Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Если вы любите тыкву, обязательно приготовьте на зиму несколько баночек вкуснейшего варенья. Варенье из тыквы можно поставить на праздничный стол, добавить в скучную кашу или пышный домашний пирог – уместно всегда и везде. А разные способы приготовления в сочетании с различными фруктовыми добавками позволят подобрать для семьи и гостей самый вкусный и простой рецепт.
Как можно догадаться по названию – варенье варится всего пять минут. Кроме того, что стоять у плиты несколько часов не придется, у «Пятиминутки» есть ряд преимуществ. Короткое время варки позволяет сохранить массу полезных веществ тыквы, кусочки не развариваются, остаются целыми, а вкус сохраняется максимально приближенный к натуральному.
Ингредиенты:
Приготовление
|
|
Без заголовка |
Этот торт принято ставить на стол на свадьбу или рождество. Башню из миндальных колец скрепляют королевской густой глазурью. Сверху торт украшают подходящей к торжеству фигурой, часто – норвежскими флажками.
|
|
Без заголовка |
6 куриных бедер без костей (с кожей)
1 стебель лука-порея
Для соуса якитори:
2/3 стакана соевого соуса
1/2 стакана сахара
5 чайных ложек сухого белого вина
1 столовая ложка пшеничной муки
Чтобы приготовить соус, смешайте в маленькой кастрюле соевый соус, сахар и саке или вино с мукой и доведите до кипения, помешивая. Убавьте огонь и варите на медленном огне 10 минут, пока соус не уменьшится в объеме на одну треть. Разрежьте каждое куриное бедро на шесть кусков, а лук нарежьте кусочками длиной 3 см. Нанижите на 12 бамбуковых шампуров попеременно курицу и лук. Жарьте в гриле 5-10 минут, изредка обильно смазывая соусом. Подавайте шашлычки с соусом якитори.
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Суп по французски
картофель - 400 г
морковь - 1 шт
луковица - 1 шт
мясо - 400 г
плавленный сырок - 200 г
сливочное масло
зелень
соль и перец по вкусу
лавровый лист
3 горошины душистый перец
Для начала варим мясо. Когда бульон закипит, добавим соль, душистый перец, лавровый лист. Варим еще минут 20. Затем мясо достаем. Нарезаем кубиками лук, картофель и мясо.
Морковь и плавленный сырок трем на терке. Добавляем в бульон картофель, варим минут 7. Обжариваем на сливочном масле лук и морковь и добавляем их в бульон, варим еще минут 5. Добавляем мясо и плавленый сырок. Варим еще минут 5 . Перемешиваем и снимаем с огня.
К столу подаем с гренками и измельченной зеленью.
Попробуйте сварить грибной суп в мультиварке - ароматно и очень вкусно! Рецепт очень прост.
|
|
Без заголовка |
|
30 декабря 2010
|
|
|
| |
|
|
Без заголовка |
Красивый и вкусный салат с большим количеством хрустящих овощей и ароматным жареным мясом. Разновидностей этого салата много. Кто-то заправляет его майонезом, часто можно встретить вариант без обжарки овощей. Но мне нравится такой.
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Хочу поделиться с вами рецептом замечательной приправы, которая придется очень кстати в целой куче случаев и к целой куче блюд. Это маринованный красный лук. Он будет хорош и к шашлыку, и к селедке, и к румяной рульке, и к тонким ломтикам сала на черном хлебе, и много к чему еще. В общем, универсальная такая штука. Ко всему еще и хранится хорошо.
Вы можете замариновать таким образом и белый салатный лук. Репчатый тоже можно, но в готовом виде он все же будет чуть порезче.
|
|
Без заголовка |
Рассаду помидоров поливают раствором йода для
более быстрого роста (1 капля на три литра). После применения этого
раствора рассада зацветёт быстрее, а плоды будут крупнее. Может йод
защитить помидоры и от фитофторы. Для этого Вам понадобятся несколько
капель йода и 250 грамм молока, смешайте их с 1 литром воды. Раствор -
одна капля йода на три литра воды, этим йодным раствором надо один раз
полить рассаду томатов. От этого увеличиться продуктивность и будут
побольше плоды. От фитофторы - каждые 2 недели опрыскивать помидоры
раствором молока с йодом. Раствор для опрыскивания: На 10 литров воды
добавить литр молока и 15 капель йода. Получившимся раствором обильно
опрыскивать помидоры (так, чтобы с кустов текло)
|
|
Без заголовка |
Мандариновка - ароматная праздничная настойка! Если вы не успели ее приготовить к ноогоднему или рождественскому столу, то ничего страшного в этом нет! Мандариновку можно сделать прямо сейчас, воспользовавшись наличием на прилавках магазинов мандаринок. Так, ароматная настойка из мандарин пригодится для других праздников. Умопомрачительный аромат и тонкий привкус - это настоящий рай для гурманов, поверьте!
1,5 кг мандаринок, 200 г сахара, 1 литр водки, ванильный стручок, палочка корицы, половина лимона. Мандарины помоем и очистим от кожуры. При этом кожуру от 3 мандаринок отложим в сторону. Выдавим сок, добавим сахар, кожуру, ваниль и лимонный сок. Зальем подготовленные ингредиенты водкой, плотно накрыв крышкой. Оставим на ночь для настаивания.
Затем процедим, перельем в стеклянные баночки, бутылочки или посуду из фарфора. Оставим настойку ровно на 1 месяц. Настойка пригодится не только для праздничных застолий, но и для приготовления вкуснейших коктейлей с белым сухим вином, шампанским, джином.
Любая глажка может стать приятной и необременительной, если вы узнаете что такое отпариватели MIE и выберете для домашнего пользования любую понравившуюся модель. Современная паровая техника класса люкс - это отсутствие складок на одежде и ваш безупречный имидж! На сайте фирменного интернет-магазина действуют праздничные акции и скидки.
|
|
Без заголовка |
Каких только способов и приёмов нет по разделке теста. Вот посмотрите на этот вариант. Казалось бы очень простой рецепт, но пирог по нему получается настоящим кулинарным шедевром. Само его оформление приведёт в восторг. Очень красивый и аппетитный. Знакомьтесь с рецептом и обязательно его приготовьте. Приятного аппетита!
|
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Таша родилась 28 августа 1915 года в Бостоне, штат Массачусетс. Ее отец Уильям Старлинг и мать Розамунда Тюдор Берджесс происходили из старинных семей Новой Англии; талантливые, творческие люди, они были приняты в лучших домах бостонского общества. Мать Таши была художницей,а отец — инженером по строительству гоночных яхт. Первоначально девочке дали имя Старлинг, которое вскоре изменили, назвав ее Наташа — по имени героини романа Толстого «Война и мир», и позже сократили до «Таша».
|
Без заголовка |
Начало здесь.
Родился Николай Гумилёв 15 апреля 1886 года в Кронштадте.
Над широкою рекой,
Пояском-мостом перетянутой,
Городок стоит небольшой,
Летописцем не раз помянутый.
Знаю, в этом городке -
Человечья жизнь настоящая,
Словно лодочка на реке,
К цели ведомой уходящая...
В крепко-слаженных домах
Ждут хозяйки белые, скромные,
В самаркандских цветных платках,
А глаза все такие тёмные...
(из книги стихов «Костер»).
Мать, Анна Ивановна, урожденная Львова, была из старинного дворянского рода.
Отец, Степан (Стефан) Яковлевич служил врачом в военном флоте.
Так что морские флибустьерские мотивы и рано возникшая и через всю жизнь пронесённая страсть к путешествиям шли не только от литературы. Вид уходящих и прибывающих в гавань кораблей, рассказы отца о плаваниях в морях-океанах, военные истории дяди — контр-адмирала, - всё это будоражило воображение мальчика, который потом назовёт свою Музу — Музой Дальних Странствий.
Кронштадт
Гумилёв с детства жил в каком-то призрачном, им самим созданном мире, ещё не понимая, что это — мир поэзии. Он старался проникнуть в тайную суть вещей воображением. Вот как он писал о себе тогдашнем:
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла,
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под узцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь...
Серый лебедёнок
Фамилия Гумилёв происходит от латинского слова « humilis», что означает «смиренный». Но он эту фамилию никак не оправдывал, ибо чего ему не было дано от неба, так это смирения. Он всегда шёл наперекор судьбе, линией наибольшего сопротивления. Трудно сказать, доброй или злой была фея, положившая в колыбель будущему поэту свой подарок — самолюбие. Необычайное, жгучее, страстное! Этот дар помог Гумилёву стать тем, кем он стал. И он же привёл его к гибели.
На молодых фотографиях заметна надменность заносчивого, скрывающего свою неуверенность подростка, старающегося выглядеть старше и опытней, чем на самом деле.
У него было очень необычное лицо. Не то Пьеро, не то монгол, косящие глаза с тяжёлыми веками, бледные губы, бесцветные волосы...
По наследству от предков поэт не получил ни красоты, ни физической силы, ни здоровья. Он был скованным, как бы деревянным, за высокомерным видом скрывающим неуверенность в себе. Однако Гумилёв твёрдо верил, что силой воли он сможет переделать свою внешность. Вечерами он запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Ему казалось, что с каждым днём он становится красивее, и удивлялся, почему другие этого не замечают.
Поэзия, как это часто бывает, скрывала себя за чертами явно не поэтическими. (Однако с годами военная выправка, жизненный опыт, авторитет сделают Гумилёва более раскованным в общении и даже привлекательным, у него появится множество поклонниц).
портрет Н. Гумилёва работы М. Фармаковского
Сказка Андерсена о гадком утёнке словно решила повторить себя в судьбе этого царскосельского поэта. Именно этот «сюжет» имела в виду Ахматова, когда писала о нём в стихах 1912-го года:
Только ставши лебедем надменным,
изменился серый лебедёнок.
Серому лебедёнку не терпелось стать лебедем. Он с детства тайно завидовал брату, который быстрее его бегал, лучше лазал по деревьям.
Но слабый, болезненный «гадкий утёнок-лебедёнок» отважно соперничал с ловкими и задирал сильных. Ему хотелось всё делать лучше других, везде и всегда быть первым.
В семь лет он упал в обморок оттого, что другой мальчик обогнал его в беге. В одиннадцать покушался на самоубийство: неловко сел на лошадь, домашние и гости видели это и смеялись. Год спустя он влюбляется в девочку-гимназистку. Долго не решаясь подойти, идёт за ней следом и, наконец, у ворот, задыхаясь, признаётся: «Я Вас люблю!» Девочка ответила: «дурак» - и захлопнула дверь. Мальчик был потрясён, ему казалось, он ослеп и оглох. Ночами не спал, обдумывал месть: сжечь её дом, стать разбойником, похитить её, убить? Обида была так сильна, что даже в 35 лет он вспоминал о ней не смеясь, а с горечью.
Гумилёв-подросток, ложась спать, думал об одном: как прославиться? Ему хотелось, чтобы люди повторяли его имя, писали о нём книги, удивлялись ему. Понемногу в голове складывался план завоевания мира. Надо следовать своему призванию: писать стихи. Эти стихи должны быть лучше всех, должны поражать, ослеплять, сводить с ума! Надо, чтобы поражали не только стихи, но и он сам, его жизнь. Он должен совершать опасные путешествия, подвиги, покорять женские сердца. Этим детским мечтам Гумилёв, в сущности, следовал всю жизнь.
Поэт молодых
«Он был удивительно молод душой, а, может быть, и умом, - пишет В. Ходасевич о Гумилёве. - Он всегда мне казался ребёнком. Было что-то ребяческое в его под машинку стриженой голове, в его выправке, скорее гимназической, чем военной...»
Гумилёв — гимназист
гимназия в Царском селе, где учился Н. Гумилёв
В последнем классе гимназии, (директором которой, между прочим, был И. Анненский), Гумилёв выпустит свой первый сборник «Путь конквистадоров». Легендарный странствующий рыцарь, бесстрашный участник испанских завоевательных походов в Южную Америку в 15-16 веках — таков идеал, романтический образ, лирический герой поэта.
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растет туман... но я молчу и жду
И верю, я любовь свою найду...
Я конквистадор в панцире железном.
Даже в несовершенстве и угловатости этих наивных стихов было заметно, насколько не похожа муза Гумилёва на манеру тогдашних литературных кумиров массовой моды. На смену гипнотической плавной раскачке Бальмонта, грациозной кокетливости Северянина пришёл сильный, мускулистый стих с чётким, твёрдым ритмом. Это была подчёркнуто мужская поэзия.
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстрёмы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий,
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт.
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так, что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса, -
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса...
Знаменитые гумилёвские «Капитаны» написаны так, словно это он сам рвал из-за пояса пистолет, и потом десятки тысяч мальчишек плакали не о «времени большевиков», а о - «золоте с кружев, с розоватых брабантских манжет».
А его изысканный жираф легко перешагивал через два континента, и шёпот «послушай, послушай!» звучал громче набата двух мировых войн. К. Чуковский отметил это стихотворение Гумилёва как одно из лучших из африканского цикла.
Щемяще-поэтичное стихотворение, где поэт пытается успокоить, утешить и обрадовать тоскующую петербургскую женщину восторженным рассказом о том, что на свете существует красавец-жираф, бродящий в дебрях Африки близ озера Чад.
Но — отмечает критик — «страдающей женщине нет дела до гумилёвских жирафов. Меньше всего на свете ей необходимы жирафы». Однако Гумилёву, живущему в мире фантазии и экзотики, трудно было представить, что кто-то может быть равнодушен к такому чуду.
«Послушай, послушай!» и посмотри, читатель, этот чудный видеоклип на стихи Николая Гумилёва «Жираф»в исполнении Елены Ваенги:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Странствующий рыцарь, аристократический бродяга, — он был влюблен во все эпохи, страны, профессии и положения, где человеческая душа расцветает в дерзкой героической красоте.
Павел Лукницкий писал о Гумилёве: «Читаешь его стихи — и хочется водить караваны, строить на северных утёсах златоглавые храмы, смотреть на древнее высокое небо, на звёзды и петь с ними о тайнах мира и великой к нему любви».
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий
И в этом мире полюбил
Одни веселые дороги.
Когда тревога и тоска
Мне тайно в душу проберется,
Я вглядываюсь в облака,
Пока душа не улыбнется.
И если мне порою сон
О милой родине приснится,
Я так безмерно удивлен,
Что сердце начинает биться.
Ведь это было так давно
И где-то там, за небесами.
Куда мне плыть — не всё ль равно,
И под какими парусами?
По известной блоковской метафоре романтическая поэзия Гумилева была похожа на пылинку дальних стран, чудом сохранившуюся на перочинном карманном ноже. Из воспоминаний Николая Пунина, искусствоведа Русского музея: «Я любил его молодость. Дикое дерзкое мужество его первых стихов. Гумилёв пугал жирафами, попугаями, дьяволами, озером Чад, странными рифмами, дикими мыслями,тёмной и густой кровью своих стихов... ещё не знавших тех классических равновесий, в которых так младенчески наивно спит, улыбаясь, молодость».
Гумилёва, как и Лермонтова, надо читать в юности — это поэт молодых. В ранних стихах — явственно влияние Ницше: напускная жёсткость, суровость, презрение к слабым, героический трагизм мироощущения — всё это от Ницше, книгами которого он зачитывался, от идеи сверхчеловека.
Но это только поза, игра в бессердечие. На самом деле Гумилёв был жалостлив и отзывчив, даже сентиментален. Он был ласков с близкими, не мог пройти мимо нищего, не подав ему. Но стыдился своей доброты, как слабости, и прятал её под маской надменного «конквистадора».
Это был его щит, панцирь, которым он прикрывал нежную ранимую душу.
Книжный мальчик. Гадкий утёнок, мечтающий стать лебедем. Стойкий оловянный солдатик... Помните, у Окуджавы?
А он, судьбу свою кляня,
не тихой жизни жаждал,
и всё просил: «Огня! Огня!» -
забыв, что он бумажный.
Он сумел заставить забыть об этом всех.
Муза Странствий
В 1906 году, окончив гимназию, Гумилёв совершает первое морское путешествие. Но морская карьера не состоялась. Морской корпус, куда его определил было отец, он променял на Петербургский университет, который тоже вскоре бросает и едет в Сорбонну, изучать французскую литературу.
Правда, и Сорбонны Гумилёв не окончил, и учился там не прилежнее, чем в гимназии. Но в то же время, надо признать, что он был чрезвычайно образованным и эрудированным человеком: он знал поэзию не только европейскую, но и китайскую, японскую, индусскую, персидскую и обладал огромным запасом знаний в истории, философии, богословии, географии, математике. В Париже Гумилёв начинает выпускать литературный журнал «Сириус», и там же выходит его вторая книжка стихов «Романтические цветы».
В 20 лет, не закончив учёбы, он вдруг увлёкся Гогеном и рванул в Африку.
Как будто не все пересчитаны звёзды,
как будто наш мир не открыт до конца...
Втайне от родителей, отправляя им из Парижа через друзей заготовленные впрок письма. Ему хотелось сотворить свою жизнь, как художник творит картину, как поэт создаёт поэму. Свою мечту, вычитанную из книг, он хотел претворить в реальность. Это было его коренное свойство — превращать в реальность то, что казалось недостижимым, как бы недоданным судьбой. Гумилёв создал новую Музу, Музу странствий.
Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.
А потом эти путешествия станут регулярными, будут носить не только творческий, но и научный характер.
Гумилёв с проводниками у палатки
Привезённые им из Абиссинии экспонаты, предметы быта аборигенов, фотоплёнки представляют огромную научную ценность и уступают в этнографическом музее АН лишь собранию Миклухо-Маклая.
Африка постоянно звала поэта, жила в нём, он тосковал о ней, как о живом существе. Эта страна была им страстно любима не только из-за экзотических пейзажей или обычаев, но и как идеальная страна риска и приключений. О безрассудной храбрости Гумилёва ходили легенды. Он купался в Ниле, кишащем крокодилами, охотился на львов и слонов, в Джедде ловил акул.
Дай за это дорогу мне торную,
Там, где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем черную,
До сих пор не открытую реку...
И это не аллегория, не метафора. Действительно, один именитый абиссинский вельможа, восхищённый смелостью русского поэта, подарил ему одну из своих рек.
В отличие от, скажем, Есенина, который писал свои «Персидские мотивы», никогда не бывав в Персии, Гумилёв Восток своих мечтаний сверил с реальным Востоком. И доказал, что Россия, уже влюблённая в Кавказ и Крым, ничуть не меньше других стран может полюбить это «чужое небо».
Художественный метод поэта был таков: отстранить повседневность, разбередить, растревожить запылённые души экзотикой невиданных, чужедальних пределов, таинством смерти, отблеском баснословных времён, и когда наконец он достигает своего, когда скинуты наземь последние филистерские отрепья, – он говорит нам прямо в очнувшуюся душу простые, детские вещи, которые предстают тогда несказанным откровением:
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шёпотом
В небесах говорят серафимы.
И твое раскрывая Евангелье,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной.
Про деянья свои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древней Евразии
Исполинской висящая грушей.
Обреченный тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят полчища воинов хмурых,
О деревнях с кумирами древними,
Что смеются улыбкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о ребра.
Николай Гумилёв был антикабинетным поэтом. В цикле «Капитаны» выражено пожизненное кредо поэта, вступившего в великое бездомное братство:
И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!
Нет большего ужаса, чем «высыхать в глубине кабинета // Перед пыльными грудами книг», поэтому с такой покоряющей лёгкостью перевоплощается он в живого и зримого, полувлюблённого бродягу («Оборванец»). В «Занзибарских девушках» обнажается всё та же мораль: самое бессмысленное устремление, оплаченное годами немыслимых лишений, ему дороже во сто крат самодовольного прозябания.
Знаменитый гумилёвский «Африканский дневник» заставляет вспомнить появившуюся позже прозу Хемингуэя. Захватывающие и леденящие кровь описания джунглей, пустынь, охоты на диких зверей... Он хотел прежде жить — активно, жадно, а потом уже писать о жизни. Сочинял не только стихи, но и собственную судьбу.
рисунки Н. Гумилёва
"Африканский дневник" пока ещё только заполняется...
Всю обольстительность надежд,
Не жизнь, а только сон о жизни,
Я оставляю для невежд,
Для сонных евнухов и слизней.
Мое «сегодня» на мечту
Не променяю я и знаю,
Что муки ада предпочту
Лишь обещаемому раю.
«То, чего не терпел Гумилёв...»
У Георгия Иванова в одном из стихотворений есть строчки: «То, что Анненский жадно любил, то, чего не терпел Гумилёв». Главное, что разделяло этих поэтов-антиподов в творчестве, была принадлежность к разным литературным течениям. Символизм, к которому тяготели Анненский, Фет, Блок, Брюсов, Бальмонт, Сологуб, Волошин, уже разрушался, изживал себя. Активной натуре Гумилёва были чужды мистика, отвлечённые понятия, ненастоящая, призрачная, выдуманная жизнь. Будучи лидером по натуре, он решает создать свою школу в искусстве, объединив поэтов, близких ему по взглядам, по творческому направлению. Так в 1911 году родился «Цех поэтов».
Гумилёв относился к поэзии как к ремеслу и считал, что тайны поэзии как секреты любого ремесла можно освоить и совершенствовать. Он был педантом стихотворной техники, въедливым исследователем стихотворной речи. Хотел написать книгу о теории поэзии, не успел. Её тезисы воплощены в нескольких статьях, вышедших в книге «Письма о русской поэзии».
А в 1912 году Гумилёв становится признанным лидером нового литературного течения, противопоставившего себя символизму, - акмеизма. «Акмэ» - греческое слово, означающее апогей, расцвет, высшее развитие, а акмеист — это творец, первопроходчик, воспевающий земную жизнь во всех её проявлениях. Взамен туманных отвлечённостей и неврастении символизма провозглашалась реалистичность, достоверность, изображения, обращённые к зримому, осязаемому, предметному миру. Стихи растут из сора, темы валяются под ногами, предметом поэзии может быть не только высокое, эфемерное, но и повседневное, земное.
Акмеизм внёс здоровое начало, свежую струю в поэзию, которая уже отдавала мёртвым холодом потустороннего бытия. К Гумилёву примкнули Ахматова, Мандельштам, Городецкий, Нарбут, Зенкевич.
Гумилёв считал, что поэзии надо учиться, как игре на рояле. Он окружил себя творческой молодежью. С его лёгкой руки по всей России стали создаваться кружки поэтов, литературные студии. От желающих не было отбоя. «Он делал из плохих поэтов неплохих. У него был пафос мастерства и уверенность в себе мастера», - писал Виктор Шкловский.
Блок, который придерживался противоположных взглядов в поэзии, написал статью об акмеизме «Без божества, без вдохновенья». Он считал, что Гумилёв пытается создать поэтов из ничего. Ахматова тоже была недовольна этим обучением. «Обезьян растишь», - говорила она ему. А Гумилёв отвечал: «Я вожусь с малодаровитой молодёжью не потому, что хочу сделать их поэтами. Это немыслимо — поэтами рождаются. Но я хочу помочь им по-человечеству. Разве стихи не облегчают, как будто сбросил с себя что-то? Надо, чтобы все могли лечить себя писанием стихов. («Болящий дух врачует песнопенье», - вспомнился Баратынский). Кастальский источник есть в душе каждого, он лишь завален мусором, надо расчистить его».
Петербург. 5-ая линия Васильевского острова. д.10 (фото Павла Елизарова)
Николай Гумилев жил здесь в 1914 году, и в его квартире тут собиралось "Общество ревнителей художественного слова", организованное по его инициативе при редакции журнала "Аполлон".
Однако конфликт между «приземлённым» Гумилёвым и «возвышенным» Блоком несколько преувеличен, надуман. В жизни у них были нормальные отношения. Как поэты они не исключали, а, скорее, дополняли друг друга. То, что их разъединяло, было второстепенным, а в главном они сходились: оба жили и дышали поэзией, беззаветно любили Россию, ненавидели фальшь и ложь, превыше всего ценили честь. Обоих задушила советская власть — в прямом и переносном смысле. И умерли они одновременно ещё молодыми.
«Да, я знаю, я вам не пара, я пришел из иной страны…»
25 апреля 1910 года Гумилёв обвенчался с Анной Ахматовой,
с которой познакомился ещё в 1903-ем году в Царском Селе, когда Ане Горенко было 14 лет.
Этой женитьбе предшествовало семь лет знакомства, несколько предложений Гумилёва, отказы Ахматовой, две попытки самоубийства. В первый раз он отправился сводить счёты с жизнью в Нормандию, предварительно послав Анне свою фотографию со строкой из Бодлера. Однако вместо трагедии случился фарс: отдыхающие приняли Гумилева за бродягу, вызвали полицию, и, вместо того, чтобы отправиться в последний путь, Николаю пришлось отправиться давать объяснения в участок. Свою неудачу он расценил как знак судьбы и решил попытать счастья в любви еще раз. Он пишет Ахматовой письмо, где вновь делает ей предложение. И вновь получает отказ.
Тогда Гумилев снова намеревается покончить с собой. Эта попытка была еще более театральной, чем предыдущая. Поэт принял яд и направился дожидаться смерти в Булонский лес, где его и подобрали в бессознательном состоянии бдительные лесничии.
Пётр Нилов. Булонский лес.
Сердце Ахматовой тогда было занято другим - петербургским студентом Владимиром Голенищевым-Кутузовым, приятелем её брата, который в свою очередь не отвечал ей взаимностью. Но в конце концов она даёт согласие на брак с Гумилёвым. На вопрос, любит ли она его, честно отвечает: «Нет, но считаю Вас выдающимся человеком».
Никто из родственников жениха не явился на венчание, в семье Гумилевых считали, что этот брак продержится недолго.
Николаевская церковь, в которой венчались Гумилёв и Ахматова.
Чуть позже Анна напишет супругу своей покойной сестры: «Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделённой любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилёв — моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной». Слова своего она не сдержала.
В стихах Ахматовой мы нигде не найдём образа Гумилёва — лишь изредка, скупо, мимолётно (за исключением, конечно, её «Anno Domini», вышедшего после казни мужа и целиком посвящённого ему). В лирике же Гумилёва властно и неотступно, до самых последних лет его жизни, сквозь все его увлечения и разнообразные темы маячил образ жены.
Героиня этих стихов обычно была зашифрована. Анна проступала в его строках то в образе русалки, то царицы, то колдуньи.
Твой лоб в кудрях отлива бронзы,
Как сталь, глаза твои остры,
Тебе задумчивые бонзы
В Тибете ставили костры...
И я следил в тени колонны
Черты алмазного лица
И ждал, коленопреклоненный,
В одежде розовой жреца.
Узорный лук в дугу был согнут,
И, вольность древнюю любя,
Я знал, что мускулы не дрогнут
И острие найдет тебя.
Тогда бы вспыхнуло былое:
Князей торжественный приход,
И пляски в зарослях алоэ,
И дни веселые охот.
Но рот твой, вырезанный строго,
Таил такую смену мук,
Что я в тебе увидел бога
И робко выронил свой лук.
Толпа рабов ко мне метнулась,
Теснясь, волнуясь и крича,
И ты лениво улыбнулась
Стальной секире палача.
(«Царица»)
Она была роковой женщиной его Музы.
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.
Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.
Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.
Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.
(«Она»)
И я отдал кольцо этой деве Луны
за неверный оттенок разбросанных кос...
У русалки мерцающий взгляд,
умирающий взгляд полуночи...
Петербург, Васильевский остров, Тучков пер., д. 17. (фото Павла Елизарова)
В 1912-1914 годах здесь, в комнате квартиры 29, жил Николай Гумилев с женой Анной Ахматовой.
Был ли он счастлив с Анной? Во всяком случае, для него это был брак по своей воле и по своей любви. Отношения их были далеки от совершенства. Они были неким тайным противоборством, борьбой за самоутверждение и независимость. У них были совершенно разные вкусы, взгляды на жизнь.
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
...А я была его женой. -
саркастически писала Ахматова. Истерики бывали довольно часто. Когда маленького Лёву спрашивали, кто его родители, он отвечал: «Папа — поэт, а мама — истеричка».
Гумилёв в свою очередь сетовал:
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал - забавницу,
Гадал - своенравницу,
Веселую птицу-певунью.
Покликаешь - морщится,
Обнимешь - топорщится,
А выйдет луна — затомится...
Анна ненавидела экзотику, Африку. Когда Гумилёв приезжал из своих странствий и вся семья сходилась за столом слушать его рассказы, она демонстративно уходила в другую комнату.
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам –
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам…
Постоянные споры о стихах. Когда Гумилёв обнаружил после свадьбы, что жена его пишет стихи, он был неприятно поражён: «Муж и жена пишут стихи — в этом есть что-то комическое». И советовал ей «заняться чем-нибудь другим, например, танцами».
Но главной причиной раздоров были измены Гумилёва. Он не видел в них особого греха, они, по его мнению, мирно уживались с его бессмертной любовью. Когда Николай получил от Анны согласие на брак, он, по его словам, так обрадовался, что сразу два романа бросил. «А третий, - смеялась Ахматова, - третий не бросил! С Орвиц Занетти? Он как раз на то время приходится!»
Баронесса де Орвиц Занетти, с которой Гумилёв познакомился в Париже, вдохновила его на стихотворение «Царица Содома», позже переименованное им в «Маскарад».
Мазурки стремительный зов раздавался,
И я танцевал с куртизанкой Содома,
О чем-то грустил я, чему-то смеялся,
И что-то казалось мне странно знакомо...
Я многое понял в тот миг сокровенный,
Но страшную клятву мою не нарушу.
Царица, царица, ты видишь, я пленный,
Возьми мое тело, возьми мою душу!
Ахматова подтрунивала над романами Гумилёва, особенно тогда, когда он, по её мнению, «плохо выбирал». Но внутри себя, конечно, переживала, иначе не вырвались бы у неё такие строчки:
Как вплелась в мои тёмные косы
серебристая белая прядь, -
только ты, соловей безголосый,
эту муку сумеешь понять.
«Соловей безголосый», - о, она знала, как сказать побольнее. «А всё равно я лучше тебя стихи пишу», - говорила ему, мстительно улыбаясь, и он замолкал, сознавая горькую правду этих жестоких слов.
Вспоминается его стихотворение «У камина» с финальным двустишием: «И, тая в глазах злое торжество, Женщина в углу слушала его».
Она была горда и умна, умнее и талантливее его. Он тоже доказывал, как мог, своё превосходство, самоутверждаясь бесчисленными романами... Нашла коса на камень. В полушутливом, адресованном Анне стихотворении «Индюк» Гумилёв иронически писал:
На утре памяти неверной
Я вспоминаю пестрый луг,
Где царствовал высокомерный,
Мной обожаемый индюк.
Была в нем злоба и свобода,
Был клюв его как пламя ал,
И за мои четыре года
Меня он остро презирал.
Ни шоколад, ни карамели,
Ни ананасная вода
Меня утешить не умели
В сознаньи моего стыда.
И вновь пришла беда большая,
И стыд, и горе детских лет:
Ты, обожаемая, злая,
Мне гордо отвечаешь: "Нет!"
Но все проходит в жизни зыбкой
Пройдет любовь, пройдет тоска,
И вспомню я тебя с улыбкой,
Как вспоминаю индюка.
В конце концов они расстались. Инициатором развода была Ахматова. Гумилёв горько подытожил в «Пятистопных ямбах» историю своей любви:
Я молод был, был жаден и уверен,
Но дух земли молчал, высокомерен,
И умерли слепящие мечты,
Как умирают птицы и цветы.
Теперь мой голос медлен и размерен,
Я знаю, жизнь не удалась… — и ты,
Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль.
Взлетели кости, звонкие, как сталь,
Упали кости — и была печаль.
Сказала ты, задумчивая, строго:
— «Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя,
И пред лицом Всевидящего Бога,
Быть может, самоё себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя». —
Твоих волос не смел поцеловать я,
Ни даже сжать холодных, тонких рук,
Я сам себе был гадок, как паук,
Меня пугал и мучил каждый звук,
И ты ушла, в простом и тёмном платье,
Похожая на древнее распятье.
«В ночном кафе мы молча пили кьянти...»
В конце 1912 года в кафе "Бродячая собака" Гумилёв знакомится с актрисой петербургских театров Ольгой Высотской. Там отмечался юбилей Константина Бальмонта. Гумилев подсел за столик, где сидела Высотская с подругами.
В начале лета Гумилёв присылает ей открытку: «Целую ручки и всегда вспоминаю. Напишите в Порт-Санд в июле месяце, куда прислать вам леопардовую шкуру». И — сонет посвящения: «В ночном кафе мы молча пили кьянти...»
До знакомства с Гумилёвым Высотская жила с Мейерхольдом, о котором потом напишет воспоминания. Была там запись и об этой встрече с Гумилёвым. Их роман продолжался около года, перерос в серьёзные отношения, в результате которых 26 октября 1913 года родился сын Орест.
В начале осени 1913-го Ольга уезжает к родителям в Москву, а после рождения сына — в Курскую губернию, где было их маленькое имение. Получив от Высотской известие о рождении сына, Гумилёв написал, что приедет осенью 1914-го. Но началась война, потом революция, гражданская война...
А когда всё успокоилось, Гумилёва уже не было в живых.
Высотская узнала о его казни лишь в 1924-ом. Она всю жизнь продолжала любить его, так и не вышла замуж.
В годы советской власти моталась по городам и сёлам, ставя самодеятельные спектакли, получала нищенскую пенсию, умерла в 1968-ом.
Её сын Орест Николаевич Высотский окончил лениградскую Лесотехническую академию, работал лесничим, директором мебельной фабрики, потом защитил диссертацию, преподавал в университете. Позже познакомился со своим братом — Львом Гумилёвым, они дружили.
Лев Гумилёв
Когда в 1938 году за Львом пришли, Орест как раз был в это время у него. И сидел рядом с ним на кровати до четырех утра, пока шел обыск и пока Льва не увезли.
А утром он же пошел в Фонтанный дом к Ахматовой и всё ей рассказал. Это было в марте. А в апреле уже взяли и его. Ольга Высотская и Анна Ахматова вместе стояли в длинной очереди с передачами в "Кресты".
тюрьма «Кресты» в Петербурге
В 1939-м Ореста выпустили, он воевал, дошел до Берлина, привезя с войны не только боевые награды, но и стихи, которые никогда не печатал. Умер в 1992 году (в один год со Львом Гумилёвым).
младший сын Н. Гумилёва Орест Николаевич Высотский
Николай Гумилёв так никогда и не увидел своего младшего сына. Они жили с матерью в Куриловке Курской области, в Гражданскую та деревушка переходила от белых к красным, от красных к петлюровцам... И когда Гумилёв стал их искать, ему сказали, что они погибли.
Орест занимался биографией своего отца очень тщательно, ездил по всем местам, с ним связанным, встречался со многими людьми. Нашел дневник, который Гумилёв вел во время абиссинского путешествия и считался утерянным. Уже после его смерти в издательстве «Молодая гвардия» в 2004 году вышла книга «Николай Гумилёв глазами сына. Воспоминания современников о Н. С. Гумилёве» .
Ольга Николаевна Высотская умерла в один год с Ахматовой - в 1966-м. Успела написать мемуары, позднее Орест передал их в Пушкинский Дом.
Внучка Гумилёва Ия Высотская, по мужу - Сазонова, живет сейчас в городе Новая Каховка Херсонской области.
Продолжение здесь.
Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/92133.html
|
Без заголовка |
Начало здесь.
Началась Первая мировая война.
Гумилёв был освобождён от военной службы из-за астигматизма глаз (разноглазия).
свидетельство об освобождении от службы
Но с первых же дней начинает хлопотать о разрешении воевать и, хотя это было нелегко, добивается своего: уже в конце августа 1914 года уходит добровольцем на фронт.
Он попадает во взвод конной разведки, где с постоянным риском для жизни совершались рейды в тыл врага. Сохранились документальные очерки Гумилева того времени "Записки кавалериста", которые печатались в 1915-1916 годах в газете "Биржевые ведомости". Остались и поэтические свидетельства этого периода.
И год второй к концу склоняется,
Но так же реют знамена,
И так же буйно воздевается
Над нашей мудростью война.
Вслед за ее крылатым гением,
Всегда играющим вничью,
С победной музыкой и пением
Войдут войска в столицу. Чью?
И сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных
И громких в летописи слав?
Иль зори будущие, ясные
Увидят мир таким, как встарь:
Огромные гвоздики красные
И на гвоздиках спит дикарь;
Чудовищ слышны ревы лирные,
Вдруг хлещут бешено дожди,
И все затягивают жирные
Светло-зеленые хвощи.
Не все ль равно, пусть время катится,
Мы поняли тебя, земля:
Ты только хмурая привратница
У входа в Божии Поля.
В истории русской литературы начала 20 века трудно найти второй такой пример: Гумилёв ушёл на германский фронт рядовым кавалеристом и дослужился до унтер-офицера, воевал в Пруссии, Галиции, дважды был награжден Георгиевским крестом за личную храбрость: один — за опасную разведку в тылу врага, второй — за выведение из-под огня брошенного пулемета.
Дело величавое войны
Война была его стихия, как полная риска и приключений Африка, где он имел возможность показать себя, отличиться. Люди, знавшие Гумилёва, говорили, что у него было «полное отсутствие страха». Рассказывали случай, когда эскадрон обстреляли немецкие пулемётчики. Все спрыгнули в окоп, а Гумилёв нарочно остался на открытом месте и картинно закурил папиросу, бравируя своим спокойствием.
Его называли гусаром смерти. Жизнь без подвигов и опасностей представлялась ему пресной. Война была для него игрой — вроде детской игры в солдатики, игрой, где ставкой была его жизнь.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Это была страстная вера в своё избранничество, в то, что ему не суждено умереть, не свершив своего предназначения в жизни. В его отчаянной отваге чудилось что-то лихорадочное, нарочитое, театральное. Вспомнились строчки Вадима Шефнера: «Умей, умей себе приказывать, // Муштруй, себя, а не вынянчивай...» Гумилёв умел это, как никто.
Однажды он провёл ночь в седле на сильном морозе и заболел воспалением лёгких и почек. С высокой температурой, в бреду был оправлен на лечение в Петроград. Медкомиссия признала его негодным к службе, но он вновь, несмотря на плохое состояние, вернулся на фронт. «Гвозди бы делать из этих людей...»
Любопытно, что у Ахматовой отношение к этой войне было иным. Это было ощущение горя.
Было горе, будет горе,
горе без конца.
Да хранит Святой Егорий
твоего отца, -
пишет она в колыбельной.
Для Гумилёва же война — праздник. Своеобразная экзотика.
И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны...
Как могли мы прежде жить в покое
И не ждать ни радостей, ни бед,
Не мечтать об огнезарном бое,
О рокочущей трубе побед?
Его обвинят потом в имперских настроениях, в угаре шовинистических заблуждений... А он просто был поэт-романтик с ярко выраженным мужественным, рыцарским началом в поэзии и в жизни.
А. Куприн писал: «Мало того, что он добровольно пошёл на современную войну — он — один он! — умел ее поэтизировать. Да, надо признать, ему не чужды были старые, смешные ныне предрассудки: любовь к родине, сознание живого долга перед ней и чувства личной чести. И еще старомоднее было то, что он по этим трем пунктам всегда готов был заплатить собственной жизнью».
Победа, слава, подвиг — бледные
Слова, затерянные ныне,
Гремят в душе, как громы медные,
Как голос Господа в пустыне.
Эти стихи были так же вдохновенны, как африканские. По глубине они даже глубже, значительней. Они поднимали на бой, воодушевляли. В. Эйхенбаум отмечал духовную силу стихов Гумилёва о войне, стремление показать войну как мистерию духа.
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
Е. Винокуров, эрудит и поэт военной судьбы, однажды заметил, что самая знаменитая строка Великой Отечественной войны, симоновское «жди меня и я вернусь» - рефрен, который полстраны молитвенно шептало в окопах — эта строка, оказывается, перефразировала гумилёвское: «Жди меня. Я не вернусь». «Пожалуй, у Гумилёва это сказано сильнее», - резюмировал Винокуров. Действительно, сильнее.
Правда, к сожалению, такого стихотворения Гумилёва не существует, я проверяла. Вокруг этой фразы много легенд. Некоторые принимают её за перифраз Симонова, приписанный Гумилёву уже задним числом. Но скорее всего, думаю, это было высказывание Гумилева, ставшее цитатой, афоризмом. Впоследствии (после этой гумилёвской фразы) появились стихи Симонова "Жди меня и я вернусь". Так или иначе, Гумилёв был их предтечей.
Романтические мальчики, а тем паче поэты и воины, как правило, знают свою судьбу. В одном из предсмертных своих стихотворений Гумилёв говорит:
Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.
Предчувствие близкой и страшной смерти не оставляло его:
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
Среди кельтских легенд, любимых Гумилёвым, одна была ему особенно дорога: легенда о волшебной лютне, вдохновившая его на стихотворение «Волшебная скрипка» и пьесу «Гондла». В ней говорится о магической и убийственной силе искусства, об идее самоотверженного служения своему дару и опасностях, которые подстерегают творца на этом тернистом пути.
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.
И если поэт ступил на эту стезю — пусть приготовится к самому худшему.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
Он словно предсказал свою участь. Так же, как скрипач из легенды, выронивший лютню, был разорван бешеными волками — так и певец Гумилёв будет уничтожен бешеными волками революции, не допев своей песни.
В 2001 году в Калининграде на стене Дома искусств был установлен памятный знак Николаю Гумилёву. Это бронзовый барельеф (скульптор Н. Фролов), основанием которого служат гранитные плиты красного цвета в виде символических языков пламени. Поэт, одетый в военную форму, изображен рядом с Пегасом. В левой руке он держит свиток, а правой опирается на картуш с надписью: "Сыну России, поэту, воину Н. Гумилёву от благодарных потомков. 1886-1921". Под барельефом – плита с надписью: «Мемориальный знак установлен в честь русского поэта Серебряного века Н. Гумилева, участника Восточно-Прусской операции Первой мировой войны, награжденного двумя Георгиевскими крестами. Расстрелян в августе 1921 года».
Гафиз и Лери
В 1916 году в знаменитом артистическом кабаре «Приют комедиантов» на Марсовом поле Гумилёв знакомится с женщиной, от красоты которой захватывало дух у каждого мужчины. Это была Лариса Рейснер - воплощение женственности, но мужского склада ума и характера.
Позже она станет прототипом комиссара из «Оптимистической трагедии» В. Вишневского.
«Громадный, как медведь, полуголый матрос под свист и улюлюканье веселого экипажа полез на маленькую женщину в кожанке, победно облапил беспомощную пичужку – не ускользнуть. Она воткнула браунинг в жирный живот и спустила курок. Грузная туша оползла на палубу растаявшим снеговиком.
- Ну? Кто еще хочет комиссарова тела? – произносит она во внезапной тишине...»
Эта сцена, эта пьеса (а потом – талантливый фильм) – классика советской драматургии. Эта фраза стала идиомой. Эта женщина – секс-символом революции.
Никто из тех, кто попадался ей на пути, не мог забыть ее уже никогда.
Лев Троцкий писал о ней: "Внешность олимпийской богини, её иронический ум сочетался с мужеством воина".
Всеволод Рождественский вспоминал о впечатлении, которое произвела на него Лариса при первой встрече в студенческой аудитории: "Это была девушка лет восемнадцати, стройная, высокая...Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодное, а в глазах острое и чуть насмешливое. "Какая красавица!" - невольно подумалось всем в эту минуту".
Писатель Юрий Либединский отмечал «необычайную красоту ее, необычайную потому, что в ней начисто отсутствовала какая бы то ни было анемичность, изнеженность, — это была не то античная богиня, не то валькирия древненемецких саг…».
портрет Л. Рейснер работы С. Чехонина
Не устоял перед античной красотой Рейснер и Николай Гумилев, сраженный "ионическим завитком" ее кос. Лариса читала в «Приюте» свои стихи. Гумилев сидел молча, слушал. Решил про себя, как потом признавался: «Красивая девушка, но совершенно бездарная». Подошел к ней после выступления и попросил разрешения проводить.
Он стал ее первым мужчиной.
Когда уже в 1920 году комиссар Рейснер принесла обожаемой ею и страдающей от голода Ахматовой мешок риса, она рассказала ей, как это произошло. Гумилёв пригласил ее в какую-то мерзкую гостиницу «и там сделал всё». «Я его так любила, — объяснила Лариса бывшей жене своего возлюбленного, — что пошла бы куда угодно».
Говорили, что это знаменательное свидание произошло в борделе на Гороховой.
При всей своей некрасивости Гумилёв всегда нравился женщинам, привлекая какой-то необыкновенной магнетической силой. Капитан, рвущий из-за пояса пистолет, мужчина-воин, поэт, герой... Влюбилась и Рейснер.
Гордая красавица и поэт-романтик. Так начался их роман, который можно назвать поэтическим и эпистолярным. Гумилёв посвящал Ларисе канцоны и называл ее Лери, она его, на персидский манер – Гафиз. 8 ноября 1916 года он пишет ей:
Лера, Лера, надменная дева,
Ты как прежде бежишь от меня...
И далее продолжает: "Лери моя, приехав в полк, я нашел оба Ваши письма. Какая Вы милая в них. Читая их, я вдруг остро понял то, что Вы мне однажды говорили,- что я слишком мало беру от Вас... Вы годитесь на бесконечно лучшее... На всё, что я знаю и люблю, я хочу посмотреть, как сквозь цветное стекло, через Вашу душу, потому что она действительно имеет особый цвет, еще не воспринимаемый людьми... Я помню все Ваши слова, все интонации, все движения, но мне мало, мало, мне хочется еще. Я не очень верю в переселение душ, но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой, Еленой Спартанской, Анжеликой из "Неистового Роланда", так мне хочется Вас увезти. Я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю..."
Лери отвечает взаимностью: "Милый мой Гафиз, это совсем не сентиментальность, но мне сегодня так больно. Так бесконечно больно. Я никогда не видела летучих мышей, но я знаю, что если даже у них выколоты глаза, они летают и ни на что не натыкаются. Я сегодня как раз такая бедная летучая мышь... жду Вас. Ваша Лери".
В то время Гумилёв состоял в действующей армии, а в Петербург был отпущен всего лишь в отпуск для сдачи офицерского экзамена. Экзамен он не сдал и вскоре был вынужден вернуться в полк. Несколько месяцев их роман продолжался только в письмах: «Я целые дни валялся в снегу, смотрел на звезды и, мысленно проводя между ними линии, рисовал себя Ваше лицо, смотрящее на меня с небес...».
Он звал ее на Мадагаскар – там, «в какой-нибудь теплый вечер, вечер гудящих жуков и загорающихся звезд, где-нибудь у источников в чаще красных гвоздик и палисандровых деревьев, Вы мне расскажете такие чудесные вещи, о которых я смутно догадывался в мои лучшие минуты…». "Ах, - отзывалась Рейснер, - милый Гафиз, как хорошо жить".
Он обещает ей написать поэму: "Ее заглавие будет огромными, красными, как зимнее солнце, буквами: "Лера и Любовь"..."
22 февраля 1917 года он посылает ей свою первую канцону.
Бывает в жизни человека
Один неповторимый миг:
Кто б ни был он, старик, калека,
Как бы свой собственный двойник,
Нечеловечески прекрасен
Тогда стоит он; небеса
Над ним разверсты; воздух ясен;
Уж наплывают чудеса.
Таким тогда он будет снова,
Когда воскреснувшую плоть
Решит во славу Бога - Слова
К всебытию призвать Господь.
Волшебница, я не случайно
К следам ступней твоих приник.
Ведь я тебя увидел тайно
В невыразимый этот миг.
Ты розу белую срывала
И наклонялась к розе той,
А небо над тобой сияло
Твоей залито красотой.
На следующий день, оттуда же, была послана еще одна "Канцона". Эта "Канцона", в другой редакции, с измененными первыми восемью строчками, была напечатана в вышедшем в 1918 году сборнике "Костер" как "Канцона первая" :
Лучшая музыка в мире - нема!
Дерево ль, жилы ли бычьи
Выразят молнийный трепет ума,
Сердца причуды девичьи?
Краски и бледны и тусклы! Устал
Я от затей их бессчётных,
Ярче мой дух, чем трава иль металл,
Тело подводных животных!
Только любовь мне осталась, струной
Ангельской арфы взывая,
Душу пронзая, как тонкой иглой,
Синими светами рая.
Ты мне осталась одна. На яву
Видевши солнце ночное,
Лишь для тебя на земле я живу,
Делаю дело земное.
Да! Ты в моей беспокойной судьбе -
Иерусалим пилигримов.
Надо бы мне говорить о тебе
На языке серафимов.
В феврале 1917 года Гумилёв вернулся в Петроград и сделал Ларисе предложение. Но она неожиданно отказала. Сказала ему, что очень любит Анну Андреевну и не посмеет сделать ей неприятное. На что он ответил: «К сожалению, я уже никак не могу причинить Анне Андреевне неприятность». Их брак с Ахматовой к тому времени уже изжил себя, став только формальностью.
Скорее, Рейснер оскорбил тот факт, что одновременно с нею Гумилёв встречался с другими: в 1916 году – с поэтессой Маргаритой Тумповской,
потом – с Анной Энгельгардт, на которой и женился летом 1918 года.
Лариса прощается с любимым: "В случае моей смерти все мои письма вернутся к Вам. И с ними то странное чувство, которое нас связывало, так похожее на любовь. И моя нежность - к людям, к уму, поэзии и некоторым вещам, которая благодаря Вам окрепла, отбросила свою собственную тень среди других людей стала творчеством... Но будьте благословенны Вы, Ваши стихи и поступки. Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный... Ваша Лера".
В том же 1918-м Лариса вступила в партию и ушла на фронт. А Гумилёв уехал в Париж, где его ждала новая любовь...
Судьба развела их по разные стороны баррикад: Ларису ждал путь легендарного комиссара Волжской флотилии, Николая – чекистская пуля в большевистских застенках.
Когда, будучи уже при славе, почете и власти, женой советского посла в Кабуле, Рейснер получила известие о расстреле Гумилева, она рыдала в голос. «Никого, — написала она матери, — я не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза, урода и мерзавца».
И после этого не раз повторяла о том, что будь она в Петрограде в те роковые дни, ей удалось бы предотвратить его казнь. Ходили слухи, что новый муж Рейснер Фёдор Раскольников — член Реввоенсовета республики, ревновал к Гумилёву жену и был причастен к аресту поэта.
Фёдор Раскольников
Лариса пережила Гумилёва на пять лет. Заразившись брюшным тифом после беспечного глотка сырого молока, она ушла из жизни тридцатилетней.
Перед смертью оставила эту записку:
Как сложилась бы ее жизнь, доживи она до 1937 года? Об этом можно только гадать…
К синей звезде
В мае 1917 года судьба делает крутой поворот: Гумилева назначают в особый экспедиционный корпус русской армии, расквартированный в Париже. Есть предположения, что он был там разведчиком.
Гумилёв среди офицеров корпуса
В Париже Гумилев знакомится с девушкой, полурусской-полуфранцуженкой, из обедневшей интеллигентной семьи, дочерью известного хирурга, Еленой Карловной Дюбуше. За красоту он называл её «голубой звездой».
Из букета целого сиреней
Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.
Всё казалось мне, что в белой пене
Исчезает милая земля,
Расцветают влажные сирени
За кормой большого корабля.
И за огненными небесами
Обо мне задумалась она,
Девушка с газельими глазами
Моего любимейшего сна.
Сердце прыгало, как детский мячик,
Я, как брату, верил кораблю,
Оттого, что мне нельзя иначе,
Оттого, что я её люблю.
(«Сирень»)
Поэт страстно влюбился в Елену, написав ей в альбом много прекрасных стихов, которые потом вошли в книгу, изданную в 1923 году и названную составителем «К синей звезде».
Я вырван был из жизни тесной,
Из жизни скудной и простой,
Твоей мучительной, чудесной,
Неотвратимой красотой.
И умер я ..... и видел пламя,
Не виданное никогда:
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда.
Преображая дух и тело,
Напев вставал и падал вновь,
То говорила и звенела
Твоя поющей лютней кровь.
И запах огненней и слаще
Всего, что в жизни я найду,
И даже лилии, стоящей
В высоком ангельском саду.
И вдруг из глуби осиянной
Возник обратно мир земной.
Ты птицей раненной нежданно
Затрепетала предо мной.
Ты повторяла: " Я страдаю",
Но что же делать мне, когда
Я наконец так сладко знаю,
Что ты - лишь синяя звезда...
Однако «звезда» оказалась вполне “земной”. Поэту она предпочла американского миллионера, вышла за него замуж и уехала в США.
Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца.
Зачем Колумб Америку открыл?..
Елена Дюбуше
Мой биограф будет очень счастлив,
Будет удивляться два часа,
Как осел, перед которым в ясли
Свежего насыпали овса.
Вот и монография готова,
Фолиант почтенной толщины:
«О любви несчастной Гумилева
В год четвертый мировой войны».
И когда тогдашние Лигейи,
С взорами, где ангелы живут,
Со щеками лепестка свежее,
Прочитают сей почтенный труд,
Каждая подумает уныло,
Легкого презренья не тая:
« Я б американца не любила,
А любила бы поэта я».
Он, как всегда, бравировал, «сохранял лицо», но страдал очень сильно. Об этом красноречиво говорит его стихотворение «Позор»:
Вероятно, в жизни предыдущей
Я зарезал и отца и мать,
Если в этой - Боже Присносущий! -
Так жестоко осужден страдать.
Если б кликнул я мою собаку,
Посмотрел на моего коня,
Моему не повинуясь знаку,
Звери бы умчались от меня.
Если б подошел я к пене моря,
Так давно знакомой и родной,
Море почернело бы от горя,
Быстро отступая предо мной.
Каждый день мой, как мертвец, спокойный,
Все дела чужие, не мои,
Лишь томленье вовсе недостойной,
Вовсе платонической любви.
Пусть приходит смертное томленье,
Мне оно не помешает ждать,
Что в моем грядущем воплощенье
Сделаюсь я воином опять.
Это была единственная женщина, которую Гумилёв, по его признанию, любил по-настоящему. Может быть, потому, что она была единственной, не ответившей ему взаимностью...
Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Своё дурманящее тело
И сердце бережёшь другому.
Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придёшь смочить водою
Мои запёкшиеся губы.
В часы последнего усилья,
Когда и ангелы заблещут,
Твои сияющие крылья
Передо мной не затрепещут.
И ввстречу радостной победе
Моё ликующее знамя
Ты не поднимешь в рёве меди
Своими нежными руками.
И ты меня забудешь скоро,
И я не стану думать, вольный,
О милой девочке, с которой
Мне было нестерпимо больно.
(«Прощанье». август 1917 — весна 1918)
Стихи, адресованные Елене Дюбуше, резко выделяются на фоне остальной любовной лирики Гумилёва. Не потому, что они лучшие (в некоторых присутствует характерный альбомный привкус), а потому, что впервые он думал не о своей, а о чужой жизни, любил не только прекрасную внешность, но и душу, впервые хотел не поклоняться, а беречь, защищать, лелеять это юное трогательное существо. Стихи покоряют не свойственной Гумилёву нежностью и человечностью.
Временами, не справясь с тоскою
И не в силах смотреть и дышать,
Я, глаза закрывая рукою,
О тебе начинаю мечтать.
Не о девушке тонкой и томной,
Как тебя увидали бы все,
А о девочке милой и скромной,
Наклонённой над книжкой Мюссе.
День, когда ты узнала впервые,
Что есть Индия, чудо чудес,
Что есть тигры и пальмы святые —
Для меня этот день не исчез.
Иногда ты смотрела на море,
А над морем вставала гроза,
И совсем настоящее горе
Застилало слезами глаза.
Почему по прибрежьям безмолвным
Не взноситься дворцам золотым?
Почему по светящимся волнам
Не приходит к тебе серафим?
И я знаю, что в детской постели
Не спалось вечерами тебе,
Сердце билось, и взоры блестели,
О большой ты мечтала судьбе.
Утонув с головой в одеяле,
Ты хотела быть солнца светлей,
Чтобы люди тебя называли
Счастьем, лучшей надеждой своей.
Этот мир не слукавил с тобою,
Ты внезапно прорезала тьму,
Ты явилась слепящей звездою,
Хоть не всем, только мне одному.
Но теперь ты не та, ты забыла
Всё, чем в детстве ты думала стать.
Где надежды? Весь мир — как могила.
Счастье где? Я не в силах дышать.
И, таинственный твой собеседник,
Вот, я душу мою отдаю
За твой маленький детский передник,
За разбитую куклу твою.
(«Девочка»)
Если бы Цветаева спросила тут своё знаменитое: «любовь ли это или любованье... иль чуточку притворства по призванью?..», я бы не колеблясь, ответила: «тут — любовь».
Так же как и в этом стихотворении «Сон», посвящённом Елене Дюбуше:
Застонал от сна дурного
И проснулся тяжко скорбя:
Снилось мне - ты любишь другого
И что он обидел тебя.
Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.
Ах, наверно, таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам тёмным,
Как по руслам высохших рек.
Вот, стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть и знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.
Он обидел тебя, я знаю,
Хоть и было это лишь сном,
Но я всё-таки умираю
Пред твоим закрытым окном.
Именно к парижскому периоду относятся и такие шедевры любовной и философской лирики Гумилёва, как этот:
Неизгладимы, нет, в моей судьбе
Твой детский рот и смелый взор девический.
Вот почему, мечтая о тебе,
Я говорю и думаю ритмически.
Я чувствую огромные моря,
Колеблемые лунным притяженьем,
И сонмы звезд, что движутся горя,
От века предназначенным движеньем.
О, если б ты всегда была со мной,
Улыбчиво-благая, настоящая,
На звезды я бы мог ступить ногой
И солнце б целовал в уста горящие.
Несколько лет спустя, уже после смерти Гумилёва, Е. Дюбуше была в Петрограде и навестила А. Ахматову, но не застала её дома.
«В сущности, я — неудачник»
За границей Гумилёв прожил больше года: сначала в Париже, потом в Лондоне. Весной 1918-го он собрался в Россию. Их было несколько — русских офицеров, застрявших в Лондоне.
Собравшись в кафе, они решали, куда им теперь уезжать, ибо делать там больше было нечего. Одни собирались в Африку — стрелять львов, другие — продолжать войну в иностранных войсках.
- А Вы, Гумилёв?
Поэт ответил:
- Я повоевал достаточно и в Африке был уже три раза, а вот большевиков никогда не видел. Я еду в Россию — не думаю, чтобы это было опаснее охоты на львов.
Увы, оказалось опасней! Гумилёва отговаривали, но тщетно.
О, Русь, волшебница суровая,
Повсюду ты свое возьмешь.
Бежать? Но разве любишь новое
Иль без тебя да проживешь? -
напишет он потом. Гумилёв отказался от почётного и обеспеченного назначения в Африку, которое ему устроили влиятельные английские друзья, и уехал в Россию. Навстречу своей судьбе.
Не спасёшься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь,
Но молчи: несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
Петербург, ул. Социалистическая, дом 20
В этом доме Николай Гумилев жил несколько месяцев в 1918 году (тогда улица называлась Ивановской). Когда он вернулся сюда из-за границы, он не застал дома Ахматовой. Соседи сказали, что она у Шилейко. Это был приятель Гумилёва, учёный-востоковед, переводчик древне-восточных текстов.
Владимир Шилейко, второй муж Ахматовой
Ничего не подозреваая, Гумилёв отправился туда. Сидели вместе, пили чай, разговаривали. Потом вдруг Ахматова отозвала его в сторону и сказала: «Дай мне развод».
Гумилев страшно побледнел и ответил: «Пожалуйста. Я всегда говорил, что ты свободна и вольна делать всё, что тебе хочется».
В этот трудный час испытания ему понадобилась вся его воля и мужество. Позже в стихотворении «Мои читатели» он напишет:
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: "Я не люблю вас",
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше.
Всё-таки он любил её. Во всех женщинах он любил только её одну. Он лечился от этой безответной любви путешествиями, завоёвывал ратными подвигами, утверждал своё уязвлённое мужское самолюбие многочисленными романами. Всё было тщетно. Эта женщина всегда ускользала от него.
Сохранились сборники стихов Гумилёва с пометками Ахматовой. Она отмечала стихотворения, в которых без упоминания её имени говорилось о ней.
Ты помнишь, у облачных впадин
С тобою нашли мы карниз,
Где звёзды, как горсть виноградин,
Стремительно падали вниз?
Теперь, о скажи, не бледнея,
Теперь мы с тобою не те,
Быть может, сильней и смелее,
Но только чужие мечте.
И мы до сих пор не забыли,
Хоть нам и дано забывать,
То время, когда мы любили,
Когда мы умели летать.
Это и цикл из пяти восхитительных стихотворений — жемчужин русской поэзии — под названием «Беатриче», где Гумилёв ассоциирует себя с великим итальянским поэтом.
Музы, рыдать перестаньте,
Грусть вашу в песнях излейте,
Спойте мне песню о Данте
Или сыграйте на флейте.
Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий —
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче.
Тайные думы поэта
В сердце его прихотливом
Стали потоками света,
Стали шумящим приливом.
Музы, в сонете-брильянте
Странную тайну отметьте,
Спойте мне песню о Данте
И Габриеле Россетти.
Это и «Пятистопные ямбы» - одно из самых сильных стихотворений Гумилёва из его сборника «Колчан», где есть всё: война, любовь, разлука, сомнения, раскаяние, - живая, не надуманная, не экзотическая, настоящая жизнь.
Гумилёв любил главенствовать, быть лидером везде и всюду. Многие считали его самоуверенным и высокомерным. И мало кто мог разглядеть за этой внешней конквистадорской маской мучительную застенчивость, неуверенность в себе, свойственную всем подросткам, в том числе и вечным. Он всё время хотел что-то доказать себе и другим, ломал себя, лепил, делал, ковал свой железный характер, и только в стихах порой прорывался искренний, растерянный, жалующийся голос, и мы видели его истинное, открытое человеческое лицо.
Крикну я... но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела...
Георгий Иванов вспоминал, как однажды Гумилёв, наблюдая, как кладут печку, с грустью сказал ему, что завидует кирпичикам, как плотно, тесно их кладут, один к одному, и ещё замазывают между ними каждую щёлку, чтоб не дуло... И добавил: «Самое страшное в жизни — одиночество. А я так одинок». И, точно недоумевая, прибавил: «В сущности, я — неудачник».
Я, что мог быть лучшей из поэм,
Звонкой скрипкой или розой белою,
В этом мире сделался ничем,
Вот живу и ничего не делаю.
Часто больно мне и трудно мне,
Только даже боль моя какая-то,
Не ездок на огненном коне,
А томленье и пустая маята.
Ничего я в жизни не пойму,
Лишь шепчу: "Пусть плохо мне приходится,
Было хуже Богу моему
И больнее было Богородице".
окончание здесь.
Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/92180.html
|
Без заголовка |
По несчастью или к счастью,
|
Без заголовка |
Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернём
И праздник для него устроим.
Геннадий Шпаликов
|
Без заголовка |
Понятие «хюгге» невозможно дословно перевести на русский язык. По сути, это датский аналог французского savoire-vivre. Только если у французов в основе всего беспечный шик и умение жить играючи, то у датчан – уют, комфорт и благополучие. Что такое хюгге и как его достичь, рассказывает в своей книге «Hygge. Секрет датского счастья» Майк Викинг, основатель Института исследования счастья в Копенгагене.
|
Без заголовка |
Тем, кто никогда не бывал в Норвегии, легко рассуждать с дивана: "Им бы наши проблемы, там климат другой". Но стоит один раз съездить самому, и вопросов больше не возникает.
Главное, что нужно знать о зимней Норвегии — там очень много снега. Настолько много, что выпадая в октябре-ноябре, он не тает до самого мая. Смотрите, какой он чистый и белый! Не то, что у нас!
Купились? Вот автомагистраль в Норвегии, внимание на обочину, что это там? Та самая коричневая грязная жижа. И дорога, выскобленная до асфальта.
Серия сообщений "норвегия":
Часть 1 - Водопад, за который можно зайти
Часть 2 - Берген, Норвегия
...
Часть 38 - Beautiful Norway (Relax Music)
Часть 39 - Прибрежный городок Осгордстранд. Норвегия.
Часть 40 - Норвегия. Как живут в заснеженной глубинке
Часть 41 - Мой дом в Норвегии
Часть 42 - Норвегия - зимняя страна чудес
...
Часть 46 - Норвегия. 10 лучших мест для посещения.
Часть 47 - Путешествуйте! Самые красивые и интересные места Норвегии.
Часть 48 - Кьерагболтен - самый опасный камень в мире.
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Изучаем Иностранные языки. Каталог ссылок.
Изучаем Иностранные языки. Каталог ссылок.
Изучаем Иностранные языки. Каталог ссылок.
Английский язык:
http://denistutor.narod.ru/ - Главная идея сайта научить обычного человека какому-то уровню английского языка, который он сам себе установит. Вы узнаете, как безболезненно изучить английскую грамматику, как произносить английские звуки, запоминать слова, как исключить ошибки.
http://www.englishtopic.narod.ru/ - Engl
|
Без заголовка |
2 года назад друг принёс бутылку коньяка. Я реально думал, что это элитка, а оказалось что он сам готовил! Теперь я тоже делаю свой домашний коньяк! По вкусу один в один с Хеннеси!
Делать коньяк из водки или из самогона - это уже вам решать. Это уже не так важно, хотя отличие есть, но почувствовать эти отличия смогут только настоящие гурманы.
Рецепт домашнего коньяка
Для приготовления нашего домашнего коньяка нам понадобится:
|
|
ПОмидоры |
ВЫСАДКА ПОМИДОР В ОТКРЫТЫЙ ГРУНТ!!!
Все вы знаете,что томат-это теплолюбивое растение,соответственно и место ему надо тепленькое!Выбираем под помидорки самый солнечный,самый открытый и хорошо проветриваемый участок(это в дальнейшем -хорошая профилактика против многих заболеваний)
Ширина между рядами помидор на нашей грядке 60-70 см,,а расстояние между растениями в ряду 40-50 см.
Начинаем делать ямки,копаем лопатой ямку 30-40 см глубина,в каждую лунку вносим 5 кг перегноя,горсть суперфосфата,горсть золы...!
Внимание:все это нужно очень хорошо перемешать с землей в ямке ,что бы не обжечь молодые корешки наших питомцев!
Внимание:Ни в коем случае не вносить свежий навоз,это рассадник болезней для помидор!!!
Каждую подготовленную лунку хорошо проливаем теплой ,это важно ,теплой водой с марганцовкой(темный раствор),если марган. нет,воспользуйтесь фитоспорином(раствор сделать по инструкции)
|
|
Без заголовка |
В данном случае я говорю про викторию, или клубнику садовую. У нас её зовут именно викторией: кто-то говорит - сорт такой, но в нашей местности он с годами превратился в отдельный вид ягод. У меня несколько грядок, и я этой ягодой дорожу, поэтому ухаживать стараюсь как можно лучше. В этом году решила полить до цветения дрожжами, а потом закрепить эффект марганцовкой с йодом.
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Очень вкусный рецепт сдобного дрожжевого теста на опаре для сладких пирожков и пирогов, а также не сложная, но красивая формовка пирога.
|
|
Без заголовка |
Для приготовления нам нужно:
- Горчичный порошок - 2 ст. л;
- Горячая вода - 2 ст. л;
- Желток - 1 шт;
- Оливковое масло - 2 ст. л;
- Сахарная пудра - 2 ч. л.
Приступаем к приготовлению:
Сначала разводим горчицу кипятком, затем добавляем все остальные ингредиенты.
Наносим маску на корни волос. Советую первый раз держать не долго, примерно 15 минут. В следующий раз можете уже увеличивать время. Чем чаще и дольше будете держать маску, тем лучше она будет.
Sonya_kot
|
|
Без заголовка |
Читать далее|
|
Без заголовка |
На дворе золотая осень.
Заканчивается сентябрь – первый осенний месяц.
В огороде убраны все овощи-корнеплоды,
на грядках осталась только барыня – капуста.
Пришла пора приготовить вкусную, хрустящую капусту.
Хочу поделиться своим рецептом маринованной капусты
|
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Что поражает зрителя в первую очередь в работах современной американской художницы Susan Brabeau, так это её сверхъестественный талант "фотографирования" людей. Она способна "схватить" их настроения, их особенности, и даже их язык тела. Художница может через ряд частных моментов рассказывать целую историю о том или ином человеке, историю, которая трогает сердце, разжигает воображение и восхищает чувства. Все её работы отражают любовь к прошлым простым временам.
Ladies Garden Club
And the Blue Ribbon Goes to
Shady Lady Lamp Shop
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Комплект «Розовые сны» связан из пряжи Семёновская «Кабле»
100% хлопок.
2 мотка по 100 гр
Для вязания комплекта нам понадобятся:
спицы простые и чулочные №2
спицы круговые на леске №2
Комплект рассчитан на новорожденного малыша.
Очень мягкий, нежный и достаточно практичный.
Кофточка и ползунки связаны без швов,
что немаловажно для нежной кожи малыша.
Серия сообщений "Babyknitting.ru(Моё вязание)":Часть 1 - Чепчик Розовое очарование для новорожденных, связанный крючком
Часть 2 - Ползунки на лямочках для новорожденного, связанные крючком
...
Часть 39 - Ажурный чепчик спицами.
Часть 40 - Кардиган/сарафан с косами для девочки 4-5 лет спицами.
Часть 41 - Ажурные ползунки для новорожденного спицами. Комплект Розовые сны часть 1
Часть 42 - Комплект для новорожденного "Розовые сны часть 2"
Часть 43 - Панамка, связанная крючком в морском стиле для новорожденной малышки.
Часть 44 - Чепчик спицами для новорожденного малыша
Часть 45 - Шапочка с ушками крючком для малыша
|
Без заголовка |
|
Без заголовка |
Любимейший вкус с детства
|
Без заголовка |
Солянка готовится быстро и получается вкусной и сытной... просто волшебной, такой, от которой невозможно оторваться до последней ложки!
|
Я долго думал, какой рецепт выложить последним в 2010 году. Выбор пол на котлеты по-Киевски, сейчас расскажу почему. Первое мое знакомство с ними состоялось в обычной столовой. Я даже не помню, зачем купил именно это блюдо, наверное, просто решил прикоснуться к легенде. Купил, попробовал, оценил. Мне понравилось, что эти котлеты сделаны из куриных грудок и ничего лишнего в них не намешаешь, но чего-то особого я в них не нашёл, в конце статье напишу почему. И очень долго у меня не было никакого желания воспроизводить этот рецепт дома. Так бы я их никогда бы и не приготовил, если бы не моя жена. Она мне почему-то постоянно напоминала о таких котлетах, в итоге я решил попробовать приготовить котлеты по Киевски. Опять же я знал, что зачастую, блюда приготовленные дома вкуснее, чем в любой столовой. Когда я угостил свою жену котлетами собственного приготовления, то она сказала, что это самое вкусное, что я когда либо готовил!!! Теперь, мой Вкусный и Простой рецепт этих котлет я хочу предложить Вам. Возможно, кто-то на новый год приготовит именно это блюдо.
