ГЛАВА ТРЕТЬЯ: Иллюзия свободы

Я покинула  дом для того, чтобы лететь в Японию 29 мая 1987 года. Я никогда не забуду этот день, потому что это был день моего рождения, и я собиралась встретить два дня рождения из-за разницы во времени между Америкой и Японией. Я была счастлива впервые самостоятельно управлять своей карьерой. Несмотря на то, что я была невероятно благодарна за всё, что Джозеф для меня сделал, я верила в то, что он был хорошим начальным менеджером, который уже перенес меня настолько далеко, насколько он мог. Я была готова оторваться от клана Джексонов и стать ответственной за мою собственную жизнь. Я была последней в семье, кто ушёл от менеджмента Джозефа. Я никогда не забуду, насколько ранен был Джозеф, когда сначала Майкл прекратил пользоваться его услугами в качестве менеджера, а затем, через несколько лет он был ещё более огорчен, когда Майкл нанял на эту должность Фрэнка ДиЛео в 1984 году.

Поездка начиналась как и многие другие, за исключением того, что я путешествовала за границу без родительского сопровождения впервые в моей жизни, что дало особое ощущение каждого момента. Гордон, как мой менеджер, организовал все наши передвижения на транспорте и бронь в гостиницах, как это и было принято. Когда мы доехали до Лос Анжелесского международного аэропорта, Гордон спросил у меня паспорт так, чтобы он мог показать его на контроле вместе с нашими билетами. Это была обычная практика в нашей семье, поскольку мы всегда имели охрану или ассистентов, которые шли впереди нас с нашими билетами и паспортами, так что всё, что нам оставалось сделать, это сесть в самолёт. Гордон и я путешествовали вдвоём, так что для меня имело смысл – то, что он забрал мой паспорт и билеты. Полёт был долгим и утомительным, как всегда бывают утомительны полёты в Азию, но он прошёл хорошо, и мы прибыли в Японию без инцидентов. Только когда я оказалась в Японии – за более чем 5000 км. от моей семьи – я наконец начала видеть изменения в характере Гордона, что включало в себя то, что он стал немного более контролирующим, что выглядело приемлемым. После того, как мы приземлились, мы прошли охрану без вопросов со стороны персонала, что является одной из привилегий узнаваемых исполнителей – Гордон был удивлён насколько легко я прошла без единого вопроса. Мы сели в машину, которая везла нас до нашего отеля. Я заметила, что мой паспорт до сих пор оставался у Гордона…

- Можно я получу обратно мой паспорт? – спросила я.

- Нет, я его оставлю у себя для тебя, - сказал он.

Это выглядело сомнительным поступком, даже немного повелительным. Но с тех пор, как Гордон удивил меня тем, что забрал себе деньги, которые я принесла для него в наш первый ланч, я не задавалась вопросами о его поступках. Гордон уже знал, что я была робкой и ненавидела конфронтации.

Мои встречи и появления на публике в Японии прошли хорошо, и несмотря на то, что ничего в той поездке не выходило за рамки обыденности, я чувствовала себя взволнованной всё время из-за своей обретённой независимости. Гордон в течение поездки не делал более ничего такого, что дало бы мне причину задуматься, что он переходит допустимые границы наших профессиональных отношений. Это продолжалось вплоть до дня нашего полёта обратно в Лос Анжелес. Я невинно спросила о нашей обратной поездке домой.

- Ты не поедешь обратно домой, - сказал он.

- Что ты имеешь в виду? – спросила я

- Ты никогда не вернешься обратно.

Холодные усики страха медленно расползались по моим венам, и я должна была бороться с собой, чтобы оставаться спокойной. Я не могла вернуться обратно без его одобрения, потому что он всё ещё отказывался вернуть мне мой паспорт. Несмотря на то, что вокруг не было решёток, я фактически была его заключённой. Это случилось настолько быстро, что я до сих пор не могла полностью поверить в то, что это было правдой. Я знаю, должно быть в это трудно поверить, что я так быстро сдалась на милость Гордона, и в то, что, являясь членом такой сплоченной семьи, я не позвонила домой за помощью. Не думаю, что может быть достаточным частое упоминание того, насколько я была уязвимой для такого рода эксплуатаций из-за моего крайне закрытого образа жизни и религиозного воспитания. Как я и говорила ранее, у меня всегда были охранники и отец для того, чтобы защищать меня. Также я по-настоящему верю в то, что мы все должны быть добры друг к другу, а у меня не было опыта общения с мошенниками-мужчинами и их ложью.

Я едва знала этого человека и неожиданно Гордон стал контролировать каждое моё передвижение. Мое возбуждение по поводу собственной самостоятельности сменилось чувством чрезвычайного одиночества, когда я думала о том, как далеко я нахожусь от своей семьи и как мало они могут сделать, чтобы чем-то мне помочь теперь. Будучи всегда доброй и послушной молодой женщиной, какой меня вырастили, я продолжала относиться к Гордону никак иначе, как только с вежливостью и улыбками, размышляя что будет дальше.

Пока это был только бизнес, как обычно в моей карьере. Из Японии Гордон повёз меня в Германию. Мы жили там довольно долго, записывая новый материал и используя эту страну, как базу, из которой я путешествовала по всей Европе выступая и появляясь на публике, как было со мной в то время, когда Джозеф был моим менеджером. Оттуда мы ездили несколько раз туда-обратно в Лондон и Нью-Йорк, а затем в Париж. Всё это время Гордон держал меня в подальше от моей семьи, но сначала они не предполагали, что что-то было не так, потому что у него всегда было оправдание – мне нужно было ездить из-за моего бизнеса. Он быстро усилил свой контроль надо мной многими другими способами, которыми он управлял мной - по сравнению с ними мой отсутствующий паспорт был ничем.

В течение короткой поездки в Нью-Йорк он повёл меня в мой банк, сказал, что у него назначена встреча с управляющим банка.

- Она хочет встретиться с тобой, - сказал он. – и сделать фотографию.

Когда нас проводили в её офис, я улыбнулась и пожала её руку. Мы обменялись короткими репликами, а затем встали позировать для фотографий. Сколько я себя помню, люди хотели встретиться с моей семьёй и сделать с нами фотографии, так что всё это было нормальным для меня. Она казалась достаточно хорошим человеком, и я не подумала ничего плохого в течение всей встречи. Вскоре после этого – примерно через неделю после встречи – я вернулась домой.

 - Можно я взгляну на счет? – спросила я, желая знать, сколько я заработала в эти выходные – информация, которой Джозеф всегда делился со мной.

Гордон сжал моё запястье и ударил меня по лицу так, что моя голова откинулась назад от удара. Я не могла поверить в то, что это произошло. Он грубил мне раньше, но никогда не бил меня, и я была в шоке от того, что он позволил себе так обращаться со мной. Пока проходила боль от удара, становился ещё более печальным тот факт, что он ответил мне так грубо на столь невинный вопрос. Я всё ещё приходила в себя, когда он сказал, шокируя меня ещё больше:

- Ты ничего не увидишь. Всё было переписано на моё имя. Тебе больше ничего не принадлежит.

- Что ты имеешь в виду? – спросила я, сдерживая слёзы и подступающую панику.

- Тебе ничего не принадлежит, – сказал он усмехаясь.

Потрясённая, я тихо слушала его рассказ о том, как он перевёл все мои банковские счета и кредитные карты на своё имя. С ужасом я поняла, что наша поездка в банк не была только реализацией мечты поклонницы. Я не знаю, как Гордон провернул это, но какую бы ложь он ей не сказал, это было подкреплено моим счастливым визитом в банк в его сопровождении.

Со временем я заметила, насколько стало всё ухудшаться. Было слишком поздно бежать, потому что он следил за каждым моим шагом. Он внедрил в меня такой страх (как делают все мучители), что разрушил мой дух до той точки, в которой я даже не могла осмелиться бежать, даже если бы у меня была возможность сделать это. Годы спустя я могла видеть тот же сценарий поведения, обнаруживаемый у людей, которые в конце концов стали контролировать жизнь Майкла. Не думаю, что это совпадение – то, что религиозные убеждения Майкла были в нём столь же глубоки, как и мои. Мы выросли в одной семье, под одними и теми же правилами. Но, в отличие от мамы и Рэбби, Майкл и я вышли из религии и продолжили жить самостоятельно в мире, полном волков – и вот тогда мы оба стали целями и стали эксплуатироваться, хотя и разными группами людей. Как было со мной – без сильного и благосклонного человека, который присматривал бы за ним, как Джозеф всегда делал относительно нас обоих – было почти неизбежным то, что Майкл стал жертвой тоже.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ: Улыбка для публики

Даже самые обыденные ежедневные события являлись для Гордона возможностью доминировать и запугивать меня. Он настаивал на том, чтобы мы находились вместе всё время – так, чтобы он мог присматривать за мной – и если звонил телефон, этого было достаточно для него, чтобы пригрозить мне.

- Иди и ответь на звонок, - мог он сказать.

Когда я делала это, он мог взять мою свободную руку и скрутить её настолько сильно, насколько он мог. После этого я больше никогда не хотела отвечать на телефонные звонки. Но в то же самое время я была слишком напугана, чтобы ослушаться его, так что, если он говорил мне снова ответить на телефонный звонок, я отвечала. Я не могла понять, почему он был таким жестоким, но я никогда не пыталась дать сдачи и не говорила ничего в свою защиту. Если он испытывал границы дозволенного, он ясно видел, что он может сделать что угодно и когда угодно.

Жестокость увеличивалась, как и ментальные манипуляции, которые сопровождали эту жестокость. Вскоре он уже не выкручивал мои руки, когда я отвечала на телефонный звонок, потому что мне вообще не было позволено отвечать или разговаривать по телефону. Это было частью длинного списка запретов, который включал в себя запрет выходить из дома без его разрешения или иметь какой-либо контакт с моей семьёй. Я была покорной, потому что была так воспитана и потому что знала, что он выяснит - когда и куда я отправилась. Я не хотела делать ничего, что вызвало бы наказание меня за невыполнение его команд полностью. Страх – очень сильное средство для того, чтобы делать людей послушными. Но несмотря на то, что он знал о том, что я повинуюсь каждому его слову, он всё же обвинял меня в том, что я звоню людям или выхожу из дома, даже когда сделать это было невозможным для меня.

Гордом мог ворваться в комнату с криком по поводу моего звонка ассистенту окружного прокурора.

- Я не делала этого. – говорила я, уже защищаясь от его гнева и потенциальных ударов.

- Она сказала мне, что ты ей звонила, - говорил он.

- Но она не могла такого сказать.

- Да, ты звонила.

И это продолжалось до тех пор, пока не было достаточным для того, чтобы я почувствовала, что теряю рассудок. Я знала, что не звонила ей, но он казался таким уверенным в том, что я это сделала – и неважно насколько сильно я протестовала, он не верил мне.

Думаю, настолько же болезненным, как и побои, было ментальное насилие Гордона – оно было самой невыносимой вещью. Я росла в шумном доме с восьмерыми братьями и сестрами: мои старшие братья и сестра очень разные; постоянное участие обоих родителей; большой штат сотрудников, многие из которых были с нами на протяжение долгого времени и до сих пор остаются с нами – так, что у нас развились личные отношения с ними; и большой ассортимент друзей знаменитой семьи, начиная с Элизабет Тейлор и Гари Гранта и заканчивая Грегори Пеком и Марлоном Брандо, которые были всё время в нашем доме либо на обеде, либо для ночного просмотра кино. Я привыкла смеяться, петь и много-много шутить. Когда мы с Майклом жили в доме, мы были неразлучны так много лет, что наша семья стала называть нас близнецами, так что мы с Майклом пошли дальше и стали всё время одинаково одеваться. Это было невероятным шоком – неожиданно остаться одинокой на протяжении такого долгого времени или находиться под присмотром больших и незнакомых охранников. Даже мои ассистентки были наняты Гордоном и давали понять, что его правила также включают в себя их слежку. Моим самым главным компаньоном был Гордон, который часто выдумывал поводы для того, чтобы побить меня. И даже хуже – он заставлял меня чувствовать, что я сделала что-то неправильное хлопаньем дверей, не разговаривал со мной и говорил другим игнорировать меня. Это был ужасный образ жизни, и я чувствовала себя невероятно отверженной. Я никогда не относилась к тем, кто хочет, чтобы их жалели и даже не пыталась вызвать сочувствие других, так что жалость не была тем чувством, которое я хотела получить от других всё время. Но не иметь ничего из этого – или просто нормального человеческого сочувствия и взаимодействия – было невероятно болезненным. Я чувствовала себя полностью невидимой.

Чтобы сделать ещё хуже, Гордон, смакуя, играл моим разумом. После в чрезвычайной степени ужасного битья, он мог повернуться ко мне со скептическим видом и сказать: "Я никогда тебя не бил. Что заставило тебя думать, что я бил тебя?" Я знала, что лучше не отвечать, так что я просто сидела там и плакала от боли. "Почему ты плачешь?" мог спросить он. "Я не прикасался к тебе. О, мой бог, ты теряешь рассудок!"

- Как ты можешь сидеть и говорить так? – спрашивала я.

- Давай обратимся к психиатру. Я схожу с тобой.

Было невероятно тяжело сохранять самообладание, потому что мне некому было сказать, что я не сумасшедшая. Я начала думать, что это с ним было что-то не в порядке, и, возможно, поэтому он считает, что не прикасался ко мне. Через некоторое время я больше не знала, чему верить.

Когда мы жили в Париже, двери запирались снаружи – таким образом он буквально запирал меня в доме на весь день. Не потому, что ему необходимо было это делать, а потому, что такое обращение было достаточным для того, чтобы удержать меня от неповиновения ему. Когда он говорил мне не отвечать никому из-за запертой двери – я не отвечала. Когда он говорил мне оставаться в уборной на весь день, я оставалась, без попытки даже проверить – запер ли он меня там. Когда он говорил мне не смотреть в окно, я сидела совершенно неподвижно в центре комнаты, не осмеливаясь позволить своему взгляду это сделать даже на мгновение. Это было достаточным, чтобы разодрать меня на куски.

Он даже контролировал что и когда я ем. Он мог заказать еду гостиничному сервису или приготовленную нашей прислугой. Когда еду приносили, он приказывал мне выйти в другую комнату: "Оставайся там и не входи, пока я не позову тебя". Конечно, я делала так, как мне приказали, без малейшего протеста. "Окей, ты можешь войти и поесть сейчас", говорил он.

Тогда и только тогда мне было позволено сесть и начать обедать. Я всегда предполагала, что это был ещё один способ показать мне, что я была его имуществом. Тем не менее, годы спустя, когда я наконец-то воссоединилась со своей семьёй, мама выдвинула ещё одну теорию об этой привычке Гордона.

- Ла Тойя, он давал тебе психотропные препараты, - сказала она.

Мама рассказала мне о том, что один из докторов Гордона сказал ей, что он выписывал для Гордона такие препараты и то, что он считал, что Гордон регулярно давал их мне. Я не знаю, правда ли это, но мамины теории всегда имели смысл.

Гордон никогда и ничего не объяснял мне. Много раз он входил, и начинал отдавать мне приказы в то время, как я очень сильно старалась не вывести его из себя.

- Ты едешь в Европу на четыре дня, - говорил он. – Ты отправляешься через два часа.

- Что я там делаю? – спрашивала я.

- Ты выступаешь.

Однажды, когда мы были в пути на передачу, он допрашивал меня. Для телеинтервью он говорил мне что надо сказать и как себя вести. Мысленно выбрасывать его из головы - было единственным способом обрести хотя бы маленькую искру уверенности в себе в течение тех ужасных лет. Разумеется, я никогда не осмеливалась перечить ему. Если бы я это делала, то не смогла бы сделать ни шага на сцену.

Проблема заключалась в том, что даже самые опытные и искусные исполнители нуждаются в репетициях, особенно, если они выступают с танцорами и с живой инструментальной группой. Но Гордон был таким параноиком по поводу того, что я могла довериться кому-то из танцоров, что он начал ограничивать моё время с ними. После легендарного пристрастия Джозефа к нашим репетициям, я привыкла к тому, что провожу недели, совершенствуя свой материал перед выступлением. Сначала Гордон обрезал мои репетиции до нескольких часов. Вскоре от меня ожидали того, что я буду просто выходить на сцену и выступать как есть. И не только это, но мне не разрешалось даже выбирать материал. Гордон просто давал мне список песен прямо перед тем, как я должна была выходить на сцену. Если я предполагала, что не чувствую себя подготовленной, он поднимал меня на смех:

- Ты будешь прекрасна, - говорил он. – Ты же Джексон. Ты всегда готова.

Но как я говорила ранее, даже Джексоны нуждаются в репетициях. В течение лет мои живые выступления чрезвычайно страдали от методов Гордона. Я ненавидела чувство, что я не выступаю так, как могла бы выступить, и меня опустошало, когда читала обзоры моих живых выступлений, потому что никто не знал, почему я не выступаю хорошо.

Гордон находился рядом со мной всё время, так что я никогда не могла попросить о помощи. Когда он не мог находиться рядом, он имел для этого угрожающую охрану из преступной семьи Дженовезе. Я должна была скрывать следы насилия Гордона косметикой. Но мне не было позволено выходить и покупать себе косметику. Мне не было позволено иметь гримера или парикмахера. Гордон и его работники покупали для меня косметику, и я делал всё, что в моих силах с тем, что они приносили. Когда я выступала, это включало в себя и гримёра и парикмахера, но Гордон стоял рядом всё время так, чтобы я не могла даже пикнуть. Я пыталась вести себя расслаблено, когда девушка гримировала меня и вынуждать её не говорить ничего. Даже с очень сильным гримом зачастую можно было сказать, что меня недавно били.

Вскоре Гордон понял, что он не может больше бить мне лицо. Моя жизнь – а значит и его жизнь – зависела от того, что я постоянно должна быть готова выступить перед камерой. Несмотря на то, что иногда он не мог контролировать себя и всё-таки мог ударить меня по лицу, он начал бить в основном моё тело. И даже тогда он был параноиком.  Иногда он бил меня настолько сильно, что я с трудом могла сидеть из-за невыносимой боли, и, если я хотя бы шевелилась не так во время телеинтервью, он обвинял меня в том, что я пытаюсь сообщить публике о его насилии. Но со всеми видами его контроля, у него не было ни малейшего повода для боязни того, что я могу выразить эмоции действием. Я знала правила, независимо от того, повторял ли он их мне или нет.

ГЛАВА ПЯТАЯ: Притихший голос смелости

В начале я не могла всё время хранить молчание о том, насколько стала ужасной моя жизнь. В течение поздних 80-х, когда бы я не жила в Нью Йорке, я часто писала песни с Амиром Байяном – одним из членов Kool and the Gang. Я очень доверяла ему и полагала, что он мне друг. Замечательно то, что Гордон иногда позволял мне встречаться с Амиром наедине. Как только я была подальше от Гордона, я разваливалась – начинала плакать и давать волю чувствам.

- Он бьёт меня, - говорила я. – Он всё время бьёт меня и я не знаю, что делать.

Амир так разгневался, что составил план – собрал подкрепление и пошёл в мой отель, чтобы спасти меня. Только когда Амир появился с группой парней, я запаниковала и разрядила ситуацию до того, как Гордон заметил бы, что произошло.

- Всё в полном порядке, - сказала я.

- Это не то, что ты говорила мне, - сказал Амир.

- Пожалуйста, не надо, - взмолилась я. – Пожалуйста, не говори ничего. Всё в порядке.

Наконец, Амир ушёл, но вспоминая об этом, я не могу понять, почему я не использовала тот момент для того, чтобы спастись от этой жалкой жизни.

В другой раз, когда я попыталась попросить помощи – обратившись к одной очень известной личности на телевидении – ответ, который я получила, заставил чувствовать себя ещё более изолированной, чем когда-либо прежде. Я сделала звонок – тайно из своей спальной, где я сидела нервно на краешке кровати, готовая спрятать телефон в случае, если Гордон или кто-то из работников неожиданно вернётся. Пока я набирала номер, у меня дрожали руки, и я должна была сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Когда я дозвонилась до этого человека, я шёпотом быстро описала то, что Гордон делает со мной. Тогда я получила ответ, который испугал бы больше всего большинство людей, являющихся жертвами насилия.

- Да ладно, Ла Тойя, не может быть, что всё так плохо, - сказал он. – Твоя семья имеет очень много силы, денег и славы для того, чтобы это действительно происходило.

Я умоляла его поверить мне и помочь мне, но он просто не мог представить, что то, что я говорила, было правдой и предполагал, что может быть я была слишком чувствительна к какой-то незначительной ситуации. Я нашла в себе смелость наконец-то сказать об этом кому-то вслух. Я рисковала быть ужасно избитой Гордоном. Я заставила себя проглотить стыд, который я чувствовала из-за моих обстоятельств. И теперь меня обвиняли в том, что я лгу. Это было определённо болезненно, поскольку я всегда очень старалась говорить правду из-за моего воспитания. Мои отношения с Гордоном уже заставили меня быть нечестной более, чем я могла принять.

Это ухудшилось.

Несколько дней спустя Гордон отвечал на телефонный звонок прямо передо мной. Послушав немного, он начал смотреть на меня тем страшным взглядом, каким он умел. Я поняла, что это был тот ведущий с телевидения, и он отчитывался Гордону в том, о чем я рассказала ему.

- Она сумасшедшая, - сказал Гордон со смехом.

Я очень хорошо понимала, что он не очень сильно удивился и что меня должны были избить. После этого я полностью закрылась. Я поняла, что теперь это моя жизнь, и никто никогда не поверит в то, через что я проходила, и я просто должна была принять насилие, жить с ним и надеяться на то, что он не убьёт меня. В конечном счете я научилась абстрагироваться от каждого слова Гордона. Когда бы я ни давала телеинтервью, Гордон наблюдал с предельным вниманием. Когда интервью было закончено, я ждала следующих слов от него: "Ты сделала хорошую работу".

Если я не слышала этих слов, я знала, что меня побьют. Представлять всё это во время съёмки было абсолютно ужасно, особенно потому, что я должна была скрывать своё беспокойство после шоу, когда я улыбалась для фотографий и благодарила каждого за кадром.

Как только я услышала, как Гордон говорит ведущему, что я сумасшедшая, я поняла, что сделала ужасную ошибку. У меня опустилось сердце, и я почувствовала себя больной от мысли о том, что произойдёт сейчас. В ту ночь меня побили так сильно, что я думала, что умру. Больше я не рисковала с просьбами о помощи. К сожалению, это не остановило Гордона от того, что он избивал меня до полусмерти по множеству других случаев. Пожалуйста, не поймите неправильно то, что я говорю. После того, как Гордон выдрессировал меня с помощью ментальных манипуляций, он не всегда избивал меня до черно-синего состояния. Иногда это была всего одна пощёчина, и этого было достаточно. Я была благодарной за те дни, потому что я научилась справляться с болью, а это не было таким уж плохим. В другое время я могла прожить неделю или две, когда меня вообще не трогали. Я была так горда собой в то время. "Теперь я научилась понимать, чего Гордон хочет от меня, и я была идеальна для него", могла думать я…

В то время было невероятно болезненным, что моя единственная попытка помочь себе была принята в такой жестокой форме. В конце концов я поняла, что тот ведущий не имел умысла навредить мне. Он просто не имел представления о том, что его действия были наихудшим из возможных поступков, которые он мог сделать в той ситуации. Уверена, он помог бы мне, если бы понял то, чему я научилась через битьё Гордона: НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ НАСКОЛЬКО БОГАТ ИЛИ БЕДЕН ЧЕЛОВЕК, КАКОГО ОН ПОЛА ИЛИ СОЦИАЛЬНОГО КЛАССА, ИЛИ НАСКОЛЬКО ОН ЗНАМЕНИТ ИЛИ ОБРАЗОВАН. ВЕРБАЛЬНОЕ МЕНТАЛЬНОЕ И ФИЗИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ С КАЖДЫМ. НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ ТО, К КАКОМУ ЭТНОСУ ПРИНАДЛЕЖИТ ЖЕНЩИНА, ПОТОМУ ЧТО ЕДИНСТВЕННЫМ ХАРАКТЕРНЫМ ЦВЕТОМ НАСИЛИЯ ЯВЛЯЕТСЯ ЧЕРНО-СИНИЙ.

Я узнала только недавно, что тот же телевизионный ведущий в конце концов сделал попытку собрать людей, чтобы спасти меня… У меня никогда не было возможности поблагодарить его лично, я надеюсь, что он осведомлён о моей благодарности и любви, которую я всегда буду к нему испытывать. Я знаю, насколько трудной была даже попытка помочь мне, потому что Гордон всё время держал вокруг меня нескольких вооружённых охранников. В его глазах он владел банком – банком Ла Тойя – и он был исполнительным директором / президентом, а круглосуточно вооружённые охранники были охранниками его банка, следящими за "его" деньгами.

Я так боялась последующего возмездия, что начала помогать Гордону орать на всех, кто мог бы помочь мне. Я помню время, когда я узнала, что мой брат Тито и его трое сыновей – 3Т – выступали недалеко от моего дома в Нью Йорке в театре Beacon. По каким-то причинам Гордон позволил мне навестить их. Я была так счастлива увидеть племянников, которые выросли и стали такими прекрасными молодыми людьми, и я невероятно сильно хотела увидеть Тито. По тому, как он улыбался мне, я могу сказать, что он ещё больше рад был меня увидеть. Он позвал к телефону маму, и я была так рада поговорить с ней. Я знала, что, делая это, я обрекаю себя на проблемы, но мне было всё равно. В тот момент услышать мамин голос было подарком Бога. Конечно, я не сказала Тито, что у меня будут проблемы, если я поговорю с мамой, так что я просто взяла у него мобильный и ушла в уборную.

Несмотря на то, что Гордон был в другой комнате, я могла чувствовать, что он слушает каждое моё слово, так что я недолго поговорила с мамой. Я уже боялась последствий, которые ожидали меня, но я так наслаждалась тем моментом, когда он происходил. Когда я вышла из уборной, Гордон начал таращиться на меня. Я знала этот взгляд и боялась его. Но я пыталась продолжать вести себя нормально. Хотя Тито не был дураком.

- Слышал, что ты бил мою сестру, - сказал Тито.

- Конечно, нет, - сказал Гордон. – С чего ты взял?

Тито повернулся ко мне.

- Ла Тойя, он бил тебя?

Гордон взглянул на меня. Я не знала точно, что ответить. Часть меня хотела броситься в руки Тито, заплакать и рассказать ему всё. Я была так счастлива внутри, думая о том, что мой старший брат был там, чтобы спасти меня. Но в то же время я так боялась того, что может случиться со мной, а возможно и с Тито, если я расскажу всё и не отвечу так, как Гордон ожидает от меня. Мои мысли о признании насилия отвергались страхом, что я не сделаю всего, что в моих силах, для защиты себя и моей семьи.

- Нет, - сказала я, не в состоянии встретиться с глазами Тито, пока я лгала от имени Гордона.

Затем Тито попросил Гордона выйти с ним в холл, так, чтобы они смогли поговорить наедине. Несмотря на то, что дверь разделяла нас, я слышала каждое слово Тито.

- Если ты КОГДА-НИБУДЬ поднимешь руку на мою сестру, я надеру тебе задницу, - сказал Тито.

Сыновья Тито выбежали за дверь как раз вовремя, чтобы предотвратить нападение Тито на Гордона. Сын Тито, Тадж, должен был оттащить отца подальше. Я смотрела, изображая участие, надеясь в то же время, разумеется, на то, что Тито побьёт Гордона в хлам. В конце концов, дети Тито предотвратили драку. Гордон посмотрел на меня с предупреждением.

- У тебя телешоу рано утром, - сказал Гордон. – Тебе пора идти.

Но Тито ещё не закончил. Он повернулся ко мне с озабоченным лицом.

- Если он когда-нибудь снова побьёт тебя – дай мне знать.

Пока мы прощались, я с трудом могла представить себе, что будет дальше. Да, всё верно, несмотря на то, что было уже поздно и что у меня было раннее телешоу, меня побили. Очень сильно.

По какой-то иронии, на следующее утро я появилась на шоу с ведущим, которому я тогда дозвонилась. Я терпела невыносимую боль, пока выступала на этом шоу, но каким-то образом я справилась с этим. Когда шоу закончилось, я очень сильно нервничала, потому что ждала, что скажет Гордон. Наконец он озвучил мне вердикт:

- Ты сделала хорошую работу.

Я расслабилась. Это означало, что меня не будут бить после шоу, и, к счастью, я смогла дожить до конца дня, не ввергнув себя в ещё большую проблему.

Тот телеведущий был не единственным, кто не мог поверить в то, что мои отношения с Гордоном были гораздо менее, чем замечательными.  После очень жестокого избиения в Нью Йорке – одного из трёх в течение его жизни со мной, которые были документально зафиксированы – полицейские регулярно возвращались, чтобы проверить меня. Когда доктор звонил, чтобы предупредить о том, что полиция направляется к нам, Гордон немедленно начинал запугивать меня.

- Ты скажешь им, что ничего не происходит.

Конечно, я говорила так, как мне было сказано.

- Почему вы, парни, здесь? – спрашивала я. – Всё в полном порядке.

Одни и те же слова, снова и снова - несмотря на то, что ничего не было дальше от истины…

Гордон считал меня умной и это ему не нравилось, потому что это унижало его, и он боялся, что однажды я переиграю его. Но он часто хвалился моим умом перед другими. Он всегда говорил, что у него самая прекрасная в мире жена – ирония, учитывая то, что моё лицо часто было в синяках и деформировано из-за его побоев. Из-за того, что в моей натуре заложено всегда быть милой, несмотря на то, как он обходился со мной, он всегда описывал меня именно так окружающим. Но это всегда выглядело так, как будто он хвалился своим шикарным автомобилем или породистой лошадью, которыми он владел, и я никогда не находила никакого признака настоящего тепла в его словах.

В то время, как он никогда не был весёлым со мной, Гордон мог быть очень весёлым в присутствие других. Мы часто спускались в холл нашего отеля, чтобы послушать группу или пойти в ресторан, где был арфист или пианист, потому что я люблю живую классическую музыку. Гордон был таким переигрывающим актёром, что часто хватал микрофон и начинал петь и танцевать. Эти моменты делали меня счастливой, потому что он был счастлив, а это значило, что меня не побьют этой ночью. Он даже удивил меня тем, что несколько раз выходил на сцену со мной и затягивал свою собственную интерпретацию песни, которую я исполняла, и начинал танцевать вдоль всей сцены. Такие моменты всегда были неловкими для публики, но я никогда не хотела злить его, так что я всегда просто молилась, чтобы это было воспринято, как забавная шутка, которую мы спланировали вместе.

- Разве это не весело? – могла я сказать, когда он наконец-то возвращал микрофон. – Все вместе подайте руку Гордону, - могла добавить я для того, чтобы поиграть с аудиторией.

Иногда я думала, что Гордон избивает меня из-за зависти - такой же сильной, как и его желание контролировать меня.

- Я несостоявшийся артист, - иногда говорил Гордон. – Я просто хочу быть музыкантом и хочу выступать на сцене.

Он ненавидел, когда люди спрашивали у меня автограф – он мог внезапно войти и сказать, что я не даю никаких автографов. Это очень расстраивало меня, потому что я была воспитана никогда не говорить "нет", если кто-то просит у меня автограф. Но если кто-то когда-либо спрашивал автограф у него, он начинал подписывать всё, что попадалось в поле зрения, и я находила это очень смешным. Он так сильно жаждал внимания, тогда как я была бы рада покинуть свет рампы навсегда, особенно в то время, когда у меня было так много чего прятать.

Я была как ребёнок. Гордон держал весь капитал. Я никогда не видела ни пенни в течение тех лет, что он контролировал меня. Гордон также заставил меня поверить в то, что если я когда-либо оставлю его, то я уйду ни с чем и он разрушит так сильно мою репутацию, что любой в этом мире будет ненавидеть меня, и я никогда не буду способна заработать десяти центов. Всё это исходило от человека, который был нищим, когда мой отец впервые сжалился над ним и дал ему работу, приблизив его достаточно близко, что позволило ему умолять меня. Даже тогда ему не было достаточным то, что я посочувствовала его несчастливой ситуации и подарила ему сотни тысяч долларов тогда, когда едва знала его. Он пошёл дальше для того, чтобы украсть у меня гораздо больше и почти убил меня, делая это. К тому времени, как я ушла от него, он почти достиг своей цели в том, чтобы все в этом мире ненавидели меня, и в том, что я стала неспособной заработать даже десяти центов.

Серия сообщений "STARTING OVER (Ла Тойя Джексон, избранные главы)":

АВТОРОМ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНЫ ЛЮБЫЕ ПУБЛИКАЦИИ И ЦИТИРОВАНИЕ ДАННОЙ РАБОТЫ НА САЙТЕ / ФОРУМЕ www.myjackson.ru (МАЙДЖЕКСОН). На остальных ресурсах публикация и цитирование разрешены с указанием авторства перевода, ссылки на источник и данного примечания. Спасибо за понимание.

текст и перевод песни здесь

Часть 1 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 1
Часть 2 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 2
Часть 3 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 3
Часть 4 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 4
Часть 5 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 5
...
Часть 10 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 10
Часть 11 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 11
Часть 12 - STARTING OVER: вторая книга Ла Тойи Джексон, перевод избранных глав - 12