Современная медицина напоминает огромный шахтный ствол, в котором пациент как человек исчез. Эта технология - ошибочный путь. Некоторые успехи уже не могут скрыть того, что количество больных растет, продолжительность жизни снова падает, а болезни цивилизации приобретают характер пандемии. Но именно перед болезнями цивилизации, так же как перед психосоматическими и душевными страданиями, составляющими около 90% всех болезней, традиционная медицина бессильна. Она не может предложить лечения, направленного на истоки. Если мы возьмем болезни сердечно-сосудистой системы, инфаркты, рак, диабет, повреждения печени, ревматизм или психические нарушения, то по всем этим болезням сегодняшняя ситуация окажется хуже, чем 50 лет назад. Потому что традиционные медицинские исследования ищут причины болезней не там, где они возникают, например, в психике, окружающей среде или среди социальных факторов, а там, где они могут сохранить естественнонаучный характер, где, по мнению ученых, можно преуспеть с помощью опытов на животных.

Нас беспокоит распространенное среди врачей и ученых хладнокровное, безразличное отношение к больным - его называют "вещественным". Мы знаем многочисленных пациентов, которые разочарованы традиционной медициной, которые чувствуют себя брошенными на произвол судьбы при недостатке беседы и понимания. Медицина разочаровывает и многих студентов-медиков. Они сожалеют, что им приходится делать ненужные опыты на животных и против своей воли убивать животных. Указывается даже, что на практике медику не требуется 90% от изученного, а 90% нужного не изучается ("Здоровая медицина" - Gesunde Medizin, #5, 1978).

Всеобщее недовольство медициной происходит в том числе из механико-экспериментальной установки, из примитивного позитивизма современной медицины. Естественнонаучная медицина пытается исключить эмоции и духовную жизнь. А именно опыты на животных уменьшают внимание к жизни. И экспериментальная установка отражается на человеческой медицине. Невнимание к чувствам и негуманность, присущие современному медицинскому образованию с его верностью науке и власти, могут привести к жестокости к пациентам плюс уничтожить уважение к жизни и чуткость к страданиям других. Человек лишается человечности. Пациент становится всего лишь объектом, которым врач завладевает с помощью безличных методов и аппаратов. Поскольку медики лечат только симптомы, но неспособны одолеть страдания, обременительное сострадание оказывается вытесненным. Чтобы была заметна брешь, врач заполняет ее эквивалентом, техническими манипуляциями.

Неприятные чувства по отношению к медицине сейчас распространены повсеместно, однако медики не ищут глубинных причин тому. Врачи остаются на поверхности, в рамках экспериментальной ситуации, отметающей душевные факторы - этому они научились в ходе одностороннего образования. Хорошим примером служит инфаркт миокарда: традиционная медицина ищет причины в организме, а число заболевших все растет. Если в 1952 году от сердечной недостаточности умерло лишь 25700 человек, то в 1977 году этот показатель равнялся уже 139000 - рост составил 441 процент (DW, 1.2. 1979). Следовало бы обращать внимание на психические факторы и противодействовать болезни до того, как она проявится физически.
Медики с естественнонаучной установкой без конца утверждают, что прогресс возможен только через опыты на животных. Но по сей день доказательств в пользу этого нет. А контраргументов - достаточно.

Современная медицина будит обманчивую надежду на то, что с помощью медикаментов и операций можно ликвидировать все болезни. Но более качественным методам лечения внимания не уделяется. Медицина уже в течение 150 лет работает экспериментально и с малым успехом. Только 30% болезней на сегодняшний день поддаются терапии, но неизлечимы (Хёхст АГ - Hoechst AG, Nov. 1977). Кроме того, все чаще становится известно о разных нарушениях вследствие приема лекарств, порой со смертельным исходом. Животные реагируют на лекарства совсем не так, как люди.

Как указывают фармакологи А. Львов (A. Lwoff) и В. Клаус (W. Klaus), примерно 25 % пациентов, получающих лечение в больницах, страдают из-за последствий приема лекарств (Niedersächs. Arzteblatt, 14/1971). Согласно Немецкому конгрессу терапевтов (Wiesbaden, 1976), медикаменты вызывают 6% всех болезней со смертельным исходом, 25% всех органических заболеваний, 61% всех врожденных уродств и аж 86% мертворождений (MMW, 34/1969). И это несмотря на то, что каждый медикамент проверяют с помощью животных на переносимость и безопасность.

Как всегда, официальная медицина реагирует на подобные неприятные ситуации еще большим количеством опытов на животных. Так, здание центральной лаборатории (стоимостью в 25 миллионов дойчмарок) стало одним из первых законченных строений Ганноверского Медицинского института, сооруженных в 1968 году. При этом до сих пор в столице Нижней Саксонии отсутствуют средства для насущно необходимой детской больницы, так называемой тройки.

Опыты на животных не только ненадежны, но и жестоки. Вот некоторые примеры того, что происходит в лабораториях. В ноябре 1975 года из парижского Института Маре, занимающегося болевыми исследованиями, похитили двух умирающих с голоду кошек. Поскольку этих животных не предполагалось использовать для дальнейших экспериментов, их просто небрежно бросили и оставили без пищи. По оценкам ветеринара, они страдали уже 30-40 дней. Они были слишком слабы, чтобы их можно было спасти, поэтому осталось только их усыпить. В экспериментах их прикрепляли к стереотактическому аппарату, обездвиживали с помощью кураре, а воздух им вдували искусственным путем. Яд кураре парализует тело, но не устраняет чувствительность к боли и не отключает сознание. При такой подготовке на животных можно проводить самые болезненные опыты, при этом они не обороняются и никак не выражают боль.

Как сообщает голландский анестезиолог профессор Смальхоуд (Smalhoud, NDR, 16 ноября 1976), однажды пациенту перед операцией по халатности ввели кураре и таким образом обеспечили только иммобилизацию. Пациент умер - не от операции, самой по себе легкой, а от страшной боли и психического шока.

В декабре 1975 года защитники животных похитили из Центра нейрофизиологических исследований в Жиф-сюр-Иветт под Парижем девять кошек. У животных оказались удалены части крыши черепа, и им в мозг были имплантированы электроды для вызывания эпилептических припадков. Из-под вцементированных аппаратов сочился гной и тек в глаза. Кошки пробовали сорвать с головы аппарат, но им не хватало сил.

Аналогичные опыты делал Курт Шмальбах (Kurt Schmalbach) в университетской клинике Гамбург-Эппендорф. Одна свидетельница рассказала нам, как кошки сидели в маленьких клетках - с кровоточащими лапами и ранами на голове. Во время припадков они резко падали на заднюю стенку. Приемник регистрировал все их движения. Благодаря этим исследованиям, Шмальбах в 1954 году получил докторскую степень (Kurt Schmalbach: "Experimentelle Untersuchungen Über epileptische Reaktionen", Heidelberg, 1968). Опыты с кошками он проводил вплоть до своей смерти в 1976 году. Так происходит часто: молодой ученый производит какие-то совершенно не переносимые на человека опыты с животными и повторяет их с незначительными изменениями всю жизнь. Потом в своих работах он ссылается на сотни аналогичных экспериментальных трудов. И наверняка есть как минимум столько же идентичных работ, о которых он даже не знает.

В большинстве публикаций об экспериментах имеется множество ссылок на литературу, иногда их сотни. Даже специалисты вряд ли способны хотя бы просмотреть такое количество публикаций. Каждый год одних только медицинских журналов выходит 7000, а количество печатных страниц в них составляет от 60 до 70 миллионов (Medical Tribune, 16/1975). Больше половины составляют повторы. Врачебный журнал Selecta (31/1975) пишет: "Научные публикации, число которых стало необозримым, за своими претензиями на объективность часто скрывают только двойную работу, переливание из пустого в порожнее или полный нонсенс". А. Кон (A. Kohn) с презрением указывает на следующее: "Мышь это такое животное, которое всегда обеспечивает тему для диссертации, если его убить в достаточном количестве и в тщательно контролируемых условиях (Praxis-Kurier, 22/1971). Так современные экспериментальные лаборатории превратились в кузницу ученых званий.

Особой любовью пользуется экспериментирование с нервной системой. Возможно, причина заключается в том, что она кажется такой непонятной, столь трудно постижима и легко обеспечивает исследовательские гранты - как и в случае с онкологическими исследованиями. Но что делают эти ученые, и каких успехов они добились? Уже более 50 лет они изучают центральную нервную систему. Они раздражают ее электричеством, жаром, холодом или болью. Ответом всегда является электрическая кривая. Одно и то же в течение 50 лет. А что мы знаем о боли? Все равно, что ничего. Боль - это явление психосоматическое, и ее нельзя понять только естественнонаучно-экспериментальным путем. Стремление объяснить боль исходя из хода электрической кривой столь же наивно, как попытка судить о смысле напечатанного предложения на иностранном языке по тому, из чего сделана типографская краска.

Нью-Йоркский музей естествознания с 1961 года проводит "научные исследования", посвященные половым механизмам у кошек. Ставится задача проверить реакции животных, которых подвергают сильным мучениям. Кошкам удаляют глаза, разрушают органы слуха и обоняния.

Некоторых котов зажимали на штативе так, что они не могли двигаться. Затем в ходе так называемого "терминального электрофизиологического эксперимента" им раздражали пенис до тех пор, пока они не умирали. Другим котам пенис перетягивали с помощью волосяной петли или ниток - в результате некоторые животные умирали от блокировки мочи. В других опытах котов сводили с кошками, после того как им были удалены хирургическим путем пенисные нервы. Экспериментаторы установили, что животные не могли совершить половой акт (Science, 10 октября 1976).

Другие "ученые" даже пришли к ошеломляющему открытию, что зафиксированные коты, не получившие обезболивания, издают крики боли, когда им раздавливают яички (International Herald Tribune, 23 августа 1976). В Нью-Йорке животным не только удаляли органы чувств, но и разрушали части мозга. А потом проверяли, осталась ли у животных способность к совершению полового акта. Все это происходило "в тщательно контролируемых условиях", в течение 15 лет и американский департамент здравоохранения выделил на такие опыты полмиллиона долларов.

Все жестокие и бессмысленные опыты на животных происходят за закрытыми дверями. Посторонним туда попасть невозможно. Лаборатории закрыты, и зачастую по внешнему виду их распознать невозможно. Поэтому о происходящем там чаще всего становится известно случайно. Но неправомерное использование силы, как известно, порождает завесу секретности. Именно экспериментаторы тщательно следят за тем, чтобы шокирующие опыты не стали достоянием гласности. Ни один глава государства не признается в пытках, и ни один экспериментатор - в жестоких опытах на животных.

Столь распространенное заявление, что лучше беспокоиться о людях, а не о животных, - это чаще всего не более чем тенденциозный уход. Потому что с мучений животных начинается негуманность медицины, а для достижения каких-либо изменений надо бороться с истоками. Жестокость к животным невозможно отделить от жестокости к людям, потому что она не связана с жертвой, она входит в структуру личности совершающего его, является его характерной чертой.

В 1976 году советский судебный психиатр Ксения Семёнова исследовала четырёх 14-летних мальчиков, которые убили сокамерника - своего ровесника. Все четверо признались, что на свободе им доставляло удовольствие топить кошек и вешать собак. Также К. А. Семёнова сообщает о двух студентах-медиках, которые смеялись над проснувшейся во время операции собакой с выпадающими внутренностями. Советский хирург А. И. Генералов считает по этому поводу: "Каждый человек, которому доставляет радость мучить животных, представляет социальную опасность, потому что рано или поздно объектами его жестокости станут люди" (Animalia, 11/1976). Французский зоолог и эколог Жан Дорст (Jean Dorst) пишет: "Недостаток уважения к животному, как и недостаток уважения к живой природе в целом, всего лишь выражает недостаточное душевное развитие, которое ведет к такому же неуважению к человеку".

Хотя опыты на животных все время упрямо отстаиваются, через них нельзя сделать никаких полезных открытий для человеческой медицины. В качестве главного аргумента в пользу экспериментов часто приводят победу над инфекционными заболеваниями. Но доказано, что открытия Р. Коха и Л. Пастера повлияли на кривую смертности минимально. Согласно физиологу Гансу Шефферу (Hans Schaefer), повышение продолжительности жизни в наибольшей степени связано со всеобщими гигиеническими мерами, введенными в индустриальном обществе ("Folgen der Zivilisation", Франкфурт, 1974). С 1972 года продолжительность жизни опять начала падать - предположительно, потому что растущее загрязнение окружающей среды в своем действии оказалось сильнее гигиены. Кроме того, невзирая на увеличивающееся количество опытов на животных, инфекционные заболевания вновь оказались на подъеме, и они распространяются там, где пренебрегают гигиеной.

Так, в начале 1979 года в Неаполе во время вирусной эпидемии умерли 79 детей. Но опыты на животных не помогли справиться с вирусом: истинными причинами детской смертности были грязь и нужда. Потому что в Неаполе и его окрестностях более 200 тысяч людей находятся за чертой прожиточного минимума. Их квартиры и дома сырые, без окон, в них нет ни водопровода, ни вывоза мусора. По мнению итальянского писателя Доменико Ри, "то, что дети здесь массово умирают, не удивляет никого. Удивительно то, что некоторые остаются живы" (Domenico Rea, FR, 13 февраля 1979).

В качестве второго аргумента за опыты с животными всегда приводят вакцинацию. Но вакцины, разработанные с помощью животных или на животных культурах тканей, всегда причиняли серьезных вред здоровью и даже убивали. Вакцины не наносили ущерба только тогда, когда их разрабатывали при помощи культур человеческих клеток. Вопреки распространенному мнению, опыты на животных не внесли большого вклада в благополучие людей. Напротив, заболеваемость сейчас в 5 раз выше, чем 50 лет назад (F. Hoff: "Moderne Medizin und Gesunde Lebensfuhrung", Мюнхен, 1967).

Опыты на животных не предсказали отрицательных побочных эффектов либо врожденных нарушений от лекарств - достаточно вспомнить о катастрофе с контерганом. Вновь и вновь фармацевтическая промышленность изымает с рынка медикаменты, потому что они оказывают на людей отрицательное действие, не наблюдавшееся при работе с животными. Например, так произошло с 38 препаратами, содержащими клофибрат - они стали причиной множества смертей среди сердечников. Уже неоднократно производители лекарств выплачивали жертвам медикаментов компенсацию за причиненный ущерб. Недавно это пришлось делать дочернему предприятию швейцарского концерна "Сиба-Гейги" (Ciba-Geigy), когда в Японии их якобы безопасное лекарство от диареи мексаформ (распространявшееся и в Европе) вызвало паралич одной стороны тела.

Пожалуй, лучшим доказательством бессмысленности и вреда опытов на животных служат многочисленные фармацевтические аферы. Сколько еще людей должны погибнуть, чтобы, наконец, наступило понимание того, что животные отличаются от людей в анатомическом, физиологическом, биохимическом, метаболическом, биоритмическом, психическом, интеллектуальном и социальном отношениях? Поэтому результаты опытов на животных применительно к человеку не репрезентативны и часто даже сбивают с толку. Тот, кто поднимает опыты на животных до уровня проверки лекарств на безопасность - а это сегодня общепринято - тот либо совершенно не понимает сути вещей, либо на самом деле преследует совершенно иные цели.

Вновь и вновь преподносимые как научное достижение стандартизированные беспатогенные животные и гнотобиотические животные не воспроизводят даже реакций животных - что уж говорить о человеке. У лабораторных животных уже появляется потомство с дефектами, если им добавлять в корм небольшие количества поваренной соли или кофеина. Как известно, человеку не вредит ни то, ни другое. Кроме того, как нам сказал старший ассистент одного центрального института лабораторных животных, специфицированные беспатогенные животные и гнотобиотические животные часто прибывают мертвыми на пункт назначения. Их сопротивляемость очень сильно снижена, и они реагируют нестандартно даже на безобидные микроорганизмы. Как указывает фармаколог Г. Кинле (G. Kienle), сопротивляемость гораздо важнее, чем заселенность бактериями. Излечение может быть только активным самоизлечением, самоизлечения пассивного не бывает. Сопротивляемость организма важнее для здоровья, чем медикаменты, которые в лучшем случае оказывают поддержку, но могут и навредить.

Также примечательно, что плацебо (препарат-пустышка) может помочь больше, чем лекарство, и это было подтверждено статистически. В ходе неоднократных исследований выяснилось, что настрой врача оказывается важнее, чем действие медикамента. Исследователи, практиковавшие чуткое обращение вкупе с назначением пустышки, добивались гораздо более благотворного действия, в то время как исследователи с рационалистичным, экспериментальным подходом достигали гораздо менее заметных результатов, или же вообще ничего не получали, несмотря на назначенные лекарства (G. Kienle: "Arztneimittelsicherheit und Gessellschaft", Stuttgart/New York, 1974).

Согласно фармакологу Г. Кинле и физиологу Г. Гензелю (H. Hensel), опыты на животных не пригодны для проверки безопасности и эффективности лекарств (Dt. Ärzteblatt, 28/1977). Гензель даже считает, что в случае с опытами на животных ситуация опаснее, чем в лотерее. Таким образом, они неправомочны с точки зрения науки. Использование их результатов применительно к человеку основывается на недоказанных точках зрения.

С позиции факторного анализа перенос результатов опытов на человека невозможен. Факторный анализ изучает суть отдельных факторов. Для этого необходима проверка статистической достоверности и значимости. Проверка действительности выясняет, измеряет ли исследование то, что необходимо измерить, а проверка достоверности задает вопрос, аналогична ли группа, на которой разработали метод исследования, той группе, где будут применять результат. Однако животные не являются репрезентативной группой для человека. Поэтому опыты на животных не обладают статистической действительностью и не могут быть перенесены на человека. Ведь нельзя разрабатывать тест для выявления физического и умственного развития ребенка, необходимого для начала школьного образования, на взрослых.

Активно продвигаемые требования проводить больше опытов на животных и с использованием большего количества видов не решат проблему, а создадут еще больше путаницы. Потому что, если посмотреть на растущее число экспериментов, то все проблемы должны были бы уже давно быть решены. В одной только Великобритании, единственной стране, где ведется статистический учет опытов на животных, их число за прошедшие 50 лет возросло с 70 тысяч до 5,6 миллионов в год. В ФРГ, где эксперименты на животных необходимо регистрировать, но точные цифры узнать нельзя, число подопытных животных, используемых ежегодно, оценивается примерно в 15 миллионов.

Требование проводить больше экспериментов - это всего лишь отвлечение и защита. Их воплощение привело бы только к непомерному увеличению стоимости, но на надежность лекарств не повлияло бы никак. Кинле даже считает, что такая проверка лекарств может представлять опасность для людей и указывает: "Большое количество отрицательных побочных эффектов у вновь разработанных лекарств должно было бы послужить поводом для исследования того, не является ли этот рост следствием опытов на животных" (там же, с. 84).

Обращает на себя внимание то, что медикаменты с серьезными побочными эффектами, такие как контерган, меноцил, хлорамфеникол, практолол, амидонал, мексаформ относятся к тем, которые подвергались самой тщательной проверке на животных. Точно так же бросается в глаза тот факт, что у людей к катастрофам приводили всегда химические моносубстанции. Надежные препараты появились, благодаря опыту, благодаря наблюдениям за больными. Зато почти все крупные фармацевтические трагедии и осложнения объясняются переоценкой естественнонаучной теории и экспериментами на животных. Потому что без свидетельств опытов на животных все эти медикаменты не попали бы на рынок.

Согласно физиологу Г. Гензелю, эксперименты на животных не могут более быть основанием для построения гипотез (G. Büttner/H. Hensel: "Biologische Medizin", Heidelberg, 1977). Но гипотезы - это всего лишь предсказания. Поэтому опыты на животных не дают достоверных свидетельств, относящихся к человеку. В настоящее время нет вообще никакой возможности научно обоснованного прогноза. Отбор медикаментов на основании токсикологических опытов с животными может происходить только интуитивным путем. Опыты на животных, которые призваны свидетельствовать об эффективности вещества для человека, выполняют только функцию алиби. Они создают иллюзию перед общественностью - особенно врачами и пациентами - того, что лекарство надежно, хотя на самом деле предполагать это ни в коей мере нельзя. (G. Kienle/R. Burkhardt/W. Knipping: "Der Wert tierexperimenteller Untersuchungen für die Beurteilung von Arztneimitteln", "Fortschritte der Medizin", 8/9/12/1976). Таким образом, от опасности отмахнуться невозможно, и очередная фармацевтическая катастрофа запрограммирована в действующем законодательстве, связанном с лекарствами (телеграмма, 7/1978).

Кто считает, что медициной можно заниматься так же, как физикой и химией, тот застрял в примитивном позитивизме. И именно этот наивный позитивизм в медицине виновен в том, что она сбилась с пути. Люди оказываются для фармакологии физиологическими объектами, и на них она производит измерения и наблюдения - как на животных. Специфические, индивидуальные реакции и формы поведения человека остаются на периферии, потому что они нарушили бы систему измерений и наблюдений. Но медицинская дисциплина, которая позиционирует себя как чистое естествознание, которая не пробует отдать должное многоплановости человеческой сущности, - это удел XIX века (Кинле). Кто считает, что из опытов на животных можно сделать выводы для человека, тот действует на основе эмоциональной, неразумной оценки - то есть, на основе мистики. Опыты на животных в лучшем случае выполняют функцию алиби и непозволительны даже в соответствии с действующим недостаточным зоозащитным законодательством. Потому что… "разрешение можно давать только тогда…, когда для профилактики или диагностики или лечения болезни у человека и животных обязательны исследования на человеке и животных" (Г. Гензель), а в случае с опытами на животных это не так.

В экспериментах на животных не только нет необходимости, они могут навредить. Потому что они создают у врача и пациента ложную уверенность и склоняют к неправильному лечению. И встает вопрос о том, что, может быть, необходимы опыты на людях. Это очень важная проблема. Вопрос не в том, следует ли испытывать лекарства на людях. Они на людях тестируются, просто никто не признает этого. Ибо требование доказать эффективность заключает в себе требование проводить опыты на человеке. Кроме того, законы о медикаментах предписывают их проверку на людях.

Проверить эффективность лекарства, то есть, ответить на вопрос, помогает ли медикамент (или как минимум уменьшает ли он симптомы) можно только у больничной койки. Даже фармацевтический гигант Хёхст (Hoechst) признал в рекламе, что эффективность можно тестировать только на больных людях (Welt am Sonntag, 19 декабря 1976). Из действия лекарства на животное, то есть, измеримого изменения в организме, ни в коей мере нельзя судить об эффективности, то есть, уменьшении или спаде болезни у человека.

Следует четко понимать, что, вне зависимости от проведения или не проведения опытов на животных, человек, то есть пациент в любом случае остается объектом исследования. Поэтому, безусловно, необходим тщательный, длительный клинический контроль за пациентами, получающими лекарственное лечение. Это должно выполняться посредством клинической фармакологии и эпидемиологии - но у нас они развиты слабо.
В ФРГ на рынке присутствует около 60 тысяч лекарств. Ни один врач в действительности не может детально изучить больше 200 разных препаратов. Самих по себе препаратов (незаменимых лекарств) - всего около 200, 99% медикаментов являются комбинированными препаратами. Потребительский обман заметен и в случае с лекарствами.

Через опыты на животных о человеке мы не узнаем ничего. Но все, что мы уже знаем о человеке, что было установлено посредством тщательных клинических наблюдений, можно суммировать, обрабатывать и потом целенаправленно использовать при помощи компьютера. Компьютер имеет преимущество, заключающееся в том, что он работает с информацией о человеке, то есть, пригодной для пациентов. И уже существует электронный мозг, который может быть креативным, который не только хранит информацию, но также подвергает ее рациональной обработке. Карл Штайнбух придерживается следующего мнения: "Многие проблемы, которые раньше исследовались через трудоемкие эксперименты, в будущем будут решаться посредством моделирования на компьютере" (Karl Steinbuch, "Falsch programmiert", Stuttgart, 1968).

Опыты на животных всего лишь являют собой неправильную альтернативу, потому что на человеке исследования нельзя было проводить. Это всего лишь замена исследований человека. Но людей изучают, наблюдают и лечат на протяжении веков. Результаты имеются в изобилии, их больше, чем для каждого животного. Человек - это самый исследованный вид (доктор Дитрих Хентшлер - Dr. Dietrich Hentschler, фармаколог, в книге Hans Schaefer, см. выше, с. 48). На обработку и введение в действие этого в значительной мере невостребованного материала требуется время. Но это даст больше, чем самые совершенные опыты на животных.

Медицина добилась бы гораздо более значительных успехов, если бы не прибегала к опытам на животных. Они представляют собой всего лишь замену мышления. В течение 150 лет фундаментальных исследований на животных изучают все, что только возможно. Но уже давно ничего существенного не открывают. Однако работа эта продолжается, и денег на нее тратится все больше. Вместе с тем, на развитие психосоматической медицины, на помощь наркоманам, на клиническую фармакологию, на эпидемиологию, на реабилитацию, на производственную и социальную медицину не хватает средств и специалистов.

Большую часть опытов на животных медицина проводит для исследования онкологических и сердечно-сосудистых заболеваний. Так, сегодня делается все больше и больше опытов с курением, хотя уже давно известно, что курение, среди прочего, приводит к раку легких. Рак является, пожалуй, самым позорным аргументом сторонников экспериментов на животных. Он, как и смерть, вызывает у людей сильный страх и заставляет хвататься за любую соломинку или даже вышибать клин клином. Сейчас многие ученые не знают, от чего скорее умирают больные с раком - от самой болезни или от лечения. Как считают швейцарские исследователи Ильлигер (H.-J. Illiger) и Збинден (G. Zbinden), опыты на животных не отражают человеческой ситуации (Bayer-Kongressdienst, 37/1974). У животных рак происходит иначе, нежели у человека. На животных было проверено более 300 тысяч химических веществ, 6000 противораковых лекарств прошли тестирование успешно, но для человека все они оказались неэффективными. В октябре 1976 года П. Александр (P. Alexander), английский специалист в области онкологии заявил на пресс-конференции в Лондоне: "Мы идем по неправильному пути. Мышь это не человек".

Вместо того, чтобы заняться уже давно подозреваемыми причинами рака (например, радиоактивное заражение, неправильное питание, загрязнение окружающей среды и т.д.), медицина продолжает делать эксперименты на животных. Результаты оказываются равны нулю. В прошлом году США объявили проигранной "войну против рака", которая была объявлена еще президентом Джонсоном. Она обошлась налогоплательщикам в три миллиарда долларов, но ничего не принесла (Ges. Medizin 7/1978). При этом использовались миллионы подопытных животных.

Вирусолог Х. цур Хаузен (H. zur Hausen) полагает: "Онкологическим исследованиям надо бы отойти от стадии одних только опытов на животных и произвести давно уже необходимый переход от мышей к людям" (HAZ, 8 февраля 1976). А еще 50 лет назад "Schweizer Medizinische Wochenschrift" писал: "Мышиная карцинома, с которой прежде всего проводятся эксперименты, не дает никаких результатов для человеческого рака" (50/1925). Тем не менее, эксперименты продолжаются, и сегодня их больше, чем когда-либо.

Также тревогу вызывают пересадки органов, основывающиеся на работе с животными. При всякой пересадке органов речь идет о серьезном и грубом вмешательстве в очень специфическую и совершенно непознанную структуру, и оно представляет собой колоссальную физическую и психическую нагрузку. Пациенты с имплантатами заболевают раком в 100-140 раз чаще, чем население в среднем, а повышенную в течение всей жизни восприимчивость к инфекционным заболеваниям им приходится ежедневно подавлять большим количеством медикаментов, что, в свою очередь, дальше наносит вред организму (Selecta, 17/1972). Кроме того, часто наблюдаются изменения в крови и сосудах, разрушение костей, повреждение сетчатки и мозга. Не говоря уж о том, что в течение короткого времени пересаженный орган заболевает так же, как и удаленный. Это происходит, с сердцами от молодых доноров, пересаженными старым пациентам - в них быстро развивается атеросклероз. Пациентам с донорской почкой также во многих случаях требуются повторные операции (Dr. Ärzteblat, 47/1976).

Чтобы перенести операцию по пересадке органов, надо быть очень здоровым человеком. Но, как часто указывается, ее порой делают чуть ли не обреченным пациентам. В целом вопрос о том, а спасают ли вообще эти операции жизнь, очень спорен. Во всяком случае, до сих пор нет никакого статистического исследования того, живут ли, к примеру, пациенты с пересаженным сердцем дольше, чем отказавшиеся от операции.

О серьезной опасности, связанной с пересадками органов, бывают недостаточно информированы не только пациенты, но и врачи. Огласке предают только временный успех, а серьезные последствия умалчиваются. Кроме того, следует задуматься над тем, а правилен ли девиз современной медицины - продлить жизнь любой ценой. Неслучайно сегодня высказываются требования эвтаназии, достойной смерти. Сам Кристиан Барнард, южноафриканский хирург, в конце концов сознался, что занимался неправильной медициной: "Я пытался спасать жизнь моих пациентов только потому, что не хотел признавать свое поражение" (FAZ, 7 марта 1979).

Отсутствие в естественнонаучно-экспериментальной медицине целостного понимания причин болезни, непризнание ею психосоматических болезней и отсутствие адекватного подхода к ним часто приводят к "эффекту открытой двери": пациент обращается к врачу с одной проблемой, уходит от него с другой и опять идет в больницу: конвейерная медицина. Тому, кто в нее раз попал, выбраться сложно.

Критики современной науки уже в течение многих десятилетий предупреждают о последствиях технократической экспериментальной медицины. Она оставляет больного один на один с его страданиями, потому что лишь малая часть врачей способна к настоящим взаимоотношениям "врач - пациент", и это при том, что более чем в 60% всех болезней решающими факторами оказываются психосоматические. Совершенно очевидно, что опыты на животных ничего не дадут для профилактики или изучения этих болезней: анализировать человеческие психические факторы на животных есть чистой воды бессмыслица. В конце концов, с пациентами можно говорить, с подопытными животными - нет.

Как указывает психиатр Ф. Лабхардт (F. Labhardt), официальная медицина занимается только одним процентом всех заболеваний и пренебрегает оставшимися 99% (Silser Studienwoche, сентябрь 1975). Университеты имеют дело только с теми болезнями, с которыми они надеются добиться успехов экспериментальным путем. Для этой небольшой части болезней один только Медицинский университет Ганновера ежегодно проводит 30 тысяч опытов на животных. Примечательно, что в этом университете, где ежедневно 82 исследовательские группы проводят около 120 опытов на животных, стоимость койко-места в день составляет 480 дойчмарок (Dt. Ärzteblatt, 17/1975).

Та естественнонаучно-аналитическая постановка вопроса, которая господствует в медицине, не соответствует происходящему в жизни. К. Кетшау (K. Kötschau) пишет: "Мы живем в мире соблазнительных, но лживых точек зрения, которые, получив гриф науки, внушают нам, что мы служим прогрессу (Dt. Ärzteblatt, 6/1977). Вместе с тем, прогресса в медицине можно достичь только через анализ истоков здоровья, а не через новые результаты научно-технических мероприятий. Медицина завязла в измерениях и краткосрочных мероприятиях, она занимается только симптомами болезни, но не человеком.

Как указывает теоретик науки А. М. К. Мюллер (A. M. K. Müller), естественнонаучная медицина не добивается успешного лечения, потому что острые нарушения оказываются загнаны вглубь посредством операций и медикаментов. Так из острых болезней получаются хронические, и их надеются победить теми сомнительными методами, которые были разработаны через опыты на животных. Вместо того, чтобы задуматься над гибельным развитием медицины, ученые продолжают пробовать все возможное на животных. Вместо того, чтобы понять способы предотвращения, люди взывают к трансплантологам с их запасными частями. Это может иметь ужасные последствия: в 1978 году в США было сделано 2 миллиона ненужных операций. В результате этих вмешательств умерло более 10 тысяч пациентов (International Herald Tribune, 28 декабря 1978).

Современная медицина слишком мало ориентируется на лечебную практику. В центре ее интересов стоят серьезные драматические заболевания. Она пренебрегает хроническими болезнями цивилизации и психосоматическими проблемами, с которыми практикующим врачам приходится иметь дело чаще всего. Важные для этих болезней социальные, психические и биографические факторы остаются без внимания. И это при том, что почти на каждом втором койко-месте лежит пациент, который заболел вследствие переедания, курения или алкоголя (Ges. Medizin, 2/1979). Вместе с тем, болезнь - это не просто техническое нарушение в организме - а медицина, по-видимому, до сих пор считает так. Пожалуй, опыты на животных являются очевидным признаком того, что до сих пор медицина понимает болезнь совершенно устаревшим образом.

Односторонняя естественнонаучная установка мышления затуманивает взгляд на реальность. Современная медицина напоминает судорожные попытки преобразовать реальность на усмотрение человека. Человек не хочет умирать и поэтому делает опыты на животных. Он обрекает животных на смерть, используя их в качестве магической замены, и верит, что тем самым чего-то достиг. Человек не хочет больше стареть и для этого делает опыты на животных. Ради одной только бессмысленной борьбы со старостью и смертью были убиты миллионы животных и растранжирены миллионы средств налогоплательщиков. Речь здесь не идет о том, чтобы жить дольше и более осмысленно. Опыты на животных тут точно не помогут.

http://vita.org.ru/library/philosophy/todlichtests.htm#2

Серия сообщений "Эксперименты на животных и на людях":
Часть 1 - Эксперименты на животных и на людях
Часть 2 - Крушение в вивисекционной лаборатории?
Часть 3 - Очень дорогая замена мышления
Часть 4 - Духовно неграмотные
Часть 5 - Икра как пища для населения
...
Часть 9 - Любители созерцать страдания
Часть 10 - Слепота души
Часть 11 - Вещи, которые чувствуют