Портал gazeta.lv, 2009 год.

В октябре на Балтике зверски штормит. Тяжело груженые парусники с великим трудом проскакивают в устье Двины, к Риге, и там устало бросают якоря. Шкиперы, ожидая очереди встать к причальной стенке, не ругаются меж собой, не теребят портовое начальство, а устало сидят по тавернам, изредка поглядывая на флюгеры. Шторм лучше пережидать в гавани, вдвоем с кружкой доброго рому. 

30 октября 1754 года лишь один отчаянный пакетбот готовился к выходу. Кораблик с досадой хлопал парусами и скрипел талями – экипаж спускал шлюпку. На причале ее поджидали, кутаясь в плащи, два офицера, готовые отплыть, и как можно быстрее. 

Но пока матросы гребли к берегу, на причал вылетел конный фельдъегерь и прямо из седла передал ожидавшим пакет. Печати были тут же сломаны, после чего один из офицеров опрометью бросился к карете, а другой, проводив товарища завистливым взглядом, спустился в болтавшуюся на волне шлюпку. Ему предстояла дорога в Стокгольм, прямиком к шведскому королю. А тому, кто вскочил в карету, надлежало скакать назад, в Петербург, к русской императрице. 

При этом тот, кто скакал, на самом деле во сто крат больше завидовал тому, кто плыл штормовым морем. Но про это никто не должен был знать, ибо причина зависти была самой большой государственной тайной России. 


В ожидании русского Шекспира 

Речь пойдет о тайне деликатного свойства, копаться в которой было бы негоже, если бы не одно обстоятельство: все блистательное правление просвещенной императрицы Екатерины Великой прошло под сенью двух тайн, одна другой страшнее. Не открыв ни одной из них и не покаявшись, династия российских императоров продолжила свой исторический путь дальше, и путь этот был дорогой во грехе. Пока не докатилась династия до 1917 года. Ее еще продолжают называть династией Романовых, но это совершенно неверное название, а вот почему – об этом и пойдет речь. 

Жутковатый термин «семья», прилипший к высшей российской власти во времена Ельцина, на самом деле уходит корнями в глубины российской истории и является бичом божьим не только для самой власти, но и для всей России. Тогда «семья» именовалась «двором», но суть творившихся там дел была все той же: беспощадная борьба за власть под сенью тайн. 

Беда России в том, что во все времена тонны документов, относящихся к правлению страной, самым строгим образом прятались в тайных архивах. В годы революции и гражданской войны эти архивы были частью рассеяны, частью сожжены или выброшены за ненадобностью. В советское время глубоко копать историю царизма было делом, подчас несовместимым с жизнью. Ну а в сегодняшней России своя проблема – российское источниковедение с катастрофической быстротой теряет серьезных ученых, чей труд не востребован ни государством, ни обществом. Остается ждать прихода благоприятных для исторической науки времен, занимаясь дилетантским латанием исторических прорех… Так рождаются телевизионные сериалы или эта вот публикация.

Ближе всех подошел к разгадке главной тайны дома Романовых историк Н.К.Шильдер в книге «Император Павел I» (1901 год). Но и он не смог заглянуть во все архивы – специальный императорский указ от 1893 года ограничил в них допуск. Но то, что Шильдер успел увидеть, повергло его, как он выразился, в «беспомощное состояние», ученый лишь расписался в неспособности передать увиденное: «Сделает это не историк, а русский Шекспир… Но до этого еще далеко». 

Большую работу по поиску разгадки тайны проделал современный российский историк Олег Иванов. Он пошел нестандартным путем – внимательно перечел ВСЕ письма и ВСЕ опубликованные дневниковые записи Екатерины Великой. То есть, свидетельства той исторической личности, которая, казалось бы, должна была хранить тайну пуще других. Но в силу разных причин проговаривалась, и не раз. За настойчивость свою ученый был вознагражден! 

Так что же искали Шильдер и Иванов с таким старанием? 


Гостайна интимного свойства 

Уже в самом начале правления императрицы Елизаветы Петровны вопрос о наследнике престола был первостепенным. Дочь Петра Великого, придя к власти незаконно, очень хотела после себя оставить на троне наследника законного. Будучи незамужней и бездетной, Елизавета остановила свой выбор на родном племяннике, сыне ее сестры Анны и принца Голштинского Карла-Фридриха. Племянник был прямым наследником Петра Великого, хотя и по «худой», женской линии. Ну, да других не было...

Стоп, стоп! Это Елизавета сознательно делала вид, что не было. На самом деле в Холмогорском концлагере томился свергнутый ею же ЗАКОННЫЙ император Иван VI Антонович, принадлежавший, правда, к другой царской ветви Романовых, и потому еЛИЗАВЕТОЙ в расчет не бравшийся.

Что до народа России, то ему было все равно, тем паче, что романовской крови и в Иване VI, и в племяннике Елизаветы было одинаково малое количество. 

Итак, в 1742 году из далекой Голштинии привозят четырнадцатилетнего подростка, которого зовут Карл-Петр-Ульрих, крестят и переименовывают на русский манер в Петра Федоровича. Два года он мучительно свыкается со своею «участью» наследника престола в стране, которая своими нравами у него кроме ужаса не вызывает ничего. 

Дабы недоросль не скучал и не баловал, ожидая освобождения места на троне, царствующая тетка подыскивает ему в Европе невесту. Девушку искали а) здоровую б) мало-мальски умную. И это было не прихотью, а жизненной необходимостью.

Дело в том, что два вышеуказанных достоинства у самого наследника начисто отсутствовали. Он был, как назло, шибко болезненным, да и ума весьма слабого, намного отставая в развитии от своих сверстников.

В тайную государственную задачу Елизаветы и ее окружения входило быстро женить «носителя крови», обеспечить его жене здоровые роды, затем воспитать дитя так, как надо, без влияния родителей. Времени на это вполне хватало – самой императрице Елизавете еще не было и тридцати пяти. 

Невестой Петру выбрали принцессу Ангальт-Цербстскую по имени София-Фредерика-Августа. Ее привезли в Петербург, крестили, нарекли Екатериной. Девушка была крепка, высока, стройна, голубоглаза, пышноволоса, лицо – кровь с молоком. А уж умна и начитана до такой чрезвычайности, что в свои пятнадцать лет писала серьезные философские трактаты.

Воспитана была в строгости, но моментами была смешлива, например, звонко хохотала, слушая пикантные байки бравого капитана Иеронима Мюнхгаузена, командира роты почетного караула, сопровождавшнего ее по Ливонии. 

В Петербурге молодых познакомили и тут же, не откладывая дело в долгий ящик, обручили. Молодость и долгое вынужденное воздержание мгновенно сработали: обрученные страстно влюбились друг в друга (этот факт подтвержден документально, об этом восторженно писали и он, и она). Императрица Елизавета довольно потирала руки, готовя пышную свадьбу.

Но вдруг юная Екатерина стала грустить, что никак не прошло мимо внимания императрицы. Отменно поставленная придворная разведка донесла ей, что причиной грусти было полное отсутствие тех знаков внимания и естественного проявления любви со стороны юноши, которые обычно свойственны и возрасту, и, особенно, доступностью любимой (ему дозволялось запросто заходить в покои невесты и днем, и по вечерам). Знаки те он заменял детской ребячливостью и азартной игрой в солдатики. 

Умная девушка и сама писала в дневнике: «Я была удивлена, что нашла его таким ребенком, хотя ему исполнилось 16 лет. Сердце мое было открыто великому князю: стоило лишь ему пожелать… Если бы он хотел быть любимым, это было бы для меня нетрудно: я от природы была склонна и привычна исполнять свои обязанности…» 

«Если бы он только мог…» 

Но и без предварительных знаков внимания свадьба, задуманная как государственное дело, состоялась. После утомительного свадебного обряда невесту привели в опочивальню, раздели, помыли, расчесали да и на постель уложили... Описывать происшедшее дальше предоставим право самой лежавшей на той постели. 

«Все удалились, и я оставалась одна больше двух часов, не зная, что мне следовало делать: нужно ли было встать? Или следовало оставаться в постели? Я ничего на этот счет не знала. Наконец, Крузе, моя новая камер-фрау, вошла и сказала мне очень весело, что великий князь ждет своего ужина, который скоро подадут... Его Императорское Высочество, хорошо поужинав, пришел спать, и, когда лег, завел со мной разговор. После этого он заснул и проспал очень спокойно до следующего дня... Крузе захотела на следующий день расспросить…но ее надежды оказались тщетными; и в этом положении дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения».

Девять лет! Удивимся, ужаснёмся этому сроку хождения молодой здоровой, замужней женщины в девственницах, возможно это поможет несколько снисходительнее отнестись к последующему совершенно безоглядному, бешенному фаворитизму Екатерины Второй. 

Девять лет кряду императрица Елизавета цепким взглядом осматривала талию великой княгини, но кроме завидной тонкости при пышности бюста ничего другого там не находила. Самолично осмотрела Екатерину и в бане – никаких изъянов не нашла. Отправляла ее в Плиен – рыбацкий поселок возле Риги, где бил из-под земли целебный для женской немочи источник – не помогало.

Наконец, отдала приказание сделать подробный осмотр тела великой княгини лейб-лекарю. И тот, несколько конфузясь, поведал императрице, что великая княжна, пардон, все еще невинна. Вывод был один: наследник престола недееспособен, то есть, импотент. 

Этого печального факта (и на самом деле – болезнь есть болезнь, и не над чем тут потешаться) не скрывала и сама Екатерина, записав в дневнике: «Я очень бы любила своего супруга, если бы он только захотел или мог (выделено мной. – В.П.) быть любезным…» 

Удивляет здесь только то, что Петр Федорович все же умел быть любезным! Его многочисленные и бурные романы с фрейлинами двора никогда им и не скрывались. При этом всем была известна и странность в выборе очередной пассии, заключавшаяся в формуле «чем хуже – тем лучше». Чем непривлекательнее, а еще лучше – чем страшнее была дама, тем большей страстью к ней проникался наследник престола.

Но, хотя все много говорили о побочных связях Петра Федоровича, нет ни одного свидетельства о его внебрачных детях. Влюбляться и ухаживать он умел, но доходил в ухаживании только до определенного момента, а дальше – не мог. Вынужденную остановку компенсировал новой любовью, доводимой до той же точки. 

Фрейлина Воронцова перенесла оспу, после чего лицо ее было в страшных рубцах, но Петр воспылал к ней любовью, естественно, тут же нашедшей ответ. Любовь была, но детей не было. Зато, выйдя впоследствии замуж за А.Полянского, фрейлина тут же родила ему сына. 

В 1750 году у великого князя появляется еще одна симпатия – дочь Бирона, герцога Курляндского, девушка маленького роста, очень дурная собой, и не только кривобокая, но даже горбатая. Тем не менее, именно от нее, по свидетельствам современников, Петр долгое время не отходил ни на шаг. Но Бирона внуками они не обрадовали. 

А Екатерине, двадцатилетней первой красавице на Руси, оставалось только писать в дневнике: «Вот мой Великий князь опять влюблен по уши… Дело это быстро шло вперед в моем присутствии и на глазах у всех, что начинало оскорблять мое тщеславие и самолюбие, мне обидно было, что этого маленького урода предпочитают мне. Впрочем, я знала, это дальше перемигиваний не пойдет в виду особенностей названного господина, которые были все те же (выделено мной. – В.П.)». 


Секснаемник 

По этой причине через девять лет после свадьбы великих князей на их горизонте появляется весьма примечательная для русской истории фигура – Сергей Салтыков. Не спроста появляется (ничто при дворе появиться просто так не может), а по прямому повелению императрицы Елизаветы, которой надоело ждать появления на свет преемника престола.

Материалов о жизни Сергея Салтыкова историкам найти не удалось. И это понятно. Поскольку двадцатишестилетнему камер-юнкеру была поставлена совершенно секретная, конкретная и непростая задача: соблазнить принцессу и оплодотворить ее. Да так, чтобы о том, что задача кем-то поставлена, не догадалась ни одна душа, включая саму принцессу. 

В своих дневниках Екатерина простодушно описывала немудреную технологию соблазнения, и то, как оно наконец-таки состоялось (крепость пала не скоро), как сообщила она возлюбленному о том, «что их счастие дало результаты» – о первых признаках беременности. 

Сделав дело, Салтыков тут же стал сторониться женщины, которой так настойчиво домогался, и которая его уже по-настоящему полюбила. А потом, как ему и было велено, вовсе исчез. 

Но у Екатерины произошел выкидыш. И Салтыкова тут же вернули для совершения второй попытки. На сей раз он с задачей справился намного быстрее, но через два месяца у принцессы вновь появились боли в пояснице, и снова произошел выкидыш. 

И снова Салтыкову не дали уйти от ответственности за возложенную миссию. Только после третьей попытки Екатерина благополучно родила наследника престола – будущего императора Павла I, будущего принца Гамлета российского... Шел 1754 год. 

Празднование рождения наследника императрица Елизавета закатила такое, что весь Петербург гудел более недели. Лишь сама императрица грустно сидела у окошка, по-бабьи горько подперев щеку. Она отлично понимала, что на несчастном импотенте Петре Федоровиче напрочь обрывалась не только династическая линия ее отца – Петра Великого, но и вся линия царствующего с 1613 года дома Романовых. Да, младенец Павел теперь нес в себе кровь княжескую, древнюю, от рюриковичей, но это была не кровь Романовых. И об этом никто не должен был знать. Да вот как бы это сделать «с аккуратностью»? 

Ну, прежде всего, нужно бы убрать настоящего отца наследника, в смысле, убрать куда подальше. Поэтому через две недели после родов Екатерине сообщили неприятную новость: Сергей Салтыков отбыл в Ригу, чтобы оттуда морем отправиться к шведскому королю, отвезти ему сообщение о рождении Павла. 

Маршрут выбран был странный, подозрительно непрямой, да к тому же в самые балтийские штормы… Екатерина, заподозрив неладное, открыто рассказала Елизавете о своих нехороших подозрениях и грозилась раскрыть секрет зачатия наследника престола. После чего с пол дороги, прямо с рижского причала, Салтыкова вернули назад в Петербург, где еще раз заручились гарантиями неразглашения великой государственной тайны и вновь отправили за границу. На сей раз подальше и в более долгую командировку – посланником в Гамбург. 

После смерти Елизаветы в 1761 новый император Петр Федорович тут же вызвал наемного «производителя» к себе. Но правление его было коротким, поэтому Салтыкова он так и не дождался.

А коротким правление было по той причине, что Екатерина ручищами гвардейцев удавила своего непутевого супруга, и с небывалой легкостью водрузилась на престол. Убийство мужа стало ее второй личной тайной, впрочем, не сильно ее обременявшей.

 

Но и после екатерининского переворота 1762 года Салтыков возвращен ко двору не был, а был перенаправлен еще дальше – послом во Францию. И вообще больше Сергея Салтыкова в Петербурге не видели, он до конца дней своих жил либо за границей, либо в Москве, в доме на Дмитровке, либо «в вотчинах». И даже точной даты его смерти никто не знает, где-то около 1784-85 годов.

Однако российская история сохранила примечательный факт: всех «боковых» и всех последующих Салтыковых русские цари только что на руках не носили. Императрица Екатерина II в 1790 году пожаловала род Салтыковых графским достоинством. А ее любимый внук – император Александр I пошел еще дальше: председателя Государственного совета и Комитета министров Николая Ивановича Салтыкова он удостоил  княжеским достоинством с титулом светлости. За все годы своего правления он это сделал только в отношении троих, двое из них фельдмаршалы – Кутузов и Барклай-де-Толли.

 

Гамлет 

Но вернемся к родившемуся принцу, которого, согласно задуманному плану, тут же отобрали от матери, лишили сразу двух отцов и воспитывали не в императорском дворце, а держали на отдалении, в Гатчине.

Одну только свою бабку – Елизавету любил, но та умерла, когда ему исполнилось семь лет, ничего ему так и не объяснив. Мать была к нему совершенно равнодушна, «отец» его и видеть не хотел (на что смотреть-то: у курносого мальчонки сходства с носатым «отцом» сколько ни вглядывайся – не увидишь). 

 

Кругом все шушукались, и что-то, безусловно, доходило до ушей наследника. Более того, «отец», ненадолго став императором, сразу же надумал жениться на старой своей подруге графине Воронцовой, намереваясь объявить жену-императрицу виновной в прелюбодеянии, а ее сына – незаконнорожденным. Манифест об аресте обоих был уже подготовлен, да братья Орловы оказались проворнее…

В восемнадцатилетнем возрасте Павел перенес еще одно потрясение: на реке Яике объявился разбойник, унизительно объявивший себя еще одним, уже третьим, «отцом» принца. Павел пробует сам разобраться в своем оскорбительном рождении. В этом он обращается за помощью к своему другу, лифляндскому барону Кампенгаузену, с которым вступает в обширную переписку. Одно из перехваченных писем было показано Екатерине, и она увидела, насколько далеко сын и его друг барон продвинулись в поисках истины. 

После очень сурового разговора с матерью Павла пригласили в кабинет самого влиятельного российского вельможи того времени – Никиты Ивановича Панина и тот, даже не встав с кресла, предупредил:

«В тот день, когда ваша неосторожность могла бы компрометировать спокойствие государства, императрица не будет колебаться в выборе между неблагодарным сыном и верными подданными. Она чувствует себя достаточно могущественной, чтобы удивить свет признанием, которое известит о ее слабости, как матери, и о ее верности, как государыни. Вот ваше письмо барону Кампенгаузену, прочитайте его еще раз и подумайте о том, какое решение вам останется принять». 

Павел дрогнул, и вынужден был поклясться в том, что никогда более не будет «доискиваться ясного смысла событий». И не доискивался, вплоть до 1796 года, когда после смерти Екатерины Великой взошел на императорский престол. 

Однако, взойдя на него, император Павел I все силы положил на отчаянные, но чисто внешние доказательства своей причастности к отцу-императору и его делам. Вылилось все это в фарс, во всероссийский маскарад и игру в солдатики на государственном уровне.

Павел немедленно сломал порядки просвещенного Екатерининского правления, переодев всех без разбору служивых людей в армейскую униформу времен Петра III, заставляя молодую русскую аристократию любить военный парад, плац и солдатскую муштру на нем... 

Аристократия эти армейские забавы не полюбила.

 

Панины, Пален и иже с ними 

Душою неизбежно возникшего заговора против Павла стал еще один влиятельный Панин – вице-канцлер граф Никита Петрович. Но к началу XIX века подозрительность Павла достигла таких размеров, что даже предельно осторожного Панина удалили из Петербурга, а с ним и многих прочих подозреваемых в заговоре.

Вновь императора все больше окружают исправные служаки из, казалось, крепко преданных ему лифляндских баронских родов. Но угли недовольства продолжали тлеть, и постепенно руководство заговором перешло к курляндцу Петру Алексеевичу фон дер Палену, петербургскому военному губернатору, который у Павла был вне всяких подозрений. 

А точку в трагической судьбе Гамлета российского, равно как и в судьбе шекспировского принца датского, поставила, как это ни печально отмечать, тоже женщина. Его супруга и мать его детей. 

Первый раз Павла женили в 1773 году на принцессе Гессен-Дармштадтской Вильгельмине-Луизе, но она умерла от родов. Быстро нашли вторую невесту и всего через четыре месяца женили вторично на шестнадцатилетней принцессе Вюртембергской Софии-Доротее-Августе-Луизе, в провославии названной Марией Федоровной. 
Она родила десять детей, в том числе четверых сыновей. Двое из них стали императорами – Александром I и Николаем I. 

Так вот, дотошный историк П.Я.Канн обращал внимание на такое обстоятельство: «Павел хорошо знал, что его третий сын Николай прижит женой Марией Федоровной от гофкурьера Бабкина, на которого Николай был похож как две капли воды. Павел даже приготовил манифест, в котором Николай объявлялся незаконнорожденным. Есть свидетельство и о том, что дочь Павла Анна, королева голландская, была прижита Марией Федоровной от статс-секретаря Муханова…» 

Господи, да сколько же можно! Донельзя удрученный неискоренимой российской традицией «придворного б…ва» и всеми следующими за этим поползновениями на захват власти, Павел в конце своего правления вполне серьезно думал заключить обоих наследников, Александра и Константина, в крепость, а всех младших – отдать в монастырь. 

Но опоздал. Тень его несчастного «отца» уже пришла к нему, и судьбе угодно было повториться: наследник престола, великий князь Александр Павлович уже отдал исправному служаке фон дер Палену команду: «Фас!». И императора российского банально удавили. 


*** 
В конце мая 1896 года в кабинет только что взошедшего на престол императора Николая II вошли двое: статс-секретарь и начальник его архива. Последний держал в руках тонкую синюю папку. 

– Ваше императорское величество, неукоснительно исполняя волю отца вашего императора Александра III, представляю вам для прочтения сей особо секретный документ. 

– Благодарю, вас, оставьте, я прочту. 

– Просим нас великодушно извинить, но исполняемая нами обязанность требует, чтобы документ был прочитан в нашем присутствии и по прочтении вновь опечатан. 

Николай с любопытством взял папку, взломал две печати и углубился в чтение старинной бумаги. Это было письмо, написанное Екатериной Великой перед самой ее смертью. Содержание письма было предельно откровенным и человечным, а оттого и предельно страшным. В конце письма императрица заклинала наследника не уничтожать ее письменного покаяния, но непременно ознакомить с ним преемника, взошедшего на русский престол. Ниже подписи Екатерины Николай увидел подписи всех российских императоров, последней стояла подпись его отца. 

Николай откинулся в кресле и тут же чуть не вскрикнул в ужасе – на стене трепетала чья-то зловещая тень, отбрасываемая огнем камина. Но это всего лишь архивариус грел на огне медный ковшичек с сургучом для печатей.

FIN

Лыжи

То было в начале 60-х годов прошлого века, на Домбае, в хижине Алибек, куда поднялась одна из последних в том сезоне групп горнолыжников, инструкторами у которой были мой друг Илан и его товарищ Юра. 

Хижина



Юра



Илан



После ужина Юра присел к столу, достал блокнот, карандаш, поглядел в окно, по сторонам, потом посмотрел в потолок и остановился на сидевшем напротив Илане. Вздохнул.

– Не катит? – спросил Илан и развел руками, мол, ничего не поделаешь. Оторвал от настенного календаря листок с уходившим уже днём и сказал: «Вот и кончается март». Глянул на друга и ободряюще напомнил: «Скоро нам ехать домой».

Друг автоматически записал сказанное. Потом скосил глаза в угол хижины, чего-то там высмотрел и вывел на листочке: «Лыжи у печки стоят...» Повернулся к окну и зафиксировал увиденное там: «Гаснет закат за горой». 

«Во, уже неплохо!», – ободрил друга Илан, заглянув в написанное.

Юра поменял строки местами, и у него получилось:

«Лыжи у печки стоят,
Гаснет закат за горой.
Месяц кончается март,
Скоро нам ехать домой».

А дальше стал быстро писать строку за строкой – так родилась великая туристическая песня. 
Фамилия у Юры была Визбор. 
Фамилия у Илана была Полоцк. 

Визбора теперь знают все, а тогда мало кто. Полоцк тоже не был известен, это потом он станет популярным журналистом из легендарной рижской «Молодёжки". Популярности ему прибавится после участия в знаменитых экспедициях в Пермский край, в загадочный «М-ский треугольник», а затем в Калининградскую область, где искали Янтарную комнату.

Чего больше было в отчетах о тех экспедициях – мистификаций или журналистского прикола – Илан знал достоверно, но тайну старался не выдавать... С годами стал известным переводчиком с английского, переведя десятки книг, и это уже была серьёзная литературная работа. Первым в СССР, кстати, перевёл «Скотный двор» Оруэлла... 



В жизни всегда есть место подвигу, и есть место для весьма прозаических вещей. Юрию и Илану было лет по 25, когда они на Домбае зимой «халтурили», преподавая технику горнолыжного спуска – деньги на прокорм семей зарабатывали... Там они познакомились и подружились.

Юра умер рано, 50-летним. Илан немного не дожил до своего 75-летия. Он был моим другом, и для меня известие о его смерти стало ударом обуха по голове, хотя я должен был бы уже привыкнуть трезво соотносить отпущенное человеку с прожитым им... В такие минуты горше всего осознавать, что вот это не успел сделать с другом, вот об этом ему не рассказал, да и просто не позвонил… 

 

Дверная ручка

Очень хорошо, что мы одну важную поездку успели совершить. Несколько лет тому назад задумали и таки реализовали одну полушутливую идею: подержаться за бронзовую ручку на входной двери легендарного Дерптского университета, которую там не меняли лет 200, а потому она сохранила энергию прикосновения рук далеко не худших сынов нашей древней Ливонии, а потом России… Захотелось нам с Иланом через эту ручку им всем как бы руки пожать. :)

И вот чем старше становлюсь, тем всё отчётливей вспоминаю некоторые мелкие нюансы, которые настойчиво говорят о том, что эта идея родилась ещё раньше у двух друзей-филологов, которые должны были её реализовать, но в силу каких-то обстоятельств не смогли... Или один из них не смог... Я тогда не расспросил обо всём этом подробно, но сейчас в одном почти уверен: теми друзьями были Илан и Юрий.

В общем мы с Иланом съездили-таки в Тарту и к ручке приложились, подержались. А потом прошлись по университетским коридорам, дошли до легендарной кафедры Лотмана, поговорили с учёными о чём-то ничего для меня не значащем, поскольку я не филолог, покурили, поглазели из окон на городок…  Илан выглядел счастливым, но был грустным.

Тарту, Ратуша



Илан возле Университета



У входа



Та самая дверная ручка...



Университетские коридоры



Вид из университетского окна 


Вот и всё. Довольные исполнением затеянного мы в тот же день вернулись в Ригу.

«Вот и окончился круг,
Помни, надейся, скучай...»

Это мы с Иланом и Андреем Шавреем лет 20 тому назад. Все трое -- журналисты газеты "Бизнес & Балтия"... 


Помню те лихие времена, и скучаю по ним... И очень надеюсь, что два друга, Илан и Юра, попали-таки туда, куда попадают не худшие из людей, они встретились там, и им там наверху, повыше Домбая, совсем даже неплохо. :)

Здесь их песня, которую они оставили нам:  https://www.youtube.com/watch?v=9SWJ4S2OM2M

Эта историческая миниатюра была написана лет 20 тому назад,
вошла в сборник, состоящий из 25 таких же небольших исторических новелл о роли и месте нашей Ливонии и выходцев из неё в истории государства Российского. Миниатюра дала название всему сборнику -- "Гобелен", который до сих пор не издан, скитаясь и валяясь где-то по издательствам...
Приходится доносить рассказы до читателя через Интернет -- главное, чтобы прочли. :)

Единство всех этих рассказов я обозначил в названии рубрики -- "Мы и Россия". 

 

Предисловие 1 

Много лет тому назад автор этих строк, тогда молодой лейтенант, призванный из запаса, прибыл на рижскую гарнизонную гауптвахту для отбытия наказания. Наказание определил начальник училища генерал-майор Сухочев, сформулировав его так: двое суток ареста за отсутствие должного порядка во вверенном подразделении. 

Наказание было щадящим, потому как не грязные кофейные чашки и разбросанные спортивные шмотки возмутили генерала, а пришпиленный над рабочим столом лист бумаги с цитатой из книги Тынянова про Кюхлю. Там значилось: «Брошеный на государственную службу, взял себе за правило не доискиваться ясного смысла событий, но к каждому шагу своему и окружающих относиться с аккуратностью». Крамола, однако, за которую двое суток – это так, отеческое предупреждение. 

На втором, офицерском, этаже гауптвахты был только один арестант – старый, но еще могучий прапорщик из гарнизонного оркестра. В отличие от меня, любителя изящной словесности, он отсиживал за любовь к музыке, а именно за то, что перестарался, дунув в свою трубу-геликон. Не только радостный звук трубы, но и оглушительный запах перегара долетели до командующего округом, делавшего смотр роте почетного караула, и до глубины души потрясли его… 

Прапорщик снял очки, вложил их в толстенный, дореволюционного издания том «Истории государства российского» и без всякого пиетета к старшему по званию кивнул на табуретку: «Садись, сынок, приветствую тебя в императорских покоях!..» 



Предисловие 2

Конец 1742 года выдался морозным. Ветер с залива дул такой пронизывающий, что часовые на равелинах Динамюндской крепости замерзали до полусмерти. Солдатик Данила Алексеев слезящимися глазами всматривался в сторону Риги, в чернеющий на льду Двины санный след – не едут ли. Комендант предупредил: ежели проглядишь – сгниешь в карцере. 

Уже сгущались сумерки, когда первая пара лошадей вылетела из-за поворота реки. Данила хотел было заорать «Едут!», но не смог: губы одеревенели, из груди вышло одно только сипение. А сани – одни, другие, третьи, за ними две кибитки – уже летели к крепости, а за ними – конные с палашами наголо... 

Тут Даниле со страху и ноги отказали, единственно, что смог сделать – кое-как взвел курок, да шарахнул из мушкета в воздух. Крепостные ворота распахнулись, принимая экипажи, офицеры на плац повыскакивали, караул построился, из кибиток стал народ выходить, да не простой, а в собольих да лисьих шубах.. 

Смотрел на все это Данила, дивился, и даже согрелся от удивления. Когда же из кибитки вышли две дамы, одна из которых держала на руках спелёнутое дитя, то офицеры встали перед ними во фрунт и молча наблюдали, как комендант повел дам туда, куда грозился определить часового Данилу – прямиком в карцер… Вот тут Данилу аж в жар бросило. 




Дщерь Петрова 

В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна ворвалась с толпой офицеров Преображенского полка в царский дворец и арестовала свою родственницу Анну Леопольдовну Мекленбургскую, ее мужа принца Антона-Ульриха Брауншвейгского и их трехмесячного сына – законного российского императора Иоанна VI Антоновича. 

Потом цесаревна благодарно вертела перед преображенцами толстой попой, обтянутой офицерскими лосинами, кричала «виват!» и часто к кубку прикладывалась. Поутру написала коротенький манифест о своем вступлении на престол, и тут же распорядилась отправить младенца-императора и все его семейство с глаз долой. 

Россия страна просторная, места для ссылки неугодных, особенно на востоке от Петербурга, много. Но Елизавета приказывает отправить свергнутого императора не на восток, а, наоборот, на запад. И не в глушь какую-то, а в богатый немецкий (потому как так и не стал русским) город Ригу.




Причина такого решения имела явно выраженный пропагандистский характер. С одной стороны, это должно было польстить той части российской знати, для которой засилие немцев при дворе и в армии стало костью в горле. Этим русским патриотам Елизавета как бы говорила: «Ату их! Откуда пришли, туда пусть и убираются». С другой стороны, это было жестом устрашения тем, кто жил в Ливонии, двадцать лет назад присоединенной Петром I к России. Этим «дщерь Петрова» напоминала, кто в империи настоящая хозяйка и что для строптивцев любого уровня у нее всегда найдется кнут. 

Так самодержец российский Иоанн VI Антонович оказался в Риге, в ее мощной Цитадели, в здании гауптвахты – той самой, где сидели мы и беседовали с прапорщиком. На типичной армейской гауптвахте с ее ледяными, метровой толщины стенами, с вшами и клопами, где вместе с мамой, папой, кормилицей и сестрицей Катей провел император, в отличие от нас с прапорщиком, не двое суток, а пол года. 

Все это время комендант Цитадели не спал ночами, отдавая отчет в том, кого он содержит под стражей, и чем все это может кончиться. Робко пытался убедить Петербург в том, что так долго скрывать пребывание «персон с известным титулом» в городе невозможно, «могут возникнуть толки и начаться эксцессы…» 

Через какое-то время это поняла и сама Елизавета. Эйфория первых месяцев пребывания на троне прошла, рутинная работа стала засасывать, а тут уже поползли нехорошие разговоры, иноземные послы то и дело стали хмурить брови, стали даже открываться готовящиеся заговоры. Поэтому в декабре 1742 года комендант Цитадели получил приказ переправить «известных персон» через Двину, в мрачную и неприступную крепость Динамюнде. 

Если условия содержания в рижской Цитадели были ужасными, то в крепости они стали совершенно бесчеловечными. Крепость была построена на плоском мысу с целью обстрела неприятельских судов, входящих в устье Двины. Это сейчас там все вокруг заросло высокими деревьями, потому-то и самой крепости ниоткуда не видно. А раньше оба берега реки просматривались с крепостных валов как на ладони. В этих-то валах и были глубоко укрыты крепостные казематы, сырые и холодные во всякое время года. 

Но «брауншвейгское семейство» как-то жило там и выживало. Там российский император подрос еще на один год. У него появилась еще одна сестренка, Лизанька. Оба часто болели, да и старшая сестрица Катя глохла, и становилась «со странностями». Так, казалось, и сгнивать бы им там, но в январе 1744 года (опять зимой, и в самую стужу!) все семейство неожиданно усадили в кибитки, снова перевезли через реку, и, не останавливаясь в Риге, под усиленной охраной повезли в сторону Петербурга. 

Затеплилась у арестантов надежда на освобождение, но тут же и угасла, как только поняли они, что везут их мимо Петербурга, дальше, на север. И снова затеплилась, когда поняли, что везут к Архангельску: это порт, может, отправят морем в Европу… Ан, нет, до Архангельска не довезли, свернули к Холмогорам, в окрестностях которого был выстроен для них специальный концлагерь. 




Конвульсии истории 

Сделаем здесь остановку и мы, и попробуем разобраться, было ли отношение к «брауншвейгскому семейству» просто бесчеловечным (что с царями-королями в истории случалось, и не раз), или оно было преступным с точки зрения закона. Извини, читатель, но придется тебе набраться терпения: уж больно путаны династические дебри… 

Преемство верховной власти во всех мировых монархиях осуществляется только тремя путями: по избранию, по назначению предшественником или по закону о наследовании. 

Избирали царей на Руси несколько раз. Так, в 1598 году Земский собор избрал царем Бориса Годунова, а в 1613 году Михаила Романова, первого из династии Романовых. Именно так, через избрание, в 1725 году Сенат и Синод назначили императрицей Екатерину I, а в 1730 Верховный тайный совет пригласил из Курляндии и избрал на царствие Анну Иоанновну. 

Назначение царя по завещанию ввел в России Петр I своим «Уставом о наследии престола» от 1722 года. Однако сам он им воспользоваться не успел, престол по наследству не передал, и именно поэтому его жену Екатерину I на царство пришлось избирать. Зато следующий император Петр II был посажен на трон по завещанию Екатерины I, то есть, тоже законно. Скончался он внезапно, престол не передал, поэтому пришедшая вслед ему Анна Иоанновна снова была законно избрана.

Анну Иоанновну избрали императрицей временно и вынужденно: перед ней со смертью Петра II пресекся род Романовых по мужской линии. Поэтому ей законом запретили выходить замуж (как бы чего не вышло). И она сама, прекрасно понимая династические традиции, назначила своим преемником самого близкого потомка ее отца Ивана V, который был родным братом Петра I. 

Так, на основании ее завещания (опять же законного!) императором стал герой нашего повествования Иоанн (Иван) VI. 





А вот приход к власти Елизаветы был незаконным во всех смыслах и даже преступным, поскольку насильственный захват власти при живом императоре – преступление, и тягчайшее. То, что она была дочерью Петра I, не давало Елизавете абсолютно никаких прав на престол. Более того, «женское происхождение» ставило ее в совершенно неравное положение с прочими наследниками «мужеского полу», даже если они находились подальше от прямой линии наследования – таковы неписаные династические представления о преемственности монаршей власти. 


Романов узел 

У царя Алексея Михайловича Романова было 13 детей, в том числе 3 сына – три будущих царя. После смерти Алексея Михайловича в 1676 году, по династическому канону царем стал старший сын Федор Алексеевич. Правил недолго, шесть лет, но перед смертью назвал своим преемником не старшего из двух оставшихся братьев, то есть, Ивана V, а младшего Петра, чем посеял большую смуту, завершившуюся бунтом стрельцов. Политический кризис удалось разрешить, объявив царями и Ивана, и Петра. Это был единственный случай в истории России, когда на специально изготовленном троне сидели рядом два подростка и правили страной. Просидели они так ни много, ни мало 14 лет, пока в 1696 году Иван не умер... 

А вот здесь – внимание! После вечно хворого Ивана осталось 5 детей, все девочки, в том числе Аннушка – будущая императрица Анна Ивановна (Иоанновна) и Катенька – будущая бабушка императора Иоанна VI. Запомним их. 

Правление крепкого Петра было блистательным, одна беда – продолжить дело отца было некому: старшего сына Алексея – наследника престола «охмурили ксендзы», сделав орудием борьбы против России и родного отца-реформатора. Отец борьбу выиграл, в 1718 году казнив собственного сына, единственного наследника престола. Два младших сына умерли сами еще во младенчестве. Оставались, как и у брата Ивана, две дочери – Елизавета и Анна. 



В 1725 году Петр I скоропостижно умирает. И вот этот момент в российской истории заслуживает того, чтобы на нем остановиться и приглядеться к сложившейся ситуации, ибо она стала отправной точкой ко многим последующим мучительным конвульсиям в жизни государства. 

Ситуация обязана, пардон, пресловутому «женскому вопросу», а именно, кому же из носительниц наследственной царской крови Романовых отдать предпочтение в отсутствие мужчин? То ли крови дочерей Ивана, как старшего и потому как бы Богом избранного, то ли крови дочерей Петра, как последнего из царей?



Пока царствовала жена Петра Екатерина I, а потом его внук Петр II – все было «по правилам». Но когда со смертью Петра II род Романовых по мужской линии пресекся, династические правила стали трактоваться и так и этак, решения принимались в бескомпромиссной политической борьбе, с самыми роковыми последствиями. 

Жаль, конечно, матушку малолетнего императора Иоанна VI Анну Леопольдовну, но саму себя и свою семью наказала именно она. Это по ее приказу 17 октября 1740 года, то есть за год до елизаветинского переворота, был арестован и отправлен в ссылку Эрнст Иоганн Бирон, герцог Курляндский, законно (!) назначенный императрицей регентом малолетнего императора. После удаления Бирона Анна Леопольдовна сама себя назначила и регентшей, и «правительницей». Стоило ли ей после этого удивляться последовавшему ответному коварному удару Елизаветы?



А всем нам стоит ли удивляться перевороту, организованному несколько позже Екатериной II, позволившей любовникам удавить собственного мужа. Ну ладно бы просто мужа, так ведь это был еще и законный (законный!) император России! 

Не удивляет после этого и смерть сына Екатерины II – императора Павла, которого душили с молчаливого согласия его собственного сына, будущего императора Александра I. Правда, Александр в конце жизни крепко задумался над судьбами своего рода, поговаривают, даже ушел в скит, молиться. Даже если легенда про старца Федора Кузьмича и правда, все равно молитва, похоже, не была услышана. И корона Романовых, данная им в 1613 году в Ипатьевском монастыре, через триста лет закатилась под пробитый пулями диван в подвале Ипатьевского дома. Бог Романовых терпел, но не простил. 


Долгая дорога к чужбине 

Но вернемся в Холмогоры (родина Ломоносова, однако!) 

В сравнении с Динамюндской крепостью холмогорский концлагерь был уютнейшим местом. Просторный теплый дом, домовая церковь, пруд, сад, огород, дорожки для прогулок. Сто саженей в длину, столько же в ширину, и все это за высоченным глухим забором, и все это на невыносимый для человека срок – на 36 лет! Здесь узников кормят, присылают вино, топят им баню, но нет ни книг, ни гувернеров, ни выходов за пределы забора. За всем исправно наблюдает вечно пьяненький комендант Вындомский – запомним эту фамилию… 

Любящие супруги родили там еще двоих детей, Петра и Алексея. Во время последних родов, в возрасте всего-то 28 лет, Анна Леопольдовна умирает. Антон-Ульрих остается один с пятью малолетками возрастом от одного дня до девяти лет. Он в отчаянии забрасывает императрицу Елизавету просьбами о помиловании и отправке куда-нибудь в Европу. Но все двадцать лет своего правления «просвещенная императрица», воспетая Ломоносовым, Тредиаковским, Сумароковым, остается глуха к мольбам. 

Вспомнила она о «брауншвейгском семействе» один единственный раз, когда императору Иоанну VI исполнилось 16 лет. После чего в Холмогоры пришел приказ перевезти императора в Шлиссельбургскую крепость и наглухо там запечатать. 

В 1761 году Елизовета умирает. Но в судьбе узников ничего не меняется. Ничего не меняется и с воцарением Петра III, и с приходом Екатерины II… 



В 1764 году, на 23-м году своей исковерканной жизни, погибает в застенке ни в чем не повинный законный российский император Иоанн VI. Версий его гибели было множество, но ни одной достоверной. И не мудрено – с каждым годом cемейный позор династии Романовых становился все большим государственным секретом, и поэтому любая информация о несчастном Иоанне тут же скрывалась в пучинах тайной канцелярии. 

В 1774 году умирает совершенно ослепший Антон-Ульрих. Оставшиеся в заточении дети уже давно все взрослые, и с ними давно произошло то, что случилось с героем Киплинга: они не знают никакой другой жизни, кроме жизни внутри холмогорского зверинца, не знают языков, европейских обычаев, да и вообще ничего не знают. И уже не хотят знать. 

Все! Вот теперь их можно выпускать, более не опасны.

В 1780 году Екатерина II пишет письмо вдовствующей королеве Дании и Норвегии Юлии-Марии с циничным предложением «принять двух сыновей и двух дочерей принца Антона». Перепуганная королева отписывает, что ее глубоко трогает «доброта и великодушие, оказываемые несчастным детям», и что она находит в этом «отпечаток великой и высокой души» императрицы… 

В июне того же года корабль «Полярная звезда» с пленниками выходит в Белое море и берет курс на север, к такой ненужной им свободе и к дальней родне, которой ни они не нужны, ни она им. 




Послесловие 1 

Пушкин торопился берегом Сороти к Тригорскому, предвкушая какую занятную историю расскажет Прасковье Александровне Осиповой-Вульф о делах давно минувших дней, которую ему, в свою очередь, поведал на ярмарке простой крестьянин из под города Острова. 

Дед того крестьянина, оказывается, служил в чужедальней Риге, где почти год стерег не кого-нибудь, а самого «опального государь-императора во младенчестве», а потом сопровождал все его семейство в Холмогоры, где прослужил еще десяток лет. Прасковье Александровне, в девичестве Вындомской, эта история должно будет небезинтересна, поскольку доводилась она родной внучкой тому вечно пьяному капитану, который многие годы был занят в Холмогорах тем же охранным делом, что и солдат Данила Алексеев. Много в мире этом тесно переплетенных судеб… 

О, еще и как много! Ведь не мог же знать Александр Сергеевич, подходя к Тригорскому, что через несколько минут встретит он у Прасковьи Александровны молодую, хорошо известную своею ветренностью особу, которая, стесняясь при тетушке дать знать о давнем знакомстве с поэтом, торопливо представит сама себя: «Анна»… После чего Пушкин вспомнит, что замужем Анна за старым генералом Ермолаем Керном, нынешним комендантом рижской Цитадели. А потому громко и некстати рассмеется – ну до чего ж тесен мир!


Послесловие 2 

Двое суток, проведенные на гауптвахте со старым дедом-прапорщиком остались в памяти, как одни из самых интересных… Деда уже давно ничего в этой жизни не интересовало, кроме книг по русской истории. Читал он их запоем, и все подряд. Нечастые, но мощные запои иного толка непонятным образом обострили его память, которая впитывала тысячи фактов, документов, имен и дат, превращая их в причудливую и осязаемую историческую ткань. 

Дед говорил двое суток, а я двое суток слушал, при этом ни он, ни я не утомились. Дед разворачивал передо мной гигантский гобелен русской истории, убеждая, что ему на нем все так хорошо видно и понятно оттого, что соткан гобелен из миллионов тесно переплетенных нитей, и нити эти – людские судьбы. Ну а с людьми и их неизменными в веках повадками ему давно все ясно… 

И поэтому ничуть он не удивился, когда я сказал, что отец мой после войны был послан в Ригу командиром роты военных строителей, и первым рижским объектом, который он восстанавливал, была эта вот гарнизонная гауптвахта (будь она трижды неладна!), на которой мы благодаря двум генералам так славно общаемся. 

Не удивился он, когда я рассказал, что мать моя родом с псковщины, из Островского района, и девичья фамилия ее – Алексеева. 

Дед не удивился, а вот самому мне даже как-то страшновато стало… Мы говорим – история, и кажется, что она так далеко, а она – вот, рядом. Протяни руку – коснешься.

Это место в Риге задумали и обустроили в конце позапрошлого века две фрейлины двора Государыни Императрицы, сестры Екатерина и Наталья Мансуровы, а так же их матушка -- Екатерина Николаевна, урожденная княжна Долгорукова.
Это место -- Свято-Троицкий Сергиев монастырь, о котором у нас пойдёт рассказ (точнее, фоторассказ).

В 1894 году обе сестры Мансуровы приняли иноческий постриг. Старшая - Екатерина возглавила рижскую монастырскую общину, а Наталья взяла на себя заботы по устроению Пустыни под Митавой, в Валгунде.
Так две русские девушки своею волею и своими трудами создали два совершенно замечательных, сказочно красивых православных места в Латвии, два Эдема...





































Это Врата Милосердия. 
Каждое утро открывается одна из их створок и сёстры начинают наливать голодным людям по черпаку супа и давать по куску хлеба.
И так каждое утро, без единого выходного.
Чтобы оценить божественный вкус этого супа и хлеба, надо хоть раз в жизни оказаться голодным... 










Как некогда в Пушкинских Горах, я сегодня встретил в монастыре женщину неземной, совершенной красоты. 
Она не смогла попасть в нижний храм, он был закрыт, поэтому постояла у его наружной стены, на которой установлена большая икона с изображением явления святому Сергию образа Богоматери. 
Женщина тихонько молилась. Я беззастенчиво ею любовался. 
Потрясающего очарования и нездешнего, несовременного обаяния женщина! Блоковская какая-то...






























Мир вам, сестры. 
Храни Господь вас и вашу дивную обитель.

Про Эдем фрейлин Мансуровых в лесу под Валгунде рассажу в другой раз.

Одна из жизненных историй, 
имевших место на портале gazeta.lv.

Однажды к нам на портал gazeta.lv пришла замечательная женщина. В ней чувствовался глубоко образованный педагог, широко начитанный, умный и, что очень важно в Сети, доброжелательный собеседник. 



Она хорошо писала. К примеру, всех поразил её рассказ о любви чудесной девочки-художницы Нади Рушевой (жаль, пропал рассказ вместе с порталом). Она уверенно пользовалась фотошопом и технологиями создания озвученных видеофайлов. К примеру, никто лучше её не прочёл стихи Жени Орлова, замечательного русского поэта в нашей с вами Латвии. (Это можно будет под настроение послушать на YouTubе -- здесь и здесь)

Сама она жила на Урале, в городе, делающем танки, в Нижнем Тагиле. Жила там с родителями и сыном. 









Свой индустриальный город любила, называла ласково -- Нежный Тагил. В рассказах о нем не опускала его ниже Марселя и Парижа, в которых прошли её детские годы (отец был признанным строителем доменных печей). Оберегала Тагил от снисходительных суждений тех, кто в нём никогда не бывал. В том числе и от меня, как-то раз неудачно пошутившего вопросом, а есть ли где-то на карте Верхний Тагил?.. Звали её Екатериной, Катей.







А потом неожиданно – раз!..

Купила старенькую машину, нагрузила её чемоданами, забрала сына, невестку, только что родившегося внука – и уехала в никуда, а именно в город Санкт-Петербург, на съёмную квартирку на дальней окраине, в полутора часах езды до работы… 

  Репродукция. Аллегория...

Поступок в общем-то объяснимый, но ей, казалось, совершенно не свойственный. Значит, так невыносимо для неё всё сложилось в любимом Нижнем Тагиле... Но и в Питере жить не стало легче. При том, что в Тагиле остались старенькие родители, и от этого Кате было тяжелей всего. 

Она перестала писать на портале. Намекнула, что не надо докучать расспросами – ей надо было переждать, перетерпеть, успокоиться, она потом сама всё непременно напишет.

С тех пор прошло несколько лет. Так и не написала. То ли всё так же нелегко было в Питере, то ли жизнь заставила вернуться в Тагил. В любом случае было понятно, что покоя она в Петербурге пока не обрела. Может сын с невесткой обретут. Ради этого чаще всего и уезжают в поисках Верхнего Тагила… 




Писать, докучать расспросами, как она и просила, я не стал. Лишь однажды в качестве напоминания о том, что я всё ещё жив, послал ей ссылочку на нашу с ней песенку, которую я когда-то неожиданно написал, а она неожиданно спела. Спела, совершенно не зная латышского языка, спела в тысячах км от Риги, в которой была всего-то один раз, и то давным-давно… Удивительная женщина, однако. Которую я никогда в жизни не видел, в отличие от друга моего А.В.Малиновского, который, впрочем, уже наполовину петербуржец... :)

Ответ от Кати на мою ссылочку пришёл неожиданно быстро. 

***

Ответ был радостным, только что не исполненным сияния.
Она писала, что у неё всё хорошо. Поначалу несколько месяцев отработала в  частном детском саду, где её взгляды на воспитание детей не сошлись со взглядами учредителей... Потом больше двух лет работала гувернанткой в семье. А сейчас уже снова трудится воспитателем и преподавателем в прекрасном детском саду, любима детьми, родителями и администрацией, получает достойную зарплату, на которую позволяет себе снимать комнату в хорошем районе Петербурга, откуда ей до работы четыре остановки на метро... Работа с детьми -- это то, что у неё очень хорошо получается, и то, что она больше всего любит.

На сегодня она уже трижды бабушка, обожает своих внуков, мальчика и двух девочек, счастлива проводить с ними всё свободное время, гулять по Петербургу, играть, стихи читать, делать им подарки. Сын стал начальником сварочного цеха, у него всё хорошо, его семья уже живёт в своей квартире, взяв на покупку ипотеку.

Были, конечно, у Кати разные моменты в её новой петербургской жизни... Но, как она пишет, это всё -- опыт и работа над собой, а значит, это приобретения со знаком "+". За все годы она ни на секунду не пожалела, что приехала сюда. Любит этот город, ей в нём хорошо. 


***

Я вспомнил, а потом нашёл её фотографии, сделанные в Нижнем Тагиле, в их доме, на даче. Они тоже были исполнены любви и создавали впечатление счастливой, безмятежной жизни, и прежде всего в той среде, которую она и ее родные сами вокруг себя умело создавали. 

















И тем не менее, что-то заставило всё это оставить и, превернув страницу, начать жизнь с чистого листа. 



Всю жизнь женщины меня такими поступками удивляли! И восхищали тож. :)
А потому я искренне желаю Кате счастья в славном городе Санкт-Петербурге, который она приняла, а он принял её, после чего она стала настоящей петербурженкой. 
Впрочем, мне кажется, она ею и была всю жизнь.














В публикации все фото Катины.

 

Написано и сфотографировано в сентябре 2014 года.

Когда-то на портале gazeta.lv я разместил огромное число публикаций, рассказывающих о тех берегах Даугавы, куда редко ступает нога человека -- от обеих (левобережной и правобережной) белорусских границ и до входных маяков в Болдерае и на полуострове Мангальсала. 

Особенно подробно рассказал о рижских заповедных берегах, куда рижане или очень редко ступают, или, увы, ступить вовсе не могут. А ведь им интересно!..

Побывав всюду, вдруг вспомнил, что я упустил один береговой отрезок, который все знают, куда могут запросто пойти погулять, и это для них, равно как и для меня, будет большим удовольствием. Это та часть Риги, что выходит на городскую набережную.
Приглашаю прогуляться.
Уверяю: вас там многое удивит. Особенно тех, кто давно в Риге не был. Или давненько не был на набережной.. :)


Часть первая.

"Старгород"! 

Однако... :)












 

Часть вторая. 

Маленькое лирико-техническое отступление. Ранее я лет пять снимал замечательной портативной камерой Canon, которую мне подарила дочка, вернувшись из Парижа... Камера меня ни разу не подвела. У неё внутри была четкая и мягко рисующая матрица. 
Но, увы, камера со временем морально и физически состарилась... 

Появились новинки, одну из них мне показал мой друг и товарищ в путешествиях Александр Малиновский. Это SONY. Меня поразили её 8-кратный зум, способность снимать в потёмках, система стабилизации оси съёмки, гигантский объём памяти и долгоиграющий аккумулятор. 

Поэтому увидев как-то в "Элькоре" эту японо-китайскую малышку, которая уже стала стоить в два с лишним раза меньше (120 евро вместо 250 латов), я не раздумывая купил её. 





И теперь хожу гордый!
Сейчас покажу её возможности. :)








Вот работа зума, и вовсе даже не в полную силу, в полную силу колёса велосипеда в кадр не поместились бы:











Кто бы что ни говорил, а это в определённом смысле визитная карточка города. Все мы люди, поэтому отхожие места добротной архитектуры и строгой чистоты оцениваем по достоинству... :)








Ещё разок работа зума. Мне снимок понравился своим дальним, сказочным, андерсеновским планом, видным в дыре ограды, который камера нарисовала так мастерски... :)








Полное название моей камеры SONY Cyber-shot, то есть "СОНИ электронный выстрел". 
И то: я теперь с ее помощью могу "стрелять" с 20-30 метров, не беспокоя объекты съёмки... :)

















Рижский Дворец Петра Великого. Вид с тылу. Во-о-он за теми тремя окнами во втором этаже император почивать изволил. 
А утром выходил на балкон, обнесённый балюстрадой, на котором делал утреннюю зарядку, ревниво посматривая на торговые корабли, пришедшие в Ригу. :)





Дворец в своё время с шумом и треском отобрали у Русского Общества Латвии. 
Продали девелоперу Эрнесто Преатони, который привел дворец в порядок, но при этом радикально перестроил.
Не думаю, что, принадлежи дворец РОЛу, он выглядел бы лучше, но и то, как он выглядит сегодня -- это наше позорище.





Это моя Альма-матер, Рижский политехнический институт, нынче -- Технический университет. Историческое название -- Рижский политехникум. 
Увы, те кто в теме, те рассказывают, что нынче (в 2014 году! -- ВП) в этом Университете знания дают на уровне техникума советских времён... 
Причина: тотально некому учить, не подготовили смену старой профессуре. 
А те, кто приходит учиться, не подготовлены средней школой. 
Так минус на минус дают кондовый минусище... 




















Пройдись император Петр Великий по Риге сейчас, в эти погожие сентябрьские выходные дни (2014 год! -- ВП), он нимало удивился бы пустынности города. Ни тебе торговых кораблей на рейде, ни туристических, ни в ресторанах людей не видать, ни на площадях и улицах столицы... 
С думой о Петре, зашел я вот в этот дворик с тайным, но твёрдым намерение выпить пивка...

















Красиво здесь, стильно, уютно... 
Но! 
Но пиво у них стоит 4 евро. 
За такую цену пусть его пьют зажиточные британские докеры, с удовольствием приезжающие к нам в город, к нашим сказочно красивым девушкам.

А я привычно выпил пивка в ста метрах дальше, там, где привык пить, и всего за два евро. 

Но это было уже не на городской набережной Даугавы, с которой для этого пришлось попрощаться... Это было уже на улице Грешников, которую так называют, неверно переведя с немецкого на русский, а потом на латышский название Sunderstraße . Зундер -- такой была фамилия уважаемого члена рижского магистрата, в честь которого улицу и назвали. :) А я-то, потягивая пивко, думал, что в честь меня, грешного...

FIN

Часть первая. ЧЕТЫРЕ БРАТА

Публикация является продолжением вот этого рассказа про рижскую Юглу.

Итак, когда после долгого отсутствия едешь по псковскому шоссе и подъезжаешь к Югле и видишь по курсу справа четыре дома-башни, в голове невольно щёлкает: "Ну, вот мы и дома..."




Вчера я впервые в жизни (а живу я в Риге с незапамятных времён, с 1951 года), решил пройтись таки возле тех домов, тем паче в них в большом количестве жили в своё время мои старшие коллеги-преподаватели по РВВАИУ им. Я.Алксниса: Меркулов, Петров, Федотов, Немилов, Карапетян... Но я у них в гостях не бывал, а из моих сверстников там не жил никто.

Место красивое. 
Заросшее старыми деревьями, в том числе яблонями. 
Ступени от домов ведут к водам старой протоки, соединявшей некогда озеро Юглас с озером Киш. 
У воды радуются жизни пенсионеры, утки, рыбаки, коты и бомжи. Последних полиция гоняет, прочих нет.





























То есть место это, с точки ландшафтных достоинств, очень красивое. 
А точки зрения отношения к нему человека -- мягко говоря, не европейское...
В смысле, загаженное, и даже где-то, говоря по-простонародному, засраное.
Это неправильно, это обидно. Такую природную городскую красоту обижать негоже. 









 

Ландшафт у Четырёх братьев закончился трубой. Скорее всего, по ней стекали в протоку и далее в озёра ливневые воды.


 

Возле трубы что-то клевало. Но клевало как-то невнятно.

Бросив прощальный взгляд на Четыре брата, пошел дальше, пошёл разгадывать загадку, которую мне загадала гугловская карта,  предоставив такой вот странный рисунок протоки с изображённой на нём гаванью совершенной прямоугольной формы и явно искусственного происхождения:







Часть вторая. ТАИНСТВЕННАЯ ГАВАНЬ


Пошёл я искать ту гавань... Для этого нужно было перейти ж/д пути. А для этого надо было подняться на насыпь. Подняться-то можно, а вот спуститься на ту сторону нельзя: внизу крутого склона мокрая канава и непролазные заросли. 


 

Пошёл в обход.










В это трудно поверить, но в молодости мы под этими мостами проходили на яхте.
То есть не проходили, а "проводились": откренивали с берега наш швертбот, клали его на бок, тянули за конец, привязанный к ахтерштагу, и одновременно отпихивали яхту от берега, упираясь в её мачту. 
Это была авантюра. 
Во-первых, мы шли до мостов узкой протокой в лавировку часа два: ветер дул навстречу. 
Во вторых, проводка под ж/д мостами была запрещена, ж/д мосты тогда считались режимными объектами. Но мы таки провелись, и вволю побороздили акваторию озера Юглас.
Назад протоку снова долго проходили в лавировку: ветер поменялся на противоположный... То стало наказанием нам за авантюризм. :)

А на этот раз я был наказан за авантюризм непролазной жижей под мостом. Берегом было не пройти. Пришлось лезть наверх.





Этот человек там, в доме слева живёт...


Когда я переходил мост (не вдоль, а поперёк) то обратил внимание на надписи. 
Первую не понял (может, кто-то, лучше меня знающий тонкости латышского языка, поможет?) 
А вторая удивила своею изысканой каллиграфией... :)








На той стороне высоченной насыпи, как я и ожидал, была узкая и крутая лестница со сбитыми ступенями и шатающимися перилами. 
Вдохнул поглубже -- и пошел вниз...





Еле приметная, замусоренная и влажная тропа уводила в камышовые джунгли. 
Слева высилась трёхметровая круча из насыпанного строительного мусора, зато слева открывались живописные виды на заливы протоки...










Мне в который раз стало жалко рижан, которые повсеместно живут  у воды, но вода эта им недоступна: или заборы или жижа...

Тропа стала совсем мокрой и ехидно зачавкала...
Надо было или возвращаться назад, или взбираться на кручу.
Подумал трусливо: если я на этой круче сломаю ногу, меня же тут никто не найдёт. 
А если и найдут, то хрен вынесут отсюда 100 кг живого веса. :)
Подумал так, и полез наверх. 
Долго лез, однако. Потому как старался двигаться предельно аккуратно.

Первое, что я там, наверху увидел, была площадка, старательно выровненная среди набросанного мусора, коим укреплён берег. 
Наверное, тут в бадминтон играют...




От площадки шла единственная тропа, которая уводила в чьи-то владения.
Ещё раз трусливо подумал: если тут обретаются собаки, то ведь сожрут, и будут правы.
Но среди кустов уже блестел и манил прямоугольник искомой гавани!











Чудесное, живописное, ухоженное место! 

Дойдя вон до той калитки (что в красном овале) я увидел на ней замок, висящий с той стороны... 





И понял я, что оказался незваным гостем на чужой частной территории, в отсутствие хозяев зайдя к ним через чёрный ход.
Слева от меня был прямоугольник искусственной гавани со входом в неё из протоки, справа -- глубоченная канава и высоченная ж/д насыпь, отделенная к тому же забором и непроходимым кустарником...





Путь на волю был только один, и он был путём назад.
И я ретировался, мысленно принося извинения хозяевам за нечаянное и глупое вторжение...





Пошел назад, к Четырем братьям.






Мужики за время моего отсутствия так ничего и не поймали...



Местные юноши посильно отдыхали на трубе...

Красивая тенистая аллея, идущая позади Четырёх братьев, вывела на кольцо 6-го трамвая, который и увез меня из этого славного рижского места, куда редко ступает нога постороннего, это точно. В котором я был в первый и в последний раз. И это абсолютно точно.





 

FIN

Сентябрь 2014 года.

Часть первая. ПАМЯТИ В.Н.ГУРОВА

Это публикация из разряда тех, которым я посвятил кучу сил и времени на моём любимом, безвременно усопшем портале gazeta.lv. 
Тема там звучала примерно так: "Места Риги, где не ступает нога обыкновенного рижанина". 

Для того чтобы подчеркнуть интересность и актуальность этой темы для рижского читателя, умеющего читать кириллицу, спрошу: друзья мои, а кто из вас помнит, кто знает, что это за рижанин такой -- Владимир Николаевич Гуров, и какова его роль в том, что вы по сей день не разучились читать кириллицу?

Так вот: Владимр Гуров был вместе с Юрием Алексеевым основателем и хозяином газеты "Бизнес & Балтия", некогда бешено и заслуженно авторитетной, популярной, престижной, крутой, а потому богатой, а ныне, увы, тоже усопшей.

Да и сам В.Н.Гуров тоже безвременно и трагически погиб -- в автокатастрофе. Увы, на нём завершился цикл первого этапа новейшей истории Латвии -- романтической. Новые люди пошли дальше, уже прагматической походкой, и только матушка история со временем оценит, так ли и туда ли они пошли...

Но хватит общего и дидактического, перехожу к забавным частностям. 

Как только меня приняли на работу в Б&Б, я удостоился того, что гл. редактор и гл. хозяин, а именно В.Н.Гуров пригласил меня ... в баню. 
В простую, общественную, на Лубанас (Лубанчике). Я общественную, демократичную баню очень люблю. Гуров любил её тоже.


Мы с ВН во время получения удовольствия, немного злоупотребляя...

К моему великому удивлению баня веником и пивом не закончилась -- Гуров пригласил меня к нему домой "накатить..." Я несколько застеснялся, но противостоять воле хозяина не смог. 
Поехали. 
Поехали с Лубанчика на Юглу. 
Здесь, на самом краю города и стоял дом Гурова, с видом на озеро Юглас. Это было 18 лет назад. (Уже 21... -- ВП)

Мы в разумных пределах, но хорошо "накатили" под хорошую закуску и дружеский разговор, с последующим выходом покурить на балкон, который по причине своей высоты и крайнего расположения выходил на необъятные дали... 

Вчера я решил-таки съездить к дому Гурова, посмотреть на окрестности и, главное, пройти туда, куда он меня 18 лет тому назад, стоя на балконе, приглашал пройтись: через лесопарк, к красивому Скворцовому имению, по латышски -- к Сраздмуйжа, и далее -- к озеру Юглас... Мы уже было пошли, но опять накатили, потом опять, и путешествие наше так и не состоялось..

Но вчера я таки доехал до Юглы и прошёлся до Страздмуйжи, получив от этого огромное удовольствие. Спасибо, Владимир Николаевич.




Май вэй на Юглу... 



Ин трэм...



Югла сегодня




Югла сегодня



Опять Югла сегодя



Дом ВН, его квартира была на самом верху




А это "крайний рижский объект". Когда по Псковскому шоссе возвращаешься издалека домой, то на въезде в Ригу слева за озером видишь это строение и невольно думаешь при этом: "Ну вот я и дома!" 
Я смотрел на него эдак лет сорок кряду, ни разу не удосужившись узнать, а что же это я вижу... 
На сей раз не поленился узнать, чуть позже расскажу об этом и вам.



От объекта в лес уходят аллеи. Они запущены, не ухожены. Но в этом и их прелесть.

















Ещё о доме В.Н.Гурова. 
Во время кошмарного финансового кризиса 1998 года у ВН безжалостно отобрали всё: газету, радио, машину и квартиру на Югле. Гуров остался ни с чем. На жизнь семьи зарабатывал тем, что, будучи доктором экономики, читал лекции, где только мог. Возвращаясь после одной из лекций из Вильнюса, заснул за рулем и врезался в опору путепровода...





Часть вторая. ИМЕНИЕ СТРАЗДМУЙЖА

Вот и главная цель визита -- имение Страздмуйжа. О нём Гуров рассказывал с таким восторгом!.. 











На том берегу -- нежно любимый мною Этнографический музей, который я всенепременно и ежегодно посещаю в октябре... 


















Лесопарк тропинками выводит назад, к автомагистрали и к дому ВН...




 

Так я дошёл до загадочного объекта, видя который с псковского шоссе на въезде в Ригу говаривал: "Ну, вот мы и дома!"

Экая невиданная, ведущая в никуда фиолетовая калитка!..



Экие стеклянные ворота, сквозь которые всё видно! Таких я никогда ранее не видывал...



 

А вот и то, что находится в этом загадочном строении. Как оказалось, ничего загадочного...

 

Напротив -- дом Владимира Николаевича. Возвращаясь в Ригу по псковскому шоссе, я в последние годы почему-то смотрю именно на этот дом и мысленно говорю: "Ну вот я и дома..."

Владимир Николаевич... Я к Гурову обращался только так, хотя он не раз просил называть его по имени -- он был на шесть лет моложе меня... Нет, он для меня был и остаётся величиной.

А на другом "берегу" автотрассы стоят Четыре Брата, которые тоже хорошо видны с псковского шоссе на въезде в Ригу справа, увидев которые тоже думаешь: "Ну, вот я и дома!"






О Четырёх Братьях и об их окрестностях, где не ступает нога обыкновенного рижанина, я расскажу ЗДЕСЬ... 

А пока: до свидания, Югла!

Это было в Риге через год после смерти Сталина. Я это потому так хорошо помню, что в тот год должен был идти в школу. Готовился к этому. Был сосредоточен. Поэтому август и сентябрь 1954 года отложились в памяти хорошо. А вот потом – там здоровенный провал невыразительного цвета…

Так вот, в августе 1954 года отец повёл нас в гости к своему фронтовому товарищу, которого нечаянно встретил в рижской комендатуре. После войны судьба их разбросала, а потом неожиданно свела в Риге. 

Они были земляками, обоим было по 30 лет, оба были капитанами, имели красавиц-жен, у каждого было по двое детей. Но была меж ними и разница. На войне отец был командиром взвода в разведроте, а его товарищ служил в дивизионной типографии -- отвечал за печатание бланков. У отца было две медали – «За отвагу» и «За боевые заслуги» -- и их давали только за реальные дела. А у его товарища было два ордена. За что, не знаю, наверное за особые успехи в полиграфии. После войны мой отец ездил на службу на трамвае, а за работником комендатуры приезжал «виллис». Мы жили на Красной Двине, на улице Лопкаутувес (Скотобоенной) в доме с уборной во дворе, а папин земляк жил на улице Бруниниеку (Рыцарской), и у него в квартире была ванна. 

Вот туда, в дом на Бруниниеку, мы и пошли от Бастионной горки, приехав к ней на трамвае. Отец, заглядывая в бумажку с адресом, видимо не знал, что дом с таким номером находится аж между Авоту и Валмиерас, и идти туда от Бастионки не меньше часа…


***
Была жара. Нет, саму жару я не помню, но отлично запомнил пёстрые маркизы, висевшие над входами в магазины. Мы останавливались в тени каждой из них, переводили дух, а мама долго и отрешённо рассматривала выставленное в витринах… 

Дом, куда мы пришли, я совсем не запомнил. В детстве запоминаются отдельные случайные детали, но не целое. Поэтому в моей памяти остались какие-то «картинки», нарисованные на фасаде, и вид на домишко через улицу, про который мама сказала, что в её деревне избы и то поопрятнее… 

В квартире запомнились глубокие прохладные кожаные кресла. Естественно, запомнилась несравненная ванная. Но более всего -- огромные, от пола до потолка, книжные шкафы с блестящими тусклым золотом корешками книг. Все шкафы были закрыты на ключ. На мой робкий вопрос, нельзя ли книжки посмотреть, взрослые засмеялись и сказали, что мне ещё рано. Мама пояснила, что все эти книги «про болезни». Хозяин уточнил: «Да к тому ж про бабские» -- и заржал как конь, и я, не понимая причин его ржания, ужасно смутился – это помню отлично. 

Потом мы долго и нудно обедали. Помню, хозяин то и дело переворачивал стоящие на столе многочисленные тарелки, и показывал какие-то надписи. Мама шепнула, чтобы я ел поосторожнее. 

Взрослые много говорили, выпивали-закусывали, мы, дети, заскучали. И тогда от взрослых поступило предложение: а не сходить ли детям погулять. И мы пошли на воздух в сопровождении сына хозяина, моего сверстника. Я не помню даже как его звали, но прекрасно запомнил восхитительную чёрную военно-морскую фуражку с золотым «крабом», которую он надел в поход. 

Мы миновали двор, подворотню, ещё один двор, какие-то сараи и, толкнув калитку в высоком заборе, попали прямо в Эдем, или в райский сад… Это ощущение рая помню как сейчас, хотя до того в раю ни разу не бывал и, есть подозрение, что уже и не побываю. :)





***
Возможно именно из–за этого нехорошего подозрения я в последние лет десять то и дело предпринимал маниакальные попытки найти тот «Эдем за калиткой». 
Для чего надо было поначалу найти дом на Бруниниеку, который я совсем не запомнил. 
А может, вовсе и не на Бруниниеку -- это название могло совсем случайно и неверно зацепиться в памяти…

Поэтому я исходил все улицы, параллельно идущие от Бривибас к Валмиерас. 
Как оказалось, зря исходил: я увидел там множество домов, на фасадах которых были барельефы и горельефы, а из окон открывался вид на неказистые одноэтажные домики. 
Сделал во время поисков много неожиданных и интересных открытий, но вот шансы вновь обрести увиденный некогда рай -- растаяли…


***
Однако неделю тому назад я вновь нечаянно оказался на Бруниниеку. 
Шёл себе, про Эдем уже и не думая, а лишь праздно разглядывая дома. 
И вдруг случайно увидел петуха на фасаде. 



И в моей памяти тут же пронеслось смутное воспоминание детских лет: где-то неподалёку от этого петуха на фасаде должна быть физиономия, похожая на физиономию папиного фронтового товарища. 
Долго искать не пришлось -- вон она, на фронтоне. 



Стою, радуюсь находке! А тут накатывает ещё одно воспоминание: а за спиной у тебя должен быть одноэтажный неказистый домишко. Поворачиваюсь – а вот и он!





***
Так вот: найдя дом, я вчера пошел искать и Эдем. Он должен был быть за подворотнями, дворами, за сараями, за калиткой в высоком заборе. 











Увы, дальше пути не было...





Тогда я пошел на поиски "калитки в Эдем" через соседнюю подворотню.















Вокруг были сараи, тупики, стены, дыры, но не было главного -- "калитки в Эдем"...







Все возможные пути, которые, казалось, должны были вывести к Эдему, выводили назад, на Бруниниеку, но уже через другие подворотни...



Пошел дождь. 
И я пошёл туда, куда повела меня интуиция. 
А она повела меня назад, к улице Авоту.



Выйдя на Авоту, дошёл до Стабу, повернул на неё, намереваясь попробовать пробраться к Эдему через двери, ворота и подворотни, выходящие на Стабу. 













Интуиция не подвела. 
За этим вот поворотом направо в тесных каменно-досочных джунглях вдруг открылось невероятно большое зелёное пространство старинного яблоневого сада.
То был искомый Эдем!













Эдем был огромен. Тем не менее мне показалось, что в 1954 году он был намного больше. "Потому что в детстве всё было больше" -- подумал я. Не совсем правильно подумал. На самом деле причина была куда проще: земля Эдема не так давно была перегорожена новеньким забором из гофрированной жести.



Чтобы заглянуть за этот забор, пришлось снова выйти на улю Стабу и зайти в очередную расщелину в дощатых и каменных строениях...





Эдем здесь совсем зарос и, чувствуется, был уже никому не интересен. 
Здесь всё было не как в 1954 году. 
Здесь уже не сидели бабушки с вязальными спицами и дедушки с курительными трубками, они не откладывали спицы, не вынимали изо рта трубки и не смотрели строго на компанию малолеток под предводительством мальчика в военно-морской фуражке с золотым крабом, которые вразнобой сказали "здравствуйте!", на которое старшие кивнули молча, но вполне себе удовлетворённо, после чего спицы вновь замелькали, а дым голубоватыми клубами вновь окутал яблони...

А мы потом до самого темна строили в самом глухом углу Эдема "штаб", что было самой захватывающей игрой того времени... Потом родители увели нас домой, проведя через всю Ригу долгой обратной дорогой. В трамвае мы с сестрой мгновенно заснули. Больше в дом на Бруниниеку родители нас никогда не водили. И сами не ходили.

Прошло 60 с лишним лет. И в нынешний Эдем пришли иные времена, иные нравы. Что ни хорошо, и ни плохо, наверное. Потому как абсолютно всё меняется. Диалектика, однако. :)







Вот и всё. 
Я таки нашёл её -- райскую землю моего детства, привольно раскинувшуюся меж каменных громадин города. 
Было приятно от выполненной задачи, но не радостно. 

Из Эдема я прямиком вышел на улицу Мурниеку, которая производила более радостное впечатление. 
То была та же самая старая Рига, но при этом другая -- ухоженная, приятная глазу. 
Да к тому же и нудный дождь окончился. :)

 

               

 

                                                                                      FIN

 

Август 2014 года.

Вернее, светлой памяти матроса Черноморского флота, который прошёл войну от начала до конца, и даже чуть больше, а потом стал выдающимся знатоком театрального искусства, заведующим литературной частью Рижского театра русской драмы. Памяти Зиновия Николаевича Сегаля (1923 – 2017).

Мне невероятно повезло. Мы с Зиновием Николаевичем много-много раз сидели и говорили в его театральном кабинете без окон, выкурив там несчетное количество сигарет.  Я проработал с ним в театре семь лет, и каждый год мы тихонько отмечали 23 февраля – день Советской армии и Военно-морского флота. Ушли мы из театра почти одновременно, но и потом этот день отмечали – в его большой и пустой квартире на Чака. Но уже всё реже, реже…

Зиновий Николаевич умел рассказывать.  А я умел слушать. Наверное, это нас и сдружило. Но при этом он не любил рассказывать о войне.

Как-то раз сказал, что, когда слышит фразу: «На театре военных действий…», он уверен, что говорящий это на войне сам наверняка не был. Фронтовик такую фразу произнести не может! В ней слишком много пафоса и кощунственной правды. Война и на самом деле – это страшнейшая из трагедий, поставленная адским режиссёром, придумавшим безумную череду невероятных мизансцен,  замешанных на крови и смертях, где люди, только что горевшие в огне, замерзают в ледяной воде… 

А ещё, как в унисон вспоминали два фронтовика -- Сегаль и мой отец -- у войны отвратительные запахи. И они невольно возвращаются к фронтовикам, рассказывающим о фронтовой молодости. Поэтому они этих рассказов не любят.

Тем не менее я запомнил три рассказа Зиновия Николаевича. Все они были рассказаны как бы между прочим и с непременным мягким юмором. Я думаю, что один только юмор и мог предохранить рассказчика от фронтовых фантомных болей…

 

Рассказ первый. БП-II БЧ-I

Свою первую боевую награду матрос Сегаль получил за спасение ценной навигационной аппаратуры эскадренного миноносца, что было сделано в почти безнадёжной ситуации – корабль шёл ко дну.

Это было в 1942 году. Матрос Сегаль нёс службу на БП-II БЧ-I, то есть на боевом посту №2 боевой части №1. Этот пост – в самом низу корабля, у самого киля. Там на эсминцах размещена навигационная система, в которой вращается гироскоп, вокруг которого «вращается» весь корабль. Разница положения рамки гироскопа и положения корабля в виде курсового угла через провода подается на репитер гирокомпаса на капитанский мостик (простите, это единственная наукообразная фраза в публикации, больше таких не будет…).  

В том бою эсминец получил вражеский снаряд ниже ватерлинии. Через огромную пробоину в корпус хлынула вода. От капитана поступила команда мгновенно задраить все люки всех переборок. Задраили. Но задраили вместе с матросом на БП-II БЧ-I, который сидел в самом низу. И все это знали. И матрос это знал. Таков боевой устав.

Задраив люки, начали заводить на пробоину пластырь. А к матросу в его БП-II тем временем стала поступать вода. И тогда обречённый на смерть матрос стал отвинчивать блоки аппаратуры от стоек и подымать их на шкафы -- повыше, чтобы не намокли…

Пластырь на пробоину заводили долго, но таки завели. Люки переборок отдраили и в  БП-II обнаружили матроса Сегаля, стоящего по плечи в воде. Вода не дошла до потолка где-то пол метра. Зато под самым потолком, выстроившись в рядок, стояли сухими все навигационные блоки.

18-летему матросу Зиновию Сегалю дали за этот подвиг орден Красной Звезды. Интересно, что точно в такой же должности БП-II БЧ-I, на точно таком же эскадренном миноносце прошёл войну на Северном флоте и юнга Валентин Пикуль, славный рижский писатель…

 

Рассказ второй. Чудо на водах

-- На войне если проснулся живым --  это уже чудо. А поэтому, представьте себе нашу жизнь: каждый день -- одни чудеса!..

Говоря это, Зиновий Николаевич не улыбался, глаза его смотрели жестко… Но про одно «чудо из чудес» он рассказал мне со смехом. Поэтому тот рассказ и запомнился.

Это было осенью 1943 года. Шли страшные бои за Крым. В том числе и на море. В одном из таких боёв в эсминец, на  котором служил матрос Сегаль, попала авиабомба.  Корабль разломился пополам и быстро пошёл ко дну. Да так быстро пошёл, что из него не всплыло ничего плавающего… А потому горсточка уцелевших моряков барахтались в холодной воде, не имея шансов на спасение. К тому же на море было приличное волнение.

Волнение и спасло их. Плывёт матрос Сегаль из последних сил, и вдруг видит как прямо на него несётся гидросамолёт. Когда между матросом и самолётом оставалось несколько десятков метров, волна вдруг подбрасывает машину, она делает кульбит и с жутким грохотом падает рядом с матросом -- поплавками кверху. Сделав пару гребков, матрос уцепился за какую-то, торчащую из гидросамолёта, железяку, из последних сил подтянулся, нанизал на ту железку собственный брючный ремень и стал терять сознание…

Про ремень – это не байка, а морское правило: попав в воду, максимально распусти ремень, застегнув на крайние дырки, и при малейшей возможности сцепись с чем-нибудь плавающим. Если потеряешь сознание, ремень тебя спасёт.

Подплыли другие матросы, облепили самолёт, болтаясь в море вместе с ним. Стемнело.  Матрос Сегаль уже впал в предсмертное бредовое состояние. И тут произошло ещё оно чудо.

В отдалении негромко застучал дизель. Всё ближе, ближе… Ясно было, что это катер. Но вот чей, наш или немецкий? Крикнешь – накличешь беду, расстреляют. Не крикнешь – пройдут мимо…

Видимо вахта катера сама заметила в темноте нечто тёмное и осветила его прожектором. После чего вахта рассмотрела, кто это там облепил перевёрнутый самолёт, потому как в абсолютной тишине раздалось удивлённое: «А ни х… себе!»

Я никогда, ни разу не слыхал от Зиновия Николаевича ни одного матерного слова, кроме этого. Ну да слова из песни не выкинешь.

 

Рассказ третий. Сегаль и президент

Это было в феврале 1945 года в Крыму, во время Ялтинской конференции. Эсминец Сегаля под названием «Бодрый» был привлечён к прикрытию крымского побережья и акватории Севастопольского порта.

А сам старшина второй статьи Сегаль был привлечён к обеспечению специфической, далёкой от войны услуги, связанной с  женской частью делегации США и Великобритании…

Дело было в том, что бывший студент-второкурсник физико-математического факультета знал английский язык. Вот его и прикомандировали к женам американского и британского генералитета – проводить с ними экскурсии, дабы не скучали. 

Проводил он их, со всею очевидностью, хорошо. Потому как по окончании исторической  конференции был приглашён в составе советской делегации на американский корабль связи  «Катоктин».   

Американцы советских моряков хорошо угостили. И, как союзников, даже пригласили осмотреть этот весьма секретный корабль, снабжённый новейшим связным оборудованием.

А старшину второй статьи Сегаля окружили особым вниманием. Он к тому времени возмужал, и из щуплого студента превратился в широкоплечего моремана. Это, напомню, был корабль связи, со всякими приёмо-передатчиками, шифраторами и дешифраторами. Дело это хитрое и умное, а потому в связистах служило много толковых еврейских парней. Увидев своего, да ещё и лихо говорящего по-английски, парни пригласили Зиновия куда-то вниз, в потаённый уголок, выпить вискаря…

А в это время командир  «Катоктин» получает шифрограмму, в которой говорится, что к ним едет сам президент Рузвельт – он переночует на корабле с тем, чтобы рано утром вылететь с аэродрома в Саки в направлении Египта. 

Естественно, всех гостей попросили удалиться с корабля. Все тут же выполнили просьбу. Все, кроме старшины второй статьи Сегаля. Который «хорошо сидел» с американскими связистами в их кубрике и пил за фронтовое братство…

Когда его там обнаружили, Зиновий пулей полетел к трапу. Но наткнулся на дежурного офицера, который поднял руку: «Стоять!». Зиновий встал. По трапу уже поднимали инвалидную коляску. В коляске сидел  Франклин Делано Рузвельт — 32-й президент Соединённых Штатов Америки.  Все офицеры приложили руки к фуражкам. В ответ приложил её и президент.

И вдруг его поднятые глаза увидели рядом с дежурным офицером бравого советского матроса, тоже отдающего честь. Президент удивился. Матрос был хорош собою, на груди алел боевой орден, парень улыбался, ветерок красиво играл ленточками бескозырки…

Хорошо,  что ветер дул в нужную сторону, а иначе президент наверняка уловил бы запах бурбона… Не уловил, а потому улыбнулся в ответ. Но поманил помощника и спросил, что это за советский парень его приветствует. Ему пояснили.  Президент ещё раз улыбнулся, приподнял руку и помахал нашему Зиновию Николаевичу. Чем и спас его. Прежде всего от своих же, от тех, у кого горячие сердца и холодная голова. Встреча у трапа, к счастью, не имела никаких последствий.

Так Зиновий Николаевич Сегаль стал последним советским человеком, который видел живого Рузвельта. Потому что через месяц Америка своего 32-го президента похоронила.

 

***

Всё то, что я ещё вспомнил из рассказов Зиновия Николаевича, я записал и передал Люсе Прибыльской, она опубликует это в своём журнале «Бизнес-класс!». Когда опубликует и где можно будет купить журнал – это вопрос к уважаемой Люсе.  :)

Иногда на досуге задумаешься о чем-нибудь эдаком... Лучше б не задумывался!

Летом 1970 года во время армейских сборов в городе Советске Калининградской области я, студент четвёртого курса РПИ, стоя перед строем с автоматом на груди, взволнованным голосом зачитал Военную Присягу и расписался в том, что принял её.

Сегодня зачем-то решил освежить в памяти, в чем же я тогда поклялся, за что расписался.

Залез в Гугл. Нашел там текст.

Военная Присяга

Утверждёна Президиумом Верховного Совета СССР 10 июня 1947 г. 

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным Воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся»

Источник: Устав Внутренней службы Вооруженных Сил Союза ССР, 1968 г., стр. 207.


Прочитал, перечитал, еще раз перечитал. После чего вычеркнул всё, что связано с адресатами моей клятвы, которые исчезли не по воле клявшегося бойца. То есть исчезли такие основополагающие понятия Присяги, как Союз Советских Социалистических Республик, Советская Родина, Советское правительство, советский закон…

И тогда от всей присяги в сухом остатке осталось только пол абзаца: 

«Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу…»

Подумал, и оказалось, что я был и остаюсь верен Присяге. Поскольку добросовестно изучал военное дело, всемерно берёг военное и народное имущество и всё ещё намерен до последнего дыхания быть преданным своему Народу. 

Вопрос, какому это «своему Народу», для меня не вопрос. Где сам живу, а также моя жена, где живут мои дети, мои друзья-товарищи -- там и мой Народ. А живут они не в Ямало-Ненецком округе, не в Калмыкии, не в Дагестане, не в Кыргызстане, тем более не в Туркменистане и даже не на острове Сахалин, где я был рождён в том самом году, когда Президиум Верховного Совета утверждал текст присяги.

Мой Народ, уж так получилось, живёт вот тут -- в Латвии, в Риге, в конкретном моём Болотном Посёлке… Это ему я и должен быть преданным до последнего дыхания. В этом я поклялся и расписался, приняв прочитанное за аксиому. 

Поэтому, когда на мой Народ пойдут в атаку какие-нибудь вражеские орды, я, согласно принятой мною Присяге, должен буду отбить у врага танк, сесть в него и, словно бесстрашный ополченец ДНР или ЛНР, вклиниться в ряды противника и стрелять по нему из пушки.

Танк водить и стрелять из его пушки я умею, меня научили. Учили здесь же, в Риге, на военной кафедре РПИ. А в городе Советске Калининградской области мы эти навыки отрабатывали, отработав почти до совершенства, в т. ч. и в ночных условиях. 


Это я торчу в люке на месте механика-водителя в танке Т55, вооруженном 100-мм пушкой, г. Советск, 1970 г.

И пусть газеты пишут потом, что это, мол, солдаты-наёмники какого-то другого государства, тайно перешедшие границу, так ловко ездят по Латвии на танке и так метко стреляют -- это будет неправдой. Это я, местный ополченец, буду ездить, это я буду стрелять, защищая свой Народ согласно принятой Присяге. 

Так вот иногда на досуге задумаешься о чем-нибудь эдаком... 

Часть 1 была ЗДЕСЬ.

 

Надо отметить, что в эти же благополучные 1930-е годы среди «белоэмигрантов» в Харбине была образована с виду безобидная антикоминтерновская "Российская фашистская организация", впоследствии ставшая партией. 
Возглавлялась она бывшим советским студентом-эмигрантом из Благовещенска Константином Родзаевским.













В партии состояли даже молоденькие девушки, искренне поверившие, что фашизм – это благородный союз единомышленников и борцов с большевизмом, который изгнал их мам и пап из родной России. 





К концу 1930 года партия уже насчитывала 23 тысячи человек, ставивших своею целью свержение коммунистического режима в СССР.  Но роли они никакой не сыграли, на путь борьбы не встали, лишь задиристо демонстрировали своё отличие от "красных" русских, работавших в Харбине. 

Потом Маньчжурию оккупировала и в Харбин вступила японская армия. 
И если большинство «белоэмигрантов» восприняла эту оккупацию с надеждой на японские "законность и порядок", то для советской колонии при КВЖД это стало началом конца харбинского благополучия. 

В 1935 году советская часть железной дороги была продана Японии, а все советские служащие были тут же вывезены в СССР.  И НКВД незамедлительно начал так называемое «харбинское дело», в результате которого было репрессировано около 30 тысяч человек, «изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности». Из них более 19 000 были расстреляны. 
И в первых рядах пали харбинские владельцы особняков с прислугой и яхт…


***
С продажей японцам КВЖД и с отъездом "красных" русских жизнь эмигрантов в Манчжурии и в Харбине, как ни странно, стала тревожной...  А с началом Великой отечественной войны настроения большинства русских и вовсе резко изменились: нашествие Гитлера на Россию, прорыв немцев к Москве, блокада Ленинграда -- всё это больно ранило русское сердце. 











Япония в войне – союзник Германии, и японская оккупация оказалась далеко не раем… 

Правда, козни японцев оказались несравнимыми с тем ужасом, который обрушил на харбинцев НКВД, когда летом в 1945 года в Манчжурию вошла Красная Армия. 

Хочу здесь заметить, что среди приехавших в Харбин были юная сержант-медик и пехотный лейтенант. Они, каждый в своём эшелоне, приехали на войну с Японией. Это были мои будущие мама с папой -- она приехала из восточно-прусского Тильзита, он с берегов реки Эльбы. Она родом из-под Пскова, он родом из-под Винницы. Их высадили в Харбине, построили, и дали приказ служить на отбитом у японцев острове Сахалине. Там они и познакомились. Там у них и я родился. :) 





Когда на КВЖД пришел НКВД, несчастных харбинских "белоэмигрантов" постигла такая же страшная участь, какая в 1937 году постигла харбинцев советских: начались повальные аресты. 
В СССР из Харбина пошли назад военные эшелоны, набитые гражданскими русскими людьми. 
Без суда и следствия, за одну только принадлежность к русской эмиграции их везли прямо в лагеря. Естественно, в первых эшелонах ехали члены "Российской фашистской организации", включая наивных девчонок, пожелавших отомстить большевикам за маму с папой... 
Большая часть этого исхода сгинула бесследно.

Вместе с русскими фашистами было вывезено и почти всё взрослое мужское население Харбина. 
В городе остались тысячи русских женщин и их детей, которым предстояло как-то жить: женщинам тяжело работать, молодежи -- учиться, постепенно взрослеть, мужать, убеждаясь в том, что надо куда-то перебираться и маму с собой увозить. 










За редчайшим исключением ехать в СССР желающих не было. 
Выбирали «дальнее зарубежье». 
И более всего -- Австралию.

А тут ещё великая китайская «культурная революция» подоспела с её беспрецедентной вакханалией и немыслимыми жертвами… 





Постепенно от русского Харбина с двухсоттысячным русским населением не осталось и следа. 
По переписи 1982 года русских в городе было около сорока человек. 
Причем, все они -- родившиеся уже в Харбине! 
В городе осталась только одна действующая православная церковь -- Никольский храм, которую посещали несколько оставшихся в живых русских. 
Служил в церкви крещёный китаец -- отец Григорий (Джу). 







Батюшка Григорий умер в 2000 году. 
В десятимиллионном Харбине тогда оставалось несколько совсем стареньких русских православных прихожан…








***
В самом начале я вовсе не ошибочно написал, что «за пределами России были две русские диаспоры, стоящие особняком: харбинская и рижская». 
Как говорил Гераклит Эфесский, всё течёт, всё меняется, и меняется быстро. 
25 лет тому назад в Риге было не 300 тысяч русских, как сейчас, а более 400 тысяч. 
Арифметика тут простая: ещё три раза по двадцать пять лет – и будет у нас, как в Харбине.






Впервые было опубликовано на портале gazeta.lv в марте 2014 года.

При подготовке публикации использовались материалы сайтов:

http://www.e-reading.link/bookreader.php/1032606/Goncharenko_-_Russkiy_Harbin.html
http://www.rusamny.com/331/t02-1%28331%29.htm
http://guide.travel.ru/china/87096.html
http://www.slovoart.ru/node/1185
http://humus.livejournal.com

За пределами России были две группы русской диаспоры, стоящие особняком: харбинская и рижская. 
Они отличались от всех остальных русских диаспор мира тем, что русских людей в них было лишь немногим меньше половины от общего количества населения этих городов. 

Так, в Риге в 2010 году проживало около 700 000 человек, из них около 300 000 русских. 
В Харбине в 1920 году было около 430 000 человек, из них 200 000 – русские. 

(В ещё большем количестве русские живут только в Киеве. Там общее население города около 3 миллионов, из них русских на 2006 год было около 400 000. Однако это лишь 13% от всего населения города).

Про судьбу русских в Риге мы много что знаем, главным образом потому, что сами ещё живы. 
А вот история русских в манчжурском Харбине становится всё более далёким и расплывчатым белым пятном. 
Потому что живых свидетелей той жизни почти не осталось, а многие документы, касающиеся русской диаспоры в Харбине, по сей день хранятся под грифом секретности не только в России, но и в Китае. Япония тоже не особо открывает эти документы. 

А между тем Харбин стал домом родным и перевалочным пунктом для многих тысяч русских людей. 





Там русскому человеку можно было жить, потому что это был именно родной дом, с русским укладом и стилем жизни, со всеми атрибутами российского города начала ХХ века. 
«Харбин был очень русским, а население так и вовсе считало, что они живут в России" – так писал старый харбинец…. 
Впрочем, таким Харбин и был изначально задуман.


***
Харбин, это город на манчжурском участке Транссибирской магистрали, которая в 1906 году пролегла от Читы до Владивостока -- строго по прямой. Участок назвали Китайско-Восточной железной дорогой – КВЖД. 





Это потом, 10 лет спустя, от Читы будет проложена вторая железная дорога на Владивосток, вдоль Амура, она будет в полтора раза длиннее прежней, зато пройдёт исключительно по российской территории.

Крупнейшей станцией на КВЖД должен был стать Харбин. 
Станция была построена фактически на пустом месте, возле возведённого в 1901 году километрового (1008 метров) железнодорожного моста через реку Сунгари. 

















Русские люди, приехавшие в Манчжурию обслуживать железную дорогу и станции на ней, жили по-русски размеренной, неторопливой и в целом нормальной жизнью. 
Дорога, станции и город Харбин хоть и были на китайской территории, но находились на так называемой "полосе отчуждения", в которой действовали русская администрация, русский суд и полиция, а также русские охранные войска. 











Станция Харбин стала быстро обустраиваться, и менее чем за 15 лет вокруг неё возник симпатичный российский губернский город со всей необходимой инфраструктурой, с церквями, с красивой набережной, яхтклубом и городским парком…


























Неприятности начались в 1917 году. 
При этом надо заметить, что поначалу русские революционные события лишь слегка потревожили Маньчжурию. Нерешительная попытка советов рабочих и солдатских депутатов захватить власть в «полосе отчуждения» КВЖД была в корне пресечена властями, а советы изгнаны из Китая. 

Но при этом русские в «полосе отчуждения» автоматически перешли на положение эмигрантов: ими были потеряны права и привилегии экстерриториальности. Городское управление, полиция, суд постепенно переходили в руки местных манчжурских властей… 

А затем в Харбин хлынули десятки тысяч беженцев из Сибири и Дальнего Востока -- в основном из-за поражения армии и бегства администрации Колчака. 

Впрочем, для Харбина это имело даже положительный эффект: с приездом образованных беженцев город заметно вырос в культурном отношении. Несчастные беглые люди из СССР пополняли население Харбина и повышали его культуру аж до 1939 года. После чего граница была заперта на замок…

Несколько лет изолированный Харбин оставался единственным городом, где аж до середины двадцатого века смогли сохраниться и старая русская культура, и традиционный уклад русской жизни. 
В СССР этот уклад был стёрт, в европейских городах он сильно видоизменился, и только в далеком китайском Харбине все оставалось по-прежнему: там сверкали купола православных церквей и рождественские елки, там давали балы, катались на санках и беседовали за самоваром, обращаясь друг к другу по имени-отчеству. 
Люди аккуратно ходили на службу и исправно получали жалование… 
В общем все там было хорошо, кроме одного: русским из Харбина навсегда был заказан путь на родину. 























Но в 1924 году было подписано соглашение между Китаем и СССР, устанавливающее новый правовой статус КВЖД. 
В частности, работать на дороге разрешалось только китайским и советским гражданам. 
В связи с чем большинство русских харбинцев, чтобы не потерять работу, должны были принять советское гражданство. 
Некоторые из них так и поступили: кто по экономическим, кто по патриотическим соображениям. 
Другие же остались апатридами, лицами без гражданства, «негражданами» -- и автоматически потеряли работу на КВЖД. 


***
Однако нет худа без добра: к тому времени в самом Харбине уже работали русские школы, училища, даже высшие учебные заведения, русские предприниматели открывали фабрики, мастерские, магазины, издавались русские газеты и журналы. 
Харбинские эмигранты устанавливали «тесные экономические связи» с европейскими и американскими русскими эмигрантами, а так же и с советскими гражданами, продолжавшими служить на КВЖД. 
В городе была мечеть и синагога.
Город слыл денежным, в нём шла бойкая торговля. 
В Харбин устремились китайцы, и им находилась работа. 
Можно сказать, что Харбин в те годы был уже настолько же русским городом, насколько и китайским. 





В начале 30-х годов на территории Маньчжурии проживало около 150 тысяч советских граждан, включая работников КВЖД, и около 100 тысяч российских так называемых «белоэмигрантов». 
При этом советская административная верхушка КВЖД стала быстро обуржуазиваться: у них стали появляться роскошные особняки с прислугой, автомобили, яхты, а рестораны стали и вовсе нормой повседневной жизни для большинства начальников дороги… 
Чиновник -- он и в Харбине чиновник.






 

Так две русские жизни -- советская и белоэмигрантская -- текли в Харбине тихо-мирно, не мешая друг другу.  Это был один и тот же русский народ, разделённый только лишь идеологическими догмами и цветом паспортов... 

 

Конец первой части.  

Часть 2 -- ЗДЕСЬ.

Скоро государству Латвия 100 лет. За это короткое по историческим меркам время на нашей земле многое изменилось. Некоторые из этих изменений отражены в проекте, посвященном 100-летию Латвии "Говорят пейзажи...".

Вернуться в прошлое предложил фотограф и краевед Марис Лоцс, который с 1990-х годов собирает коллекцию старинных фотографий. А затем упорно ищет эти места и пытается повторить фото с той же точки, в то же время суток и время года.

Сейчас его коллекция оцифрована. Латвийский фонд природы приглашает всех присылать свои фотографии, на которых видны различные места в Латвии – в прошлом и сейчас. Не забудьте только добавить небольшие описания, которые придадут запечатленному на фото историческое и даже научное значение. Следить за проектом можно на интересной и фантастически красивой страничке в Facebook.

А здесь я привожу лишь несколько интересных примеров того, что уже есть в коллекции проекта.

Тукумс. Это самая первая пара фотографий, которую представил Марис Лоцс. Город за 70 лет изменился кардинально и сориентироваться можно было лишь по башне. Даже озеро осушили, еще в 1947 году.

 

 

 

Озеро Пленчу в Ляудонской волости. Снимок сделан в 1930-х годах. Тогда это был один из видов, активно использовавшихся в туристических материалах, продвигавших Латвию за границей. Сегодня тот же вид повторить невозможно — все заросло деревьями.

 

 

 

Валмиера. Историческое фото свидетельствует о том, что в 1930-х годах речная жизнь в Валмиере била ключом. Снимок, сделанный в 2002 году, показывает совсем другую картину — берег зарос деревьями и кустами, речная жизнь отсутствует...

 

 

 

Вид на долину реки Гауя с Райской горы.  Фото 1930-х годов. Как видим, долина была долиной — с ухоженными полями и немногочисленными деревьями. Сегодня это просто лес. С горы даже не видны дома, которые в долине, кстати, есть.

 

 

 

Мост через Салацу у Вецсалацы. Это один из первых железобетонных мостов и первый через реку. Мосту более 100 лет, его открыли в 1909 году. А фото сделано в конце 1930-х годов. Как и на других фотографиях того периода, обращают на себя внимание стада. Мост до наших дней дожил, а вот коров и овец не видно. Все поглотил лес...

 

 

 

Озеро Царманя. Описание этой фотографии 1930-х годов гласило, что это озеро Гаушлю в Латгалии. Однако Марис Лоцс заподозрил, что это не так. На понимание, что это за озеро на самом деле, у него ушло довольно много времени. Оказалось, что озеро  действительно находится в Латгалии, но называется иначе — Царманя.

 

 

Озеро Зиргу. Один из ярких примеров того, как до неузнаваемости может измениться место за 80 лет. В 1930-х годах озеро недалеко от Краславы — место оживленной сельской жизни… А сегодня оно не просто поросло лесом, но и заброшено людьми. Домов ведь тоже нет. Фотографу пришлось немало пораспрашивать окрестных жителей, чтобы понять, откуда конкретно был сделан старый снимок.

 

 

 

Берег Даугавы между Даугавпилсом и Краславой. Одно из немногих исключений из правила "Сегодня вся Даугава поросла лесом" — это отрезок между Даугавпилсом и Краславой. На старинном фото берега более пологие и каменистые. На современном фото деревьев больше, но в целом берег вполне открыт. 

 

 

 

Раунасская идиллия. Эта фотография деревенской идиллии превосходна по любым, даже самым строгим меркам. Но попробуйте ее сделать сегодня — вряд ли получится. Потому что бывшая деревня урбанизировалсь, покрылась столбами, опуталась проводами и заборами. Фотографу, чтобы сделать снимок с того же ракурса, пришлось лазать по частным дворам. Если бы деревья оделись листвой, церкви не было бы видно вообще.

 

 

 

Озеру Векю. Еще одна превосходная фотография деревенской идиллии, которую активно использовали для рекламы Латвии. За спиной у фотографа -- железная дорога Рига-Валга, так что эта картина открывалась глазам многих путешественников. А сегодня и захочешь — ничего не увидишь. Даже поселка на другом берегу озера.

 

 

 

Делинькалнс в Алуксненском крае. Это высшая точка Северной Видземе. Неудивительно, что тогда она пользовалась популярностью у туристов и любителей лыжного спорта. Сегодня, читая о первых десятилетиях XX века в Латвии, поражаешься: где все эти люди находили место покататься на лыжах, санках и просто погулять. Леса же везде! А вот и нет. Леса там теперь, а тогда было много свободного места. А вот башня на горе стоит. Точнее башня другая, а вот место — то же.

 

 

 

Мост через Гаую в Гауене. Этот деревянный мост построен в 1926 году. Во время войны был взорван. В остальном — типичная для 1930-х годов картина деревенской Латвии. Очень живописно. Сегодня все поросло лесом, а мост — железобетонный. Кстати, построен был только в 1958 году.

 

 

 

Озеро Пуллана.  Одна из самых душераздирающих пар снимков. В старинные времена дороги в Латвии шли по "природным линиям" — огибали озера, вились у подножий и по склонам холмов. Цель простая – максимально облегчить труд лошадке… Кстати, паровоз слева замечаешь далеко не сразу — настолько ослепительна, прекрасна дорога... А потом озеро осушили и дорогу выпрямили. Остальное доделала природа. Единственное, что осталось неизменным — железная дорога слева, пусть ее и скрыл лес.

 

 

 

Кокнесский замок и его окрестности ниже по течению Даугавы. Еще одна пара фото, глядя на которые сердце сжимается. Исчезло, практически, все. В том числе устье речки Персе и мост над ней. Теперь здесь только поверхность водохранилища Плявиньской ГЭС.

 

 

 

Кокнесский замок и окрестности выше по течению. На этой паре фотографий — развалины Кокнесского замка до и после создания водохранилища.

 

 

 

Айзкраукле. На старинном фото дорога, ведущая из Айзкраукле к переправе через Даугаву. Зимой река замерзала и переправлялись по льду, а летом в этих местах реку переезжали вброд (!). Живописная картина! Была... На современном фото — гладь водохранилища и силуэт ГЭС на горизонте. Ну, да зато страна с электричеством! И к этому следует относиться с пониманием.

 

 

Источник фото и описаний: http://www.delfi.lv/zhurnal/turgid/turisms/foto-togda-i-sejchas-kak-latviya-izmenilas-za-100-let.d?id=48530501

 

Есть предложение. Ir priekšlikums

А что если к 100-летию страны вернуть ей некоторые красивые виды?

И сделать это силами самого народа, как это делали некогда по отношению к красивейшим латвийским дубам поэт Имант Зиедонис и его команда. Они вырубали окрест дубов заросли и глазам людским открывалась необыкновенная, величественная красота!

 

 

Для этого нужно решение местных властей и крепкие парни с пилами и мирными топорами.

За крепкими парнями с топорами дело не станет. Остаётся принять властное решение. И кинуть всем своим друзьям ссылку на эту публикацию...   :)  

А вдруг у нас у всех получится... Это ж какие красоты, какие перспективы могут открыться!

Песню вам всем, песня хорошая, душевная: :)  https://www.youtube.com/watch?v=Ewn21FTZRGU

Полез я что-то искать на антресолях, наглотался пыли, но зато извлёк коробку, полную старых фотографий, слайдов и фотоплёнок, которые лежат там с прошлого века. 
Как все нормальные люди в такой ситуации начал с любопытством рассматривать найденное, за этим занятием время до вечера и прошло...

Там же обнаружился и конверт с фотографиями, который мне некогда, а именно в 1997 году прислали из Москвы. 
А в конверте – фото с премьеры моего «Кубика» в театре им. Моссовета – милое сердцу воспоминание. Решил этим далёким воспоминанием нескромно поделиться, потому как драматурги редко делятся впечатлениями от постановки их пьес, предоставляя это право чужим дядям и тётям -- критикам... 

Фотки маленькие, 9х13, снятые на плёнку дешёвой «мыльницей», да еще и переснятые мною для этой публикации, так что приношу извинения. Но других фото нет. 





На верхнем снимке – сцена из второго акта спектакля. Финальная «разборка». 
Слева направо актёры Андрей Ильин, Николай Прокопович, Александр Пашутин, Евгений Лазарев и спиной к нам Анатолий Васильев. Все как один заработали право именоваться "звёздами".

После премьеры пришлось раздать множество интервью, но я ни в одном из них не оценивал работу актеров, оставляя эту задачу зрителю и маститым специалистам. Однако уже прошло 20 лет и я, наверное, уже имею право высказаться об актёрской игре, в том смысле, как же они сыграли то, что задумал автор, то есть я. 

Абсолютных попаданий в трактовке образов было два – у Пашутина и Лазарева. Они были абсолютно органичными и узнаваемыми. 

Особенно был узнаваем Лазарев в роли президента РФ, коим тогда был Борис Ельцин. Нет, он его не копировал. И не пародировал. Но при этом Евгений был вполне узнаваемым президентом вполне узнаваемой страны. Мастер! Лазарев – бывший рижанин, актер РТРД, низкий благодарный мой поклон ему за мастерство! Последние годы жил Евгений в США. Три месяца назад умер.


 Е.Лазарев


Подстать игре Лазарева была игра Пашутина. Мне очень важно было, чтобы по ходу пьесы главного героя из рук в руки передавали люди, чьи властные полномочия становились всё больше, а человеческие качества всё меньше...

Герой Пашутина был вторым в выходе на сцену, и актёр явил всё, что драматург задумал: трезвый ум, понимание ситуации в стране начала 90-х, осторожность в словах и аккуратность в поступках... С выходом Пашутина на сцене повис драматизм и стало интересно наблюдать за диалогами! Пашутин своей точной и сочной игрой вытягивал спектакль на нужный «градус», и даже спасал его. 


 А.Пашутин


А спасал потому, что самым первым на сцену выходил герой опытного актёра Прокоповича, который своей «водевильной» игрой спектакль опускал и даже разваливал. Он почему-то решил играть какого-то мелкого совкового чиновника-проходимца. А должен был сыграть опытного, умного чиновника, который первым понимал и осознавал притязания главного героя. И, что очень важно, представляя при этом все последствия от его гениального изобретения. Увы, Николай нужный градус пьесе не задал...Очень досадно было смотреть, как спектакль в самом начале становится каким-то манерным, «старорежимным», начинает черпать воду бортами и готовится уйти на дно...


 Н.Прокопович


Главного героя, придумавшего неистощимый источник энергии размером 4 х 4 х 4 см, сыграл Андрей Ильин. Тоже бывший рижанин, тоже актёр РТРД. Я вообще-то видел в главной роли Евгения Стеблова, о чем и сказал постановщику Павлу Осиповичу Хомскому, отвечая на его вопрос... Но он предложил Сергея Юрского. Ладно, согласился я. Ещё бы – Юрский уже был суперзвездой. Но звезда нас внезапно покинула, уехав с женой гастролировать по Америке... 


 А.Ильин


В общем роль сыграл Андрей Ильин, тогда известный неискушенному зрителю только по двум киноролям в фильмах «Анкор, ещё анкор» и «Какая чудная игра». Андрей после прогона, перед премьерой спрашивал меня, похож ли он на ученого? Да, конечно, он был похож. Но он совсем не был похож на бывшего зека.

А мне это было очень важно, особенно в финале спектакля, где его в итоге сводят с главным авторитетом страны, и ученый, мужественно отбросив в сторону свою интеллигентность, решает вопрос с паханом так, как того требовала ситуация, то есть "по понятиям", иначе -- бескомпромиссно... Нет, не зек он, да и возраст у Андрея был тогда совсем уж юный... Но в целом он выстраивал свою роль точно, с требуемым нарастанием, и потому финал удался. 

Актеру Анатолию Васильеву роль главного криминального авторитета не совсем подходила. В том смысле, что не во всех сценах верилось в его абсолютную крутизну, да и внутренний воровской стержень у Анатолия местами куда-то пропадал... А он у воров в законе никогда никуда не пропадает! Но в целом Васильев производил на сцене яркое впечатление, да и финал в целом получился благодаря его громоподобной игре. 


 А.Васильев


Очень хочу отметить ещё игру Леонида Фомина. Роль маленькая, это – электрик, человек из народа, который все время потешается над хлопотами, с которыми высокие чиновники ищут и не находят выход из простой в общем-то ситуации... Какая точная и колоритная игра у Фомина! Как распускались в улыбках лица зрителей (а я обе премьеры отстоял за кулисами, видя и актёров, и зрителя), мгновенно реагировавших на каждую реплику Леонида. 


 Л.Фомин


Сейчас на Фомина тех лет (по внешнему контуру игры, по актёрскому темпераменту) очень и очень похож популярный актер Фёдор Добронравов... 


***
Премьера состоялась в конце весны 1996 года. После чего театр должен был ехать на летние гастроли куда-то «в черноземье». И было намечено везти туда «Кубик». Потому что народ в глубинке любит смотреть московские спектакли про то, как «прикладывают высокое начальство», в то время как местные театры про такое ставить опасаются – они сильно зависят от своего не очень высокого начальства, которое совсем рядом.

Но главная «прелесть» «Кубика» была в том, что этот спектакль в плане сценографии был "дешёвым" – ни одной смены декораций.

Однако на гастроли «Кубик» не поехал... Это и огорчило, и насторожило. А поскольку у меня был в театре «свой человек», то на мою просьбу узнать, в чём причина, он написал, что «Лосев только молча развёл руками и показал пальцем вверх...». Лев Лосев – это тогдашний директор театра. То ли приказали ему, то ли попросили его в Моссовете (театр ведь в прямом подчинении мэрии) – так и останется тайной. 

Я было совсем нос повесил, но неожиданно в октябре объявили о повторной премьере. Театральная Москва, подогретая слухами о скандальном спектакле, ломанулась было, но мест на «Сцене под крышей» всего 120. Со временем ажиотаж спал. Спектакль сыграли 17 раз и сняли.

Конечно, пьеса не была шедевром драматургии, и я это знаю лучше всех. Но одна из причин того, что пьесу сначала отодвинули в сторонку, потом вернули на сцену, а затем и вовсе сняли – выборы в России и благополучное переизбрание Ельцина летом того же года, после чего российский народ аж до конца века потерял интерес к верховной власти... Более того, та власть у народа вызывала отвращение. Пьеса опоздала к зрителю. Бывает. :)

Вы спросите, а почему я обошёл стороной РТРД? Не обходил, нет. Я для нашего театра написал аж три пьесы, все три предлагал, ни одну не взяли. 

А сейчас, ещё несколько фоток, найденных на антресолях.

Выход на поклоны...




Выводят вперёд режиссера-постановщика, исполнителя главной роли и драматурга -- с опущенной головушкой...



А потом, как и положено на театре, был скромный банкет в театральном буфете... Автор, как и положено, в красном углу. Или, наоборот, просто посажен в угол... :)



Ну, за Мельпомену!.. :)



*** 
Лет пятнадцать после этого я был последним драматургом из Латвии, чья пьеса была поставлена на московской сцене. До меня им был Владлен Дозорцев. 
А сейчас таким драматургом стал Алексей Щербак, мой коллега по двум цехам – по драматургическому и газетному. А кроме того у нас с ним одни корни – из Островского района Псковской области. 
Его «Полустанок» вышел за пределы Латвии и разошелся по всей России! Может быть, выйдет туда и его «Танго между строк». Алёша очень талантлив, я желаю ему творческих побед, и прежде всего в России!

Наша с Алексеем любовь к театру не является помехой в любви к иным проявлениям прекрасного!.. Это мы на "Алдарисе", по журналистской работе... :) 





Лирическое заключение 

Повторная премьера «Кубика» была осенью. А зимой я был в Москве по другим делам, взяв с собою дочку-подростка.
Идем мы с ней по Тверской, сворачиваем на Большую Садовую.
А там, на этом самом-самом театрально-концертном перекрёстке Москвы, на электронном табло бегущей строкой – наша фамилия и название спектакля.
Я глянул на дочку.
Никогда не забуду выражение её лица, её глаз.
И вот это мгновение было и остаётся самой главной оценкой мне как драматургу и одним из самых незабываемых мгновений жизни. :)

Речь пойдёт о фотоработах Семёна Осиповича Фридлянда — известного, уважаемого советского фотографа, журналиста и общественного деятеля.
Почему о них?
Потому что на них выросло целое поколение советских людей, и я в том числе.

Семен Фридлянд с сыновьями.



Родился герой моего рассказа в 1905 году в Киеве в семье сапожника Осипа Моисеевича Фридлянда. 
Будучи толковым парнишкой, Семён в 20 лет уже работал фотокорреспондентом в журнале «Огонек», которым в то время по случаю руководил его двоюродный брат, известный советский журналист и писатель Михаил Фридлянд (Кольцов), репрессированный в конце 30-х годов. 

Толкового Семёна Фридлянда репрессии не задели. 
Он благополучно окончил операторский факультет Государственного института кинематографии, и с 1933 года — уже фотокорреспондент центральной партийной ежедневной газеты «Правда». Ему всего 28 лет.
В конце 1930-х годов — он уже председатель Ассоциации московских фоторепортеров. 
В годы Великой Отечественной войны — фотокор Совинформбюро. 
В 1950-х годах — заведующий отделом фотографии журнала «Огонек».

Семён приходился двоюродным братом ещё одному известному Фридлянду -- советскому художнику-карикатуристу Борису Ефимову, Герою социалистического труда, прожившему 108 лет.

Фотографическое творчество Семёна Фридлянда уникально! 
Причин уникальности три. 

Первая: творчество по тем временам (в 50-е годы) было редкостным, потому как было цветным, и предназначалось для уникального общественно-политического "частично цветного" журнала «Огонёк» тиражом в два миллиона экземпляров. 

Вторая причина уникальности его творчества: оно было предельно пафосным, а местами, мягко говоря, неправдивым. 
А говоря не мягко – то была "развесистая клюква". 

Советской женщине всё по плечу!




Богатый урожай. Зажиточное село. Правильная, а потому счастливая колхозная жизнь. 



Пожилые работники искусств на отдыхе. Невероятно счастливые судьбы.


Фридлянд своими цветными фотографиями на страницах «Огонька» формировал наше представление о том, какая в Советском Союзе местами замечательная жизнь. 
А поскольку народ ездил не так много, а иных столь массовых цветных изданий в 50-60-е годы в СССР не было, то народ с пиететом листал «Огонёк», потом оклеивал им стены изб и бараков, любовался произведениями Фридлянда и вздыхал: «Живут же люди!.. Ну, ничего, и мы когда-нибудь так же заживём…»

Наконец, третья причина уникальности: большинство снимков Фридлянда выстроены и срежиссированы так, что непременно содержат «нечто», ненароком говорящее правду. Это или какие-то настораживающе нереальные позы героев, или заметные только внимательному глазу дурацкие детали, не соответствующая месту и времени одежда, напряжённое и никчёмное ковыряние героя снимка в чём-то, проявление им глубочайшего интереса к тому, что у нормального человека такого интереса вызвать никак не может… 
Всмотритесь, и вы это сами увидите.

Возможно, это я просто хочу оправдать Фридлянда, который на самом деле был махровым "лакировщиком советской действительности". :)


Фридлянд на отдыхе.




Однако смотрю на его усмешку на умном семитском лице, и мне не хочется верить, что Фридлянд банально взращивал развесистую клюкву ради должностей, званий, квартир, регулярных путёвок в санатории и талонов в столичный продуктовый спецраспределитель. 
И усмешка, и все его фотографии говорят: «Ребята, ну, а что вы хотите?! Такое в стране было время! Ничего, когда-нибудь придёт другое, вот тогда мы все и заживём по-другому…»

Итак, фотоработы хитромудрого Семёна Фридлянда.
Некоторые с комментариями.


Твёрдо уверенные в своём будущем туркменские студенты.








Здесь Фридлянд со всею очевидностью сказал: "Да возьми ты что-нибудь в руку!". 
И мужик сгрёб комплект инструмента, который первым случайно попался.








Вот что он там отвёрткой ковыряет? Там же для отвёртки ничего нет... 
Но зато так старается. И какая при этом напряжённая поза! Хотя мог просто стоять, ковыряя.




Профессиональные союзы и их функционеры... Мощнейшая сила! И на снимке это видно. В руках у дамы -- квартиры, детские садики, пионерлагеря, дома отдыха, санатории... 








Я тоже был пионером. Но мы никогда не работали в пионерском галстуке! 
А) в галстуке было неудобно и жарко, б) было жалко испачкать или порвать галстук. 















 

Вот какой нормальный водитель поставил бы машину в метре от обрыва?.. Но тут Фридлянд попросил, дабы показать неуклонно растущий жизненный уровень советских экскаваторщиков и водителей карьерных самосвалов...

 

У меня дядька был сельским механизатором. Руки всегда по локоть в машинном масле... Какая белая шляпа?!




















Если рассмотреть это фото в увеличенном виде, то можно прочесть на корешках книг: "Политический словарь", "Капитал" К.Маркса, книги М.Горького, сборник статей М.Калинина... Какая ироничная усмешка у женщины справа!.. Какой взгляд у продавца книг! Нет, Фридлянд отлично знал своё дело! :)



 

Снимок отчётливо говорит: "Это то место, где никогда не бывает мух. Они все попередохли от уныния и скуки"




В заводском Доме культуры. Под аккомпанирование скрипачу дамы негромко беседуют о чём-то о своём, о женском, например, о небогатом выборе тканей в местном универмаге...
















А здесь Фридлянд буквально "вдавил" девчушек в раствор и в кирпичи, которые они же укладывают в стены, укладывая за смену не одну тонну. А ведь мог бы и не вдавливать...




Ну вот же -- совсем другое дело, появилась определённая лёгкость, воздушность и даже грациозность...



 

Меня этот сюжет забавляет более всего. "Нет, папа, -- говорит девочка, -- надо вот сюда, правее, ещё правее". И папа сейчас потянется, потянется вправо... Что будет, можно догадаться. Мама, похоже, уже догадалась... :)









С такими креплениями на лыжах он, конечно же, далеко не уйдёт, но зато настроение у мужика такое приподнятое!




Шахтёры на отдыхе. Большинство -- в парадной форменной одежде. Один вот только бежал на съёмку, и прибежав, ботинки не успел почистить...




Подпись к фото такая: "Сбор редиски в совхозе на острове Итуруп, Курильские острова". Прилетев на Курилы, попросил Фридлянд девушек приодеться в нарядные платьица, чтобы в "Огоньке" выглядеть ничуть не хуже собранной ими крупной редиски и вулканов, что уверенно стоят на дальнем рубеже советской родины...
Нет, он своё дело таки знал!  :)



ФОТО с сайта http://humus.livejournal.com/
Жизнеописание С.Фридлянда -- из Википедии.

Часть 1 была ЗДЕСЬ.

 

 "Ja man apkārt kalnu daudz, značit Himalaji..." 

                                                        Lat. taut.dz.

 

...Итак, глянул я направо, а там лавка антиквара. 
Неожиданно, однако!




Зашёл.
Посидел, поговорил с умным и хорошо образованных хозяином лавки.
Ему такая работа-увлечение очень нравится.
Мне, признаться, тоже... А потому я хозяину лавки втайне позавидовал. :)





На снимке внизу -- учебник эвенкийского языка.
Замечу, что эвенков (иначе -- тунгусов) в СССР было всего 38 тысяч.
А учебники для детишек тем не менее издавали, учителей готовили, язык эвенков берегли....

Чиекуркалнс всегда был окраиной Риги, хотя чисто географически район расположен вовсе не на краю города. В этом парадокс Чекурильника.
Но и у всякой окраины есть своя окраина, свой край.











Край проходит вдоль железной дороги, по которой каждое утро к нам приезжают гости из Санкт-Петербурга и, глядя в окошко вагона на окраину Чекурильника, с ужасом думают, а куда это они приехали, на самом ли деле это хвалёная столица европейского государства с Домским собором?..

Но не всё тут так скверно, нет! Есть и то, что Чекурильник украшает, и мы к этим объектам подходим.

На краю, на грузовой платформе в ожидании команды в полный рост стоял сцепщик. 
В ожидании он увлечённо читал книгу. 
И это было чертовски красиво!



-- Сударь, часом не Фёдора Достоевского читаете? -- спросил я.
Сцепщик оторвался от толстого тома, понимающе улыбнулся, отрицательно покачал головой и продолжил чтение.
"Неуж-то "Капитал" Маркса?.. -- подумал я и пошёл восвояси.














Школа №37 (на схеме -- точка 4). 
Архитектор -- Алфред Гринберг . 
Школа построена в период с 1933 до 1935 года. 
В те годы это было самое большое школьное здание в Латвии! В школе был даже свой орган, приобретенный на средства Рижской городской думы. 

Во время Второй мировой войны в здании школы находился военный госпиталь... 
После войны опять стала рижской средней школой № 37, но уже с русским языком обучения, каковой и является до сих пор. 








И, наконец, последняя и, пожалуй, самая яркая достопримечательность Чиекуркалнса -- Рижская евангелистско-лютеранская община Misiones (на схеме -- точка 5)

 

Рижский миссионерский приход Евангелически-лютеранской церкви (Evaņģēliski Luteriskās baznīcas Rīgas misiones draudze) MISIONES был основан в 1921 году Арнольдом Вилциньшем c благородной целью объединения и поддержки живших в России латышей, вернувшихся в Латвию. Он сам служил в приходе до самой своей смерти в 1946 году.

Миссионерский приход в Чиекуркалнсе был построен им в 1928 году. Это был молитвенный дом, и в тоже время там находились квартиры (скорее, кельи) -- для немощных членов общины. Приход был построен исключительно на пожертвования членов церкви и на земле, подаренной общине Кристиной Пургайле. 

Снаружи строение не похоже на классические лютеранские церкви. Её наружный вид в течение многих лет украшался сказочными мозаичными картинами. Все мозаики создавал и территорию благоустраивал Ольгерт Микельсонс -- интереснейшая личность: крутой националист, легионер, заключённый сибирских лагерей, неутомимый фанатик мозаичного творчества, "латышский Гауди"... 
Портрета его я, к сожалению, не нашёл, возможно он запечатлел себя в этой мозаике:





Удивительно, но деятельность общины и церкви не прекращалась и в годы советской власти. В 2010 году в приходе было 74 прихожанина. Работала также воскресная школа.


***
Итак, вот калитка, ведущая на приходской двор. 
Она не заперта. А потому входим...















































 

 

На этом всё...
Такой вот он, наш предельно контрастный Чиекуркалнс, Гора Шишек.
Который мы походя называли то Чекурильником, то Чекуречником.
Но всегда произнося это с любовью!  :)

 

 

 

 "Ja man apkārt kalnu daudz, značit Himalaji..." 

                                                                   Lat. taut.dz.

 

Рига некогда располагалась в горной стране. 

А иначе откуда такие рижские топонимы как Гризинькалнс, Дзегужкалнс, Агенскалнс, Чиекуркалнс?.. 

Чиекуркалнс с латышского переводится как «Гора шишек». 
То есть, между Тейкой и Межапарком некогда высилась гора, густо поросшая соснами и по этой причине усыпанная сосновыми шишками… Правда, гора та была не сильно высокой, песчаной и на самом деле была дюной. Такой, приблизительно, как на этом снимке:





Нынче от горы и следа не осталось, Чиекуркалнс нынче совершенно плоский.





Сюда редко ступает нога постороннего рижанина. Потому как и делать ему тут нечего, и смотреть не на что, и боится он всяких разных слухов...

Я не посторонний, я здесь работал, а вернее "нёс службу", два десятка лет, а поэтому смело ступаю на землю Чекурильника, или Чекуречника, как мы его называли. 
У меня тут в двух разных концах, но в одинаковых двухэтажных деревянных домах жили друзья. 
Сейчас уже не живут. 
Тут же у нас с друзьями был наш любимый «объект услады мужской плоти», о котором расскажу позже. 

До сих пор здесь возле домов сажают огороды... А в 50-х годах в сараюшках держали свиней и кур. 
В советское время район совсем не развивался, превратившись в депрессивный: булыжные улицы, дома барачного типа, «сухой» туалет и печное отопление в них — таким был Чиекуркалнс в годы моей молодости… 
Во многом он таким остаётся и по сей день. 
А во многом стремительно и до неузнаваемости меняется.








У меня любимое занятие: пройтись по рижским улицам, поглазеть, вспомнить, удивиться… 
Лет 20 я не был в Чекуречнике, решил пройтись.

В Чиекуркалнсе пять главных достопримечательности (см. схему), я вам обо всех расскажу.





Начну с водонапорной башни, которая стоит тут с 1912 года (на схеме – под номером 1). 
Архитектор -- Вильгельм Бокслаф. 
Особенность башни в том, что это крупнейшая из всех рижских водонапорных башен, к тому же она архитектурно выдержана в стиле модерн (югендстиле). 
Я, признаться, долго всматривался, но признаков югенда не рассмотрел.





Рядом с башней – одна из «красных» школ Рейнгольда Шмелинга, построена в 1911 году (на схеме номер 2). 









Всего в Риге таких школ построено пятнадцать. 
В 1935 году чиекуркалнской "красной" школе было присвоено имя поэта и прозаика Яниса Порука.
Школа носит это имя до сих пор.

Напротив башни и школы, отражая их в своих стеклянных стенах, стоит новенькое здание МВД (на схеме – 3). 





А чуть дальше, за виадуком, спрятался «объект услады мужской плоти» (на схеме буква "Б") -- знаменитая чиекуркалнская баня с отменной парилкой, в которую мы регулярно ходили париться много лет, используя для этого т.н. библиотечный день… 





В этот раз, дойдя до бани, я стал ходить по Чекурильнику зигзагами, с 1-й Длинной улицы -- на 2-ю Длинную, по всем поперечным, постепенно подходя к двум оставшимся достопримечательностям (4 и 5).
Предлагаю пройтись вместе, посмотреть на старый и новый Чиекуркалнс.






























Заглянув мельком в этот двор я оторопел: голубятня! 
Уже много-много лет не ощущал я этой волнительной радости общения с птицами и небом.
Но голубей в этой голубятне, увы, уже не было...



























 

Петроглифы какие-то доисторические, готические, не иначе, времён немецкого владычества.  Но надпись -- на латышском, и она греет душу. Там начертано "alus", а это священное для меня слово -- "пиво"...  :)

Глянул направо, а там лавка антиквара. 
Неожиданно, однако.




 

Зашёл.

То, что я там увидел, про это во второй части, а то, извините, очень длинно получается...  :)

Вторая часть "Чекурильник. Часть 2" -- ЗДЕСЬ. 

 

Главная улица в Юрмале – Йомас...

Интересно, в России есть хоть одно название улицы, начинающееся на русскую букву «Й»?

Если есть, то какое, интересно? :)

 

В тот летний день у меня случился маленький такой праздник души: я осознанно проехался в Юрмалу электричкой – туда и обратно!

Давно не ездил, решил вспомнить характерное завывание двигателей на разгоне, стук железных колес по железным рельсам и ласковое ощущение от дуновения прохладного ветерка через отверстые окна вагона...

Мне надо было встретиться в Юрмале с уважаемыми (иначе –  авторитетными) людьми, встреча была в том конце главной Юрмальской улицы Йомас, который упирается в Майори.

Выехав слишком рано, с запасом, я пересек реку Лиелупе где-то за час до встречи.

А потому решил выйти в Дзинтари, в расчете пройтись пешочком по утренней, еще не забитой народом улице Йомас...

И не пожалел!
Предлагаю пройтись и поглазеть вместе со мной. :)

Первое, что удивило в электричке, это то, как теперь возят велосипеды.

 

 

Второе, что удивило в Дзинтари – утренние японцы.

Поздоровался на их родном наречии.

 

 

Эх, как он загалдели в ответ!

А я-то кроме «здравствуйте», «до свидания» и «спасибо» ничего по-японски и не знаю...

Замечу, что моё konnichiva ("здравствуйте") знают немногие, зато «привет!» знают все, кто стучит по клаве: Yahhoo!

 

 

Однако, стекленеет Юрмала... И это хорошо – стекло всё лучше, чем бетон.

 

 

Это, кто не знает, самый центр Юрмалы. Её пуп. Это начало Йомас, вон она, уходит вдаль. Направо – святыня шоу-бизнеса – концертный зал «Дзинтари», на который всё лето накатывают волны мировой попкультуры.

  

 

 

Но никакая из волн по своей мощи не могла сравнится с цунами «Новой волны», которая уж больше никогда не прикатит...

Но оставим шоу и всё грустное в стороне, нам – прямо.

 

 

И вот тут, не пройдя и нескольких метров я впервые в жизни увидел "не такую" Юрмалу.  

В смысле, не курортную, расслабленную, ленивую, в прикиде и макияже, в общем, "на понтах".

Я увидел утреннюю трудовую Юрмалу, я увидел работающих людей, готовящихся к приёму людей в макияже и "на понтах". Они, трудовые и работающие, были сосредоточены, они были заняты делом и в этом своём занятии были очень красивы -- особой естественной, утренней красотой.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

О, эдем души моей!

О, рахат-лукум моих мечтаний и вожделений!..

 

 

Кто не пивал пивко Brenguļu – тот не знает, что такое щенячья радость собственного чрева, в которое неспешно вливают кружку этого волшебного прохладного напитка!

Увы, мы с моим чревом вынуждены были на сей раз пройти мимо (мы потом вечерком оттянулись... :)

 

 

 

 

Оторвав взгляд от прекрасного, и подняв голову, увидел вот это.

 

 

Но не свежая отделка нижней части фасада привлекла, а чисто московское название заведения. "Булочная"!.

 

 

В Латвии так не пишут. В Латвии всегда писали «Хлеб». Зашел полюбопытствовать, как оно внутри.

Пустили, но попросили всё подряд не фотографировать: в помещении ещё царил предпремьерный кавардак – в этот день заведение и открывалось.

Угостили кофе. Кофе отменный.

 

 

Пока я его пил, всё время заходили посетители, чаще всего – с детишками.

Всех их тоже чем-нибудь да угощали...

 

 

Люди наши, и особенно дети, быстро западают на доброту, народу нравится непоказное радушие.

А кроме того, как мне показалось, народу нравится слово «булочная» или как его произносят москвичи – «булошная».

Кстати, хозяин «булошной», именно бывший москвич, зовут его Александр...  :) Спасибо, Саша!       

                                     

А утро тем временем уже перестало быть ранним.

 

 

 

 

Это памятник поэту Райнису и его суровой жене Аспазии. И Черному Ворону. И Магнитному Полю...

 

 

Этим павильоном слева и заканчивается улица Йомас... Или начинается – это с какой стороны смотреть.  :)

 

 

А справа Йомас заканчивается (начинается) этим вот рестораном с названием, намекающим на некие наши социодемографические перспективы...

Мне надо было сюда. Три девушки строем вышли мне навстречу...

"Да ладно, не до такой же степени!" -- подумал я.

 

 

И правильно подумал. Девушки грациозно скользнули мимо и уплыли вдоль по Йомас.

 

 

Мы с моими визави поговорили о Латгалии и о планах нашей с доном Руматой масштабной экспедиции в тамошние края. Сам Румата в это время, выехав в зарубежную командировку, оговаривал свои планы...

Переговорив и попрощавшись, я неспешно пошел на станцию, которая рядом.

Ширь речная!

Луга заливные!

Лепота!

Красота!

 

 

Лет 20 тут не стоял.

Хотя стоял, и не так давно, на том месте, где не стояли 999 из 1000 рижан и юрмалчан -- на том берегу Лиелупе, ровно напротив станции Майори... 

 

 

Это я всё пытался памятник сфотографировать, да вот девушка как-то всё в кадр попадала.  :)

Хорошая девушка.  И символическая. Потому как представляет собою символ современной Юрмалы -- начала XXI века.

 

        

Так вот, маленькое лирическое воспоминание об этом памятнике Лачплесису.

Памятник этот – моё самое первое (в 5 лет) впечатление от Юрмалы.

Я от этого памятника прямо-таки ошалел, он мне потом долго снился в моих детских снах. Потому как это вообще был первый памятник в моей жизни.

А ещё я ошалел от ступеней каменной лестницы, спускающейся к пляжу. Надо же – лестница к морю!! Само море не произвело на меня совершенно никакого впечатления. Море как море. Потому как я только что был привезен родителями с Сахалина, из посёлка Корсаков, и там у нас море, а вернее – океан, было прямо под окнами нашей фанзы, в 50 метрах...

Назад в Ригу из Юрмалы я впервые в жизни ехал в пустом вагоне.

 

 

Колеса привычно стучали, двигатель традиционно взвывал на разгоне, ветерок, врываясь в окошки, приятно ласкал разгорячённое тело.

Лепота!

Но вагонная пустота как-то смущала.

Не даром смущала: это было то лето, когда на Юрмалу уже не накатила "Новая волна", не приехал "Голосящий КиВиН" и прочие голосящее из России... И Юрмала стала какой-то другой. Диалектика однако: отрицание отрицания и переход количества в иное качество... :)

                                                                                                                      FIN

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Сегодня 17 февраля 2020 года. Месяц тому назад  умер мой хороший друг Саша, житель Юрмалы, бывший москвич. Это он баловства ради  открыл на Йомас "Булочную", истребовав у властей все необходимые разрешения на такое название... Саша ушёл, "Булочная" осталась и будет продолжать работать, людей кормить-поить. И удивлять. А для меня это ещё и памятник другу...

 

 

Эту гравюру и это фото разделяют 220 лет. Это одно и то же место Риги.

 

 

 

Только художник стоял на левом берегу реки. А фотограф, то есть я, на правом.

Попробуйте узнать, где это?

Буду подсказывать. А вот так?

 

 

А так?

 

 

Это берег Красной Двины, по латышски – Саркандаугавы.

Вернее берег того, что от реки осталось.

 

 

Автор приведенной в самом начале гравюры Иоганн Христиан Бротце двести лет тому назад предполагал, что река Саркандаугава свое название получила от желтоватых и розоватых песчаных гор, которые в то время возвышались на правом берегу реки. Может быть.

Правда, у меня есть и другой вариант: эта река текла мимо высоких берегов, поросших дубами и соснами, и эти берега были очень красивы. Красная – значит красивая. Но я с Бротце спорить не буду.

Интернет уверяет, что Красная Даугава – это приток Даугавы длиной 2,5 км и шириной 25 м, который начинался на городских пастбищах (точка Н на карте).

 

 

Написавший это ошибается.

При ширине в 25 метров, приток не мог начинаться тут же, на пастбище, из какого-то родничка. На самом деле Красная Двина (что, кстати, явствует из топонима) это название одной из многочисленных проток Двины в ее устье.

В целях обустройства портовых территорий эта протока была наполовину своей длины засыпана. Я так уверенно это говорю потому, что на моих глазах в 50-х годах в этом районе города таким образом засыпали сразу несколько правобережных проток Даугавы (на карте они помечены цифрами 1, 2, 3, 4, 5).

 

 

Я тут в детстве жил (точка М1 на карте внизу), на улице Лопкаутувес 2, кв 4.

 

 

Чудом сохранившееся фото. На нем мама, рядом ней моя сестра и я, а так же наша краснодвинская компания с ул. Лопкаутувес...  Перед нами канал, за нашими спинами -- наш дом.

 

В засыпанных нынче протоках Двины мы купались и рыбу ловили. Сняв штаны, переходили протоки вброд и доходили до основного русла Даугавы, по которой изредка проплывали чумазые суда с углём и лесом. Мы ложились в траву, смотрели на корабли, на чаек и мечтали о дальних странах. Белоснежных паромов на Стокгольм тогда ещё не было…

 

Фото Елены Безрядиной, г. Воронеж, Россия.

 

А располагавшийся напротив моего дома канал принадлежал фанерной фабрике. Сюда привозили лесовозами и сваливали брёвна, чтобы они отмокали – потом с них на огромных станках срезали шпон. Иногда брёвна пригоняли в связках по Красной Двине.

 

 

Рабочие работали с брёвнами длинными баграми, стоя на узких плотах из 4-х брёвен, сбитых скобами и досками.

 

 

Иногда по выходным эти плоты кем-то отвязывались от причала, и они исчезали…  :)

То мы, пацаны с ул. Лопкаутувес отправлялись в дальнее путешествие по каналу, а потом по Красной Двине, мимо опущенных в реку ветвей ракиты и вербы, мимо утиных гнездовий, вдоль топких берегов реки, заросших лопухом … Это была территория наших детских приключений, наш Дикий Запад.

 

 

Племена местных краснодвинских пацанов пытались взять нас на испуг, но мы их не боялись. В случае внезапной встречи самый крупный из нас -- Инар -- задирал рубаху, доставал из-за пояса огромную рогатку, вынимал из кармана гайку М21, подбрасывал ее в руке, как бы определяясь с правильностью выбранного калибра, растягивал ужасающей силы авиамоторную резину и посылал гайку во что-то звучное и звонкое. Например, в стену сарая, или в его окно... Звуковой эффект был всегда один и то же: вероятный противник нам только что честь не отдавал...  :)

Естественно, проплывали мы и мимо того самого места, на котором 200 лет тому назад стоял Иоганн Бротце, зарисовывая рыбарей у имения Дунтес и высоченную гору за ним… (на предыдущей карте – это была точка М2).

Гора и сейчас никуда не делась, на ней возвышается над всею Саркандаугавой красивая жилая высотка, с крыши которой видно море…

 

 

Плот мы оставляли, не доплывая до моста через Красную Двину, садились в трамвай и ехали назад домой, довольные как поросята…

 

 

***

Вчера у меня был предпасхальный маршрут: кладбище Яунциемс, где лежат родители, потом торговый центр SKY, который на ул. Дунтес. Жена и дочь любят туда заехать ради безлюдия в огромном торговом помещении, а я ради свидания с речкой моего детства, всё ещё текущей на задворках…

На этот раз я убедился, что течь ей осталось недолго: речку с обоих берегов усердно засыпают.

 

 

 

 

Она ещё бодрится, игриво поблескивая на весеннем солнышке, но уже пожелтела и иссохлась.

Вон до той трубы засыпят – и всё…

 

 

Останется засыпать кусок бывшей Красной Двины возле бывшего завода РЭЗ.

Этот кусок ещё хоть как-то похож на реку...

 

 

Пофоткав речку детства, пошел искать жену и дочь.

На входе решил сфотографировать красивые потоки солнечного света, падающие на внутренности SKY.

 

 

– Низззяяяя… – раздалось сзади. То был охранник.

– Почему нельзя? – задал я глупый вопрос.

– Частная собственность, – ответил охранник. – Нужно согласовать фотосъёмку с хозяевами.

Хозяева у этого (одного из четырёх) рижских комплексов SKY – американцы и британцы. А именно Orla Media LLC и Wingate Finances Limited.

Про американцев я в Сети, сколько ни искал, ничего не нашёл, а британцы – это инвестиционная компания со штаб-квартирой в австралийском Мельбурне. Это для меня далековато...

В огромном помещении было почему-то душно, пахло пластиком. Захотелось снова на воздух, к речке. Вышел к тому, что от неё осталось...

 

 

И понял, что уже навсегда прощаюсь с ней самой, с её утками, зарослями ивняка, с характерным речным запахом.

Всё течёт, всё меняется, и всему своё время.

 

 

При этом почему-то посочувствовал незнакомому мне буржуину из Мельбурна, который понятия не имеет о том, у какой красивой реки он построил свою торговую частную собственность.

А вот мы с Иоганном Бротце это знаем!    :)

 

***

Пусть это не покажется странным, но в качестве мелодии к этому рассказу я выбрал песню Бориса Мокроусова.

Почему?

Да вот запомнилась ещё в детстве и стала его леймотивом. Потому что в те годы часто звучала из открытых окон нашего дома на Лопкаутувес, в то время как мы, пацаны, сидели на берегу канала и трепались о путешествиях в дальнее страны... Например, в Австралию.    :)

                                  http://www.youtube.com/watch?v=4D06pQ3rayA

Посвящаю публикацию Дмитрию Кулакову, Валерию Зайцеву,

Владимиру Стешенко и другим моим рижским сверстникам,

с которыми в детстве росли где-то рядом, на Красной Двине...

 

Апрель 2014 года.

 

Источники, использованные при подготовке публикации:

http://www.gazeta.lv/story/8614.html

http://www.gazeta.lv/story/18748.html

http://www.gazeta.lv/story/17743.html

http://varandej.livejournal.com/618474.html

http://photo.qip.ru/users/gunzz/200616338/207661499/#mainImageLink