Опоздала я нынче утром на работу. На два часа. Прихожу, а Нина Петровна мне и говорит: иди, тебя ждут. Выхожу в коридор, а там толпень народу, включая вчерашних Васильковских начальников. Мне, - говорю, -сказали, что кто-то со мной поговорить хотел? Толстый дядька с маленькими глазками говорит: Ну, я хотел. Криминальная милиция.
Пришли, сели, говорит:
-Где у Вас был фотоаппарат?
-В рюкзаке, - говорю. - А рюкзак на полу стоял, у стола. Расстёгнутый.
-Вы его расстегнули?
-Я.
-А документы на фотоаппарат у вас есть? Ну там, техпаспорт? Есть у вас ксерокс?
Я предусмотрительно вытаскиваю накладные.
-Э, нет, мне эти бумажки не нужны. Что мне его марка ?Мне нужно знать, как он выглядит. Я вот вам скажу, что у меня, к примеру, Canon - вы что, знаете, как он выглядит?
-Я вообще могу себе представить, как выглядит цифровой фотоаппапарат определённой марки.
Он мнётся и смущается:
-Ну, у меня тоже фотоаппарат есть...
и продолжает бодро:
-Когда вы заметили, что у вас украли фотоаппарат?
-Где-то минут в двадцать четвёртого...
-Какого числа?
-Двенадцатого сентября.
-А у меня есть данные, что вы заявили о пропаже фотоаппарата в четверг, восьмого. И человек восемь свидетелей подтверждают, что в четверг вы выбежали из своей комнаты и очень эмоционально стали об этом сообщать. Тут все в коридоре стояли, слышали.
Пять баллов, думаю. Ни фига себе, выдумали!
-Ну, это уж ерунда, - говорю. - Фотоаппарат украли в понедельник. И у меня, между прочим, есть кадры, снятые им в воскресенье, а на кадрах, как известно, дата есть.
-А мне говорят, что вы в четверг выбежали и сообщили. Три человека здесь были.
-Ну вот что, -говорю я, - двенадцатого, когда я заметила, что фотоаппарата нет, я сообщила о краже своему начальнику Квятковскому, а также Калюжному Ивану Николаевичу. А потом только спустилась к охранникам и им тоже рассказала.
-Вот-вот, Калюжный нам, кажется, и сказал.
-Ну, тогда ваше удостоверение, пожалуйста.
Вытащил красную корочку. Лебедев Сергей Юрьевич. Капитан, кажется.
Дальше не помню, что спросил, но помню, что я отвечала, что на камере в коридоре виден только этот человек.
-Это хорошо, что вы говорите: человек.
-Само собой, там ведь непонятно, кто это. Василькова-то только на лестнице видно.
-Ну да, я запись смотрел...
-Когда вы её смотрели? - спрашиваю, потому что этого персонажа я здесь не видела, а запись-то вчера изъяли с утречка.
-Девушка, не вы же следователь, а я. И улыбается.
-А я журналист!
-А я - мент.
Сказал как припечатал. И добавил ещё:
-В вашем возрасте...
Ушёл. Потом вернулся и спросил номер телефона. Потом ещё раз вернулся и спросил, почему заявление появилось только в пятницу. В субботу, - поправила я. И объяснила, что охранники не умеют включать кассету, а потом мы посмотрели и увидели только чёрного человека - что толку писать заявление? Ушёл опять. А дядьки ходят, Васильковские начальники.

Пы.сы. Пошли мы после работы в ОВД. Опера сказали, что мент был левый и вообще не отсюда, а может быть, и вообще не мент.

Буду зимовать в берлоге.
Высылайте ваши блоги.

Приходи ко мне в кровать,
будем вместе вышивать.
просто так, для красоты
разноцветные цветы
на платочке, на подушке,
на скрипучей раскладушке
а ещё на простыне...
приходи скорей ко мне.

Ушла я относить бумажку в международный отдел. Строго говоря, ещё и купить словарь ударений в "Молодой Гвардии". вернулась где-то через полчаса и заметила, что беленькая бумажка - расписание собак на Посад - валяется у рюкзака на полу. Загянула в рюкзак - и,само собой, фотоаппарата уже не было. Я немедленно сегала к охранникам, зашла к начальнику - но фигушки, никто ничего не видел. Зато оказалось, что можно будет посмотреть записи с камер, установленных в академии. Но только в среду, потому что охранники из этой смены не умеют включать магнитофон.
В среду я благополучно проспала-простояла в пробке и начальник посмотрел кассету без меня. Рассказал, что виден некий молодой человек в чёрном, а больше ничего не видно. Сказал написать заяву на материалку и пообещал помочь.
Однако на меня напали смутные подозрения. В чёрном, значит? В пятницу на прошлой неделе ко мне приходил охранник, с которым мы весной познакомились. Ходит он исключительно в чёрном костюме. Пришёл типа с конвертом, осмотрелся, спросил, тут ли я сижу, и ушёл. Я задумалась. Попросилась ещё раз посмотреть кассету. Действительно, чёрный. Помучившись, рассказала об этом своём подозрении охраннику. Он мигом расспросил своих и оказалось, что охранник действительно дежурил в понедельник в нашем корпусе, что в момент кражи его не было на своём месте и что потом он пришёл, достал из-под пиджака и спрятал что-то в сумку. Пришли другие охранники, запись посмотрели и того хранника узнали.
Всю ночь я думала. Меня смущало только то, что охранник, который знает, что камеры натыканы в академии довольно густо, вряд ли станет рисковать и этак подставляться из-за какого-то фотоаппарата. К тому же, мы столько раз подолгу мило беседовали, что в такую подставу как-то не хотелось веить. Однако плёнка доказывала обратное.
Утром охранники встерили меня чуть ли не у порога и хором заявили, что тот охранник не виноват. Во-первых, он просто был в столовой, во-вторых, он не проходил по лестнице, а в-третьих, воровать ему фотоаппарат под камерами действительно глупо. Оказалось, как только он пришёл на работу, ему заявили, что заявление об его увольнении уже подписано и он должен немедленно отдать фотоаппарат или деньги. Сие повергло его, мягко говоря, в шок. Пересмотрели записи всех камер и нашли таки человека, выходящего из той двери и спускающегося по лестнице. Лицо его можно разглядеть хорошо. Сотрудница из 32 комнаты узанла в нём своего сотрудника, некоего Василькова С. В. Когда я попросила дать мне телефон Василькова, она отказалась, сказав, что не знает телефонов своих сотрудников. Когда я спросила, когда придёт Васильков, она ответила, что не знает. Я оставила номер своего мобильного. Васильков позвонил тем же вечером и заявил, что его профиль - это не доказательсиво, и доказательств у нас нет.
Мырь, я гляжу - фанат милиции. На семейном совете решено было отнести заявление в милицию. Я с утра пораньше зашла в Академию, распечатала заявление и отправилась на Пятницкую, 49, в ОВД "Замоскворечье".
Дядька-дежурный на входе попросил меня подождать, пока спустится оперуполномоченный. Я прижалась носом к решётке и слушала обрывки милицейских бесед. В это время к окшку дежурного подошёл дядька. В светлом костюме, с галстучком, лет пятидесяти пяти, он был взволнован.
-Извините, а мой сын такой-то тут находится?
Дежурный лениво поднял глаза и кивнул. Дядька затароторил:
-Я сюда примчался с работы прямо, без документов, без всего... Что с ним случилось-то?
-А у вас паспорт его есть? - спросил дежурный, меланхолично листая засаленную тетрадь.
-Нет же, я прямо без документов, но я могу привезти сейчас же, можно ли мне с ним встретиться?
Дежурный молчал и смотрел в стол. Дядька начал заново:
-Скажите, пожалуйста, что хоть с ним произошло?
Дежурный наконец взглянул на него и ответил:
-В прокуратуру дело вашего сына направили. Самому подполковнику насолил крепко.
Дядька отскочил от окошечка и переспросил:
-А что он сделал-то?
-Детишек там... и сзади, и спереди...
Дядька спросил ошеломлённо:
-А он пьяный был?
Тут вышел ещё какой-то милиционер, дядька стал опять проситься посмотреть на сына, и его повели по коридорам.
Наконец пришёл оперуполномоченный. Молодой, лет тридцати. Спросил, что случилось. Дал образец заявления, стал записывать мои паспортные данные... Потом спустились вниз за дознавателем. Оказалось, что в это время где-то на Садовом угнали две машины и поехали в сторону проспекта Мира. Мой оперуполномоченный немедленно решил присоединиться к помчавшимся догонять, заявив, что фотоаппарат никуда не денется. Укатил. Новый оперуполномоченый спустился за мной. Этому было вообще лет 25.
-Что случилось? - спросил он меня, пока мы поднимались по лестнице.
-Да вот, - говорю, - фотоаппарат украли на работе.
-И что, неизвестно ничего?
-Нет, ну почему же. У нас камеры стоят, запись есть.
-И что же, видно что-нибудь?
-Ну да, - говорю, - человека видно.
-Очень хорошо.
-А сотрудники наши его опознали. Фамилия его Васильков.
-Ещё лучше!
-Я свой номер оставила, он мне звонил, так что номер определился.
-Прекрасно!
-Мы в интернете его пробили по базе данных, нашли его домашний адрес.
-Слушайте, девушка, а давайте прямо сейчас поедем и его заберём! Хотя нет, нельзя пока. Надо ещё бумажки заполнить...
Он привел меня в свой кабинет, где сидел ещё один опер, они вместе мучительно долго искали бумагу, посадии меня писать объяснение, а сами стали посылать друг другу по блютусу картинки, над которыми долго смеялись. Объяснение я написала. Опера сказали, что теперь нужно подождать некоего Мороза.
-Девушка, вы не торопитесь? - спросил один.
-Нет, - ответила я.
-Ну и посидите с нами, - радушно предложили опера.
В телефонном справочнике, лежащем под стеклом на столе, я нашла, что Мороз - это тоже оперуполномоченный. Был ещё также оперуполномоченный Кретинов и какая-то милиционерка Палачева. А ещё в Московии, оказалось, есть "Обработка вшивых трупов".
За окошком моросил серый осеннний дождик. Оперуполномоченные неторопливо рассказывали бесконечные истории с погонями и подставами. О том, как один потерпевший чуть не обосрался, потому что подозреваемый, который вёз его через всю Москву в Выхино к нотариусу, летел исключительно на красный свет. О том, как задержали какого-то подозреваемого, нашли про него два эпизода. Приехал его старший брат, спросил, сколько эпзодов нашли, и сказал, что у него точно намного больше, чем два.
Мороз пришёл, оказался дяденькой умного и обстоятельного вида, сказал, что в понедельник вместе с операми пойдём ловить Василькова. Сообщил на прощание, что оперов зовут Евгений Иванович и Сергей Сергеевич.
Договорились на двадцать минут десятого. Я прикатила на автобусе в полчаса. Оперуполномоченные пришли без пятнадцати десять. Один из них - Сергей Сергеевич, похожий на персонажа из группы "... и друг мой грузовик" - был сонен и бледен, а второй, Евгений Иванович, жаловался, что у него что-то с животом и пил минералку из бутылочки. "Грузовик" ещё должен был отнести куда-то какие-то бумажки. Мы подождали его на улице. Прошёл Мороз, поздоровался и сказал укоризненно:
-Опазываете, девушка!
-Это мы опоздали, - ответил Евгений Иваныч. - У меня живот болит. А Серёга пошёл бумажки относить.
Серёга наконец спустился и грустно сказал:
-Жень, я, похоже, заболел...
-Да ты заболел, когда сюда работать устроился.
И мы двинулись в Плешку. По дороге обсуждалось, что надо пить меньше холодной водки, чтобы не болеть.
Васильков оказался молчелом лет двадцати. Вышел нам навстречу. За ним выбежала и тётенька, которая его опознала. Она сказала, что наклеветать легче лёгкого, и что она Василькова никуда не отпустит, пока начальство не придёт. Васильков помалкивал. Наконец, начальство пришло и отправилось в охранницкую смотреть кассету с записью. Разглядели они то же что и мы - непонятного человека в моём кабинете и Василькова на лестнице. Опер спросил Василькова, узнаёт ли он себя. Васильков сказал, что узнаёт. Сказал, что в понедельник он был в 1 корпусе на лекции, которая заканчивается в 14:50. Потом, после лекции, может быть, и заходил на работу - не помнит. Я спросила, почему же тогда в 14:54 он уже спускался по лестнице в 4 корпусе? Он ответил, что, может быть, ушёл с лекции пораньше и что я вообще не следователь и не на какие вопросы он тут отвечать не обязан.
Пошли на Пятницкую, к Морозу.
На Пятницкой Василькова и тётеньку-свидетельницу опрашивали отдельно, а я сидела в коридоре и болтала ногами. Привели мальчишку лет 16 с закатанными рукавами и чёрными плохо вымытыми ладонями. Он сел на стул и опустил бритую голову. Дядька, пришедший с ним вместе, в это время говорил по мобильному: "Ну да, вот мы пальчики сняли, следователя ждём.." Потом выключил мобильный и сел на подоконник. Пришёл Мороз. Наклонился над мальчишкой и спросил его:
-Ну что, сознался?
Мальчишка молчал. Дядька ответил за него:
-Сознался.
-Больше не будешь воровать?
Ответил опять дядька:
-Да вроде не будет...
-Нет, - сказал Мороз, - Пусть сам ответит. Больше воровать не будешь?
Мальчишка еле-еле помотал головой.
-Ну, значит, не посадят, - резюмировал Мороз и ушёл. Ушёл и дядька-сопровождающий. Зато пришёл какой-то высоченный худой бородач. Встал у окна, закурил, осмотрел нас всех внимательно. Обратился к мальчишке:
-Что, голову опустил? Раньше надо было думать головой своей ёбанной. Плачешь теперь, хлюпаешь, а думать-то тогда надо было.
Мальчишка и правда заплакал. А высоченный продолжал:
-Смотри, посадят теперь. Очень тебе туда попадать не советую. Держался б ты подальше оттудова.
Тут его позвали из коридора, он затушил сигарету и ушёл, доверительно добавив напоследок:
-Мой тебе совет.
Я поболтала ногами ещё немного и Мороз позвал меня. Сказал, что плёнку отправят на экспертизу, потому что пока серъёзных доказательств нету. И всё такое прочее.

Пришли домой, жарим картошку. Я, к тому же, засыпаю. Мырь спрашивает:
-Знаешь ли ты историю про ящики Антона Комолова?
Я удивляюсь и не знаю такой истории. ОКазывается, это не про Антона Комолова, а про ящики комода.

"Независимая газета" в статье о только что вышедшем ПСС Б.Пастернака напечатала праннюю редакцию "Гамлета".

Вот я весь. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске
То, что будет на моём веку.

Это шум вдали идущих действий.
Я играю в них во всех пяти.
Я один. Всё тонет в фарисействе.
Жизнь проджить - не поле перейти.

От шикарной до неБродской-
Обувь на Автозаводской.

* * *
жили душа в душу, спали на одной кровати,
с обеих сторон исписывали тетрадные листики.
вместе поступили на факультет журналистики,
кстати.
одногруппники из нас вышли хреновые.
впрочем, у каждого свои университеты.
как ни встретимся - у неё любовники, у меня поэты.
каждый раз новые.

Любовная лодка разбилась о быт.
Припомнили много взаимных обыд:
Любовниц, любовников, пьянки-гулянки.
Ничто не забыто. Никто не забыт.

* * *

Когда я пою, у меня болят ноги.
Когда я пишу, у меня болят скулы.
Когда я люблю, у меня болят плечи.
Когда я думаю, у меня болит шея.


* * *

Мысль не созрела, если она
не уместится в четырех строках.
Любовь не созрела, если она
не уместится в одном ах.
Стихи не сложились, если сейчас
стану искать рифму и соблюдать размер.
Жизнь не сложилась, если она
не уместится в одном да.


* * *

Запомните меня такой,
как щас: рассеянной и резкой.
И слово бьется за щекой,
как бабочка за занавеской.


* * *


Творенье должно быть натянуто как палатка
Творенье должно быть натянуто как рогатка
Творенье должно быть натянуто как перчатка
Но при этом в нем не должно быть никаких натяжек


* * *

Если поверишь, что хвала тебе -
она перестанет быть тебе.
Если поверишь, что хула тебе -
она перестанет быть тебе.
Мольба - не тебе, пальба - не тебе
и не тебе петь "Тебе,
Господи". А тебе - девиз на гербе:
"Не тебе, не тебе, не тебе, не тебе".


* * *

Что бы ты ни сделал,
ты ничего не сделал.

Что бы ты ни сделал,
ты ничего не сделал.

Что бы ты ни сделал,
ты ничего не сделал.

Что бы ты ни сделал,
ты ничего не сделал.


* * *

Я думаю, что он придет зимой.
Из нестерпимой белизны дороги
возникнет точка, черная до слез,
и будет долго-долго приближаться,
с отсутствием приход соизмеряя,
и будет долго оставаться точкой -
соринка? Резь в глазах? И будет снег,
и ничего не будет, кроме снега,
и долго-долго ничего не будет,
и он раздвинет снежную завесу
и обретет размеры и трехмерность,
и будет приближаться - ближе, ближе...
Все. Ближе некуда. А он идет, идет,
уже безмерный


* * *

Не кричите на меня, птицы,
не машите на меня руками, елки,
не подглядывайте, ангелы, за мною
сквозь замочные скважины звезд -
ничего я не могу для вас сделать!


* * *

Всей музыки, и той не хватит
твое молчанье заглушить.


* * *

Жизнь меня ловила на живца
и ловила. Так вкусна наживка,
что готова повторять ошибку
до крючка, до точки.
Без конца


* * *

Вот что: человек - струна,
ангел - флажолет.
Вот что: копия верна,
а подлинник - нет.
Путь недолог, но далек.
Может, доползешь.
Правда - ложь, да в ней намек
на другую ложь.



* * *

Вся наша жизнь - игра в почтовый ящик,
в котором ищешь-ищешь - и обрящешь
сухой листок и телефонный счет...
И долго слушаешь, как сердцем кровь идет.


* * *

но мы достанем билеты
но будут места плохими
но фильм будет ужасным
но мы до конца досмотрим
но вместо КОНЕЦ ФИЛЬМА
прочтем КОНЕЦ СВЕТА
но в зале зажжется свет


* * *

Жевать и чихать бесшумно,
зевать, рта не раскрывая,
не кусать губы и пальцы
и вообще не пукать -
да что я, не человек, что ли?


ПОДРАЖАНИЕ АХМАТОВОЙ

и слово хуй на стенке лифта
перечитала восемь раз

* * *

я обещала богу
я обещала маме
я себе обещала
мало
мало
мало силы у бога
мало силы у мамы
у меня нету сил -
посторонитесь
иду предавать


* * *

Зимой - животное
Весной - растение
Летом - насекомое
Осенью - птица
Все остальное время я женщина


* * *

Сегодня я опять ничего не поняла.



* * *

Язык - это часть тела.
Как бы я ни хотела
язык отделить от тела,
язык - это часть тела
и разделит участь тела.



* * *

Строю глазки, шейку и коленки,
неприступно брови поднимаю
и преступно поднимаю юбку,
медленно, как флаг олимпиады,
медленно, как занавес Большого:
вот вам пара трогательных ножек,
вот тебе скуластенькие бедра...
Хватит, сколько можно красоваться
у зеркала?


* * *

Муза вдохновляет, когда приходит.
Жена вдохновляет, когда уходит.
Любовница вдохновляет, когда не приходит.
Хочешь, я проделаю все это одновременно?


* * *

Они влюблены и счастливы.

Он:
- Когда тебя нет,
мне кажется -
ты просто вышла
в соседнюю комнату.

Она:
- Когда ты выходишь
в соседнюю комнату,
мне кажется -
тебя больше нет.



* * *

разбила твое сердце
теперь хожу по осколкам
босая


* * *

сесть у реки
и бросать и бросать в воду
свои трудности
и смотреть
как они уплывают
вниз по течению
не тонут легкие



* * *

В меблированных странах
меня бы поставили в спальне,
отразили в пяти зеркалах,
спеленали бы шелком...
А у нас, если встать у окна
и смотреть в него долго,
непременно заплачешь.


* * *

Стояла у зеркала,
училась говорить нет.
Нет. Нет. Нет.
Но отраженье говорило:
да.



* * *

Как вешаться не хочется,
как хлопотно стреляться,
как долго и как холодно
лететь вниз головой!
В порядке исключения
позволь в живых остаться
и помереть, как следует,
а не как Пушкин твой!


* * *

Свеча горела на столе,
а мы старались так улечься,
чтоб на какой-то потолок
ложились тени. Бесполезно!
Разве что стоя над столом,
о стол руками опираясь
и нависая над свечой, -
так - да. Но только рук скрещенья.



* * *

Не так подробно, Господи!



* * *

Надувала матрас
Консервировала выдохи
Ни один не пропал даром -
матрас надувался
голова кружилась
в голове кружилось:
всякое дыхание да хвалит...
При чем тут это?
Тут при чем:
стихи, песни,
мыльные пузыри,
может быть, поцелуи
и прочая авлетика
Надула, перевела дух
Или, Господи,
каждый мой вдох -
твой выдох?


* * *

Во мне погибла балерина.
Во мне погибла героиня.
Во мне погибла лесбиянка.
Во мне погибла негритянка.
Как много их во мне погибло!
И только Пригов жив-здоров.



* * *

задаю вопрос
чтобы сразу забыть ответ
и повторить вопрос
и не заметить что ответ
изменился


* * *

Не можешь писать - читай.
Не можешь читать - пиши.
Не можешь писать - пиши
письма. Не можешь писать
писем - читай вслух
ребенку "Федорино горе".


* * *

Поверхность мысли - слово.
Поверхность слова - жест.
Поверхность жеста - кожа.
Поверхность кожи - дрожь.



* * *

если есть чего желать
значит будет о чем жалеть
если есть о чем жалеть
значит будет о чем вспомнить
если будет о чем вспомнить
значит не о чем было жалеть
если не о чем было жалеть
значит нечего было желать


* * *

Одиночество - это болезнь,
передающаяся половым путем.
Я не лезу, и ты не лезь.
Лучше просто побудем вдвоем,
поболтаем о том, о сем,
не о том, не о сем помолчим
и обнимемся, и поймем:
одинокий неизлечим.


* * *

Нет любви? - Так сделаем ее!
Сделали. Что дальше будем делать? -
Сделаем заботу, нежность, смелость,
ревность, пресыщение, вранье.


* * *

Не взбегай так стремительно на крыльцо
моего дома сожженного.
Не смотри так внимательно мне в лицо,
ты же видишь - оно обнаженное.
Не бери меня за руки - этот стишок
и так отдает Ахматовой.
А лучше иди домой, хорошо?
Вали отсюда, уматывай!


* * *

Один умножить на один равняется один
Отсюда вывод, что вдвоем ты все равно один
Отсюда вывод, что вдвоем ты со вторым един
Отсюда вывод: твой второй, он, как и ты, один



* * *

Безрадостное общение -
не повод для обобщения.
Любите! - глаголет вам
бегущая по граблям.


* * *

Почистила зубы.
Больше я этому дню ничего не должна.

Приехала я в Посад. Бабушка с мамой в очередной раз ругались. По отдельности. Мама - на славика, который отсоединил, типа, чего-то там в её видеомагнитофоне. Бабушка - на меня, потому что не стираю ей занавески. Я плюнула, нехорошо выругалась и занавески сняла. Потом бабушка стала ругаться на маму, потому что из-за мамы ванная почему-то загрязняется. Я плюнула ещё раз и пошла в магазин - единственный работающий в восемь часов, где есть всякая бытовая химия. По магазину я бродила что-то уж слишком долго, нашла мидий и плавленый сыр. Сыр намекал на то, что вот бы его растопить на свечечке в пиалочке и сделать типа фондю. Что и было сделано. А на мидий денег не хватило. Зато хватило на бутылку жёлтого Доместоса.
Пришла я домой, постирала бабушкины занавески, а заодно и мамины, а в перерыве закипающий сыр на сухариках пожёвывала. Ничего так. Хорошо. Занавески на балконе развесила, на звёзды поглядела.
А самое главное - вымыла я эту дурацкую ванную. Меня так периодически пробивает на убраться. Иногда - и чаще всего - у мыря дома, и тогда ему, бедному, мне помогать приходится. А сегодня вот - в Посаде. Вымыла я сперва унитаз. И, как ни странно, если моешь унитаз не каждый день, а почти второй раз в жизни, то это достаточно интересно. Потом пришла в ванную и закачалась. Потому что синий кафель был жёлтым, а белая ванная - тоже желтой. Я давай поливать всякие эти поверхности Доместосом. Потом давай губкой оттирать. Оттирается. Хорошо так оттирается. Только что-то глаза щиплет и горло болит сильнее обычного. Потом и дышать тяжело стало. Дверь закрыта, чтобы маме-бабушке не пахло. Догадываюсь, что полбутылки Доместоса, вылитого на ванную и на кафель, витают в воздухе. Умылась на кухне, глаза промыла, подышала в форточке. Когда наконец пробралась в ванную, там всё сверкало чистотой. И поделом.
Родственники ничего не заметили. Бабушка сказала, что три года назад я вбила в дорожку на даче камни-кирпичи и все эти три года они мешают ей открывать калитку и возить воду, которую, в общем-то, должна носить я и и вообще, раньше я была намного лучше, а теперь испортилась и озлобилась...

Нынче играю в Башмачкина. Что у Оли самого дорогого? Из вещей, имеется в виду. Ну, фотоаппарат, конечно. Не в плане, что дорогой в смысле стоимости (хотя шесть тыщщщ, всё ж таки), а в плане того, что любимый и часть тела. Фотоаппарат нынче украли, ага. Из рюкзака, пока уходила в соседний корпус бумажку отнести. Плакала, конечно, ну да.
Как заметила? Прихожу, а расписание посадских поездов на полу валяется. Почему? Лежало ведь в рюкзаке. Заглянула в рюкзак. Что пропало? Фотоаппарат пропал. Ну да, плакала.
Самое интересное и весёлое в этом деле - это повод рассказать о том страном чувстве, которое бывает перед тем, как у меня крадут какую-нибудь очередную родную мне штуковину. Вчера вечером в Посаде я, собирая сумку, достала ф из сумки и посмотрела на него. Заметила, что буковка х в слове coolpix совершеннно истёрлась, отковыряла ногтем пыль, прилипшую к пластырю, которым ф был обклеен поперёк - он ведь в Балаклаве упал с горы, ага, и батарейки выпадали. И убрала. А утром переложила в рюкзак вместе с документами. Только "хвостик" - usb не переложила.Когда в позапрошлом году у меня украли телефон, это выглядело вот как: я поговорила с мамой на автобусной остановке, разговор закончился и я телефон не убрала, а почему-то подержала на ладони, внимательно на него поглядела. Он был с фиолетовыми кнопочками, и как-то так по-родному светился... Подкатил автобус, я в него села и за несколько минут, пока мы ехали до следующей остановки, мне карман расстегнули и телефон украли. Я именно про этот особенное ПОСМОТРЕТЬ и запомнить, напоследок, что ли....
Я вот думаю: может, вернут? ну как приду завтра, а он на столе? Больно уж беспонтовый. Ведь действительно, жуткий фотоаппарат получился после Балаклавы, ободранный, и ещё эта грязная лейкопластырина поперёк...

Нежность

Музыка А.Пахмутовой
Слова С.Гребенникова и Н.Добронравова

Опустела без тебя Земля...
Как мне несколько часов прожить?
Так же падает в садах листва,
И куда-то все спешат такси...
Только пусто на Земле одной
Без тебя, а ты...
Ты летишь , и тебе
Дарят звезды
Свою
нежность...

Так же пусто было на Земле,
И когда летал Экзюпери,
Так же падала листва в садах,
И придумать не могла Земля.
Как прожить ей без него, пока
Он летал, летал,
И все звезды ему
Отдавали свою нежность...

Опустела без тебя Земля...
Если можешь, прилетай скорей...

Вот этот персонаж нравится мне даже, может быть, больше, чем мырь. Красивше, ага. И явно умнее.К тому же, мы с этим персонажем дольше знакомы и несколько лет подряд бросаем друг на друга взволнованные взгляды и замираем в нерешительности. Разве что мырь заведёт белый воротничок и чёрный что-нибудь - тогда, может, посмотрим ещё...
Знакомы ли вы с ним?

а это - закат в Лавре

Это - окошко моей бабушки

и оказалось, что уже осень.

1 сентября читала детям стихи в детской библиотеке. Свои и Владимира Николаевича. Сперва мне сказали, что будут вторые и четвёртые классы. Я этим вторым и четвёртым читала смешное, и они были довольны и веселы- по глазёнкам видно. Да и смеялись ужасно, особенно после сосинского:
Что-то плавало в вине,
То ли муха, то ли не...
Это ж надо так напиться,
Чтобы в рюмке утопиться.
Алкогольная тематика им вообще оказалась очень близка. Очень радовались тому, что стихотворение это называется "О пагубности пристрастия к алкоголю". Читаю стих про опёнок, который на пне торчит - два мальчика радостно вскрикивают: "Торчит!" Как я закончила читать, так они мигом завалили меня цветами. Охапка такая получилась, что двумя руками обняв, тащила домой через весь город, с передышками. Но это потом.
Прочитала я малявкам, они стали в шарики играть, я собрала рюкзак и собираюсь домой топать. тут прибегает библиотекарша из соседнего, "взрослого" - после пятого класса - отделения и говорит, что кто-то там не приехал из журнала "Свирель", а четыре класса шестиклассников сидят и маются. Я и к ним пошла.
Читаю про муху в вине. Про вылезание из ванной. Про рыбака, в конце концов. Смеются, но по глазам видно, что что-то не то. Не цепляет их. Ну, говорю, вот последнее прочитаю, а то вы уж устали, наверное. Устали, - отвечают. Тупня я, думаю. Не знаю, что ж им нужно. И тут вспоминаю стихотворение Владимира Николаевича про попугая. Ту его книжку прикреплённую вряд ли кто всю прочитал, так что вот оно:

СНЯЩИЙСЯ ПОПУГАЙ
С недавних пор в мои сны стал время от времени залетать золотисто-оранжевый попугай с нежно-лиловыми крыльями и хвостом. Видимо, ему мои сны интересны.

Я купил бы попугая.
Пусть, оранжев и лилов,
он твердит не умолкая
пару слов. Лишь пару слов.
Вот усталый и унылый
я приду к себе домой
и услышу вдруг: "Мой милый...",
вдруг услышу: "Милый мой!"
И в душе моей остывшей
вспыхнет искорка светло.
Я давно уже не слышал
этих очень нужных слов.
Я давно уже не слышал...
Мне никто не говорил...
Говорун, лилово-рыжий,
повтори же. Повтори!
Ты не требуешь оваций
и не ведаешь о лжи.
Все богатство интонаций
в хриплый голос свой вложи.
И начнется жизнь другая...
И вернется в дом уют...
Я купил бы попугая,
жаль - таких не продают.

Я читаю, а они слушают. И такие у них глаза, будто они понимают всё это одиночество, и душу остывшую, и вообще всё на свете понимают. Чувствую, что попала и страшно радуюсь. Дочитала, а они сидят. Смотрят на меня как-то очень по-доброму. Рассказала о Свитке, о том, что можно прийти стихи послушать, спросила, не пишет ли кто. Все стали тыкать друг в друга пальцами и смеяться. Словом, расстались друзьями. Потом, когда все разошлись уже, ко мне подошла девочка и прочитала стишок про своего кролика, который у неё жил, а потом умер.

а то как-то...

в школу не надо.
в университет не надо.
на работу не надо.
надо в детскую библиотеку читать второклашкам стихи повеселее.
в шесть вставать и ехать
надо.
зато не в школу.
не в университет.
не на работу.