Я ночью сел за стол. И карандаш,
как острый скальпель, приготовил к бою
за жизнь и смерть.
Чуть-чуть свободу дашь –
уже и стали помыкать тобою.
Послушайте, стихи! Заметил я
что вы совсем расслабились, друзья.
Как стадо, разбредаясь по лужку,
вы стройную покинули строку,
вы стали рифмы за уши тянуть,
чтоб только подходило хоть чуть-чуть…
А вот теперь я, братцы, вам устрою
пришла моя пора не спать ночами…
не вы ведь властелины надо мною,
а я над вами.
Я был в ту ночь силён, и мудр, и строг.
И много сирых спорных сорных строк
как скальпелем, я ловко удалил,
как выгоняют тех, кто нам не мил,
как вырывают сорную траву,
как обрезают лишнюю листву…
Готово дело! Усмехнувшись сухо,
я закурил, задумался, за ухо
засунул карандаш и налегке
пошёл по тексту от строки к строке…
Но что ж такое? Страшно стало мне:
я словно всех их увидал впервые:
как на больничной белой простыне
они лежали, словно неживые,
в моей тетради.
Настоящий ад.
Как будто бы невиданное зло
им руки-ноги всем оторвало.
И вот они в беспамятстве лежат
и, может быть, очнутся. Но пока
потеря крови слишком велика…
Под одеялом душно и тепло.
Я размышлял, вздыхая тяжело,
как завтра закипит на кухне чай
и я тетрадь достану невзначай,
как будто в ней безделица, фигня…
И протяну тому, кто так…! меня…!
-Стихи? Принёс? Да ну? – и вскинет бровь:
Наверно, там опять про кровь-любовь?
И рифмы нет, и с ритмами беда?
-Тот раз была, конечно, ерунда,
Но я их нынче выправил. Взгляни.
Как хорошо быть строгим, сильным, мудрым…
Но я не ведал – выживут они?
и сам-то я – проснусь ли завтра утром?