Голубой-голубой, не хотим… служить с тобой!
Прекуп Игорь, протоиерей. http://www.kiev-orthodox.org/site/churchlife/5054/
Вниманию читателей предлагаем дискуссионную статью протоиерея Игоря Прекупа, рассуждающего на тему «вынесения сора из избы» в контексте нашумевших публикаций отца Андрея Кураева.

Я уж и не знаю, что думать о добром мультике про голубого щенка, горько вздыхающего: «Я обижен злой судьбой… Ах, зачем я – голубой!..». В контексте современного процесса глобальной педерастизации этот милый мультфильм смотрится чуть ли не как, опережающая свое время (1976 г.), аллегорическая апология гомосексуализма. Вряд ли автор сценария Юрий Энтин предполагал, что его попытка внушить детям понимание безнравственности выстраивания отношения к кому бы то ни было на основании его внешних данных или иных врожденных свойств, обрастет таким ассоциативными связями, а вот, поди ж ты… Одно только душераздирающее: «…неужели из-за масти мне не будет в жизни счастья?..» словно ставит ребром вопрос о легализации гомосексуальных браков со всеми вытекающими.

Примечательно, что именно теперь, когда во всем «цивилизованном мире» чуть ли не признаком благонадежности становится всеобщий «одобрямс» преодоления половой детерминированности на биологическом и социально-политическом уровнях бытия личности, а попросту говоря – поддержка богоборческого искажения представления о человеке; богоборческого, потому что посягает на замысел Творца о нем – так вот, именно теперь стали особенно часты и публичны разговоры о гомосексуализме в церковной среде. Причем было бы еще понятно, если бы активней всех недовольство проявляли носители консервативных взглядов, от умеренных, до агрессивных, так ведь нет: громче всех этим возмущаются как раз те, кто «в духе времени» проявляет подобающую современному человеку толерантность, осуждая «гомофобные законы», препятствующие голубым парам «жить нормальной жизнью». Было бы с их стороны логично рукоплескать прогрессивно настроенным верующим, не боящимся актуализировать свою нетрадиционно ориентированную половую идентичность и отважно преодолевающим реакционность Системы, с прискорбием отмечая в Православии отставание от западных конфессий по гомосексуальным показателям и требуя от нашей иерархии взять на себя повышенные соцобязательства по ликвидации позорного наследия гетеросексуального тоталитаризма и сексизма в постхристианской цивилизации.

Ничего подобного! Все с точностью до наоборот. И с чего это такие двойные стандарты? Предполагаю, что со стороны носителя либеральных убеждений концентрация внимания на явлениях в церковной среде нормальных с точки зрения современного мира, но постыдных с христианских позиций, их осуждение, как бы руководствуясь христианской моралью – такой подход не иначе, как от большой и пламенной (в смысле пламенеющей адским пламенем) «любви» ко Христу и Его Церкви.

Победоносное шествие нетрадиционно-ориентированной идеологии по планете (в ее «цивилизованной» части) закономерно вытекает из того, что в основе либерального стандарта ценностей лежит изначально здравое убеждение в праве каждого человека быть самим собой, которое прочно и порочно соединено с дезориентацией в представлениях о самой человеческой природе. Любое здравое понятие, пересаженное на ложную мировоззренческую почву неизбежно искривляется. Антропология, игнорирующая образ Божий как сущность человеческой природы, обрекает на искажение любые положительные ценности. В силу того, что человек «неодолимо религиозен», отрицание бытия абсолютных ценностей неизбежно приводит к абсолютизации ценностей относительных, в первую очередь тех из них, которые похожи на абсолютные, родственны им, например, душевная и плотская любовь, политическая свобода, справедливость и пр.

Абсолютизированная свобода – не та свобода, которую Бог при сотворении даровал человеку и восстанавливает в нем, приобщая к истине, делающей его свободным (Ин. 8:32). Даже такая высокая ценность как свобода, если ее воздвигают на Престол Божий, становится идолом и неизбежно вырождается в богоборчество. Абсолютизация не возвышает ценность (любую), а искажает ее. Свобода уподобляться Богу, свобода не грешить, свобода жить по совести подменяется «свободой» от Бога и Его замысла о человеке, «правом» грешить, «возможностью» изощренно ускользать от совести и ловко ее обманывать.

Поэтому неудивительно, что в мире сейчас происходит чудовищная деградация гуманистических ценностей – тех самых антропоцентричных ценностей, которыми свыше полутысячи лет назад начали подменять теоцентричные ценности. Неудивительно и сколь чудовищно, столь и закономерно, ибо человек – образ и подобие Божие; человечность сохраняется лишь в направлении Первообраза, в уподоблении Ему. Маргинализация богоподобной сущности человека, отвод внимания от Бога и концентрация его на человеке как таковом; перевод образа Божия в разряд несущественных признаков – гарантия дезориентации в представлении о человеке и человечности, отправная точка процесса распада, который начинается с автономизации богоподобных свойств человека от Бога (оказывается, разум и другие дарования у нас «от природы», нравственность – такой же продукт эволюции, как физическое тело, формируется благодаря влиянию общества и собственных усилий и т.д.), а завершается отрицанием ценности этих свойств, как несущественных (выясняется, что нравственные чувства имеют смысл только в практическом аспекте, если же они влекут за собой что-либо невыгодное, опасное – нет в них смысла; преемственность в культуре – пустое: все когда-либо ранее созданное можно переврать и назвать это своей творческой интерпретацией, новым культурным феноменом; объективность, оказывается, – враг свободы: эпатажный отказ от признания чего-либо объективной и общезначимой ценностью, от принятия определенной этической или культурной модели как общеобязательной нормы – чуть ли не подвиг во имя освобождения человечества от предрассудков). Дух мира сего – дух релятивизма, внушающий, что все в этой жизни относительно, в том числе и все ценности, в первую очередь – моральные. Безусловны только животные потребности (к которым можно отнести и стремление к карьерному росту: в стае и стаде много значит статус, роли распределены и поведенческие модели строго регламентированы), которые мало-помалу становятся моральными регулятивами современного общества.

Гуманистическая дехристианизация, будучи в своей сущности отказом от богоподобия как стержня человечности, начавшись, уже не могла остановиться и закономерно перетекла в дегуманизацию, разделяющей все человечество на пасущихся или пашущих скотов и на зверей, которые их пасут, стригут, доят, режут, едят, продают – одним словом, используют.

Одним из скотско-звериных общественных регулятивов является корпоративное сознание. По большому счету, это проявление все того же инстинкта самосохранения, по-разному проявляющегося в стаде и в стае, сохраняя сущность – стремление сообщества к биологическому (социальному, политическому, экономическому) выживанию.

И вот тут мы сталкиваемся с противоречием: когда человеческое сообщество в борьбе за самосохранение начинает расставлять приоритеты, игнорируя духовно-нравственные ценности, оно, быть может, и выживает, но не как человеческое сообщество, а как некий биологический вид, потому что пренебрегаемые человеческие признаки истлевают, распадаются, стираются. Но в человеке животное начало настолько все же обусловлено началом духовным, что за деградацией духовного, следует деградация душевного, а за ним расползается и животное начало человека – он утрачивает свою идентичность и начинает вести себя вопреки инстинкту самосохранения: оно и понятно, если человек не знает уже, а что сохранять-то?!.. А вдруг человеческая идентичность как раз в этом и состоит, чтобы отрицать в себе все данное от природы, искусственно отыскивая и взращивая в себе то, что противоречит этой данности, отвергая какую-либо заданность?..

Отсюда и распространение таких идей и общественных движений, которые чему-чему, а уже и выживанию человечества как биологического вида ну никак не способствуют.

Аналогичное происходит в церковной среде, когда мы, движимые корпоративным сознанием, все внимание сосредоточиваем на том, чтобы «отбить атаки», «выявить предателей», «разработать концепцию» и пр., вместо того, чтобы воспользоваться нападками для выявления своих слабых мест; крепко задуматься, кто предатели: те, кто обличает внутреннее неблагополучие, или те, кто это неблагополучие создают одним лишь фактом своего существования; задуматься и концепцию разрабатывать конструктивно, т.е. строя наш «внутренний град» (если надо, что-то разрушая и перебирая заново). Вспомним, как восстанавливался Иерусалим после Вавилонского плена, когда самаряне начали атаковать иудеев, обидевшись, что те не допустили их к строительству Храма: «Строившие стену и носившие тяжести, которые налагали на них, одною рукою производили работу, а другою держали копье (Неем. 4; 17). Если требовалось, молниеносно отражали нападения самарян, оскобленных в своих самых искренних экуменических чувствах, но в основном репатрианты, что делали? – Правильно: строили. А качественное строительство невозможно без предварительного исследования почвы, без поэтапного придирчиво-критичного взгляда на результат приложенных усилий, причем, что важно, взгляда, исходящего не из каких-то личных или коллективных соображений, а из проекта. И что или кто в проект не вписывается – то (или тот) подлежит демонтированию… а не тот, кто на эту досадную необходимость обратил всеобщее внимание.

Но у нас вечно виноват не тот, кто украл, а кто пальцем показал.

Сегодня этим «виноватым» является «протодиакон всея Руси» о. Андрей Кураев, из-за поставленной им проблемы гомосексуализма в церковной среде. Поставленной, что примечательно, не на заседании, скажем, Межсоборного Присутствия, не в письме Св. Синоду РПЦ, а в своем виртуальном дневнике – на своей страничке в так называемом Живом Журнале (вроде как и не СМИ, а приватное пространство, но по многочисленности аудитории не уступающее иному периодическому изданию). За что, собственно, и подвергся наказанию по парт… простите, по церковно-административной линии, оказавшись внезапно больше не профессором МДА. Слава Богу, что пока хоть в запрет не отправлен. И дай Бог ему никогда на себе этого «счастья» не испытать.

Демарш о. Андрея столь же некорректен, сколь обоснован реалиями нашими. Претензии к нему по поводу недопустимости слива в массы компромата без достаточной доказательной базы, на основании писем, авторов которых он не указывает, а потому приравниваемых его оппонентами к анонимкам; обвинения его в распространении соблазна, пагубного для немощных в вере и стоящих на пороге Церкви; выражение опасения, что он создает рискованный прецедент, из-за которого в дальнейшем могут подвергаться очернению достойнейшие люди только потому, что перешли кому-то дорогу – все это и еще многое другое, в чем упрекают о. Андрея, отнюдь не надуманно. Однако о. Андрей дает по этим упрекам вполне внятные ответы в своем интервью Правмиру «Забыть Кураева» / http://www.pravmir.ru/zabyt-kuraeva /. Можно не соглашаться с ним, можно считать его аргументы неубедительными, а деятельность – чреватой такими последствиями, что «казанское дело» покажется первым камушком в горном обвале, но у нас нет достаточных оснований не верить в искренность его желания запустить самоочистительный процесс в Русской Православной Церкви.

И у него есть основания считать, что иной путь неэффективен. Ну, хотя бы по тому, как продолжила складываться судьба изобличенного экс-проректора КазДС. Вместо того, чтобы отправиться давать показания в прокуратуру и получить определенный судом срок, например, по ст. 133 УК РФ: Понуждение к действиям сексуального характера («Понуждение лица к половому сношению, мужеложству, лесбиянству или совершению иных действий сексуального характера путем шантажа, угрозы уничтожением, повреждением или изъятием имущества либо с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей)»), он «землю покинув i в небо злiтав», вогнездившись вскоре в Тверской епархии (как пишет о. Андрей: «Игумен Кирилл принят в штат Тверской епархии и предназначен на место заведующего кафедры теологии Тверского государственного университета»)… – это что?!!..

Повергает в недоумение (и, соответственно, побуждает внимательней прислушаться к словам о. Андрея) и то, как казанские события преподносятся некоторыми официальными лицами. Например, о. Максим Козлов, возглавлявший комиссию по проверке жалоб семинаристов, и принявший необходимые меры, чтобы избавить их от «никакого-не-мучителя-но-доброго-друга-и-учителя», как-то странно прокомментировал ситуацию: «Проблемы, которые есть в Казанской семинарии, и которые, в частности, привели к увольнению проректора, они, как и в любой духовной школе, те или иные проблемы есть, они рассматриваются». Простите, я не понял: это что, признание повсеместной распространенности сексуальных домогательств в семинариях, или низведение этой мерзости на уровень «тех или иных проблем», типа неаккуратно заполненных классных журналов или опозданий на утреннюю молитву?..

Опять же, с терминологией в СМИ непонятки. Написано о «домогательствах». Так домогательства или понуждение к половой связи? Домогательство, особенно вне юридического контекста – понятие растяжимое. «Гюльчатай, открой личико!» – тоже домогательство с восточной точки зрения, в Штатах она могла бы пожаловаться на Петруху в полицию за «харрасмент». Но из высказываний о. Андрея следует, что домогательствами дело не ограничивалось.

В качестве примера домогательства в семинарских стенах могу привести случай с моим собратом. Как-то раз, еще в первые месяцы знакомства, я обратил его внимание на то, что ему не стоит лежать поперек одной кровати вместе со своим другом. К слову сказать, леживали они так часто и явно без какой-либо задней мысли, просто по-товарищески, о чем-то беседуя. Но я, к тому времени уже имевший определенный опыт общения с лицами нетрадиционной ориентации, да к тому же информированный о том, как дремлющие предрасположенности могут активизироваться, посоветовал ему поостеречься, потому как вижу в нем потенциальную предрасположенность к гомосексуальности, и такого рода возлежания могут способствовать ее развитию. Он промолчал тогда, преодолев сильное желание послать меня куда подальше, и, разумеется, нисколько не принял всерьез мои слова: такой весь из себя брутальный мужчина и вдруг какая-то «расположенность»? – Бред!

Ну-ну… Спустя несколько лет он мне рассказал о ситуации, которая поколебала его самоуверенность. Это уже было, когда он заканчивал семинарию. Сидел он как-то в комнате академического общежития у одного студента-игумена, с которым прежде мы немало общались. И вдруг этот батюшка делает ему непристойное предложение… Знакомый мой сидел на кровати в другом конце маленькой комнатушки. Сразило его наповал даже не столько цинично-пошлое предложение «перепихнуться», сколько неожиданная аргументация: «Ну, я же вижу, что ты расположен» (он, конечно, сразу вспомнил мое предостережение четырехлетней давности, поэтому при первой же встрече рассказал мне об этом случае, как бы признавая, что, видимо, я был прав, насчет скрытой склонности, раз уж тот гомик распознал в нем «своего»).

Так вот это и было «домогательство»: одним предложением да уговорами все и ограничилось. Приблизиться тот игумен не посмел: тот мой знакомый и в самом деле – мужчина брутальный, такой может и ударить (что он и собирался сделать, если бы тот посмел приблизиться).

Что касается привлечения кого-либо в качестве свидетелей или пострадавших – очень это проблематично. Кроме вышеупомянутого знакомого, я знаю еще несколько клириков и мирян, которые подвергались домогательствам, не переходившим во что-то более серьезное. Но я никогда им не предлагал заявлять по инстанции на своих «воздыхателей-приставателей», потому что для кого-то постыден уже сам факт, что к нему обращались с непристойными предложениями. Тем более, что они понимают: будучи в сане, следует особенно щепетильно подходить к своей репутации, не давая ни малейшего повода всяким помыслам-домыслам. И, конечно же, очень большая ответственность – побуждать кого-то из пострадавших жаловаться, потому что есть риск, что компетентная комиссия приедет, а убедительных доказательств не обрящет, или вызовут их в церковный суд, но свидетельства покажутся заседателям неубедительными, а оставшиеся на своих местах лица найдут миллион возможностей показательно проучить жалобщиков.

И что делать? Когда из доверительных бесед знаешь о творящейся мерзости, но среди собеседников готовых дать показания нет, как тогда быть? Развести руками и молиться? Молиться-то надо, как без этого, но ведь и предпринимать что-то надо, чтобы, если уж никак не можешь радикально повлиять на ситуацию, то хоть общими усилиями такие условия создать, чтобы эта категория людей, страшась огласки, избегала малейших поводов к подозрениям, а значит, чтобы они не смели не то, чтобы приставать к кому-то, но даже взглядов сладострастных бросать в направлении тех, кто вне их «круга», чтобы случайно не «спалиться». Если уж невозможно сразу искоренить их беззаконие, так хотя бы устроить им «голубой карантин», и пусть они любят друг друга своею странною любовью, лишь бы эта зараза не распространялась за пределы их порочного круга. Но даже этого минимума невозможно добиться, пока возможна такая ситуация, когда педераст, изобличенный в одной епархии, принимается с распростертыми объятиями в другой. В этой ситуации лишь привлечение внимания, как любят говорить некоторые, «нецерковной общественности», и реальная перспектива для совратителя оказаться под шконкой, могут отбить охоту злоупотреблять своим положением и побудить церковные структуры к адекватным оргвыводам.

А пока что создается впечатление, что мы все надеемся как-то решить проблему в тесном семейном кругу, радуясь хотя бы полумерам, которые нас почему-то обнадеживают, вернее, создают утешительную иллюзию, что «процесс пошел».

Ну зачем нам наступать на католические грабли? Почему мы так себя ведем, словно принципиально хотим опробовать их на себе? Почему нам недостаточно их ошибок, чтобы сделать конструктивные выводы? Так уж ли нам необходимо повторять чужие ошибки, чтобы и кошмарные их последствия стали нашими собственными, как говорится, «отечественного производства»?!..

Возможно, о. Андрей зря раскрутил эту разоблачительную кампанию именно таким образом; быть может, это надо было как-то иначе делать – не знаю. Не смею судить, чтобы не быть достойным иронии великого Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, / Видя бой со стороны». Но, когда в рамках оргвыводов по «казанскому делу» принимается решение об увольнении беспокойного профессора МДА, который вконец достал кого-то своим «эпатажем», именно когда коснулся «голубой» темы, это выглядит, по меньшей мере, странно, и непроизвольно льет воду на его мельницу, как бы подтверждая выдвинутую им версию.

В чем корень зла? – В том, что кто-то смеет выносить внутренние нестроения на обсуждение общественности (частью воцерковленной, частью малоцерковной, но все же верующей, частью, в самом деле, нецерковной, но не пропащей для Православия, и лишь частью только чуждой и враждебной Церкви), или в том, что замалчиванием проблем создается благоприятная среда для укоренения и процветания порочности?

Ради кого «имя Божие хулится у язычников» (Рим. 2:24)? – Ради тех, кто объявил о недостоинстве некоторых христиан (пусть даже и высокопоставленных), или ради тех, кто культивировал в себе и других что-либо достойное порицания и кто этому попустительствовал?

Кто дискредитирует Церковь? – Те, кто, называясь христианами, тайно творят зло, или те, кто их открыто порицают?

К сожалению, эти вопросы не для всех являются риторическими.

Когда мы научимся, открыто и без риска подвергнуться в своей же среде остракизму, обсуждать внутрицерковные проблемы и решать их в новозаветном ключе, тогда, если что и будет становиться достоянием «нецерковной общественности», то лишь как отголосок уже успешно, к славе Божией, преодоленных трудностей.

Чем более честно и последовательно мы будем преодолевать инерцию мирского в церковных взаимоотношениях (проявляющуюся, в том числе, и в подмене иерархичности корпоративностью), тем большим уважением к Церкви будет проникаться «нецерковная общественность» со всеми вытекающими последствиями.

Наглядным примером как пагубности усиленного замалчивания внутрицерковных проблем, так и продуктивности открытой дискуссии, является ситуация, сложившаяся в Римско-Католической Церкви; ситуация, из которой мы можем извлечь хороший урок и предпринять необходимые профилактические меры.

Отвечая на вопрос о причинах педофильских скандалов, французский архиепископ Альбер Руэ сказал: «…Для педофилии необходимы два условия – глубокая извращенность и власть. Это значит, что опасность существует в любой закрытой, идеологизированной, сакрализованной системе. Пока любой институт – включая Церковь – основан на праве сильного, там будут происходить финансовые и сексуальные скандалы».

Лучше не скажешь. Я бы только уточнил, что финансовые и сексуальные скандалы в церковной среде воспринимаются особенно омерзительно по двум причинам: во-первых, потому что «где ярче свет, там гуще тьма», и всякое пятно смотрится темнее на светлом и грязнее на чистом, а во-вторых, потому, что «право сильного» в Церкви – это фундаментальное извращение церковного сознания, противное самой природе церковности (как бы много ни было поводов думать иначе). Это «право сильного» может лукаво истолковываться как иерархический принцип и гарантия устойчивости системы, стабильности церковной жизни, однако, понимание иерархического начала столь приземленно, в призме падшего сознания и порожденной им системы представлений, по недоразумению называемой «здравым смыслом» (ну как «падшее» может быть «здравым», т.е. целостным, здоровым?) – это надругательство над замыслом Божиим об иерархическом начале, выраженном в словах: «…почитающиеся князьями народов, господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10; 42 – 45). На этом и строится иерархическое сознание Церкви Христовой, в этом контексте и следует понимать ту колоссальную власть, которая дается в ней пастырям и архипастырям.

Папа Бенедикт XVI попытался спасти репутацию Римско-Католической Церкви, принимая энергичные меры как в кадровой политике, выявляя и искореняя в церковной среде постыдный порок, так и принося покаяние за лже-пастырей. Политика Иоанна Павла II, суть которой сводилась к попыткам что-то исправить, замалчивая проблему, из опасения, что это повредит репутации Церкви, провалилась. Это неудивительно: нечистоты, не очищаемые вовремя, тщательно и энергично, из опасения, что «душок» просочится во вне, со временем выходят из-под контроля и прорываются наружу.

Опыт покаянных акций, предпринятых Папой Бенедиктом XVI показывает, что открытое обсуждение не только не компрометирует Церковь, но и сдерживает отток прихожан, начавшийся, когда ситуация вышла из-под контроля и церковные меры последовали вслед за государственными.«Величайшие гонения Церковь испытывает не со стороны внешних врагов, – заявил Бенедикт XVI. – Они рождаются из грехов, творимых внутри самой Церкви».

Причина кошмара, который сейчас все еще на повестке дня РКЦ – в замалчивании, а оно, в свою очередь, следствие фарисейского понимания церковности: с одной стороны то самое «оцеживание комара» (как бы утонченная и возвышенная духовность, социальное служение, отказ от роскоши, борьба с Дедом Морозом (этим прославился архиепископ Болоньи Джакомо Биффи, наиболее активно препятствовавший Папе Иоанну Павлу II ввести во всех католических семинариях тестирование на психологическую предрасположенность)), с другой – «поглощение верблюда» (совершение страшного зла или его замалчивание (что, по сути, – соучастие), или же, в лучшем случае, полумеры по его преодолению).

Хотите сказать, что у католиков скандалы не из-за гомосексуализма, а из-за педофилии возникли? И что? Будем ждать, пока и педофилия станет у нас столь же актуальной проблемой, как у католиков? Безусловно, гомосексуализм и педофилия – разные проблемы, последняя намного страшнее, но неужели непонятно, что толерантность к гомосексуализму подготавливает почву для такого же отношения к педофилии? В «цивилизованном» мире уже давно гомосексуализм не считается патологией. Теперь мало-помалу лоббируется изменение отношения к педофилии, о грядущей легализации которой уже предостерегал Святейший Патриарх Кирилл / http://www.youtube.com/watch?v=9bdaIhnMM-E /.

Однако было бы упущением, не сделать некоторые уточнения, касающиеся христианского отношения к гомосексуализму и гомосексуальности. Это не синонимы. Гомосексуальность – это патология, которая выражается в предпочтительном сексуальном интересе к представителям своего пола. Если человек осознает в себе это нездоровое расположение и борется с блудной страстью, усиливаемой еще и этой противоестественной наклонностью, последняя не только не вменяется ему в грех, но его сугубая борьба со своей греховностью, уверен, вменится ему в сугубую добродетель. Попрекать кого-либо гомосексуальностью – то же, что издеваться над инвалидом. Это мерзко.

Иное дело – гомосексуализм. Это обусловленный гомосексуальностью образ чувств, мыслей и поведения. Уступая своей гомосексуальности, реализуя и тем самым укореняя и подпитывая ее, человек произвольно становится соучастником бесов, уродуя свою душу и оскверняя тело, кощунственно попирая в себе замысел Божий о природе человека.

Но не все тут просто. Как человек доходит до жизни такой? Опять же грешник грешнику – рознь. Один грешит и вся его забота – о безнаказанности. Грех для него привычен, дискомфорта не доставляет, от совести он защищен толстенной броней самооправдания и единственно, что причиняет порой неудобство – это боязнь разоблачения.

Другой грешит и мучается. Почему, в таком случае, он не прекращает? По той же причине, по которой и от прочих страстей не сразу человек может избавиться. Чем противоестественней страсть, тем активней за подверженного ей борются бесы (мы как-то иной раз упускаем из внимания их «заслуги» в порабощении человека порокам). С Божией помощью все можно преодолеть, любую страсть, любой порок, но вот тут лучше не становиться никому судьей, ибо никто из нас не знает, кому, что, насколько и почему было попущено Богом. Но такой кающийся грешник, если даже порой падает, по крайней мере, не втягивает никого на погибельный путь. Грех такого человека – дело его совести, его беда и скорбь. Обличать прилюдно (позорить) такого – низко, и, что немаловажно, может ввергнуть его в погибельное отчаяние. Между тем, у публичного обличения могут быть лишь две уважительные цели: 1) приведение грешника к покаянию и 2) ограждение других людей от опасности, которую он представляет. Если он не опасен, а стыд перед людьми не только не служит сильнодействующим лекарством, но еще и вредит его душе, вытаскивать на всеобщее обозрение предмет его душевных терзаний – жестоко и бессмысленно.

И позвольте высказать сугубо личное мнение, что, если это духовное лицо любой из трех степеней священства, не надо спешить, якобы из ревности по Бозе, добиваться его отстранения от служения, или уклоняться от сослужения с ним. Формально все будет, конечно, правильно. Только Господь заботится не о формальном соответствии наших поступков каноническим правилам, но о нашем реальном приобщении к жизни вечной.

Легко лишить человека шанса вынырнуть из греха. Но в этом лишении не будет правды Божией. И такого человека стоит потерпеть Христа ради. Тем более, что мы считаем его извращенцем, возможно, лишь потому, что знаем о каком-то его единичном падении, после которого он искренне покаялся и более «на свою блевотину» не возвращался (2 Петр. 2; 22), но ведь нам это неизвестно. Рассуждая, как нам кажется, логически, мы решаем, что если было единожды, значит, потом было и дважды и многажды, и повторяется поныне – и вот мы осуждаем, и клевещем в своем сердце (а может, и не только в сердце) на… подвижника, который несет по жизни крест борьбы с тяжелейшей страстью.

Совсем другое дело – циничный совратитель и растлитель, или насильник. Это опасный уголовник, с которым надо действовать энергично и жестко, по всем правилам оперативно-розыскной деятельности, не заморачиваясь поэтапностью обличений, чтобы не дать ему возможности, связавшись с влиятельными лицами, уничтожив улики, организовав давление на свидетелей и пострадавших, подготовиться к обыску и допросам. Возможна ли такая оперативность при обращении в церковные вышестоящие структуры?.. Вопрос риторический. А по-другому таких преступников не ловят.

Конечно, желательно, чтобы все проблемы, касающиеся духовенства, вначале решались в церковных стенах. Но, пока у нас при Контрольно-аналитической комиссии нет своеобразного оперативного подразделения (а его создание и функционирование весьма проблематично с юридической точки зрения), до тех пор неуместно требовать, чтобы жалобы на представителей духовенства (независимо от священной степени), совершивших уголовные преступления на сексуальной почве, прежде подачи в полицию, проходили все церковные инстанции. Тем более, это невозможно требовать, пока хотя бы некоторые жалобы на сексуальные домогательства или, тем более, на понуждение к сексуальному контакту, поданные по церковной линии (будь то на епархиальном или на высшем уровне), остаются без адекватного ответа (полумеры едва ли можно считать таковым).

И в заключение еще пару слов о действиях о. Андрея Кураева. Дискредитирует ли он Церковь своими разоблачениями? Вопрос этот спорный. Мое мнение: нет. Помню, как-то раз один знакомый дипломат сказал, что самодискредитация иногда необходима именно для завоевания доверия, и на нее надо осознанно идти. Когда гнойники церковной среды вскрываются с любовью к Церкви и болью за Нее (а именно так, я убежден, переживает о. Андрей проблемы, о которых он говорит) – это Ее не может дискредитировать, потому что самообличение (а выступая как член Церкви, он говорит не о чьих-то там, но о своих, о наших общих проблемах, о нашей боли) – признак наличия здорового начала. А вот, когда извне начинают обличать (причем не как о. Андрей, а с враждебных позиций, и не как он – отдельных субъектов преступления – но всю Церковь огульно), а изнутри в ответ кто отмалчивается, кто отвергает для многих очевидное и общеизвестное – тогда-то и создается соблазнительное впечатление, что все насквозь прогнило сверху донизу.

Поэтому слава Богу, что о. Андрей все же решился на этот шаг, пока замалчивание и полумеры не довели ситуацию до той стадии, когда обличения (с запротоколированными свидетельскими показаниями, с фото- и видеоматериалами и пр., как того сейчас требуют от о. Андрея) полились бы извне со всех сторон и на позор всему миру, который не поверил бы уже никаким нашим энергичным мерам по «чистке рядов». Вот тогда Русская Православная Церковь и в самом деле была бы дискредитирована, а миссия – провалена.

Дата публикации: 02.02.2014

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Не буду вступать в дискуссию, но надеюсь, что от интернет-обсуждений мы перейдем к уголовным делам, в ходе которых будут приняты правовые решения. И эти решения будут вынесены в результате справедливого суда. И станут основой для принятия решений уже внутрицерковных.

и. Дм. (Першин)