Пусть враг кричит, и степь от страха стонет,
когда волною беспощадно-быстрой
проносятся по ней потоком кони
аорсов белых из долины Данаистра.

Здесь всё - добыча. Всё - для савроматов,
детей прекрасных и жестоких амазонок.
Здесь всё - для царственной Амаги* - глаз услады.
Крепка её рука, и голос звонок,
и мЕтки стрелы с остриём из бронзы.
Но у меня они ещё быстрей и звонче.
Ведь ни одна из племени аорсов,
пока врага своей рукою не прикончит,
не может разделить шатёр с мужчиной.
А мне уже семнадцать будет скоро,
и, собственно, - достаточно причины,
чтобы лететь с арканом по просторам
степей бескрайних всем ветрам навстречу.
Я - сокол, вихрь степей, Алана-Настьи!
Я первая врага в степи замечу,
и - всё, что не моё, огонь украсит.

Осенний ветер завывает зло, но жалко
на панциря пластинах, он не в силах
достать до сердца Настьи. Сердце жарко.
Оно найдёт то, что давно просило:
добыча, слава, кровь - ему награда,
и табуны коней. Пусть ветер свищет
и пусть поёт о том, что у сарматов,
как будто бы у ящериц глазищи.

Да, мы стремительны. Мы видим всё и сразу.
За хвост нас не поймать. Нас не догонишь.
И пусть найдут два этих круглых глаза
добычу -
племя дикое Воронеж.

*Амага - царица сарматов, III в до н.э.

.

Разведчики ушли к лесам. Ормазд* великий
пусть будет с ними. И поможет Воху Мана.
В лесах - враги. Они сильны и дики,
им служат храфстры - порождения Ахримана*
в обличье мерзких дэвов - злобных вОлков.
Но карапанам не помогут волчьи стаи -
их вой и визг и крик в момент умолкнет,
когда укус железных стрел они узнают.

И Настьи там - с передовым отрядом.
Не знаю даже - хорошо ли это,
когда сарматки с воинами рядом
вдали своих шатров пускают где-то
арканов петли, обвивая туго
тела врагов? И стрелы их не слабы.
Но, всё же, грудь у женщин - не для лука,
а Настьи лучше заарканила меня бы.

Ведь грудь её - для ласк, для губ и пальцев,
а не для тетивы и не для жала
жестоких стрел. Недаром справа раньше,
их амазонки аж до рёбер отрезали.
И, может, веская тому была причина,
что Искандар** проклятый был так грозен,
что все солдаты у него - одни мужчины,
а женщины их ждали на повозках?

Одна беда - когда влюблён глубоко,
мужчина, он - баран. Не спит, слабеет...
а женщина - всегда умна, жестока,
всегда настороже. А Настьи злее,
пожалуй, не найдётся в этом крае.
Как хороша она! Огонь - и только!
Как будто создана она для Таргитая.
Ей - быть моей.
Или добычей волка.

*Ормазд (Ахура Мазда) и Ахриман (Ангхро Майнью) - единый Бог-творец
и его противник (Злой Дух) в зороастрийской мифологии.
**Искандар - Александр Македонский


.

Какое счастье, если нет надежд напрасных!
Мне так чудесно, так спокойно было
вздыхать печально о прекрасной Александре -
которая меня, увы, забыла.
И я часами мог смотреть на звёзды
и знать - что не сбылось, того не будет.
Что жизнь прошла. Что слишком, слишком поздно.
Она меня вовеки не полюбит.

Но - вот судьба! - вчера в лесу под вечер
я вдруг увидел за лесной поляной
у родника за дальней жёлтой речкой
отряд разведчиков из вражеского стана.
Их разговор был груб и слог неясен,
но среди них была - о, свет-Ярило! -
такая всадница одна... она прекрасна.
И, кажется, мои глаза затмила.

Закрою их и вижу - ветви, вечер,
горящий взгляд и гордая осанка.
И волосы взлетают диким смерчем
и, почему-то, грудь сжимает сладко.
А в голове - звенит легко и тонко,
и хочется взлететь в простора дали.
Но - Чур со мной! Она ведь - амазонка
из савроматов. Порожденье Нави.

И, всё же, грудь щемит! Так голос страстен!
Он пел во мне пленительной свирели.
И рой надежд - прекрасных и опасных -
они измучили меня на самом деле.

Но - Хорс великий - подскажи, что делать?
Тоска безумная теперь меня изгложет.
Враги хотят моё родное племя
в лесу найти и вовсе уничтожить!

Им не найти нас средь озёр и марей.
Там друг вождя и подлой Александры -
шаман пещерный - на подходах дальних
запутал тропы. Волки и русалки
их охраняют. А поля пшеницы
от глаз чужих укутали туманы,
и днями беспрестанно Сирин-птица
кружИт над ними с пением обманным.

Ящероглазым орсам не найти их.
И я спокоен. Но - как грудь щекочет!
Глаза на этот мир смотреть не в силах,
когда душа Её увидеть хочет -
ту амазонку. Никогда ещё мне
не приходилось на неё похожих
увидеть жен. Ни днём, ни ночью чёрной,
и ни во сне. И мне теперь дороже
всей жизни вновь её увидеть взгляды
А умереть потом - уже не страшно.
Найду их стан. Прикинусь провожатым.
Удача любит смелых и отважных.


.

Здравствуй, ясное синее небо и тёплое солнце!
Табуны моих мыслей под вами свободнее скачут,
Пусть сегодня с улыбкой судьба обернётся.
Подарите мне свет и тепло, подарите удачу!

Мне сегодня поётся так вольно, так смело и звонко,
даже сердце горит, так что в воздухе светятся искры.
Я – ваш ветер, я – ваш ураган, я – гроза-амазонка!
И бурлит моя кровь, как в стремнине поток Данаистра.

Я могу обнимать это небо своими руками,
нет ни страха во мне, ни причин для какой-то кручины.
Я готова любить. Моё сердце – не лёд и не камень,
но пока что его ни один не встревожил мужчина.

Кто ты, мой ясноглазый герой, мой единственный смелый?
Где ты? Где тебя носит – по лесу, по травам, по рекам?
Что тебя отвлекает – херня или важное дело –
от того, чтоб найти, наконец, своего человека?

Мне не нужно, чтоб ты был сильней и стремительней зверя,
не нужна красота или страсть беспощадного боя.
Просто нужно, чтоб ты мне однажды поверил,
и уже не забыл, что я буду повсюду с тобою.

Чтобы ты не боялся отдать своё сердце мне в руки –
без остатка, без страха растраты и платы.
Чтобы ты не боялся ни будней, и ни долгой разлуки,
и того, что так много героев-мужчин у сарматов.

Я не буду тебе обещать на безумного счастья,
ни любви бесконечной. Но если ты в это не веришь,
то уже не тебе обнимать быстроногую Настьи,
и бывает ли вечной любовь – ты никак не проверишь.

Поспеши, мой герой! А не то месяц грудень остудит
это сердце в груди, и, быть может, оно ошибётся -
загрустит, не дождётся. Порой ошибаются люди.
Подарите сегодня ж удачу мне, небо и яркое солнце!


.

Так в листопад меняется эпоха.
Такое чувство - время воздух изменило.
Смотрю - и в нём как будто всё оглохло,
а раньше всюду отзывался голос Миа.
А раньше - каждая тропа, опушка
о ней одной мне что-то говорила,
не потому, что мы ходили там, а потому что
я там мечтал о ней -
когда она любила.

И вот теперь - молчат без жизни листья.
И больше сердце не сжимается на спуске
к реке холодной. И уже нет смысла
в луне прозрачной или звёздах тусклых.
И - слава ангелам моим - что боль утихла,
и место есть уже в груди для вдоха.
И всё - спокойно так... Безжизненно и тихо.
Так, в тишине, кончается эпоха.

Там - где-то в небесах - сместилось время.
Оно меняет очертанья в свете лунном.
И нарождаются иные поколенья.
Сюда спешат сарматы, скифы, гунны,
они несут мечи, железо, войны,
звон золота и струн. Прошла эпоха.
И только листья падают по-прежнему спокойно,
и тихо камни обрастают серым мохом.

А листья будут так же падать и кружиться,
и также будут жить в сердцах веками
всё то же - страсть, любовь, и жажда жизни,
и боль разлук и разочарований...
И будут улетать печально птицы,
И всё заканчиваться будет - чувства, сроки...
И только тот, кто окончаний не боится,
рассмотрит их во времени потоке.


.

Волк.

Чую под листьями
след ног.
Кто-то прошёл сквозь болот
хмарь.
Кто-то от стаи уйти смог
к дальним степям,
избежав чар
песен шамана.
Остыл след.
Сирен не видела,
густ туман.
Племени не избежать бед -
это предателя
скрыла тьма.
Братья, настройте свой острый нюх,
вызнайте, где проскользнул он,
слух напрягите,
не то вдруг
враг просочится
через заслон,
скройтесь в засадах
под каждый куст,
пусть враг не заметит свою
смерть,
пусть у него будет дом пуст,
наш разорить ему
не суметь.
Кто же дозор
обмануть смог,
хочет открыть
для врага дверь?
Чую – вот здесь он упал в мох.
Чувствую запах.
Предатель –
Лель.


Таргитай и вождь стана аорсов.

Таргитай:
На наш дозор из леса утром ранним
пришёл предатель из лесов, он предлагает,
нас провести по тропам сквозь туманы
к их логову в обходы волчьей стаи,
что стережёт подходы на болотах.
Но я ему не верю. Как-то странно
он всё недоговаривает что-то
и так глазами рыскает по стану,
как будто что-то потерял и ищет.
И непонятно, что он ждёт в награду.
Сам по наряду – абсолютно нищий,
а говорит, что золота не надо.
Я думаю – он вражеский лазутчик.
Пусть скажет вождь – и я ему сломаю
хребет немедленно. Так точно будет лучше,
чем наведёт на нас он волчью стаю.

Вождь аорсов:
Не торопись. Отряд Аланы-Настьи
вернулся ли из утренней разведки?
Как далеко им удалось прокрасться?
Как глубоко они смогли расставить метки,
чтобы пройти по ним могли отряды
наездников с телегами для дани?
Пускай сейчас же для подробного доклада
Алана-Настьи предо мной предстанет.
А с перебежчиком решим одновременно.
Пусть Настьи подтвердит мне, что он скажет.
Соврёт хоть слово – и через колено
Переломив, она его накажет .


Алана-Настьи, Таргитай, вождь стана аорсов, Лель, охрана.

Наcтьи:
Воронежец не врёт. В болотах чёрных
полно русалок, нечисти отвратной.
Там кони падают в трясины обречённо
и даже не пытаются обратно
подняться. В мутной речке каждой
чудовища скрываются в стремнине.
Мы амазонок потеряли двух отважных
и трёх коней – их съели водяные.
Туман повсюду, и всё время бродишь
кругами, будто кем-то заколдован,
сойдёшь с тропы – там волчее отродье
пытается тебе вцепиться в горло.
Нам не пройти самим – повсюду чары,
и смерть безмолвно собирает жатву,
Туман волшебный не пронзить мечами,
нам, несомненно, нужен провожатый.
Но не понятно мне, на что же вместо
коней и золота надеется несчастный?
Ведь дикарю, конечно, неизвестна
цена металла. Что он хочет - власти?
А, может, мести за обиды и потери?
Пусть объяснит, зачем он так рискует.
Коль это месть, то парню можно верить.
А если нет – то в сторону другую
нам нужно направлять свои отряды.
Ещё племён вокруг немало новых,
цивилизации любые будут рады,
а для лазутчика – стрела всегда готова.

Лель:
Меня, наездница, твои глаза позвали.
Однажды их увидев, я не в силах
ни спать, ни есть, и мне теперь едва ли
о них забыть. Они меня пронзили -
как будто бы стрела уже сквозь рёбра
прошла насквозь и сердце наказала
за то, что я смотрел. И только чтобы
их видеть снова, я всю жизнь сначала
готов начать – без племени, без дома,
без имени. Взгляни, скажи мне слово -
я от руки твоей умру или ведомый
глазами к смерти от тоски любовной.

Настьи:
Ну, что за бред? Не глупый с виду парень,
а детский лепет уши мои слышат.
Иль ты объелся синими грибами
болотными? Подумай, нас здесь – тыщи
свободных амазонок. Что за дело
мне до твоих любовных воздыханий?
При чём здесь я? Надеешься – сдурела?
У амазонки сердце – твёрдый камень,
душа у амазонки – лёд, а тело
не для таких, как ты хлыщей кудрявых,
хоть кудри и красивы, право, очень.
Но я тебя сейчас же продырявлю.
Молись кому-нибудь, да покороче.

Таргитай:
Дай я ударю по нахалу саблей.
Что захотел! Мою Алану-Настьи!

Настьи:
Как так – твою? Ты, Таргитай, хотя бы
так не смешил меня, а то к несчастью
рука от смеха дрогнет и стрелою
в тебя я попаду, совсем некстати.
Кто нам котлы золой тогда отмоет?

Вождь аорсов:
Так! Пошумели, и на этом хватит.

Нам перебежчик нужен. Ты не тронешь
его ни саблей, ни стрелой, ни пальцем.
Непокорённым оставлять Воронеж
в лесах нельзя. Иначе, кто бояться

отныне будет по степям сарматов?
А что до платы – Лель пока не просит
любви Аланы. Хочет только рядом
с ней всюду быть. Так пускай всю осень

он с амазонками выходит на разведки.
А там, глядишь, или в бою убьётся -
такие случаи у нас, увы, не редки -
или добьётся счастья.
Скоро солнцу

уже садиться за степные травы.
Хвала Ормазду! Он помог с решеньем.
Пора раскладывать костры ему во славу,
И наслаждаться жирным угощеньем.

Богиня Жива, дай мне новой силы,
на Настьи вод живых пролей хоть капли.
Моя душа всегда любви просила,
хотя б немного, небольшой хотя бы,
но каждый раз она встречает камень
и лёд на месте, где я жду источник
воды волшебной. Этот лёд руками
я отогрею. Я сумею, это точно.
Моя любовь пылает жаром солнца,
огнём горячим от костров весенних.
Она почувствует, и сердце отзовётся,
она услышит - и любовь посеет
везде посевы радости и счастья,
они взойдут всесильными ростками,
обнимут и спасут Алану-Настьи,
они пройдут насквозь застывший камень.
Корней деревьев говорящих глубже,
и облаков, и звёзд на небе выше,
моя любовь сильнее лютой стужи,
и горячей огня. Она услышит,
поверит и оттает, пусть не сразу...

Но, что ж ты, сердце, так печально стонешь?
Нет, я, конечно же, ящероглазых
не поведу к посёлкам племени Воронеж.

Я отведу их к дикарям пещерным,
где злой шаман науськивает волков.
Их мне не жаль. К тому же, им, наверно,
от этого немало будет толку -
они узнают, как куют железо,
кумыс, седло и деньги. Им же лучше.
А то, что и взаправду всем полезно,
Воронеж через них себе получит.

Нет, ну что тут поделать, опять никакого покоя.
Наш почтенный шаман снова где-то поганок наелся.
Прошатался всю ночь по болотам и выдал такое -
Будто к нам через чащу крадутся с войной иноземцы -
Да кому оно надо? И, вот ведь, придумает тоже,
что их женщины скачут верхом и воюют как будто.
Разве это на женщин приличных похоже?
Для чего эта жизнь, если в ней нет тепла и уюта?
А откуда им взяться, когда ваши женщины - злые?
То загонят коней, то подпалят кому-нибудь избу.
Взять хоть Убу и Няа - сейчас же. Они не такие.
Потому что со злыми дорога одна - к анархизму.
То есть, в смысле к анархии. Нам тут такого не надо.
Так пойдёт - и беспомощно вымрет всё племя.
Что за жизнь, если в ней нет любви и отрады?
Это просто не жизнь, а напрасно убитое время.
Ну а, если моих мягко-ласковых Убу и Няа
Кто-то хочет обидеть иль выучить этакой дряни,
Это будут - как будто с Уи утащить одеяло.
У такого ворюги оно колом в горле застрянет.
У Уи есть дубина. И лук. И отличные стрелы.
Коль шаман не соврал, то Уи встанет с мягкой кровати.
Проводите меня понежнее на ратное дело,
Пусть приходят сарматы.
И - право же - несдобровать им

Туманы белые мне рассказали сны
влюбившегося в амазонку Леля.
Как слепы мы, когда мы влюблены!
Как мы в свои мечты безумно верим!

Несчастный Лель. Уж если что и чтут
сарматы, то победы, а не чувства.
Они любовь не дарят, а берут.
Когда добыча - всё, на сердце пусто.

Мне птицы рассказали, где они
в обход застав воронежских проходят.
О, Мокошь-мать-земля, нас охрани!
Надежды наши на тебе, на Роде,
нас породившем. Не исчезнет род.
на помощь к нам воронежцев отряды
уже спешат, пока идут в обход
по перелескам жадные сарматы.

Они с рассветом выйдут к двум ручьям,
где сосны образовывают арку.
Их ждёт нежданная засада там.
Пусть ждут подарка. Утро будет жарким.

Все мужчины к пещерам ушли по долине.
И так холодно ночью, что я тут совсем околею.
И пропал милый Лель.
Леля думы, видать, отравили.
Одолели ненужные мысли несчастного Леля.

Александра сказала, что Андр сказал, что шаману
нашептали туманы, что Лель умудрился влюбиться
в амазонку жестокую, что перебежчиком стал он.
и ещё рассказали шаману - она, как лисица
с ним играет хвостами, но не допускает поближе...

Все мужчины - ослы! Подавай им душевные муки.
Что не трудно досталось, не ценят нисколько, я вижу,
И теряют легко, что упало само прямо руки.

Дай им стену, скалу неприступную, чтоб было надо
на неё забираться с трудом, и почти невозможно
получить хоть немного тепла за старанья в награду.
Подожди, мой дружок, ты ещё разобьёшь себе рожу.
Ты увидишь ещё, что тебя, как истёртую шкурку
бросят в грязь, чтоб пройти по тебе. Вот награда балбесу!
Мужиков-то вокруг - как слепней. Обнажи им фигурку,
и устанет рука разгонять. Так под платье и лезут.
Погоди, мой дружок, ты узнаешь, как женщины могут
Зубы острые мило вогнать тебе в спину.

Только живым бы остался, козёл однорогий.
Только вернули б живого,
хоть наполовину!

Увы, мой вождь, казни Алану-Настьи.
Воронеж неприступен. Трое суток
мы шли по диким чащам, но на части
нас разделили призраки под утро.
Туман и волки, лешие и вилы,
болотники, ночницы, водяные
ночными мороками нас с ума сводили,
и многие ушли в миры иные
за их виденьями, огнями, голосами,
утянутыми в омуты и хмари,
пленёнными зыбучими песками,
и - вслед за ними - призраками стали.

Из чащи вышли мы на утро третье
к долине узкой, хмурой и прохладной,
но не успели подсчитать потери,
как нас атаковали из засады.
И дикари в звериных шкурах с топорами,
и из Воронежа охотники, и волки,
внезапно появились между нами.
Мы отбивались. Мало было толку.

И я б уже лежала между елей
без капли крови, как все наши люди,
когда бы тот, кого мы звали Лелем
не заслонил меня своею грудью.
Он три стрелы поймал в неё в итоге,
мне предназначенные дикарём огромным,
а, умирая, указал дорогу,
где мы с сестрой смогли уйти позорно
от смерти скорой, чтоб дурные вести
достигли стана доблестных сарматов.
Вели казнить меня. Теперь мне чести
нет и не будет. Настьи виновата.

Вождь:
Молчи! Ведь это я ошибся в Леле.
Он нас в засаду заманил путём обмана.

Наcтьи:
Лель ни при чём. И показал на деле,
что он - почти сармат. Конечно, странно,
и не понятно до сих пор, зачем всё это
так было нужно для него, и в чём причина.
Что до любви - так это ближе к бреду.
Что за любовь, раз ничего не получил он?

Я до сих пор его глаза как будто вижу,
когда смотрел он на меня... Аж жар по коже.
Но от любви такой скорее грыжу
получишь. Он и получил. Весьма похоже.

Но - странно... Что это?
Чудное, право, племя.
Какое-то... не подберу и слова.
Недавно снились, видно, через время,
слова навроде "enigmatic russian soul".
Не знаю, что это. Представить даже сложно.
По мне, любовь - это когда берут красиво
всё, что возможно или невозможно,
по-максимуму. Сколько хватит силы.
А умирать вот так, как он - за что же?
И, всё-таки, меня тревожат снова
его глаза... Аж холодок по коже.
Чудное племя.
Enigmatic russian soul.

Не стоит связываться больше с ним, пожалуй.
У них для нас всё слишком непонятно.
Не то зараза эта, как пожаром
в степи
затронет доблестных сарматов.
И мы бесследно растворимся в этих
лесах, болотах, реках и просторах,
а вместо нас останется на свете
абракадабра -
enigmatic russian soul.
И только изредка рождаться будут дети
без этой сладкой, но губительной заразы,
с гранитом в сердце, вольные, как ветер,
прекрасны, быстры и ящероглазы.

Бедный Лель. Он сейчас на тропе, где встречаются боги,
там, где ищет усталый шаман кареглазую Миа.
Наконечники каменных стрел не проникли глубоко
в грудь его, но на землю потоками вытекли силы.

Может, травы излечат ещё ясноглазого Леля -
между Навью и Явью ещё он отыщет дорогу.
Нескончаема ярость Уи, но ослабли от лени
его руки, и раны от стрел не проникли глубоко.

И, быть может, сестрица Аи отогреет ночами
его бледные ноги. Она
долго Живу просила.
Да пребудет меж ними навеки великая сила!
И оставят, возможно, надолго Воронеж печали.

Пусть шаман между Явью и Навью найдёт его душу.
Вон он - снова готовит себе из поганок отвары.
Серый Грудень уже на дворе обещает нам стужу.
Будет Сечень и Лютень, а после - тепло Белояра.

И опять зацветёт у ручьёв розоватый подснежник,
и опять сердце будет куда-то стремиться.
Да пребудут меж нами всегда и мечты и надежды -
пусть их нам принесут по весне белокрылые птицы.

Прощай, мой друг. Мы вырубили лодки.
Уходит племя из пещер к горам Урала.
Шаман сказал: видения нечётки,
но там спокойней будет.
Мы немало
с тобой и мёда выпили и горя.
Пора прощаться. За ордой сарматов
придут сюда и волны скифов вскоре.
Нам не вернуть наш неолит обратно.

Прощай, товарищ. Поздно или рано
проходит всё. Порой нежданны вести.
И тем дороже нам и тем желанней
любой момент и час, когда мы вместе.
Когда мы радостны, уверены, беспечны
или печальны, но - не одиноки.
Увы. Проходит всё, ничто не вечно.
У каждого из нас - свои дороги.

Не забывай. Теперь тебя увижу
там, где дороги в млечный путь уходят.
Мы с каждым днём к нему всё ближе, ближе,
всё дальше будем друг от друга с каждым годом.
И, всё же, там, где солнце светит ярко,
и радость всюду в небесах разлита,
когда-нибудь поднимем вместе чарку
за время нашего родного неолита.
Когда любили, и боролись, и мечтали,
и верили, что все прекрасны люди,
и знали, что, конечно, дальше
всё по-другому,
но почти что так же будет.

В конце ещё раз напоминаю:
Новый каменный век, или неолит, характеризуется отступлением ледника, появлением густых лесов, полноводных рек и озер. На смену крупным животным приходят более мелкие, что подвигло людей к изобретению лука и стрел для индивидуальной охоты. У человека появились новые занятия – рыболовство, гончарство, ткачество. Возникли новые приемы обработки камня – полирование, шлифование, пиление, сверление. Все эти изменения и дали название эпохе.
В центре зала (Витрина 14) экспонируется один из выдающихся памятников неолита – огромный, длиной в 7,5 м челн, обнаруженный на берегу Дона, недалеко от Воронежа, местными жителями в 1954 г. Лодка выдолблена из целого ствола дуба каменными топорами (их следы хорошо видны на дне). С внутренней части бортов можно увидеть парные отверстия – места крепления сидений для гребцов. Петли по бокам носа и кормы предназначались для перемещения лодки по мелководью из одного водоема в другой или для вытаскивания ее на берег.
shm.ru/zal3.html

Сарма́ты (др.-греч. Σαρμάται, лат. Sarmatae) — кочевые ираноязычные племена, населявшие степные районы от водораздела Тисы и Дуная до бассейна реки Дон (территория современной Украины). Название "сарматы" возникло из греческого "савроматы", что означает "ящероглазые". Геродот сообщал, что сарматы происходят от амазонок, которые выходили замуж за скифских юношей, вместе с жёнами переселившимися «к востоку от Танаиса (Дона) на расстояние трёх дней пути в на¬правлении северного ветра». Начиная со II века до н. э. сарматы всё чаще и чаще фигурируют в трудах греческих, римских и восточных авторов. Мы узнаем от Страбона названия их племен — языги, роксоланы, аорсы, сираки, аланы Восточные сарматские союзы аорсов и сираков населяли пространства между Азовским и Каспийским морями, на юге их земли простирались до Кавказских гор. Аорсы кочевали в степях от Дона до Каспия, в Нижнем Поволжье и Восточном Предкавказье. За Волгой их кочевья доходили до Южного Приуралья и степей Средней Азии.

Амазонки упоминаются в наиболее раннем из дошедших до нас древнерусском летописном своде — «Повести временных лет». На территории Украины и в других местах, где предположительно жили амазонки, были найдены захоронения женщин, в которых находились луки, стрелы и дротики. Однако здесь отсутствовали останки мечей, боевых топоров и другого оружия ближнего боя. Это указывает на то, что женщины, как и подростки, здесь могли помогать начинать сражения, а затем уходили в тыл основного войска, которое состояло из мужчин. Однако, на древних рисунках изображены также их завоевательные походы (к примеру, вторжение амазонок в Аттику). Как ссылается Мавро Орбини в «Происхождение Славян и распространение их господства», изданной в 1601 году от Р. Х., Карл Вагрийский и Иорган Горпий пишут, что амазонки были жёнами славян и сарматов. Проживали на берегах Волги между меланхеленами и сербами. Последнее историческое упоминание амазонок относится к периоду правления Александра Македонского. Вопрос о том, существовали ли амазонки на самом деле, не решён до сих пор.

Автор:
И ты, читатель мой, прощай. Когда – не знаю –
увидимся ещё. Сквозь пальцы время
течёт водой. Она, как мы, живая –
то льдом застынет, то ручьём весенним
бумажный наш кораблик увлекает
куда-то вдаль, к морским просторам, может,
а, может быть, увы, судьба такая,
размокнет в нём кораблик, и уложит
его волна на травы, согревая
весенним солнцем, пылью припорошит.
И, всё-таки, кораблик плыл до края,
насколько смог. И дальше он, возможно,
попутешествует ещё.
Куда? Не знаю.


На самом деле внимательный читатель между первой и второй частями сюжета может заметить колоссальный сдвиг во времени - порядка трёх тысяч лет. Упоминаемые в тексте царица сарматов Амага и Искандер (Александр Македонский) относятся к временам III века на н.э., а не III тысячелетия, когда происходят события первой части. Читателю остаётся решать самому – то ли нашествие сарматов на племя Воронеж произошло из будущего через временную прореху, образованную шаманом из-за его постоянных путешествий во времени в поисках Миа, то ли для пещерного племени, а с ним и для племени Воронеж, под воздействием колдовских туманов время остановилось до тех пор, пока шаман не убедился в бесполезности своих поисков. Не исключено также, что во второй части Лель, Андр, Александра и другие персонажи из племени Воронеж – это потомки тех, кто действует в первой части, и только шаман, как обычно, путешествует между временами.