Что же. От ужасных новостей – давайте попробуем повернуться к хорошим. Правда, все написанное не то, чтобы имеет много отношения непосредственно к нашей стране, но так как это -  общечеловеческая тенденция, то и нам, небось, кусочек достанется.  Когда-нибудь.

Вообще у меня сейчас идет целый цикл статей, анализирующих то обстоятельство, что этические аксиомы в этой реальности, увы, столь же непрочны, как и все остальное. Что практически любое «хорошо-плохо» даже с человеческого ракурса можно определить только исходя из ситуации в эпохе.  Что нравственный прогресс человечества в целом также безусловен и нагляден как  прогресс технический, но одновременно этот прогресс неизбежно разбивает в хлам древние нормы морали, вызывая в нас тревогу и уныние.   И совершенно, надо сказать, напрасно мы так унываем и тревожимся…    

Планета Потребляндия, или Почему общество потребления — крайне полезная штука

Плюнуть в презренное общество потребления считает своим долгом каждый проповедник, журналист и кочегар. А оно, между прочим, может нам еще весьма пригодиться.

Текст: Тата Олейник

Для начала — три цитаты. От очень, очень, очень, очень разных людей.

« Если перечислять важные проблемы современности, можно назвать три: первая — это информация и ее влияние; вторая — это стремление к удовольствиям; третья — это стремление к комфорту. Это то, что характеризует так называемое потребительское общество… Отбрасывайте всякую пропаганду, когда она говорит, что relax and enjoy* — путь к совершенству. Это — путь к деградации, и не просто личности, а человеческой цивилизации » Патриарх Кирилл,
19 ноября 2014 года

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:
« С английского — «расслабься и получай удовольствие». Круче было бы, конечно, по-латыни: relaxat et frui. Или хотя бы по-гречески: να χαλαρώσετε και να απολαύσετε. Был бы я духовным лицом, я бы всех вокруг латынью умучивал, нехай трепещут»

« Тут Роман, видимо по молодости лет, потерял терпение.
— Да не идеальный человек! — заорал он. — А ваш гений-потребитель!
Воцарилось зловещее молчание.
— Как вы сказали? — страшным голосом осведомился Выбегалло. — Повторите. Как вы назвали идеального человека? » Братья Стругацкие,
«Понедельник начинается в субботу»

« Предполагали, что богатство и комфорт в итоге принесут всем безграничное счастье. Возникла новая религия — Прогресс, ядро которого составило триединство неограниченного производства, абсолютной свободы и безбрежного счастья. Новый Земной Град Прогресса должен был заменить Божий Град. Эта новая религия вселила в ее приверженцев надежду, дала им энергию и жизненную силу. Следует наглядно представить себе всю грандиозность Больших Надежд, удивительные материальные и духовные достижения индустриального века, чтобы понять, какую травму наносит в наши дни людям разочарование от того, что эти Большие Надежды не оправдались » Эрих Фромм,
«Иметь или быть»

Вряд ли ты узнал что-то новое из этих замечательных цитат, о драгоценный читатель.

Идея о том, что общество потребления — это гадкая бяка, была впитана тобой с первой бутылочкой заменителя грудного молока, но и тогда она лишь слилась в согласии с еще более ранними источниками информации внутри твоего новорожденного тела.

Любой мыслитель XX века яростно бичевал «потребленцев» и изыскивал червей в сочных яблоках всеобщего благоденствия. Даже коммунисты, обещавшие полное изобилие в своем будущем, рисовали это будущее не очень уверенно: по всему выходило, что тогда у всех все будет, но никому ничего будет не надо. Но шли эти новые мыслители столь древними тропами, что на них попадались даже не столько саблезубые тигры, сколько трилобиты.

Этот яркий, но путаный образ мы сейчас разберем подробнее.

«Но паче иного — грех расточительства»

Мы должны понимать, что миллионы лет человечество, даже не ставшее еще собой, вынуждено было существовать, испытывая нужду буквально во всем.

Даже в благодатнейших местах случались сезоны засух, дождей и безрыбицы. Холод, зной, болезни и регулярные голодовки были абсолютной нормой жизни. Ранняя смертность наших предков, доживших до зрелости, чаще всего была связана с тем, что подавляющее большинство из них к сорока-пятидесяти годам уже физически не могли обеспечить себя достаточным пропитанием и начинали зависеть от милосердия окружающих. А милосердие в то время было штукой ненадежной. Когда джентльмены-археологи в XVIII–XIX веках стали работать с первобытными захоронениями, они пришли в ужас от обилия тщательно выскобленных и обглоданных человеческих костей. Каннибализм, трупоедство, поедание собственного потомства были повсеместно распространенным явлением (до того считалось, что этому пороку подвержены лишь дикари некоторых регионов, которые, если разобраться, и не люди вовсе).

Снимок серии «Людоеды Поволжья». 30-е годы ХХ века

Людоедство исчезает лишь с развитием земледелия — чтобы легко возвращаться в скудные времена, будь то европейский голод XIII века, голодомор в России или крушение самолета в Андах в 1972 году, когда выжившие пассажиры питались телами погибших.

Первый шаг на пути к обществу потребления — земледелие с созданием запасов пищи — решительно изменил человека. Люди постепенно перестали есть своих детей, убивать стариков, появились даже излишества: матери и повитухи, например, перестали считать плаценту специальным даром небес, посланным, чтобы подкрепить силы женщины после родов (обычай прикасаться к ней ложечкой остался в некоторых культурах — уже в качестве суеверия).

Пострадала ли от этого потребительского разгула нравственность — решать тебе. Но то, что скупость и экономия еще очень и очень долго были обязательны для выживания и стали основой любой нравственности, — это факт. На протяжении тысячелетий скаредность была высочайшей доблестью человека. Причем служила она не только его личному благу, но и процветанию всего общества. Если ты слишком много ешь — ты отнимаешь еду у другого. Если ты теряешь рубаху — значит, кому-то не достанется льна или шерсти, чтобы укрыться от стужи или солнца. Ты носишь золотые браслеты — но ты мог бы продать их и накормить голодных в твоем городе (мысль о том, что золото само по себе несъедобно и его наличие или отсутствие на твоих руках не увеличивает количества хлеба в амбарах, была слишком сложной, поэтому до нее обычно не доходили).

Диоген, худ. Жан-Леон Жером

Впрочем, даже в самые нищие времена некоторых благ было в избытке, и тогда небрежное обращение с ними было в порядке вещей. Обилие мелкой керамики, скажем, приводило к тому, что она ценилась лишь немногим больше глины, из которой была изготовлена, и ни в одном из древних трактатов ты не найдешь совета бережно с ней обращаться. Человек же, пользовавшийся глиняной посудой, прославлялся как образец умеренности в пику богачу, который тратил дефицитные ресурсы на посуду медную.

У нас просто нет иной культуры и иной традиции, нежели культура скопидомства. Мы как аксиому воспринимаем то, что хороший человек должен быть умерен в еде и отличаться безразличием к материальным ценностям. Жадность порицалась лишь тогда, когда она принимала уж совсем гротескные формы: если человек начинал морить голодом слуг и родственников, наряжал их в обноски, а сам спал на набитых сундуках — это было антиобщественное поведение. Но образ мудреца, который живет в бочке, питается тремя корочками в день и раздает все имущество ближним — совершенный идеал любой религии. А если он при этом экономит воду и мыло — тем лучше (ибо что может свидетельствовать о благочестии убедительнее, чем вши и язвы по всему телу?).

У нас просто нет иной культуры, кроме культуры жесточайшей экономии

И, конечно, любой человек должен трудиться в поте лица своего. Кто не работает, тот не ест. Хорошая жена встает раньше всех в доме и целый день не знает покоя, доблестный муж всей душой предается трудам.

Потому что, если не работаешь ты, кто-то должен пахать, косить, воевать, управлять, делать копья и вытесывать обелиски вместо тебя. А это нечестно. Необходимость труда для всех и каждого была совершенно очевидна, считалась незыблемой данностью, как мокрота воды или жар огня. Так что любовь мужчин и женщин к вкусной еде, безделью, красивым нарядам, уютным домам, мягким постелям и забавным игрушкам хоть и была фактически всеобщей и довольно-таки естественной, но являлась однозначным пороком — по крайней мере, в глазах моралистов. И эти глаза по-прежнему родственны глазам пресловутых трилобитов, потому что в последнее время жизнь меняется куда быстрее, чем наши суждения о ней.

Бездельники по долгу службы

Жан-Жак Руссо или Лев Толстой пишут о том, что единственное достойное занятие для человека — это по-библейски выращивать хлеб свой. Но, как бы мило это ни звучало, остается забытым одно интересное обстоятельство. Пахать — это замечательно, но количество мест для пахоты в этом мире ограничено. Еще в эпоху Древнего Египта выяснилось, что один пашущий способен прокормить десять человек*, и проблема вообще-то не в том, кто будет пахать, а в том, что пахать-то будем. Не подсовывать же каждому крестьянину еще девять пахарей на его участок — толкотни будет много, а толку мало.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:
« Не забываем, что это данные по Египту с его плодородной долиной Нила. В большинстве регионов была куда менее впечатляющая статистика»

Ремесленники тоже не испытывали нехватки в рабочих руках, жрецов, писцов и бальзамировщиков наблюдался переизбыток, армия была укомплектована, а людей нужно было чем-то занять. По некоторым версиям (см. например, статьи бывшего министра древностей Египта Захи Хавасса), масштабнейшие постройки в Египте были вызваны к жизни именно тем обстоятельством, что плодородные, но привязанные к строгой сезонности земли в Египте требовали слишком мало крестьян и могли кормить слишком много людей, которым тоже нужно было дать возможность зарабатывать. Так как экономика в Египте была больше всего похожа на ту, которую мы сейчас называем командно-административной, фараонам и жрецам пришлось взять на себя обязанности по трудоустройству тысяч и тысяч рабочих рук. Поэтому мы сейчас имеем пирамиду Хеопса, сфинксов и прочие крупные достопримечательности.

Но и там, где земли были скудны, а голод случался чаще, недостатка в крестьянах обычно не было. Зато был дефицит земли.

Число ремесленников нельзя было наращивать бесконечно: слишком малым было потребление, слишком медленным и штучным — производство. Проблему с безработицей приходилось решать практически во все времена. Так появились рантье, жившие на проценты от капитала; так появилось множество рабов, а потом слуг, которые проводили жизнь, разъезжая на запятках карет и наводя лоск на дверные ручки; так появился обширный класс чиновничества и, самое главное, класс относительно свободных джентльменов, которые могли посвящать себя игре в гольф, разведению тюльпанов, созданию теории эволюции и проектированию паровых котлов.

И как только котлы были изобретены, они тут же и рванули под седалищами вышеупомянутых джентльменов, ибо началась индустриализация со всем букетом соответствующих признаков. И главнейший из них — появление огромного числа новых товаров и услуг, а также рабочих мест для людей всех полов и всех уровней образованности. К концу Первой мировой войны понятие «рантье» стремительно ушло в небытие, слуг уволили, поместья сдали под водолечебницы — и человечество принялось производить. Нет, даже так: ПРОИЗВОДИТЬ. Давай посмотрим, что мы имеем на сегодняшний момент.

Эра изобилия

Зеленая революция решила проблему плодородия почв: сегодня мы получаем в 50–100 раз больше урожая с гектара, чем 150 лет назад. Да-да, все эти ГМО, нитраты, фосфаты, гербициды и пестициды, консервация, механизация и обработка.

Голод на сегодняшней планете вызван лишь серьезными проблемами в гео­политике и логистике, а вообще современный уровень производства продовольствия позволяет худо-бедно прокормить 40–50 миллиардов человек, при том что только 4–5% из них будут непосредственно заняты в сельском хозяйстве (данные Гарвардского центра демографических исследований). Толстой и Руссо, наше вам с кисточкой!

Любой человек, хотя бы неделю проживший на хорошо организованной швейцарской молочной или американской кукурузной ферме, навсегда избавится от иллюзий, что благополучие «золотого миллиарда» покоится на нищете остальных 6 миллиардов. А еще он может заглянуть в экономическую статистику и выяснить, что крупнейшими экспортерами продовольствия являются именно страны этого «золотого миллиарда». Они с удовольствием производили бы еще больше сыра и кукурузы, если бы правительства не вынуждали их сокращать производство из-за переизбытка этих продуктов.

Что касается производства непродовольственных товаров, то тут нам открывается поистине Шамбала. В принципе, сегодняшнее производство ничем не ограничено, если не считать двух «потолков». Это: недостаток идей для новых видов потребления; недостаток потребителей.

Во времена Великой депрессии производители выливали молоко,чтобы не снижать цены

Зато всего остального у нас переизбыток, и прежде всего (опять привет Толстому и Руссо) имеется переизбыток рабочих рук. До 10% трудоспособного, нуждающегося в работе населения Земли уныло околачивают груши, потому им нечего делать, и как минимум столько же протирают штаны на искусственно созданных местах, содержание которых обходится их работодателям и государствам дороже, чем прямая выплата пособий по безработице. Если приплюсовать к этому людей, живущих на различные формы дивидендов, домохозяек, тружеников укороченного рабочего дня, сельское население, живущее на своей земле и чрезвычайно неэффективно ее использующее, и так далее, то мы с интересом выясним, что в реальном производстве, к какому бы типу оно ни относилось, у нас принимает полноценное участие меньше половины трудоспособного населения. И ничего с этим не поделаешь. Если человечеству нужен всего один миллион желтых пластиковых утят в год и оно никак не соглашается обвешиваться этими утятами с ног до головы, то можно до одури стоять у станка, выковывая этих утят мозолистыми руками, — добьешься лишь полного разорения желто-­утячьей промышленности, увы. К сожалению, у человека всего один рот, который можно накормить, всего две ноги, на которые можно надеть штаны, и всего десять пальцев, чтобы играть утятами в ванне.

Правда, человек почти бесконечно жаден в потреблении услуг нематериальных, но об этом мы поговорим чуть позже. И если при взгляде на всю планету мы пока еще не видим бесконечного избытка благ, то к странам «золотого миллиарда» это уже относится в полной мере. Что и заставляет мыслителей этих стран бить в колокол, вопия о чудовищной проблеме потребительского отношения к жизни у современного человека. У мыслителей тех стран, которым намного меньше повезло с политикой и историей, вы редко найдете рассуждения о бездуховности зажравшейся молодежи. Их куда больше будут волновать торчащие ребра этой молодежи, ее полное незнакомство с букварем и готовность продавать свое тело за плитку шоколада.

Конфликт Бодрийяра

Жан Бодрийяр, бичеватель потребления

В 1970 году вышел труд французского философа-социолога Жана Бодрийяра «Общество потребления, его мифы и структуры». Читать этот труд совершенно необязательно, потому что при всей своей знаменитости, эпохальности, интеллектуальности и убедительности он в конечном счете сводится к трем посылам:

1. Проклятые капиталисты всех обманывают, загоняют в кредиты, заставляя покупать всякую дрянь, а сами жиреют за счет наших стрессов и уныния.

2. Все на свете теперь продается, ничего святого уже не осталось.

3. Ну и где это обещанное счастье? Где прорывы? В чем смысл, спрашиваю вас?

Меньше чем через двадцать лет после этого горького набата появился Интернет, создавший из человечества фактически новый вид, существо с совершенно новыми способностями и потребностями. Но Бодрийяр, как и сотни его единомышленников, не пожелал увидеть в этом событии ничего особо значимого, а предпочел счесть его еще одной чешуйкой на спине зверя апокалипсиса, пожирающего Реальность.

Презрение к «потреблятству» стало настолько общим местом, что мы не хотим даже задуматься, откуда берется это презрение.

Да, допустим щебет трех-четырех барышень в бутике, обсуждающих новую линию сумочек-клатчей, может свести с ума человека, который забрел в этот бутик с исключительно духовной целью — проникнуться презрением к миру вещей. Картина, которую он видит, входит в полное противоречие с той тысячелетней культурой скопидомства, о которой мы писали раньше.

Он видит сытых, ухоженных девиц, чьи финансы позволяют покупать им дорогие сумки, но он не видит их заслуг перед обществом. Он недоумевает, почему эти холеные, не обремененные тяготами женщины готовы тратить свою жизнь на поиски наиболее удачных оттенков помады. Если же он выясняет, что дамы все-таки работают, то испытывает внутренний протест из-за того, что они тратят заработанные деньги на эту чушь. Ради чего общество кормило их, учило и обихаживало? Ради того, чтобы они верещали тут как стая попугаев, повторяя рекламные слоганы? Ради чего развивалось человечество — ради ста сортов зубной пасты в полоску и крапинку?!

Пятьсот лет назад большинство этих дам не вызвало бы у него протеста, потому что они склонялись бы над лоханями с мыльной водой, штопали бы дырявые чулки и просили милостыню на паперти. То есть занимали бы место, которого, с его точки зрения, они были достойны — по интеллекту, воспитанию и образованию. Сейчас же они выглядят как сливки общества, они распоряжаются средствами, но интеллектуально при этом не больно-то воспарили над лоханью.

Сегодня интеллектуал, прогрессор общества выглядит не лучше (а часто гораздо хуже) людей, чей разум недалеко уковылял от разума сороконожки, и периодически интеллектуал начинает задыхаться, ощущая, что мир отныне принадлежит именно сороконожкам. Для них снимают тупейшие фильмы, пишут глупейшие книги, издают... о боже мой, они называют это журналами! С ними, сороконожками, сидя на корточках, беседуют политики, стараясь не употреблять слова длиннее трех слогов, а самодовольные насекомые в это время лопают гамбургеры, пялятся в телик и мечтают о новой тачке. А сейчас они еще и начали писать в Интернете — и это уже самый веский повод купить на распродаже большой кусок веревки и маленький кусок мыла.

Да, умывшись и отъевшись, человечество пока не превратилось хором в Ньютонов и Эйнштейнов. Культура перестала быть элитарной, и институтским профессорам приходится либо жить в резервациях при кампусах, либо учиться контактировать с продавцами электровеников. Но, как сказал в свое время пересмотревший свои взгляды Борис Стругацкий, «Мир Потребления убог, консервативно гомеостатичен, нравственно бесперспективен, он готов снова и снова повторять себя, — но! Но он сохраняет свободу, и прежде всего — свободу творческой деятельности. А значит, по крайней мере, научно-техническому прогрессу остаются шансы на развитие, а там, глядишь, и потребность в Человеке Воспитанном возникнет в конце концов, а это уже надежда на прогресс нравственный... В любом случае, из всех реально возможных миров, которые я могу себе представить, Мир Потребления наиболее человечен. Он — с человеческим лицом, если угодно, — в отличие от любого тоталитарного, авторитарного или агрессивно-клерикального мира».

Но на самом деле все наоборот

После терактов 11 сентября мэр Нью-Йорка Джулиани обратился к горожанам и туристам с просьбой. Он просил, невзирая на тяжелое горе, постигшее всех, не отказываться от покупок, походов в рестораны и кино. Город нуждался в возрождении торговой активности, ему нужны были силы для восстановления. Ньюйоркцы откликнулись и несколько недель усердно занимались шопингом, что чрезвычайно помогло городской казне справиться с внешними последствиями катастрофы.

Да, современное общество устроено так странно, что, покупая сто пятый бублик с маком, ты приносишь этому обществу пользу.

И наоборот: воспеваемые тысячелетиями бережливость, осторожность и умеренность сегодня являются фактически эгоизмом. Особенно это касается приобретения товаров класса люкс, которые для того и создаются, чтобы способствовать интенсивному денежному обращению и стимулировать людей зарабатывать гораздо, гораздо больше, чем им требуется для комфортной жизни.

Миллионер, который тратит сотни тысяч на часы, прекрасно понимает, что сколь бы прекрасны они ни были, но часы за сто, а то и за десять долларов будут показывать время ничуть не хуже. Он покупает лишь условный социальный маркер, отправляя деньги крутить колесо прогресса.

Общество изобилия, позволяющее массе людей получать высшее образование, располагать излишком времени и заниматься разнообразной, но не нужной для выживания ерундой вроде копирайта слоганов, венгерской филологии или дизайна вантузов, уже доказало свою исключительную эффективность.

Неужели высшая цель человечества — производить сто сортов зубной пасты в полоску и крапинку?

Никогда на планете не жило такого количества гениев, как сейчас. Никогда с такой скоростью не совершались научные открытия, не менялось так стремительно лицо цивилизации. Развитое и вариативнейшее производство, стремящееся удовлетворить любой, самый немыслимый спрос, является лучшим из возможных заказчиков на разработки в самых разных областях. При этом появляется все больше товаров, не имеющих материальных носителей. Игры, фильмы, книги, музыка, программы, образование, общение, идеи, концепции, проекты и чертежи — количество производимого в мире софта растет по экспоненте после появления компьютеров, мобильных телефонов и Интернета. То есть современный человек потихоньку отказывается от активного задействования материальных ресурсов, все больше его интересы устремляются к вещам, которые нельзя даже потрогать. Крохотная коробка из пластика с кусочком железа и горсткой песка способна заменить многоэтажные библиотеки, личный оркестр, десяток приборов домашней техники и даже самолеты, поезда и машины*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:
« Ну да, ты же можешь отправить открытку в Куала-Лумпур любимой бабушке, и при этом ни один самолет и ни один пароход не примут в этом участия»

И не стоит забывать еще об одной важнейшей особенности общества потребления: оно очень, очень плохо относится к войнам, насилию и убийству. Потому что человек здесь — величайшая ценность. За сто лет ему можно продать столько подгузников, гамбургеров, видеоигр, вставных челюстей и пластических операций, что никакая идея не может оправдать уничтожение Потребителя!

Это раньше властители мечтали о том, чтобы захватить своих врагов, перебить и изгнать их. Сегодняшние властители мечтают вручить каждому из них по пачке стирального порошка. Со скидкой.

Это раньше властители мечтали о том, чтобы захватить своих врагов, перебить и изгнать их. Сегодняшние властители мечтают вручить каждому из них по пачке стирального порошка. Со скидкой.

А на самом деле — зачем все?

Великий математик, основатель кибернетики Норберт Винер в «Человеке управляющем», например, высказался в том смысле, что без нас Вселенную могут ожидать огромные неприятности в виде, скажем, неизбежной тепловой смерти.

И единственный шанс Вселенной — это если заведшийся в ней разум окрепнет настолько, что сможет повлиять на физические законы или, что будет точнее, использовать их правильно, в своих интересах и интересах Вселенной.

Для этого разуму нужно пройти все этапы взросления, непрерывно развиваясь социально и технологически, и достичь уровня прогресса, который позволит нам эту Вселенную сперва заселить, а потом понять. Чем плоха цель, спрашивается? И создание общества потребления на этом этапе тому же Винеру казалось не просто шагом в чрезвычайно правильном направлении, но и неизбежным следствием нашего возраста. Возраста, в котором проблемы непосредственного выживания уже решены и пришла пора учиться говорить «агу-агу» и тянуться к ярким погремушкам, красивым тетям и конфетам.

Хочу узнать об этом больше!

Эти три книги из разных эпох лучше всего показывают, как человечество ставило перед собой цель всеобщего благополучия, как достигало ее и чем планирует заняться после.

Томас Гоббс
Левиафан
1651

Стивен Пинкер
Лучшие ангелы нашего естества
2011

Норберт Винер
Человеческое использование человеческих существ
1950

www.maximonline.ru/longreads/get-smart/_article/planet-consumption/