https://ok.ru/aresna/topic/65905124870925 

Легенда о Шах-Джахане и его возлюбленной Мумтаз.

... Слезам, оплакивающим любовь,
ты пожелал придать вечную жизнь...
ты... поймал время в сеть красоты,
и бесформенную смерть увенчал
бессмертием формы.
Тайну, которую ты в ночной тиши
Поведал на ушко любимой,
Хранит теперь камень
В вечном молчании своем.
... мрамор все еще шепчет звездам:
“Я помню”. Рабиндранат Тагор

«Наконец настал долгожданный день. Великолепная кавалькада направлялась к Тадж-Махалу.

 

 Впереди скакал всадник на белом коне. Юношеская осанка, уверенная посадка... Никто не дал бы шестидесяти лет повелителю. И если спрашивали Шах-Джехана, как удается ему сохранять молодость, ответ был одним – ни часу праздного безделья. 

 

Тадж-Махал был чудесен в любое время. На рассвете его купола и минареты окрашивались в теплые розовые тона, днем он представал во всем своем блеске, лунными ночами он казался вознесенным над земною тьмой сияющим сказочным замком, в котором обитали феи, прислуживающие прекрасной принцессе. Но сейчас наступал вечер, и краски были слегка приглушены.

Кавалькада приблизилась к массивным трехъярусным воротам, и Шах-Джехан, повернувшись к свите, поднял руку в запрещающем жесте. Последний служитель покинул сад и, обойдя спешившихся придворных, присел на корень баньяна, вместе с охраной настраиваясь на долгое ожидание. Шах в одиночестве въехал под резную арку. Ворота за ним закрылись. Пустынные дорожки, легкая дымка, тишина... Высокий забор отделял его от подданных. Только Он и ОНА. Он – пока еще в этом мире. Она – в ином.


Шах-Джехан вошел в предусмотрительно оставленные открытыми двери филигранной работы и словно заново увидел величавый зал глазами Арджуманд. Он обещал ей, умирающей, воздвигнуть памятник, достойный их любви, и сделал это. 

 

Медленно, волнуясь, как перед свиданием с любимой после долгого похода, он спускался по ступеням в нижний зал. Окон здесь не было. Слабый свет лился через входной проем. Шах зажег свечи. Пламя полыхнуло искрами в бесценном бриллианте “Кох-и-Нур” изголовья гробницы, многократно отразилось от зеркального сводчатого потолка, и поверхность саркофага словно оделась светло-розовой шелковой тканью, вышитой тончайшими узорами. 

 

Он погладил мрамор, показавшийся живым – местами теплее, местами чуть прохладнее, опустился на колени и закрыл глаза. Мысли, чаяния, образы ушедшего и неосуществленные мечты нахлынули осенним половодьем...

Милая моя, чем старше я становлюсь, тем чаще являются мне образы давно ушедшего детства. Ты помнишь, как я обнял тебя впервые?

Тетушка Мехр-ун-Нисса пригласила нас с сестренкой в ваш дворец Арам-Бага. Ты играла с Гюли в куклы посреди беседки, увитой розами. Няня шла к вам от дома с блюдом фруктов. А я сидел неподалеку, глядя на безмятежно плывущие облака и пытаясь заучить 21-ю суру Корана: “... Но многие из этих не знают истины и потому удаляются”. Вдруг раздался истошный вопль Гюли: Арслан, лохматый рыжий пес садовника, сорвавшийся с цепи, мчался к беседке. Бог мой, ты не звала на помощь, ты встала между грозным псом и сестренкой, раскинув руки, защищая ее. Я уже был рядом, отгоняя негодника, да и не был тот злым, просто обрадовался свободе, а, заметив переполох, поспешил убраться восвояси.И только тут ты расплакалась, уткнувшись носом в мое плечо. Я гладил то тебя, то Гюли, говоря, что все позади. А твоя няня все еще бежала к нам, и брошенные ею абрикосы солнечными шариками катились по лужайке.


Ты всегда защищала кого-нибудь. Семь лет после свадьбы мы скитались по свету, преследуемые Джехангиром, сталкиваясь в жестоких схватках с родичами. Но когда, наконец, трон стал нашим, ты будто забыла все зло, творимое ими, и умоляла меня отменить приказ об умерщвлении всех моих братьев с племянниками.

Родная моя, ты не жаловалась на трудности долгих переходов. Ухаживая за детьми, изнемогая от усталости, всегда находила и для меня теплое слово поддержки. Мой друг, моя помощница... Тебя называли “белолицей персиянкой” и “бриллиантом в короне”. Твою красоту, ничуть не льстя, воспевали поэты всех стран. Но что было бы в ней без мудрости? И лишь тебе я мог доверить главную печать. Лишь в твоих советах видел искреннее желание блага мне и государству. Меня достигали беззлобные ухмылки, когда важная церемония или встреча с чужеземным принцем переносилась только потому, что ты не могла присутствовать на ней.

И мнение твое не принято было оспаривать. Ты видела все сразу, а они понимали позже, и я преклонялся перед твоей прозорливостью. Во время бесед с послами я и сейчас, случается, замираю, прислушиваюсь, пытаясь уловить твой тихий голос. Что ответила бы ты, мой главный и бескорыстный советник, моя святыня?

Возлегаю на “Павлиньем троне”, давая аудиенцию, а рука тянется погладить прекрасных птиц с изумрудными глазами на его колоннах, которых касались твои нежные пальцы. Снова смотрю на стену “Диван-и-хаса” под драгоценным серебряным потолком, украшенную резьбой и инкрустациями – с персидским изречением:
“И коли есть блаженство рая на земле,
то здесь оно, а более – нигде”.

Но роскошь дворцов и все богатства мира я хотел лишь положить к твоим ногам. И придя в города, сложенные из песчаника, оставлял их мраморными – во имя твое. Когда ты видела что-то прекрасное, оно умножалось от восхищения в глазах твоих.
 
Меня называют великим зодчим, я могу выразить мысли в формах и линиях, но когда мне хотелось сказать о своей любви к тебе, я не находил слов, чтобы передать всю силу ее и нежность. 

 

Со свадебных дней я понял, что нет и не будет у меня никого роднее тебя. Может, это общая наша персидская кровь, восходящая к деду Гьяс-Бегу? Не знаю. И не знаю, что в тебе любил больше – глаза, длинные и таящие загадку, или уста твои – верхняя губка чуть полнее нижней, и оттого ты, если была усталой или грустной, становилась похожей на обиженного ребенка, и хотелось прижать тебя к сердцу и сделать все, даже невозможное, только бы вернулась радостная улыбка, только бы снова появились веселые ямочки в уголках губ. Твои ласковые руки... Тонкие и прохладные пальцы ложились на мой лихорадочный лоб – и уходили болезни, и мысли становились яснее. Твое сладостное тело – два десятилетия оно дарило мне несказанное блаженство, отдавая себя без остатка мне и детям. Твое бедное тело, такое теплое и нежное, девять раз корчилось в родовых муках, и боль разрывала чрево. Все ли дети достойны твоих страданий?

Ты гордилась бы нашей дочерью. Я и Джаханара – ты поручила нас друг другу на смертном одре. И я всегда чувствовал заботу нашей девочки. Но, странно, только дочь унаследовала мою страсть к зодчеству. Ее влекли чертежи мастеров, и я доверил ей возведение собора Джама-Масджида. И теперь это любимая мечеть жителей Агры. Дара Шукох – я всегда питал к нему слабость и позволял заниматься философией в ущерб обретению боевого опыта. Он и сейчас возле меня. Я отдыхаю душой, беседуя с ним, впитавшим учения суфиев. Другие... Шуджа – убежденный шиит, а Аурангзеб шиитов ненавидит. Аурангзеб – главная моя боль. Родная моя, если бы ты дольше оставалась с нами, тебе удалось бы смягчить его жестокий нрав и властолюбие, наделить его гибкостью ума и уважением к старшим. Как нам не хватает твоей мягкой мудрости!


Время утекает с водами Джамны. На девятнадцатом году ты стала моею, восемнадцать лет счастье подарила ты мне, и еще столько же понадобилось для возведения Тадж-Махала. Если бы знать, сколько еще мне отпущено судьбой для пребывания в мире бренном... Я бы возвел свою усыпальницу. Так и вижу ее: черный мраморный дворец – зеркальное подобие твоего, белого – возносится на противоположном берегу. Осенью вода подступает к самым ступеням, и над нею легкой дугой двуцветный мост соединяет дворцы, словно супружеские покои... Кружевной мост, в плетении которого черные нити мои, а белые – твои.

Ты помнишь, как впервые в порыве уничтожающей страсти я назвал тебя нежным именем – Лаъла? Лаъла – алая капля рубина, пламенные уста, кровиночка моя. Я не тороплю время, но иногда душа моя рвется в стремлении соединиться с тобой...

Шах Джахан поднялся с колен. Две свечи из трех догорели. Он с подсвечником в руках ступил в верхний зал. Откуда-то дунул ветерок, коснулся истаявшей свечи. Пламя дрогнуло и погасло.Он словно ощутил рядом дыхание любимой.

- Лаъла, – тихо проговорил шах. Чей-то шепот стал ему ответом.
- Лаъла! – громко воскликнул он тогда и, потрясенный, долго слушал, как откликнулся храм.

 

 Многократное эхо под куполом все пело и пело песню вечной любви».


Рабиндранат Тагор называл Тадж-Магал «слезинкой на лице вечности», а Редьярд Киплинг – «самой чистой из вещей». Шах-Джахан построил его в память о своей второй жене Мумтаз, умершей при рождении их четырнадцатого ребенка. Тадж-Магал (”Корона, вершина”), первоначально названный Шах-Джеханом “Тадж-Бибика-Рауза” (”Усыпальница царицы сердца”).

Эти события происходили в Индии в шестнадсатом столетии. Шах – Джахан был императором Империи Моголов. А его супруга Мумтаз – Махал была дочерью министра. Она родилась 15 апреля 1592 года и была лишь на год младше Шаха Джахана. По легенде они познакомелись на рынке. В тот момент Мумтаз Махал продавала на рынке деревянные украшения, а Шах – Джахан ходил по рынку. Когда он увидел девушку, она сразу ему настолько понравилась, что он захотел взять её в жены. Ихняя помовка состоялась, когда Шах – Джахану было 16 лет, а Мумтаз – Махал 15. Официальная свадьба проведена через пять лет – 10 мая 1612 года. Он был еще наследным принцем. Он взошел на трон 14 февраля 1628 года и стал пятым императором династии Бабура, а его жена стала называться Мумтадж Магал Бегим, т.е. царица Мумтадж Магал. Хотя у Шаха Джахана были и другие жены и дети от них, но видно они не принимались в расчет, т.к. нигде в официальных документах о них нет сведений. Она была счастлива в любви и браке, она страстно любила своего мужа и жила только им.

 

 Но жизнь ее была коротка.
Тадж биби, как звали ее придворные родила ему 14 детей, из которых выжили лишь восемь: четверо сыновей и четверо дочерей. Самым старшим из них был Аурангзеб. 17 июня 1631 года она умирает в возрасте 39 лет.

«Падишах не выдержал, разрыдался, упал на колени перед ней в присутствии потрясенных придворных. Она вытерла ему шалью слезы, пытаясь утешить его. Оба рыдали обнявшись.

 

 Придворный поэт писал: «Описать их горе у человека не хватит сил”. Шах Джахан обещал исполнить все, что она пожелает. Она просила его больше не жениться и не заводить больше детей, чтобы у ее сыновей не было соперников в претензиях на трон. «Во – вторых, – говорила она,- прошлой ночью во сне я видела красивый дворец, подобно которому, наверное, нет ничего во всем мире. Постройте в память обо мне такой дворец и похороните в нем мои останки. Он должен быть уникальным, исключительно красивым и совершенным». «Но как мне узнать, каким он должен быть?» – спросил он. «Вам принесут его проект», – сказала она ему. В этот момент раздался пронзительный детский крик. Родилась последняя дочь Дахра-ара бегим, и в тот же миг Мумтадж Магал не стало. «Аллах Акбар»,- прошептала она последние слова. «Аллах Акбар», – ответил Шах Джахан.

Ее любовь была взаимной. Она стала для него смыслом жизни, объектом неутолимой и непреодолимой любви. Ее похоронили в одном из садов на окраине Агры и в течение шести месяцев ее тело находилось там.

Это время Шах Джахан, божья тень на земле, изучал проекты дворца, который он обещал построить для Мумтадж Магал. Но все представленные варианты были им отвергнуты.

Однажды ночью к нему во дворец проник незаметно для стражи дервиш и дал ему несколько листов самаркандской бумаги, с чертежами и планами. “Саиб баба, – сказал он, – вот дворец, о котором вам говорила Сахиб биби перед смертью”. Шах Джахан рассматривал их, дервиш исчез также незаметно, как и появился. Проект ему понравился, и он дал приказ немедленно начать подготовительные работы.


Весь проект, планировка, конструкции сооружений все было основано на тщательных математических расчетах. Десятки математиков должны были обосновывать каждый шаг строительных работ. Он распахнулся на площади 100 гектаров, и все сооружения связаны между собой единой логической системой и правильных математических и геометрических увязок. Венециансие архитекторы, посещавшие Тадж Магал в XVIII веке писали, что сам Архимед Сиракузийский не мог бы найти более правильного решения планировки комплекса.

Английские ученые, исследования Тадж Магал в 1815 году пришли к выводу о безупречности математических расчетов при строительстве сооружений и высокого качества работ. Они высказали мнение, что дворец будет стоять вечно, т.к. построен ” в полном соответствии с природными и общественными требованиями”.

Почти триста пятьдесят лет стоит этот мавзолей, не потеряв своей первозданной красоты. Время благоговейно сохранило его, стихийные бедствия пощадили его, а воины во время войн становились стражами всего комплекса, стремясь не допустить ему ущерба.


Внутренние стены мавзолея и сами саркофаги инкрустированы драгоценными камнями. Инкрустация представляет цветы и суры из Корана.


Приводятся 644 айята Корана из 24 сур. Сюда ушло 74 камня сапфира, 144 рубина, 625 алмаза, 50 связок жемчуга и 97 топаза. С Цейлона везли ляпис-лазурь, с гор золото в слитках, из Йемена корнелин, фирузу с Тибета, коралл с побережья Индийского океана, аджубу (камень-чудо) из Сурата, хризолит с берегов Нила, оникс из Южной Индии, красный камень отовсюду.
 
Здесь царит вечная весна. Все цветет круглый год. Не успевает отцвести одни растения, как начинают цвести другие. Вся внутренняя площадь обсажена красивейшими декоративными деревьями, доставленные со всех уголков Индии. Искусственные ирригационные сооружения наполняют его водоемы кристально чистой родниковой водой, доставляемых из родников. В течение всех этих сотен лет день и ночь 85 фонтанов работали не останавливаясь ни на минуту .


Строительство Тадж Магал продолжалось 16 лет. Ежегодно работало до 40 тысяч рабочих. Но постоянных строителей было всего 25 тысяч, которые осуществляли самые ответственные работы. После строительства Тадж Магал Шах Джахан серьезно заболел. Однажды ему стало настолько плохо, что придворные разнесли слух о его смерти.

Оба старших сына . Даро и Аурангзаб, оба дети от Мумтаз Магал, рванулись к власти. Война за корону длилась пять лет. Вся несметная казна делийских императоров хранилась в Агре. Агра с Тадж Магалом были главными призами победителю в этой самой схватке двух родных братьев. Даро был слаб, да и умом не удался. Шах Джахан стал на его сторону, рассчитывая, что в случае его победы, он будет продолжать царствовать, а Даро будет игрушкой в его руках. Он отдал ему всю казну и армию. Это было ошибкой. В войне Аурангзаб одержал победу. Даро был казнен, а отец-император оказался в его руках пленником, поддержавшим его врага. Его закрыли в его покоях, а все необходимое приносила ему прислуга.

Жизнь медленно, но верно угасала в нем. Отстраненный от власти, он просил сына, нового властителя Индии, дать ему возможность видеть Тадж Магал. Аурангзаб исполнил его просьбу и велел соорудить на берегу Джамны, прямо против Тадж Магал, крепость и в одном из помещений поместить отца с окнами, выходящими на мавзолей. Слуг ему не полагалось. При нем неотступно, вплоть до его кончины, была его последняя дочь Дахра-ара бегим, родившаяся одновременно со смертью своей матери Мумтадж Магал 17 июня 1631 года, свидетельница его императорской мощи и спутница его бессильной и унылой старости. Шах Джахан скончался 22 января 1666 года, проведя семь лет своей жизни в заточении, с утра до вечера наблюдая за своим чудом Тадж Магал. По повелению Аурангзаба его тело похоронено рядом с Мумтадж Магал. 

 

Теперь они стали навечно вместе.


ИСТОЧНИК