Безусловно, поклонники Владимира Высоцкого и постоянные давние зрители театра на Таганке знают «Зонг о десяти ворчунах» из спектакля "Павшие и живые".

С авторством музыки, в принципе всё понятно, неоднократно на шефских концертах театра объявлялось, что ее написал Владимир Высоцкий. А вот с текстом закавыка. Один раз Высоцкий сказал, что это — "песня немецких антифашистов на слова Брехта", в других фонограммах (а их известно около десяти) Брехт не упоминается. Никаких источников, подтверждающих или опровергающих авторство текста, до сей поры не находилось.

Лет десять назад я прочел в одной интернет-заметке, что перевод песни принадлежит участникам знаменитой пары переводчиков - Самуилу Борисовичу Болотину и Татьяне Сергеевне Сикорской. Информация была ценна тем, что заметку, насколько я помню, написал сын Сикорской Вадим. Я пытался с ним связаться, но ответа не получил. Сегодня я узнал, что он умер в 2012 году. В интернет-источниках эта песня с указанием переводчиков не указана.

Я попросил моего товарища Вадима Дузь-Крятченко поискать в библиотеке сборник произведений Болотина и Сикорской, желательно до 1965 года, до премьеры спектакля «Павшие и живые». К сожалению, жизнь Вадима оборвалась и вопрос остался открытым.

UPD 25-11-2023. Мой коллега, Антон Володин сразу же предположил, что в основном тексте речь идет о книге "Миф двадца́того ве́ка" (нем. Der Mythus des zwanzigsten Jahrhunderts) —  Альфреда Розенберга, считающейся второй по значимости у немецких фашистов.

Я помнил, что светлой памяти Марлена Зимна почему-то считала автором перевода Высоцкого, ошибочность ее мнения я отмечал в свое время. В поисках первоисточника она нашла много иностранных вариантов, оригинальный текст и, вероятно, оригинальный перевод, но авторов не знала. И в ее исследованиях книга "Миф" тоже упоминается.

Ссылка на работу Марлены тут:

продолжаем находить и обнародовать как опубликованные, так и никому не известные ранее материалы из архива Ивана Сергеевича Бортника. Сегодня - интервью в журнале "Медведь". Это издание нынче не выходит. Данных о выходе в печать нет.

Медведь 9/32 <сентябрь>1998

ИНТЕРВЬЮ

АЛЕКСАНДР ВОРОБЬЕВ, ФОТО ХАЙДИ ХОЛЛИНДЖЕР И ИЗ АРХИВА ИВАНА БОРТНИКА

Непутевый Ваня

Бортника все помнят Промокашкой из «Места встречи изменить нельзя». Но еще были Моцарт и Коробочка, Сатин и Лаэрт. Была большая дружба и жизнь навзрыд. А вот от Гамлета он отказался. Потому что предложили ему заменить в этой роли своего лучшего друга. Владимира Семеновича Высоцкого.

— Иван Сергеевич, вы из театральной семьи?

— Да нет. Родители мои, уже покойные, царство им не­бесное. Отец родился еще до революции, в 1895 году. Царя ви­дел. Он учился в реальном училище, затем в Петербурге, в технологическом, потом в Брюсовском институте. Он работал заместителем главного редактора в Гослитиздате. А мама — филолог, закончила университет, работала в институте миро­вой литературы имени Горького.

— Сами в Москве родились?

— Да, на Красносельской, около трех вокзалов. Детство и отрочество — 50-е годы. Блатные. Близость трех вокзалов. Районы — Сокольники, Маленковка, Бабаевка... И стреляли там, и воровали. Но я не стал блатным, слава богу, это мимо прошло, хотя я за всем этим наблюдал и даже дружил с людь­ми из того мира. А многие ведь в тюрьмы уходили. Помню, со­сед — Володя-мужик. У него было длинное черное пальто и всегда пистолет в кармане. Он приходил на волю на два-три дня, потом его милиция снова забирала.

— Как получилось, что вы актером стали?

— Ходил в городской дом пионеров. Потом решил по­ступить в ГИТИС и с первого раза поступил. Но, пообтер­шись среди абитуриентов, выяснил, что Щукинское училище считается лучшей школой. И там вдруг объявили дополни­тельный набор. И я пошел туда. Дошел до третьего тура, мне говорят: «Неси документы». И я забрал их из ГИТИСа, а ведь уже был там студентом. Очень рисковал. Тем не менее все сложилось удачно. Курс был неплохой. Максакова, Саша Збруев, Зяма Высоковский, Саша Белявский. Это был пер­вый и последний курс Этуша. В 1957 году он набрал курс, до­вел его до конца. Сейчас он ректор этого училища.

— Куда пошли после Щукинского?

— Меня приглашали сразу в несколько театров. Но я по­шел в театр Гоголя, потому что там был мой товарищ по ин­ституту. Страшновато было одному идти в театр. Вот и по­шел, так сказать, за компанию. Поработал там, переиграл всех этих дегенератов, сельских и