Для них характерны пять признаков: обман при вербовке, манипуляция сознанием своих членов, регламентация всех аспектов их жизни, то есть, тоталитаризм, эксплуатация своих членов и обожествление и/или абсолютизация лидера и/или организации.

- В чем основные трудности при выявлении и устранении сект в России?

— Выявление секты и ее устранение — так вопрос не стоит. Речь, скорее, должна идти о том, как предотвратить нарушение прав граждан. Необходимо оказывать помощь тем, чьи права были нарушены. И, соответственно, определять, может ли существовать та или иная организация, систематически нарушающая права граждан, для которой ее собственное распространение, процветание и влияние гораздо важнее, чем государственные законы.

Возьмем, к примеру, одну из самых известных сект – Свидетелей Иеговы. Они в числе многих прочих ограничений запрещают своим членам избирать и быть избранными. Этот запрет весьма тревожащий. Понятно, что каждый человек имеет личное право ходить или не ходить на выборы. Но если организация запрещает своим членам избирать и быть избранными, это значит, что она отрицает конституционный строй страны. Тогда почему она должна пользоваться безналоговым статусом и прочими привилегиями?

Или, скажем, насколько может претендовать на государственную регистрацию организация с различными уровнями тайных знаний, открытых лишь для "продвинутых", "самых продвинутых", "еще более продвинутых" и так далее. Ведь, попадая в подобную организацию, человек даже не имеет представления о том, во что она на самом деле верит. А ведь, если бы он это знал, он, вероятно ни за что не согласился бы туда вступать. Фактически, при вступлении его обманывают.

- А с какими основными проблемами сталкиваются правоохранительные органы в борьбе с нарушением сектами прав человека?

— Главная проблема в том, что пока человек в секте, он очень часто не признает себя пострадавшим. При том, что его права действительно нарушаются — его могут там и очень плохо кормить, и эксплуатировать, человек может работать безвозмездно ненормированный рабочий день, его могут эксплуатировать сексуально, избивать и так далее.

Но при этом, даже если застанешь такого человека избитым и изможденным, он говорит: "Нет у меня никаких проблем, мне хорошо, никаких нарушений моих прав в этой организации не происходит". И только потом, уже выходя из организации, он понимает, насколько его эксплуатировали и нарушали его права. Но тогда бывает довольно сложно что-то доказать, потому что доказательная база к тому времени уже утрачена.

— Вы могли бы назвать наиболее опасные и известные секты, действующие сегодня на территории России?

— Самая опасная – это та секта, в которую попали близкие вам люди. Если мы возьмем секту "бога Кузи", широко освящавшуюся в средствах массовой информации, то она небольшая, количество людей в ней вряд ли превышает нескольких десятков. Или секта "Дивья Лока", которая в последнее время тоже является предметом внимания СМИ и по которой открыто уголовное расследование за грубейшие нарушения прав ее членов — у них в Нижегородской области поселение, там тоже только несколько десятков человек.

Но для близких и родственников этих людей данные секты и стали самыми опасными. Хотя, конечно, можно сказать, что обе они небольшие и влияние у них весьма незначительное.

Поэтому мы, скорее, можем говорить о более распространенных и более влиятельных сектах. Сюда можно отнести уже упомянутых Свидетелей Иеговы, неоязыческое сектантское движение, которое часто связано с неонацистским движением, ваххабитские экстремистские секты и целый ряд других.

Всегда очень трудно бывает перечислять несколько, потому что большое количество сект в этот список не попадет.

- Получается, все они сейчас могут фактически беспрепятственно действовать на территории России? И с этим ничего нельзя поделать?

— Фактически, да.

- И на данный момент нет перспектив, что ситуация изменится в лучшую сторону?

— Перспективы есть всегда, вопрос в том, насколько они будут реализованы. Какие-то процессы запущены, но вот перейдут ли в реальность – это вопрос будущего. Но очевидно, что люди, пострадавшие от сект и те, кто не согласен с тем, чтобы подобные организации беспрепятственно действовали в нашей стране, должны объединяться и требовать от власти защитить их права. Это — нормальный механизм действия гражданского общества. И тогда надежд на перемены будет гораздо больше.

 

РИА Новости