- Вярнулся! - всплеснула руками сухонькая сморщенная маленькая женщина, когда квартирант с гостем вошли в её дом. - Ты ж вроде как съяжать намеревался? - продолжала удивляться она, пряча за амбразурами сощуренных век пронырливые хитрые глазёнки.
- Да вот понимаешь, планы поменялись... - не очень убедительно начал оправдываться Макс. Любопытная старая женщина упрямым взором сверлила его опухшее от нешуточных побоев лицо. - В неприятности я влип, бабуль, короче! - парень умоляюще уставился в её обеспокоенно бегающие глаза своими ясными, честными очами: - Нам с приятелем обождать надо, подлечиться день-другой, а потом мы поедем... - он невзначай кивнул на враждебно насупившего губы Кичу.
Подозрительный взгляд встревоженной старухи переметнулся к "приятелю". Тот кратко по-военному тряхнул засаленной немытой шевелюрой, широко улыбнулся, показывая ровные, тёмные от частого курения зубы:
- Игорь! - молодцеватым гиком отрекомендовался он.
- Баба Марфа. - хмуря седые косматые брови, отозвалась женщина. Не нравился ей ни её недавний постоялец ни тем более - его приятель, однако пачка банкнот, протянутая последним, на время отвлекла старую Марфу от сквозных порывов беспокойных зябких мыслей, то и дело продувающих её белую как одуванчик голову.
- Если что - я добавлю! - заметив мелькнувшее сомнение в глазах хозяйки дома, поспешил заверить Игорь Кичин.
- Нет, пока достаточно! - гордо отказала бабка, задрав к высокому крутому потолку трясущийся обвислой дряблой кожей подбородок. И не отлагая, поспешила проворно упрятать добычу в складках своих многочисленных ветхих одежд.
- Тогда накрывай на стол, мы проголодались! - зашумел Максим, искренне обрадованный решённому согласием делу.
На ступеньках крыльца тем временем затупали нестройные шаги, за наружной дверью послышались громкие возгласы, дверь настежь распахнулась и в предбанник дома ввалилась целая гурьба народу: трое мужчин возрастом старше тридцати лет и примерно того же возраста три женщины. Плотно сбитые широкие деревенские ребята, скуластые, зубастые и говорливые - несли в руках пакеты с продуктами и непрестанно перебрасывались им одним ведомыми неострыми "остротами".
- Здасьте вам! - удивлённо остановшись, прокричал один из вошедших - высокий, плотный чернявый хлопец, красное как кирпич лицо - из подобного, к примеру, сложен сей гостеприимный дом - помещало на себе большие карие глаза, немного раскосые - то ли от рождения, то ли от сладкой хмельной браги, которую он любил выпивать, зачёрпывая прямо из ведра огромной железной объемом в поллитры кружкой.
- И вам не хворать! - проговорила бабка, метаясь беспокойным взглядом меж гостей и постояльцев. Возникла неловкая пауза, которую старая же Марфа, наконец взяв себя в руки, прервала:
- Постояльцы мои - они попали в аварию, вона машина - на дворе стоить! - при этом она с немым вопросом смотрела на Макса.
- Максим! - наконец отреагировав, тот протянул руку краснолицему, затем по очереди остальным мужчинам, и после приветливо кивнул женщинам.
- Игорь. - представился Кича, тоже пожав всем руки.
В свою очередь назвались и пришедшие - краснолицый любитель бражки - Витёк, в сопровождении супруги Вали - аппетитной молодухи с такими же как и у спутника жизни раскосыми глазами на круглом словно лунный диск лице, не лишённом нежных, приятных взору очертаний. Кум - Мишка: щекастый упитанный парень с хитрой веснусчатой "репой" - увенчанной гордо выпирающим, как корень схожего с продолговатым профилем его черепа растения - римским носом. Под тяжёлым "наболдашником" отдельными кустами щетинилась редкая светлая бородка, а на голове - дыбом колосилась обильная копна русых волос - наподобие соломенной крыши стародавних малороссийских мазанок. Он так же пришёл со своей лучшей половинкой - Викой - худенькой интеллигентной дамой. Умный вид молодой женщине придавали её очки - круглые, похожие на старинные монокли, за которыми по-совиному пучились увеличенные оптикой грустные карие глаза. Оставшиеся не были парой - их общий друг Игорёк и подруга Вали - Зина - сорокалетняя старая дева: невыразительная постная особа с тёмной, огрубевшей от тяжёлой работы на местной животноводческой ферме кожей рук и лица - рано покрывшегося глубокими морщинами; по видимому в полузабытой сивой давности она пережила страшную беду, но систематические горестные - "целебные" - возлияния, постепенно выветрили неприятный тухлый запах отторгнутых воспоминаний, оставив лишь привычку к лихим увеселительным мероприятиям. Тёзка Кичи представлялся её контрастом - он был молодой - двадцативосьмилетний - детина, "в меру упитанный, в меру воспитанный" - так по крайней мере он себя сам рекомендовал.
- Что ж - будем знакомы, идём к столу! - пригласил алеющий от удовольствия Витёк, он сгорал от нетерпенья скорее опуститься в мягкое сидение и уже потом смачно и сыто закусывать, разбавляя закуску приторно-сладким пьянящим с первой же рюмки материным самогоном. Марфа Викторовна - мама Виктора Павловича - видного дородного мужчины, трудящегося на местной ферме главным агрономом - а посему и занимающего данную - претендующую на былую роскошь жилплощадь. И это если не считать квартиры в городе, которую недавно приобрела его большая, дружная семья. И всё же - невзирая на бесконечную городскую сутолоку, они продолжали часто приезжать в деревню своею машиной - благо расстояние не было большим.
Гости, перешёптываясь, выставили на предварительно заботливо устеленый белоснежной скатертью стол яства, Марфа, безостановочно суетясь, сбегала в сарай за пузатой мутной от времени и постоянного пользования бутылью и над праздничным столом понеслась неспешная, сытая беседа отдыхающих от утомительных житейских будней людей.
- А как так случилось, - прищурившись, спросила Валя, глядя на Макса, некогда симпатичное лицо которого лоснилось кровавыми ссадинами, а щёки и скулы разбухли от синюшных гематом, - что вы попали в аварию?
- Мы ехали по работе. - улыбнувшись праведным ликом, ответил Синий. - Дорога плохая, застряли в вашем болоте, тут - он показал рукой в приблизительном направлении непросыхающей деревенской лужи. - неподалёку...
- А! - подхватил Валин спутник, зацепив гнутой алюминиевой вилкой румяный сальной ошкварок. - Мы там тоже чуть не застряли - это как раз на въезде. Я вовремя заметил яму, а так бы тоже барахтались... - он опять отвлёкся, скользя корявыми концами простецкого столового прибора по заскорузлому прогорклым жиром дну объёмной сковороды и безуспешно пытаясь ими выудить кусок ароматной картошки, но тот как назло - развалился, а на тусклом кончике вилки опять уныло повис зацепившийся блестящим краем ломоть жареного сала, - а у вас тачка вообще негодная к таким поездкам. - он в сердцах бросил свою вилку на стол - Ма, дай мне ложку!.. - потом окончил предшествующую фразу: - резина - совсем лысая.
- Угу. - рыжий Кича опустил отяжелевшую от давно не потребляемого алкоголя - ещё и на голодный желудок - голову, потом неожиданно припомнив, что ему говорил по этому поводу покойный, вставил - Я на этой резине всю зиму прогасал!
- Охотно верю... - ехидно отпарировал тоже сильно захмелевший от полной рюмки агроном, но бдительная Валя рассерженно толкнула его под локоть:
- Что ты прицепился к человеку! - тот метнул гневным взглядом в супругу, но девушка в ответ и бровью не повела, она плотоядно улыбнулась, обратив взор в сторону Кичи - А кем вы работаете, если не секрет?
- Мы занимаемся недвижимостью. - бросил Рыжий и выжидательно посмотрел на Макса.
- В риэлторской конторе. - охотно поддакнул повеселевший Жук.
- Это вы типа как бы... скупаете за бесценок жильё и потом продаёте «везучим» лопухам втридорога? - озорно ввернул шутку-"заковырку" Игорёк.
- Можно и так сказать... - безразлично согласился не желающий спорить из-за мелочи Кича. Справлявшие обедню ещё "посидели", и ещё по одной выпили, а затем ещё, закусывая крепкий пахучий самогон картошкой с салом, мочёными сливами, свиными колбасками, кислой капустой с тёртым луком и прочими блюдами, щедро уставлявшими стол так, что сидящие вынуждены были есть из одной посуды, дабы всё могло на маленьком пространстве поместиться. Оживлённая беседа постепенно - по мере повышения частоты "вливаний" за всё хорошее - перерастала в увлечённую дискуссию: бесконечный лишённый практического смысла разговор зашёл о том, чего ни у кого из присутствующих в помине не было - о деньгах и счастье. Румяное лицо Витьки почти не изменилось - оно лишь потемнело слегка, став багровым, Валя же, в трезвом состоянии немного бледненькая, раскраснелась, появившийся румянец на щеках перекинулся на всё лицо и она стала походить на своего спутника жизни. Михаил, как его дружески называли "Потапыч" - косил сузившимися от выпитого глазами, а его вторая половинка - Вика — стащила с носа бесполезные уже очки, и забыв, что она не у себя дома — вальяжно расстегнула нараспашку ставшую тесной светлую блузу, демонстрируя гостям чёрный узорчатый бюстгалтер. Игорёк сделался необычайно крикливым — как базарная торговка: он обязательно всех перебивал, вмешивался в каждый спор - в общем своим дремучим пьяным хамством уже чуток бесил участников попойки. Старая Марфа бесконечно суетилась, подливала всем по рюмкам выпивку, подставляла под руку яства, едва успевая что-то перехватить и сама. Макс блаженно молчал, предпочитая нудной беседе добрую выпивку и закуску, что между делом позволял себе и Кича, время от времени изподлобья поглядывая на помрачневшую как туча Зину. Она была старше присутствующих - исключая Марфу - и явно мудрее. Старая девушка пристально изучала "квартирантов", раз за разом испепеляя едким недобрым взглядом рыжего Игоря, отчего у последнего иногда происходили непроизвольные спазмы горла и он захлёбывался выпиваемыми рюмками, а еда с трудом протискиваясь в пищевод, залегала камнем на дне желудка: Кича терял аппетит, несмотря на то обстоятельство, что уже два дня подряд почти ничего не ел. Наконец, нетерпеливо перебив очередную глупую фразу болтливого Игорька, Зина, заплетающимся языком, по-бабски визгливым громким голосом закричала, ткнув трясущимся пальцем Киче в грудь:
- Я вспомнила кто ты! - она бешено вытаращила глаза, - ты не ри... ритрелер! - глупыха споткнулась о труднопроизносимое в подобном её состоянии слово, - ты псих, которого показывали по телевизору! Ты сбежал из психушки и убил... задушил двух детишек - мальчика и девочку! Ты маньяк!
- Заткнись, сука, что ты городишь! - злобно прорычал Кича и вскочил на ноги. Зрачки его глаз возбуждённо вращались, выкатившиеся из орбит белки обнажили сетку красных налитых кровью вен.
Разговор за столом мгновенно пресёкся. Все одновременно повскакивали на ноги, в стороны полетели стулья, сам стол был опрокинут и сметённая на пол посуда вывернула из своего нутра остатки пиршества; вся еда была тут же растоптана, бутыль с самогоном разлита и в комнате витал сладкий аромат сивухи.
Перед тем, как опрокинуть стол, Кича успел схватить в охапку огромный кухонный нож, которым хозяйственная старуха ещё недавно нарезала хлеб. На парня надвинулся доселе мило улыбавшийся Миша. Его мутные глаза сузились в щёлочки, за которыми, как за амбразурами - испуганно поблёскивали крохотные дула тёмно-зелёных зрачков. Он сжал кулаки, принял боксёрскую стойку и прогудел:
- Брось нож! Иначе я сам заберу и отрежу им тебе яйца! - он сделал бодрый семенящий шаг вперёд - показывая, что лишён сомнений в исходе боя.
- Ну! Рискни, если здоровый, мудила! - гаркнул в ответку Кича, проворно описав опасный полукруг блестящим лезвием, но всё же предупредительно отступил назад, переводя метущий взгляд с Миши на его кума Витьку, выросшего за спиною товарища - огненный загар которого уже слегка сошёл, обнаружив под собой сырую бледность. Сошёл и хмель. Чувствуя за лопатками незримые крылья дружеской поддержки, Миша, нагнув упрямую башку, отважно ринулся в бой. Бабы завизжали, тоже побросавшись - в рассыпную. Перепуганная Виктория, в суматохе забывшая одеть очки - плохо видела, куда неслась: путь её движения пересекался у двери выхода из столовой с путём отступавшего под натиском её мужа Кичи, тот, заметив это обстоятельство - не преминул использовать удачный для себя момент - выкинув в сторону узловатую мускулистую руку, парень грубо схватил растопыренной пятернёй девушку за длинную туго заплетённую косу, привлёк к себе и приставил нож к её бледному горлу с испуганно дёргающимся кадыком. Можно было заметить, как нервно пульсирует сонная артерия, бугром выступая у шейного основания. На секунду Потапыч даже остолбенел от такой наглости.
В этот момент Зина и Валя - обе испуганно вереща, промчались мимо слегка опешившего от стремительного калейдоскопа происходящих событий Макса. Зина, больно задев его плечом, помчалась дальше, к выходу, с криками "на помощь!", а Валя, подскочив на месте, прыгнула на него - всё ещё стоящего истуканом, и попыталась выцарапать длинными холёными ногтями парню глаза. Тот брезгливо отшвырнул от себя взбесившуюся фурию с криком - "отвянь, ты не в моём вкусе!", и, почуяв задницей неладное, резко обернулся - как раз для того, чтобы с размаху получить кулаком в бороду от наступавшего на него смешного балагура Игорька. Слегка пошатнувшись, Синька отступил и его широкую спину вновь оседлала озорная и пьяная Валя.
Раздался дикий отчаяный вопль - двое парней - краснолицый Витя и его кум, не сговариваясь, решили обезоружить обезумевшего рыжебородого, они оба, по бычьи наклонив выи, ринулись на перехват, а Кича в ответ что есть силы вдавил острое лезвие тесака в горло своей жертве: обильным дождём хлынула алая артериальная кровь, из открытой раны вывернули нутро неопрятные ошмётки мяса, женщина пронзительно завизжала, как визжат животные на бойне: она голосила долго, протяжно, и непрерывно дёргалась, до последнего вздоха пытаясь вырваться из смертельной хватки. Кича, дико выпучив налитые кровью белки глаз, швырнул её обникшим телом в опешивших от произошедшего на их глазах смертоубийства кумовей. Миша набрал в лёгкие побольше живительного воздуха, потом, истерично заорав, стремглав бросился на убийцу. Он надвигался, вытянув, как слепой перед собою руки с растопыренными в стороны пульсирующими нервной дрожью пальцами. Сзади него медведем нависал багровый кипящей яростью Витя.
В этот момент Макс саданул локтём под рёбра вспотевшей от усилий Вале, а когда та ослабила хватку - взял её одной рукой за волосы, а другой - за пухлую брыкающуюся ногу, и, приподняв над собой, как спортсмен штангу, грузно повалил на метнувшегося в его сторону друга двух семей. Женщина взвизгнула от боли, наступавший мужчина, придавленный её немалым весом, грохнулся на пол - и Синяк смачно заехал ему рваным сандалем в висок, затем наподдал ещё и, уличив минутку, спешно добавил под рёбра попытавшейся встать Вале. Замахнувшись как следует он ударил голову бедной девушки с такой силой - словно это была не человеческая голова, а футбольный мяч - Валин позвоночник от удара дробно хрустнул. Не обращая больше на неё внимания, Жук поспешил на помощь приятелю — подскочив в прыжке, он пятой ударил в спину краснолицего и тот, охнув, повалился на своего кума, а тот же - в свою очередь - напоролся толстым упитанным брюхом на рассекающее воздух лезвие ножа — и оно по рукоять вошло чуть ниже солнечного сплетения. Миша беззвучно по-рыбьи открыл рот и осел на пол, скривившись от неестественно дикого жжения в области груди. А Жук тем временем как следует накостылял по почкам скрючившегося Витю.
Оба парня, тяжело дыша, оглядели недавнее поле боя - всюду валялась битая посуда, поломанная мебель и растоптанная еда. В воздухе кисло пахло спиртным. Под ничком лежащей на ветхом выцвевшем линолеуме зарезанной Викой толчками ширилась жирная лужа крови. В углу около камина в немом ужасе притихла осиротелая бабка Марфа, на глазах которой залётные "риэлторы" жестоко убили её единородного сына. Женщина беззвучно рыдала, слёзы ручьями текли по её сморщенным старческим щеками, она прижимала к по-рыбьи молчаливо раскрытому рту трясущиеся, все в белых пигментных пятнах - свойственных старым людям - пальцы и с невыносимым отчаянием смотрела на проклятых квартирантов. Те, переглянувшись между собой, дружно бросились вон из дома, оставив старушку в гордом одиночестве оплакивать постигшее её семью незваное горе…
