Он просто пьяница и сумасшедший, книгу сделал классную такую. Насчет того, что где-то фашисты и нацисты, — ну что ж. Посмотрим, пускай режут головы, а мы посмотрим, будут это расследовать или нет.

Я в 2006 году ничего вообще про Россию не знал. Ну, знал, что существует какой-то там Владимир Владимирович, и на этом все заканчивалось. Я не оппозиционер — тогда не был, я приехал вообще из Израиля, где другая культура. Меня просто на самом деле заинтересовало именно это конкретное убийство — там, где видно, как голову человеку отрезают на камеру. И этот человек был солдат российской армии, так, на секундочку. И вот, во-первых, общество так реагирует, а во-вторых, менты так реагируют. Там же с самого начала вот эти красные флажки размазаны. Только отца если послушать — он мне наговорил таких вещей, что я подумал, что не буду это вставлять, нафиг надо, а то еще к вам начнут стучаться. И вот эти красные флажки — они с самого начала, как только он узнал, что это его сын… И меня именно это заинтересовало, а не то, что это именно в России. Если где-то еще будет какое-то преступление, которое меня заинтересует, — без проблем. Если оно меня на самом деле подцепит, я это сделаю. Не то что я какой-то ярый антифашист.

Реплика из зала:

— Очень кратко хочу заметить, что если мы делаем такие обобщения, как «в Европе возрождается фашизм, потому что переиздали ''Mein Kampf''», тут есть некоторые детали и нюансы, которые переворачивают все с ног на голову.

Эта история, которая широко освещалась в российских СМИ: вот, смотрите, они переиздают «Mein Kampf», а нас учат жить. Но это не просто переиздание — это критическое переиздание, с критическими комментариями, изданное для того, чтобы знать, в чем автор не прав. И это единственная цель этой книги.

А насчет того, что в Германии ультраправые и еще где-то — все дело в том, как государство с ними обращается. Потом, что касается батальона «Азов», который ходил в Риге на Марш памяти, — куда их, кстати, не пустили, оставили их за забором, чем те долго возмущались. А по российскому телевидению сказали, что латвийские фашисты и украинские фашисты маршируют вместе — это не так.

У нас депутат Сидякин предлагал закон о гигантских штрафах — 300 000 рублей физлицам и до 1 000 000 организациям за организацию массовых беспорядков. И он приводил массу примеров о том, что в Швеции есть организации, которым что-то запрещают. Это было в пояснительной записке к закону, и я начал обзванивать эти организации по его списку. У него был пример, что в Швеции у полиции есть список ультраправых организаций, которым запрещено проводить митинги. Я позвонил в Швецию, в полицию, где мне объяснили, что это абсурд, потому что не может быть такого, у нас свобода собраний — это абсолютная ценность. А закон прошел именно с этой пояснительной запиской.

Россиянам фактически запретили проводить митинги, потому что любой из них может быть объявлен несанкционированным, могут появиться провокаторы, устроить беспорядки, все это может иметь последствия для организаторов. Но в Швеции, как мне объяснил начальник полиции Стокгольма, нет такого списка. Единственное, чем они занимаются, — это ставят кордон между ультраправыми и ультралевыми, которые приходят устраивать свой контрпротест. И это все, в чем заключается работа полиции: отделить их друг от друга, чтобы не было физического столкновения. Об этом не было сказано в пояснительной записке к проекту закона, но якобы есть такой вот список у шведской полиции. Он у них есть, но только для того, чтобы вовремя прийти и встать между теми и этими. Поэтому, когда мы такое говорим, всегда есть нюанс, который восприятие этого феномена искажает.

Вопрос из зала:

— Считаете ли вы, что ваша жизнь и жизнь вашего друга, который остался в России, в безопасности?

Влади Антоневич:

— Шурави… Нет, не считаю.

Вопрос из зала:

— Были ли угрозы в его адрес?

Влади Антоневич:

— Нет, не было. Его не так просто найти. Со мной общались, но ласково. В бархатных перчатках. Пришли на премьеру в Тель-Авиве, но что они мне там сделают? Это я им сделаю в Тель-Авиве. Пока обошлось.