Существительное имя Иерусалим было одним из четырех имен собора, что на Рву. Оно усвоилось собору по западному, Входоиерусалимскому приделу. Знаменитые шествия на осляти в неделю Ваий — Вербное воскресенье,— прообразуя Вход Господень в Иерусалим, адресовались из Кремля именно к этому, смотрящему на Кремль, приделу. Царь со смирением вел под уздцы считавшуюся за осла белую лошадь, на которой восседал митрополит, позднее патриарх, без преувеличения символизировавший Христа.

Пожалуй, удивительнее патриарха на осляти царь у стремени. Само присутствие царя, земного, вне аллегорий, в роли себя. Оно же превращало иллюстрацию евангельского Входа в иллюстрацию чего-то большего: иерархического отношения двух царств — земного и Небесного, кесарева и Божия. А это основная тема Красной площади. Изложенная неподвижным языком архитектуры как отношение Покровского собора и Кремля, тема приходила в движение раз в год, в неделю Ваий, говорила себя языком ритуала.

В ХVII столетии стали ходить, наоборот, от храма в Кремль. Эта недавно обнаруженная по бумагам перемена прослеживается с 1656 года и может принадлежать к числу никоновских.

Несколько раньше, при Михаиле Федоровиче, Спасская башня была надстроена до высоты Покровского собора, его центрального столпа, приобретя известный миру вид.

По смыслу этих перемен Кремль после Смуты оспорил у Покровского собора право отождествляться с Иерусалимом.

Дотоле Кремль — ограда, полная святынь,— оказывался дополнением Покровского собора и всего Китай-города. Кремль сополагался с загородом Иерусалима, хотя бы и со священной стороной этого загорода — Елеонской (Масличной) горой, откуда пришел Иисус, куда Он любил уходить и откуда вознесся.

Тогда Успенский собор соотносен с Успенской же церковью на Елеоне, в Гефсимании,— церковью Гроба Богоматери. Тогда и главной теме Елеона — Вознесению Христову — отвечал кремлевский Вознесенский монастырь, участник видов Красной площади с конца ХIV столетия до сталинских времен.

В развороте ХVII века Елеонской горой оказывался Китай-город. Что это поздняя редакция, доказывается отсутствием в системе посвящений Покровского собора елеонских тем Успения и Вознесения.

Теперь высокая метафора, спускаясь на этаж московской топографии, служила распознанию Китая как загородья, дополнения Кремля.

Недвижным центром разворота Красной площади оказывались Спасские ворота — образ иерусалимских Золотых ворот, через которые вошел Христос. Впоследствии заложенные, Золотые ворота откроются перед Христом в Его Второе, Славное Пришествие. Отсюда, вероятно, запрет 1670 года ездить сквозь Спасские ворота верхом.

Ров, лежавший под стеной Кремля вдоль Красной площади (увековеченный в урочищном определении Покровского собора: “что на Рву”), не потерялся, а по-новому нашелся в развороте мизансцены, с точностью ответив матрице Кедронского потока, отделяющего огражденный Иерусалим от Елеона.

Вообще новая редакция шествия была точнее соображена с топографией Иерусалима. Особенно со сторонами света в нем. Ибо как Елеон восточней городской черты, так и Китай восточнее Кремля.

 

2

Способ поверить смыслы, усвоенные мизансцене Красной площади шествием на осляти, предоставляется в Коломенском, где эта мизансцена смоделирована, и притом без отставания во времени.

Над устьем обводненного оврага, текущего в Москву-реку, устроен Государев двор с дворцом и несколькими храмами, среди которых первенствует церковь Вознесения Господня.

Через овраг, в Дьякове, на вершине мыса высится Предтеченская церковь. Одинокая — но состоящая сама из нескольких церквей-столпов. Что делает ее предтечей или последованием, во всяком случае — моделью, знаком Покровского собора. Знаком, явственным и в рассмотрении деталей.

Совершенство означаемого делает несовершенным означающее — словно для того, чтобы удостоверить ослепление строителей. И все-таки в Коломенском только Предтеченская церковь думает равняться, содержательно и внешне, с доминантой Государева двора — недостижимо совершенной Вознесенской церковью.

За этим совершенством трудно опознать модель кремлевского столпа в Коломенском; однако же таков один из многих верных смыслов Вознесенской церкви. Впрочем, верно и обратное, поскольку сообщение между двумя великими столпами обоюдно. Обоюдна тема лестницы на небеса, в Коломенском решенная как тема Вознесения Господня, а в кремлевской колокольне — как тема человеческого восхождения по Лествице духовной: церковь в нижнем ярусе Иванова столпа посвящена святому Иоанну Лествичнику.

Кремль в коломенской модели отнесен на Елеон тем явственней, что церковь Вознесения есть образ собственного посвящения. Более того: шатровая, шестидесяти метров колокольня Вознесенского монастыря на иерусалимском Елеоне — так называемая “Русская свеча” — восходит формой к церкви Вознесения в Коломенском.

И наконец, ворота Водовзводной (Соколиной) башни, обращенные к Дьякову, обоснованы соотнесением со Спасскими воротами Кремля. Но как кремлевская ограда в грозненской редакции шествия на осляти, так и ограда Государева двора в Коломенском парадоксальным образом оказывается оградой загорода. Выход государя со двора на сторону Дьяковской церкви прообразует выход из Кремля на сторону Покровского собора.

( из эссе Р.Рахматуллина, посвящённое известному Московскому "Шествию на осляти".)