Знахарь - это деревенский лекарь-самоучка, умеющий врачевать недуги и облегчать телесные страдания не только людей, но и животных. В народе верят, что не стоит доверяться силе целебных снадобий, если они не наговорены заранее или не нашептаны тут же, на глазах больного, так как главная сила врачевания заключается в словах заговора, а снадобья служат лишь успокоительным средством. Поэтому-то и зовут знахарей «шептунами», именно за те заговоры или таинственные слова, которые шепчутся над больным или над целебным снадобьем.
Заговоры воспринимаются или изустно, от учителей, или из записей, широко распространенных среди грамотного сельского населения под названием «цветников», «травников» и «лечебников».
Произносятся заговоры шепотом, чтобы не услышал непосвященный человек (иначе заговоры не имеют никакой силы) и чтобы остались они неотъемлемой собственностью одних только знахарей. Сопровождаются заговоры различными движениями рук, чтобы удержать силу слов, или, как говорится, «запечатать замок».
Главное отличие между колдунами и знахарями состоит в том, что первые скрываются от людей и стараются окутать свое ремесло непроницаемой тайной, вторые же работают в открытую и без креста и молитвы не приступают к делу: даже целебные заговоры их в основе своей состоят из молитвенных обращений к богу и святым угодникам как целителям.
Правда, знахари тоже нашептывают тайно, вполголоса, но зато открыто и смело действуют: «Встанет раб божий, благословясь и перекрестясь, умоется свежей водой, утрется чистым полотенцем, выйдет из избы к дверям, из ворот к воротам, выступит под восточную сторону, где стоит храм Введения Пресвятой Богородицы, подойдет поближе, поклонится пониже, попросит смотреть лестно, и повсеместно, и повсечасно...» У знахаря не «черное слово», рассчитанное всегда на зло и беду, а везде «крест-креститель, крест - красота церковная, крест вселенный - дьяволу устрашение, человеку спасение». (Крест опускают даже в воду перед тем, как задумают наговаривать ее таинственными словами заговора, и таким образом вводят в нее могущественную целебную силу.) У знахаря на дверях замка не висит: входная дверь открывается свободно; в теплой и чистой избе с выскобленными стенами пахнет сушеными травами, которыми увешаны стены и обложен палатный брус; все на виду, и лишь только перед тем как начать пользовать, то есть лечить, знахарь уходит за перегородку богу помолиться, снадобье приготовить.
Выговаривая себе всегда малую плату, знахарь уверяет, что берет деньги богу на свечку, а чаще довольствуется тем количеством яичек от домашних кур, какое принесут, а то так и ничего не возьмет и, отказываясь, скажет: «Дело божеское, за что тут брать?» Впрочем, плата, даваемая знахарям, не считается зазорной главным образом потому, что ею оценивается лишь знание и искусство, а не волшебство или чародейство. К тому же знахарь немало трудится около своих пациентов, так как крестьяне не обращаются к нему по пустякам, а лишь в серьезных случаях.
Прежде чем больной пришел за советом, он уже попользовался домашними средствами: ложился на горячую печь животом; накрывали его с головою всем, что находили под рукой теплого и овчинного; водили в баню и на полке околачивали вениками до голых прутьев; натирали тертой редькой, дегтем, салом, скипидаром; поили квасом с солью - словом, все делали и теперь пришли к знахарю, догадавшись, что приключилась болезнь не от простой «притки», то есть легкого, нечаянного припадка, а прямо-таки от «уроков», лихой порчи или злого насыла, напуска, наговора и чар.
Знахарь, как и весь деревенский русский мир, глубоко убежден, что всякая болезнь есть живое существо. С нею можно разговаривать, обращаться к ней с просьбами или приказаниями о выходе вон, спрашивать, требовать ответов (не говоря уже о таких, например, болезнях, как кликушество, когда сидящий внутри женщины бес не находит даже надобности скрываться и, еще не видя приближающегося крестного хода или проходящего мимо священника, начинает волноваться и выкрикивать женским языком мужские непристойные ругательства и кабацкие сквернословия).
Бывают случаи, когда болезни даже олицетворяются. Так, самый распространенный недуг, сопровождающийся ознобом и жаром и известный под общим именем лихорадки, есть не что иное, как одна из двенадцати дочерей библейского царя Ирода. Знахарь умеет распознать, какая именно в данном случае овладела его пациентом: одна ли, например, ломовая, или трепуха, или две вместе. Он определяет, которая из них послабее, положим, знобуха или гнетучка, чтобы именно с такою-то и начать борьбу. Больной и сам умеет подсказать, гноевая ли это (если лихорадка напала в то время, когда свозили навоз на поле), или подтынница (если болезнь началась, когда он свалился усталым под изгородь и заснул на мокрой траве).
В том же случае, когда объявлялись сильные боли в крестце или разломило в пояснице так, что не продохнешь, всякий знахарь понимает, что это утин, и что в этом случае надо положить больного животом на порог избы, взять тупой косарь в руки, насекать им спину и вступить с этим утином в переговоры, спрашивая его и выслушивая ответы: «Что рублю?» - «Утин секу». - «Руби гораздо, чтобы век не было» и т. д.
Бесконечное разнообразие знахарских приемов и способов врачевания, составляющее целую науку народной медицины, сводится, в конце концов, к лечению травами.
Знахари и знахарки в деревенской среде считаются людьми, лишь заподозренными в сношениях с нечистою силою, но отнюдь не продавшими ей свою душу.
Так, например, ночью знахарям нельзя даже зажечь огонь в избе или продержать его дольше других без того, чтобы соседи не подумали, что знахарь готовит зелье, а нечистый дух ему помогает.
Но, живя на положении подозреваемых, знахари тем не менее пользуются большим уважением в своей среде. Объясняется это тем, что знахарями делаются люди преимущественно старые, одинокие холостяки или старушки-вдовы и престарелые девицы, не сделавшиеся черничками (монашками) потому, что захотели быть лекарками и ворожеями.
Положение подозреваемых невольно делает знахарей слегка суровыми и очень самолюбивыми и самоуверенными.
Да и подбирается сюда не только народ смышленый, но и положительно стоящий выше других на целую голову.
Оттого у знахарей не выходит с соседями ни особенно близкой дружбы, ни хлебосолья, ни откровенных бесед: тайна пуще всего им на руку.
Наряду со знахарем пользует больных и бабка-лекарка.
Она, так сказать, дополняет знахаря по той причине, что бывают по женской части такие дела, в которые мужчине никак не проникнуть.
Бабки-повитухи работают вполне независимо, на свой страх и ответ, причем в некоторых случаях им даже отдается предпочтение перед мужчиной-знахарем, так как бывают такие болезни, где только женская рука, нежная и мягкая, может принести действительную пользу. Так, например, все воспаления глаз всегда и повсюду доверяются лечению исключительно одних знахарок: никто лучше их не сдувает бельма, никому так ловко не вдунуть в глаз квасцов, смешанных с яичным белком. Сверх того бабка усерднее знахаря: она забежит к своему больному раза три на день. В лечении детских болезней точно так же нет равных знахаркам, хотя и по «сердечным» делам они не утратили заслуженно добытой славы. Они охотно берутся «снимать тоску» с того человека, который лишился любви, но заставить полюбить не могут, так как присуха - дело греховное и дается только колдунам.
В этом, собственно, и заключается существенная разница между колдунами и знахарями: то, что наколдуют чародеи, какую порчу наведут, - знахари и знахарки снимут и поправят.
И слава их в этом отношении так велика, что к ним со всех концов стекаются деревенские люди за помощью.
