"При любой так называемой катастрофе задавай вопрос: Будет ли это важно через пять лет?"
(c) here.

В принципе, это здравая рекомендация. Я вырвал её из списка других наставлений, которые ходят сборниками из цитатника в цитатник, подкупая кажущейся мудростью и доступностью рецепта.

Впрочем, и без критики подобного рода наставлений как жанра (в общем и целом он отвратителен), именно по этому пункту мне есть чего сказать.

Так вот: все мои катастрофы до сих пор важны. Их было несколько: 1991, 1992, 1998, 1999, 2002, 2008, 2009. И все они до сих пор со мной. Все они живы в моей памяти, и я их вспоминаю по несколько раз на дню — не потому, что я зациклен на своём прошлом, а потому что, когда я ничем особенным не занят, мое сознание привычно гоняет взад-вперёд киноленту воспоминаний, причем делает это непринуждённо, ненавязчиво, на автомате. Какие-то ассоциации, какие-то образы, какие-то слова из момента текущего, из момента актуального — всё это нередко имеет отголоски в личном прошлом.

Беда трезвости в том, что без постоянного притока бухла, прошлое возвращается всё, возвращается сразу, всё как есть, точнее, всё как было, и остаётся уже всерьёз и надолго. Залить мозги бухлом и забыть-да-оторваться, этого уже не получается. Приходится принимать, приходится с собой соглашаться, потому что иначе-то выбора всё равно нет — если прошлым терзаться, это будет психопатия; если гордиться, это будет нелепая потуга на гордыню; если злиться или грустить, это будет пустая трата душевных сил. Прошлое — это картинка на стене, база данных опыта, и забавное кино, но не более того.

И катастрофы — они там, они в общем ряду событий, хороших и не очень, странных или прекрасных, в общем ряду впечатлений, запомнившихся образов, навсегда оставшихся со мной звуков, слов, запахов, зрительных кадров, и тактильных ощущений.

Так что неправа старая нью-йоркская тётка — всё всегда будет важно.

И не только катастрофы. Влюблённости, радости, подарки, потери, настоящие любови и море всякого рода приключений — всё это мне всегда будет важно. Потому что это моя жизнь, и не чья-то, которую можно посмотреть как кино, и забыть. Потому что без тех катастроф я не сделал бы тех выводов, на которых основана моя жизнь сейчас. Потому что без той созерцательности, что была у меня когда-то по пьяни на закате тяжёлого дня, у меня не было бы спокойной созерцательности обыкновенного заката обыкновенного бессобытийного дня, который я имею сегодня.

Иными словами, отбрасывать своё прошлое, презрительно или небрежительно к нему относиться — это хорошо лет в 20, когда каждый новый год открывается, как новая вселенная, и при появлении каждой новой вселенной, старая автоматически списывается в шлак. Но когда этих вселенных у тебя в запасе уже целый писклявый выводок, причём все они разные, забавные и горькие, прекрасные и тяжкие, их уже просто так не отбросишь, не проигнорируешь — и, присмотревшись, понимаешь, что они были, в общем-то, весьма хороши, и ты реально вёл себя как сильный человек, реально включал ум, где надо, и реально умел отрезаться от мира, когда стоило отрезаться, а когда тебе было пиздец как хуёво, ты хотя бы умел это выразить словами, и плевать что многие это воспринимали как слабость — слабость-то как раз в молчании и гордыне — и даже, чёрт возьми, ты сейчас был бы не против повторить многое из пройденного материала.

Чур, конечно, чур. Но, даже видя все те явные и грубые свои ошибки, я всё равно по-своему люблю своё прошлое, какое бы оно ни было пьяное, грязное, хамское, неуравновешенное и бестолковое. Я не бегал от грязи, но не злился на чистоту, я не гнался за счастьем, но и не бежал горя, я не прятал слабостей и не рисовал красивеньких масок.

Возможно, потому я и трезв сейчас — прошлое занимательно и интересно, но оно всё-таки прошлое. У меня к нему нет умилительной снисходительности или нарочитого отторжения; нет никакого "праведного" гнева или досадного раздражения на самоё себя — скорее, есть симпатия, и дружелюбная ирония, типа, "Бля, ну ты даёшь, брат". И, конечно, признательность друзьям и мирозданию — ведь всё-таки, без дружеской помощи и симпатии, без какой-то взаимовыручки и поддержки, всё это могло бы кончиться очень и очень скверно. Спасибо за это всем, кто оказался там и тогда, и не прошёл мимо, и спасибо мирозданию и богам.

* * *

Собственно, к чему это всё... На самом деле, это важно — приятие собственного прошлого; мир со своим прошлым, это залог мира с будущим. Сколько я видел жертв и заложников собственного прошлого, сколько я видел тех, кто гонялся за ним с саблей или огнемётом, сколько я видел тех, кто зря и попусту тратил на войну со своим прошлым силы и чувства, кто этой войной отравливал себе и настоящее, и будущее. А у меня этого нет, мне везёт. У меня мир. Хотя, конечно, заглядывать туда, оно всё-таки страшновато. Но — мир. Это главное.