Райнер Мария Рильке
ДУИНСКИЕ ЭЛЕГИИ
ЭЛЕГИЯ ДЕВЯТАЯ
Зачем же, зачем, если нужно
Срок бытия провести, как лавр, чья зелень темнее
Всякой другой, чьи листья с волнистой каймою,
(Словно улыбка ветра) — зачем
Тогда человечность? Зачем, избегая судьбы,
Тосковать по судьбе? Ведь не ради же счастья —
Предвкушения раннего близкой утраты,
Не из любопытства, не ради выучки сердца,
Которое было бы лавру дано...
Нет, потому, что здешнее важно, и в нас
Как будто нуждается здешнее, эта ущербность
Не чужая и нам, нам, самым ущербным. Однажды.
Все только однажды. Однажды и больше ни разу.
Мы тоже однажды. Но это
Однажды, пускай хотя бы однажды,
Пока мы земные, наверное, неотвратимо.
Только бы не опоздать нам! Добиться бы только!
В наших голых руках удержать бы нам это,
В бессловесном сердце и в переполненном взоре.
Этим бы стать нам. Кому передать бы нам это?
Лучше всего сохранить навсегда... Но в другие пределы
Что с собою возьмешь? Не возьмешь созерцанье,
Исподволь здесь обретенное, и никакие события.
Значит, здешние муки и здешнюю тяжесть,
Здешний длительный опыт любви...
Сплошь несказанное. Позже, однако,
Среди звезд каково: еще несказаннее звезды.
Странник в долину со склона горы не приносит
Горстку земли, для всех несказанную. Странник
Обретенное слово приносит, желтую и голубую
Горечавку. Быть может, мы здесь для того,
Чтобы сказать: «колодец», «ворота», «дерево», «дом», «окно».
Самое большее: «башня» или «колонна».
Чтобы, сказав, подсказать вещам сокровенную сущность,
Неизвестную им. Скрытная эта земля
Не хитрит ли, когда она торопит влюбленных,
Чтобы восторгами не обделить никого?
Старый порог у дверей. Пусть под ногами влюбленных
После стольких других,
Перед тем как другие придут,
Этот старый порог обветшает... чуть‑чуть обветшает.
Здесь время высказыванья, здесь родина слова.
Произнося, исповедуй. Скорее, чем прежде,
Рушатся вещи, доступные нашему чувству.
Безликое действие вытеснит их и заменит.
Лопнет его оболочка, как только деянье
Вырастет изнутри, по‑иному себя ограничив.
Между молотами наше сердце
Бьется, как между зубами
Язык, остающийся все же
Хвалебным.
Ангелу мир восхвали. Словами хвали. Ты не можешь
Грандиозными чувствами хвастать пред ним. Во вселенной,
Там, где чувствуют ангелы, ты новичок. Покажи
Ты простое ему, родовое наследие наше,
Достояние наших ладоней и взоров.
Выскажи вещи ему. Он будет стоять в изумленье.
Так ты стоял в мастерской у канатчика в Риме
Или перед горшечником нильским. Вещи ему покажи,
Их невинность, их счастье и до чего они наши.
Покажи, как страданье порой принимает обличье,
Служит вещью, кончается вещью, чтобы на тот свет
От скрипки блаженно уйти. И эти кончиной
Живущие вещи твою понимают хвалу.
Преходящие, в нас, преходящих, они спасения чают.
Кто бы мы ни были, в нашем невидимом сердце,
В нас без конца мы обязаны преображать их.
Не этого ли, земля, ты хочешь? Невидимой в нас
Воскреснуть? Не это ли было
Мечтой твоей давней? Невидимость!
Если не преображенья,
То чего же ты хочешь от нас?
Земля, я люблю тебя. Верь мне, больше не нужно
Весен, чтобы меня покорить, и одной,
И одной для крови слишком уж много.
Предан тебе я давно, и названия этому нет.
Вечно была ты права, и твое святое наитье —
Надежная смерть.
Видишь, я жив. Отчего? Не убывают ни детство,
Ни грядущее. В сердце моем возникает
Сверхсчетное бытие.
