икона Богородицы «ДОСТОЙНО ЕСТЬ» («МИЛУЮЩАЯ») 

24 июня (11 июня по новому стилю)
 

 

__________________________________________________

Описание иконы Богородицы Достойно Есть: 

В конце Х века недалеко от Афонского Карейского монастыря в келье жил один старец-отшельник со своим послушником. Однажды старец отправился к всенощному бдению в храм, а послушник остался в келье вычитывать молитвенное правило. При наступлении ночи он вдруг услышал стук в дверь. Отворив её, юноша увидел перед собой незнакомого монаха, который попросил разрешения войти. Послушник впустил его, и они вместе начали молитвенные песнопения. 

Так текла их ночная служба своим порядком, пока не настало время величать Пресвятую Богородицу. Став перед Её иконою ДОСТОЙНО ЕСТЬ «Милующая», послушник начал петь общепринятую молитву: «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим...», но гость остановил его и сказал: «У нас не так величают Божию Матерь» – и запел иное начало: «Достойно есть, яко воистину, блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную, и Матерь Бога нашего». А потом уже к сему добавил «Честнейшую Херувим…» 

Подробнее об этой молитве смотрите Похвала Пресвятой Богородице

 

Инок наказал послушнику всегда петь в этом месте богослужения только что услышанную песнь в честь Богородицы. Не надеясь, что он запомнит столь чудесные слова услышанной молитвы, послушник попросил гостя их написать. Но в келье не оказалось ни бумаги, ни чернил, и тогда незнакомец написал слова молитвы пальцем на камне, который стал неожиданно мягким как воск. Затем он внезапно исчез, и инок только и успел спросить у пришельца его имя, на что тот ответил: «Гавриил». 

Вернувшийся из храма старец был удивлен, услышав от послушника слова новой молитвы. Выслушав же его рассказ о чудесном госте и увидев чудесно начертанные письмена песни, старец понял, что явившийся небожитель – это архангел Гавриил. 

Весть о чудесном посещении архангела Гавриила быстро распространилась по Афону и дошла до Константинополя. Афонские иноки отослали в Константинополь каменную плиту с начертанною на ней песнью Богородице как доказательство истинности передаваемого ими известия. С той поры молитва «Достойно есть» стала неотъемлемой частью православных богослужений. А икона  Божией Матери «Милующая» вместе с прежним названием именуется также «Достойно есть».

 

«Вера твоя спасёт тебя»

Псалом: 118:105;127-135

Чтение и проповедь: Мрк 5:24-34

 

Иисус Христос часто напоминал ученикам, чтобы они имели веру. Не просто веру, а детскую. Помните, как в детстве на предложение взрослых, не сомневаясь, мы доверчиво закрывали глаза и открывали рты в ожидании того, что они положат туда чего-нибудь вкусненькое.

 Господь говорит, что в своей христианской жизни нам следует вернуться к такой бесхитростной вере, которая закрывает глаза для этого мира и широко открыть сердца, чтобы получить приготовленные благословения.

Древнее обетование Бога «Я Господь – ваш Целитель» не изменилось с течением времени, и было подтверждено во Христе, который взял на себя человеческие немощи и понёс наши болезни: «придите ко мне все измученные тяжкой ношей, я дам вам отдых» (Мф 11:28).

 Печально, но с возрастом мы теряем детскую веру. Ожидания не оправдываются – лезвия обмана, предательства, измены режут сердца, оставляя незаживающие раны, причиняющие нестерпимую боль на протяжении всей жизни. И бегаем мы по целителям и знахарям в поисках успокоения, тянем руки к дурманам, чтобы забыться, тратим целые состояния на лекарства и врачей, только бы избавиться от боли и обрести покой. Мучительные душевные боли со временем утихают, как бы прячась в глубинах подсознания, но неприметным образом они становятся центром нашего бытия, время от времени выплёскивая наружу обиды и переходящую в ненависть агрессивность. Мы одеваем маску внешнего благополучия, приобщаемся к мёртвой религии сомнительных языческих обрядов, чтобы не быть отторгнутыми обществом, которому не нужны ни слабаки ни неудачники. В метаниях слышим от некоторых людей о чудесных исцелениях, что Царствие Небесное приносит мир и успокоение, что оно внутри человека находится. Но для этого необходимо признаться самому себе, что ставил перед собой ложные цели, что мнение человеческого греховного сообщества ставил превыше духовных ценностей, а простую детскую веру считал непростительной наивностью. Вот только, казалось бы,забытое старое стало непроницаемой прокладкой между Богом и нами. Мы были неспособны улавливать тихий глас Божий в собственной совести. Внезапно выясняется, что для встречи с Иисусом, который живёт в том же городе, не требуется никаких физических ощущений или экзальтации внутренних чувств. Просто нужно незамысловатой детской верой открыть дверь своего сердца, чтобы Господь начал действовать внутри тебя. Необходима такая вера, которая удивила бы самого Господа и высвободила бы небесные силы, которые приводят к гармоничному взаимодействию между душой и телом. Только полностью предаваясь чистой детской вере возможно в полной мере насладиться благословением того исцеления, которое Господь вкладывает в широко открытое сердце страждущего человека. Воля Небесного Отца к нам в том, чтобы мы освободились от боли страданий, чтобы мир Божий, который не способен охватить и вычислить наш ограниченный разум, стал нашим достоянием.  Псалмопевец  Давид записал за тысячу лет до рождения Христа: «Время Господу действовать» (Пс 118:126).

 

Молитва о возвращении мирных времен преподобного Ефрема Сирина


Куда бегу от Тебя, Господи наш? В какой стране скроюсь от лица Твоего? Небо - престол Твой, земля - подножие Твое, в море путь Твой, в преисподней владычество Твое. Если близок уже конец мира, то не без щедрот Твоих будет кончина.
Знаешь Ты, Господи, что неправды наши велики; и мы знаем, что велики щедроты Твои. Если не умилостивят Тебя щедроты Твои, погибли мы за беззакония наши. Не оставь нас, Господи, Господи; потому что вкушали мы Плоть и Кровь Твою.
Когда дела каждого подвергнутся испытанию пред Тобою, Господи всяческих, - в это последнее время не отврати, Господи, лица Твоего от исповедавших святое Имя Твое. Отче, Сыне и Душе Святый, Утешителю, спаси нас и сохрани души наши!
Умоляем благость Твою, Господи, отпусти нам вины наши, презри беззакония наши; отверзи нам дверь щедрот Твоих, Господи, да приидут к нам времена мирные, и по щедротам Твоим милостиво приими молитву нашу, потому что кающимся, Господи, Ты отверзаешь дверь.

Ты моя Матерь
(хор Почаевской лавры)

Ты моя Матерь, Царице Небесная,
Ты мой Покров, Ты Надежда моя.
Если на сердце мне больно и горестно,
С надеждой всегда призываю Тебя.

Царице Небесная, Мати Всепетая,
От скорби, болезни меня изведи,
Услышь меня грешного и недостойного,
От злых искушений меня сохрани.

Как трудно мне, грешному, терпеть искушения -
Коварный лукавый смущает всегда.
Лишь только в молитве я найду утешение,
На помощь всегда призываю Тебя.

Царице Небесная, Мати Всепетая,
Честным омофором меня Ты покрой.
Ты видишь, как трудно мне, душа моя грешная.
О Мати моя, Ты меня успокой.

Спаси меня, Матерь, от вечных мучений
И научи меня больше молчать.
Дай мне смирения и веру с терпением
И научи всех любить и прощать.

Царице Небесная, Мати Всепетая,
Настави меня Ты на истинный путь,
Сподоби услышать, Царице Небесная,
Как Ангелы Божьи на небе поют.

Грехами опутан я, и сердце так каменно,
Надо бы плакать, а слез вовсе нет.
Душа моя грешная, и как я предстану-то
На Страшный суд Божий, какой дам ответ?

Царице Небесная, Мати Всепетая,
Свой Матерний взор на меня обрати.
Умоли Сына Христа Вседержителя,
На Страшном суде Ты меня защити.

Благода́рственный моле́бен - молебен-благодарение о получении прошения и о всяком благодеянии Божием.

Каждый христианин должен не только просить у Бога дома и в храме потребных ему для души и тела благ, но и благодарить Его за оказанные благодеяния также и келейно, и в церкви.

Последование благодарственного молебна

Иерей оболчен в епитрахиль и фелонь, став пред святою трапезою, и сию крестообразно покадив, творит начало сие: "Слава Святей, и Единосущной, и Животворящей, и Нераздельней Троице, всегда, ныне и присно и во веки веков".

Хор: "Аминь", чтец: Трисвятое по "Отче наш", "Господи, помилуй" (12 раз), "Слава, и ныне", "Приидите, поклонимся" (трижды) и псалом 117-й; "Исповедайтеся Господеви, яко благ...", "Слава, и ныне", "Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа, слава Тебе, Боже" (трижды). Затем диакон произносит ектению: "Миром Господу помолимся" до прошения "О плавающих..." включительно. К обычным прошениям присоединяются специальные:

"О еже милостивно нынешнее благодарение, и мольбу нас, недостойных рабов Своих, в пренебесный Свой жертвенник прияти, и благоутробно помиловати нас, Господу помолимся".

"О еже не возгнушатися благодарением нас, непотребных рабов Своих, еже о приятых от Него благодеяниих, во смиренном сердце приносим; но яко кадило благовонное, и всесожжение тучное благоприятно Ему да будет, Господу помолимся".

"О еже и ныне послушати глас моления нас, недостойных рабов Своих, и доброе намерение и желание верных Своих, во благое всегда исполнити, и всегда, яко щедр, благодеяти нам, и Церкви Своей Святей, и всякому верному Своему рабу прошения даровати, Господу помолимся".

"О еже избавити Церковь Свою Святую (и рабов Своих, или раба Своего имярек) и всех нас от всякия скорби, беды, гнева и нужды, и от всех врагов, видимых и невидимых; здравием же, долгоденствием, и миром, и ангел Своих ополчением верных Своих всегда оградити, Господу помолимся".

Заканчивается ектения обычными прошениями: "Заступи, спаси, помилуй...", "Пресвятую, Пречистую..." и возгласом священника: "Яко подобает Тебе всякая слава..."

На "Бог Господь" - тропарь:

"Благодарни суще недостойнии раби Твои, Господи, о Твоих великих благодеяниих на нас бывших, славяще Тя хвалим, благословим, благодарим, поем и величаем Твое благоутробие, и рабски любовию вопием Ти: Благодетелю Спасе наш, слава Тебе".

На "Слава":

"Твоих благодеяний, и даров туне яко раби непотребнии сподобльшеся, Владыко, к Тебе усердно притекающе благодарение по силе приносим, и Тебе яко Благодетеля и Творца славяще, вопием: слава Тебе, Боже прещедрый".

На "И ныне": "

Богородице, Христианом Помощнице, Твое предстательство стяжавше раби Твои, благодарно Тебе вопием: радуйся, Пречистая Богородице Дево, и от всех нас бед Твоими молитвами всегда избави, Едина вскоре предстательствующая".

Диакон: "Вонмем", священник: "Мир всем", чтец: "И духови твоему", диакон: "Премудрость, вонмем", чтец - прокимен: "Воспою Господеви благодеявшему мне, и пою Имени Господа Вышняго" со стихом: "Возрадуется сердце мое о спасении Твоем". Апостол ко Ефесеем, зачало 229 - 230-е (в дни празднования воинских побед Апостол к Коринфяном, зачало 172-е), Евангелие от Луки, зачало 85-е.

По Евангелии диакон произносит ектению "Помилуй нас, Боже..." с дополнительными прошениями: "Благодаряще со страхом и трепетом, яко раби непотребнии Твоему благоутробию, Спасе и Владыко наш Господи, о Твоих благодеяниих, яже излиял еси изобильно на рабех Твоих, и припадаем, и славословие Тебе яко Богу приносим, и умиленно вопием: избави от всех бед рабы Твоя, и всегда яко милостив исполни во благих желание всех нас, прилежно молимся Ти, услыши и помилуй".

"Якоже ныне, милостивно услышал еси молитвы рабов Твоих, Господи, и явил еси на них благоутробие человеколюбия Твоего, сице и в предняя не презирая, исполни во славу Твою вся благая хотения верных Твоих, и яви всем нам богатую милость Твою, вся нам согрешения презирая: молимся Ти, услыши и помилуй".

"Благоприятно, яко кадило благовонное и яко тучная всесожжения, да будет, Всеблагий Владыко, благодарение сие наше пред величеством Славы Твоея, и низпосли всегда яко щедр рабом Твоим богатыя милости, и щедроты Твоя, и от всех сопротивлений видимых и невидимых врагов Церковь Твою Святую (обитель сию, или град сей, или весь сию) избави, людем же Твоим всем безгрешное со здравием долгоденствие, и во всех добродетелех преспеяние даруй, молим Ти ся, Всещедрый Царю, милостивно услыши и скоро помилуй".

По окончании ектений священник возглашает: "Услыши ны, Боже, Спасителю наш...", хор: "Аминь", диакон: "Господу помолимся", хор: "Господи, помилуй", священник велегласно читает молитву:

"Господи Иисусе Христе Боже наш, Боже всякаго милосердия и щедрот, Егоже милость безмерна, и человеколюбия неизследимая пучина; ко Твоему величеству припадающе, со страхом и трепетом яко раби недостойнии благодарение Твоему благоутробию о Твоих благодеяниих на рабех Твоих (на рабе Твоем) бывших, ныне смиренно приносяще, яко Господа, Владыку и Благодетеля славим, хвалим, поем, и величаем, и припадающе паки благодарим, Твое безмерное и неизреченное милосердие смиренно моляще. Да якоже ныне моления рабов Твоих прияти, и милостивно исполнити сподобил еси, и во предняя в Твоей и искренняго любови и во всех добродетелех преспевающих, Твоя благодеяния всех верных Твоих получити, Церковь Твою Святую, и град сей (или весь сию, или обитель сию) от всякаго злаго обстояния избавляя, и мир, и безмятежие тем даруя, Тебе со Безначальным Твоим Отцем, и Пресвятым, и Благим, и Единосущным Твоим Духом, во Единем Существе славимому Богу, всегда благодарение приносити, и преблагая глаголати и воспети сподобиши".

И тотчас велегласнейше возглашает: "Слава Тебе, Богу, Благодетелю нашему, во веки веков", после чего поется великое славословие: "Слава в вышних Богу" или же песнь святого Амвросия, епископа Медиоланского: "Тебе Бога хвалим "

По окончании пения диакон: "Премудрость", чтец или хор: "Честнейшую херувим...", "Слава, и ныне", "Господи, помилуй" (трижды), "Благослови".

Священник совершает обычный дневной отпуст и, благословляя верующих рукой, говорит: "Благословение Господне на вас, Того благодатию, и щедротами, и человеколюбием, всегда, ныне и присно и во веки веков, аминь".

Благодарственный акафист "Слава Богу за все" написал в послереволюционные годы митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов) ( † 1934)
Взято с официального сайта Храма святителя Феодосия Черниговского.

Кондак 1

Нетленный Царю веков, содержащий в деснице Своей все пути
жизни человеческой силою спасительного промысла Твоего,
благодарим Тя за все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя,
за земную жизнь и за небесные радости Царства Твоего будущего.
Простирай нам и впредь Твои милости, поющим: Слава Тебе, Боже, во веки.

Икос 1

Слабым беспомощным ребенком родился я в мир,
но Твой Ангел простер светлые крылья, охраняя мою колыбель.
С тех пор любовь Твоя сияет на всех путях моих, чудно руководя меня к свету вечности.
Славно щедрые дары Твоего Промысла явлены с первого дня и доныне.
Благодарю и взываю со всеми, познавшими Тя:

Слава Тебе, призвавшему меня к жизни;
Слава Тебе, явившему мне красоту вселенной.
Слава Тебе, раскрывшему предо мною небо и землю как вечную книгу мудрости;
Слава Твоей вечности среди мира временного.
Слава Тебе за тайные и явные милости Твои;
Слава Тебе за каждый вздох грусти моей.
Слава Тебе за каждый шаг жизни, за каждое мгновение радости;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 2

Господи, как хорошо гостить у Тебя:
благоухающий ветер,
горы, простертые в небо,
воды, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков.

Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки,
и птицы и звери носят печать Твоей любви.
Благословенна мать-земля с ее скоротекущей красотой,
пробуждающей тоску по вечной отчизне,
где в нетленной красоте звучит: Аллилуиа!

Икос 2

Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай.
Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы,
мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод,
мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мед.
Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях.

Слава Тебе за праздник жизни;
Слава Тебе за благоухание ландышей и роз.
Слава Тебе за сладостное разнообразие ягод и плодов;
Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы.
Слава Тебе за улыбку светлого пробуждения;
Слава Тебе за земную жизнь, предвестницу небесной.
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 3

Силою Духа Святого обоняет каждый цветок, тихое веяние аромата,
нежность окраски, красота Великого в малом.

Хвала и честь животворящему Богу, простирающему луга, как цветущий ковер,
венчающему поля золотом колосьев и лазурью васильков, а души — радостью созерцания.
Веселитесь и пойте ему: Аллилуиа!

Икос 3

Как Ты прекрасен в торжестве весны,
когда воскресает вся тварь и на тысячи ладов радостно взывает к Тебе:
Ты источник жизни, Ты победитель смерти.
При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных уборах.
Вся земля — невеста Твоя, она ждет Нетленного Жениха.
Если Ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения,
как просветятся наши тела, как засияют наши души!

Слава Тебе, изведшему из темноты земли разнообразные краски, вкус и аромат;
Слава Тебе за радушие и ласку всей природы.
Слава Тебе за то, что Ты окружил нас тысячами Твоих созданий;
Слава Тебе за глубину Твоего разума, отпечатленного во всем мире.
Слава Тебе, благоговейно целую следы Твоей незримой стопы;
Слава Тебе, зажегшему впереди яркий свет вечной жизни.
Слава Тебе за надежду бессмертной идеальной нетленной красоты;
Слава Тебе, Боже, вовеки.

Кондак 4

Как Ты услаждаешь думающих о Тебе, как животворно святое Слово Твое,
мягче елея и сладостнее сот беседа с Тобой. Окрыляет и живит молитва к Тебе;
каким трепетом наполняется сердце и как величава и разумна становится тогда природа и вся жизнь!
Где нет Тебя — там пустота.
Где Ты — там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуиа!

Икос 4

Когда на землю сходит закат, когда воцаряется покой ночного сна и тишина угасающего дня,
я вижу Твой чертог под образом сияющих палат и облачных сеней зари.
Огонь и пурпур, золото и лазурь пророчески говорят о неизреченной красоте Твоих селений,
торжественно зовут: пойдем к Отцу!

Слава Тебе в тихий час вечера;
Слава Тебе, излившему миру великий покой.
Слава Тебе за прощальный луч заходящего солнца;
Слава Тебе за отдых благодатного сна.
Слава Тебе за Твою благость во мраке, когда далек весь мир;
Слава Тебе за умиленные молитвы растроганной души.
Слава Тебе за обещанное пробуждение к радости вечного невечернего дня.
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 5

Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня.
Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра.
А в душе у него тишина и свет: там Христос! И сердце поет: Аллилуиа!

Икос 5

Я вижу небо Твое, сияющее звездами. О, как Ты богат, сколько у Тебя света!
Лучами далеких светил смотрит на меня вечность, я так мал и ничтожен, но со мною Господь,
Его любящая десница всюду хранит меня.

Слава Тебе за непрестанные заботы обо мне;
Слава Тебе за промыслительные встречи с людьми.
Слава Тебе за любовь родных, за преданность друзей;
Слава Тебе за кротость животных, служащих мне.
Слава Тебе за светлые минуты моей жизни;
Слава Тебе за ясные радости сердца.
Слава Тебе за счастье жить, двигаться и созерцать;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 6

Как Ты велик и близок в мощном движении грозы,
как видна Твоя могучая рука в изгибах ослепительных молний, дивно величие Твое.
Глас Господень над полями и в шуме лесов, глас Господень в рождестве громов и дождей,
глас Господень над водами многими.
Хвала Тебе в грохоте огнедышащих гор.
Ты сотрясаешь землю, как одежду.
Ты вздымаешь до неба волны морские.
Хвала смиряющему человеческую гордыню, исторгающему покаянный вопль: Аллилуиа!

Икос 6

Как молния, когда осветит чертоги пира, то после нее жалкими кажутся огни светильников —
так Ты внезапно блистал в душе моей во время самых сильных радостей жизни.
И после молниеносного света Твоего какими бесцветными, темными, призрачными казались они.
Душа гналась за Тобою.

Слава Тебе, край и предел высочайшей человеческой мечты!
Слава Тебе за нашу неутолимую жажду Богообщения.
Слава Тебе, вдохнувшему в нас неудовлетворенность земным;
Слава Тебе, облекшему нас тончайшими лучами Твоими.
Слава Тебе, сокрушившему власть духов тьмы, обрекшему на уничтожение всякое зло;
Слава Тебе за откровения Твои, за счастье чувствовать Тебя и жить с Тобою.
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 7

В дивном сочетании звуков слышится зов Твой.
Ты открываешь нам преддверия грядущего рая и мелодичность пения в гармоничных тонах,
в высоте музыкальных красок, в блеске художественного творчества.
Все истинно прекрасное могучим призывом уносит душу к Тебе,
заставляет восторженно петь: Аллилуиа!

Икос 7

Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов, гениев науки.
Силой Сверхсознания они пророчески постигают законы Твои,
раскрывая нам бездну творческой премудрости Твоей.
Их дела невольно говорят о Тебе: о, как Ты велик в Своих созданиях, о, как Ты велик в человеке.

Слава Тебе, явившему непостижимую силу в законах вселенной;
Слава Тебе, вся природа полна законов Твоего бытия.
Слава Тебе за все открытое нам по благости Твоей;
Слава Тебе за то, что Ты сокрыл по мудрости Твоей.
Слава Тебе за гениальность человеческого ума;
Слава Тебе за животворящую силу труда.
Слава Тебе за огненные языки вдохновения;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 8

Как близок Ты во дни болезни, Ты Сам посещаешь больных,
Ты Сам склоняешься у страдальческого ложа, и сердце беседует с Тобой.
Ты миром озаряешь душу во время тяжких скорбей и страданий, Ты посылаешь нежданную помощь.
Ты утешаешь, Ты любовь испытующая и спасающая, Тебе поем песнь: Аллилуиа!

Икос 8

Когда я в детстве первый раз сознательно призвал Тебя,
Ты исполнил мою молитву, и душу осенил благоговейный покой.
Тогда я понял, что Ты — благ и блаженны прибегающие к Тебе.
Я стал призывать Тебя снова и снова, и ныне зову:

Слава Тебе, исполняющему во благих желания мои;
Слава Тебе, бодрствующему надо мной день и ночь.
Слава Тебе, врачующему скорби и утраты целительным течением времени;
Слава Тебе, с Тобою нет безнадежных потерь, Ты даруешь всем вечную жизнь.
Слава Тебе, Ты одарил бессмертием все доброе и высокое.
Ты обещал желаемую встречу с умершими;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 9

Отчего вся природа улыбается во дни праздников?
Отчего тогда в сердце разливается дивная легкость,
ни с чем земным не сравнимая, и самый воздух алтаря и храма становится светоносным?
Это веяние благодати Твоей, это отблеск Фаворского света;
тогда и небо и земля хвалебно поют: Аллилуиа!

Икос 9

Когда Ты вдохновлял меня служить ближним, а душу озарял смирением,
то один из бесчисленных лучей Твоих падал на мое сердце,
и оно становилось светоносным, как железо в огне.
Я видел Твой таинственный, неуловимый Лик.

Слава Тебе, преобразившему нашу жизнь делами добра;
Слава Тебе, запечатлевшему несказанную сладость в каждой заповеди Твоей.
Слава Тебе, явно пребывающему там, где благоухает милосердие;
Слава Тебе, посылающему нам неудачи и скорби, дабы мы были чуткими к страданиям других.
Слава Тебе, положившему великую награду в самоценности добра;
Слава Тебе, приемлющему высокий порыв.
Слава Тебе, возвысившему любовь превыше всего земного и небесного;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 10

Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть.
Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее.
С Тобой нет непоправимого.
Ты весь любовь.
Ты — Творец и Восстановитель.
Тебя хвалим песнью: Аллилуиа!

Икос 10

Боже мой, ведый отпадение гордого ангела Денницы, спаси меня силою благодати,
не даруй мне отпасть от Тебя, не дай усомниться в Тебе.
Обостри слух мой, дабы во все минуты жизни я слышал Твой таинственный голос
и взывал к Тебе, вездесущему:

Слава Тебе за промыслительное стечение обстоятельств;
Слава Тебе за благодатные предчувствия.
Слава Тебе за указание тайного голоса;
Слава Тебе за откровения во сне и наяву.
Слава Тебе, разрушающему наши бес полезные замыслы;
Слава Тебе, страданиями отрезвляющему нас от угара страстей.
Слава Тебе, спасительно смиряющему гордыню сердца;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 11

Через ледяную цепь веков я чувствую тепло Твоего Божественного дыхания, слышу струящуюся кровь.
Ты уже близок, часть времени рассеялась. Я вижу Твой Крест — он ради меня.
Мой дух в прахе пред Крестом: здесь торжество любви и спасения,
здесь не умолкает во веки хвала: Аллилуиа!

Икос 11

Блажен, кто вкусит вечерю во Царствии Твоем,
но Ты уже на земле приобщил меня этого блаженства.
Сколько раз Ты простирал мне Божественной десницей Тело и Кровь Твои, и я, многогрешный,
принимал эту святыню и чувствовал Твою любовь, несказанную, сверхъестественную.

Слава Тебе за непостижимую живительную силу благодати;
Слава Тебе, воздвигшему Церковь Твою как тихое пристанище измученному миру.
Слава Тебе, возрождающему нас животворящими водами крещения;
Слава Тебе, Ты возвращаешь кающимся чистоту непорочных лилий.
Слава Тебе, неиссякаемая бездна прощения;
Слава Тебе за чашу жизни, за хлеб вечной радости.
Слава Тебе, возведшему нас на небо;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 12

Я видел много раз отражение славы Твоей на лицах умерших.
Какой неземной красотой и радостью светились они, как воздушны, нематериальны были их черты,
это было торжество достигнутого счастья, покоя; молчанием они звали к Тебе.
В час кончины моей просвети и мою душу, зовущую: Аллилуиа!

Икос 12

Что моя хвала пред Тобой!
Я не слыхал пения Херувимов, это удел высоких душ, но я знаю, как хвалит Тебя природа.
Я созерцал зимой, как в лунном безмолвье вся земля тихо молилась Тебе,
облеченная в белую ризу, сияя алмазами снега.
Я видел, как радовалось о Тебе восходящее солнце и хоры птиц гремели славу.
Я слышал, как таинственно о Тебе шумит лес, поют ветры, журчат воды,
как проповедуют о Тебе хоры светил своим стройным движением в бесконечном пространстве.

Что моя хвала!
Природа послушна, а я — нет, пока живу, я вижу любовь Твою, хочу благодарить, молиться и взывать:

Слава Тебе, показавшему нам свет;
Слава Тебе, возлюбившему нас любовью глубокой, неизмеримой, божественной.
Слава Тебе, осеняющему нас светом, сонмами Ангелов и святых;
Слава Тебе, Всесвятый Отче, заповедавший нам Твое Царство.
Слава Тебе, Искупителю Сыне, открывший нам путь к спасению;
Слава тебе, Душе Святый, Животворящее Солнце будущего века.
Слава Тебе за все, о Троице Божественная, Всеблагая;
Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 13

О Всеблагая и Животворящая Троице,
прими благодарение за вся милости Твоя и яви нас достойными Твоих благодеяний, дабы,
умножив вверенные нам таланты, мы вошли в вечную радость Господа своего
с победной хвалой: Аллилуиа!

(Этот кондак читается трижды, затем икос 1 и кондак 1)

Венеция

Протоиерей Андрей Ткачев


Я родился и вырос во Львове, где много камня и мало воды. И теперь я живу в Киеве, где мощная водная артерия рассекает не только город, но и страну пополам, и, если верить Николаю Васильевичу, редкая птица долетит до середины этого природного чуда. Но в Киеве мало камня, – такого, что вобрал бы в себя талант и труд. Мало скульптуры, мало резьбы, не видать барельефов. Есть асфальт, и с бетоном все в порядке. То есть, с твердостью полный достаток, но проблемы с красотой.

Свести воду и камень в едином танце, смешать из них коктейль не всем удается. Не все, впрочем, такую задачу себе и ставят. Амстердам, Питер: раз-два, и обчелся.

Венецианцы никаких задач изначально не ставили, кроме одной – выжить. Оттого бежали от варваров в лагуны и болота, и лишь потом приноровились жить более морем, чем сушей; более веслом и сетью, чем плугом. А уже потом – денежными операциями, займом, торговлей в основном, не переставая воевать и выполнять функцию главных таможенников Средиземноморья.

Вся эта неказистая спираль раскручивалась столетиями, а не упала с неба в готовом виде. Но со временем пришла награда – навык и благословение. Так они научились строить крепкие дома и огромные храмы, торговать, воевать и контролировать морские пути. Теперь, когда их идейные полет и долготерпеливое мужество мало кто оценит, когда прошлое замылилось в сказку, а о будущем лучше не думать, милости просим в один из самых странных городов мира, в который невозможно не влюбиться без памяти. Даже не влюбиться, а провалиться, словно Алиса – в Зазеркалье.

Вода безучастна везде, и ее нельзя до конца приручить. В Венеции она весьма грязна (зелена) в каналах, что ни мало не убавляет городу обаяния. Камень же, уложенный в строения, безучастен менее воды. Его сюда свезли и приручили. Он здесь не дик, но верно обработан, уложен на места, превращен в статуи. Вода – свободная природа, камень – стреноженная цивилизация. В джунглях заброшенный камень дворцов быстро обвивают лианы. Здесь же, случись камню потерять подпитку человеческим теплом, мыслью и энергией, вода зальет его, размоет, растворит в себе, затопит. Вечное движение вод с прибавлением грациозной и местами гордой неподвижности камня дают городу обаяние старика. Старик силен в памяти (как вода), но стоит на месте веками (как камень). Это и есть история.

История в Венеции не просто тянулась столетиями, вяло, природно-циклично, повторяя саму себя: это языческое понимание истории отвратительно, Венеция же – христианская донельзя, для тех, у кого глаза его в голове его.

История здесь, – каждый Божий год, из множества которых состоят столетия, – была прожита интенсивно, жарко и энергично. Люди воевали и строили; молились и опять строили; писали книги и реставрировали уже построенное. Здесь мысль борола страсть, и страсть в ответ топтала мысль. Здесь и вера часто побеждала страсть, заставляя вместе с нею и мысль помолчать.

История, как приглядись да принюхайся, так же грязна, как вода в каналах, и также темна местами, как старый камень. Но это в деталях. А попробуйте сказать, что в целом она некрасива! Единство целого искупает многие огрехи в частностях, если, конечно, это относится к ландшафтам, а не к судьбам.

Сыны степей, как сказывают краснобаи, любят петь обо всем, что видят. При этом пейзаж у них традиционно не балует глаз, что требует от певца синхронной работы, как фантазии, так и голосовых связок. Там птица пролетит, там куст увял – и все. А он поет. Так вот, случись такому певцу степей оказаться у самого голенища итальянского сапога в венецианской лагуне, ему придется на некоторое время умолкнуть.

«Просто петь» о том, что видишь, никак не получится. Слишком много всего сразу видишь, и слишком все это видимое не просто. Кто, например, считал мосты в Венеции? Их сотни здесь, и все один другого краше. Или таинственней? Или грустней? Или миловидней? Это не Голиафы Стамбула или Сан-Франциско. Это, напротив, своеобразные Давиды, в юную и пастушескую пору последнего. (Мне почему-то страсть как хочется нырять с них в воду). Один, так полюбился больше всех – понто Джованни Хризостомо (мост Иоанна Златоуста). А рядом – мост святого Антония.

Здесь каждый человек сто раз на дню
Является понтификом, поскольку
Мосты кругом, и человек идет,
Соединяя берега шагами.

Первый храм моего посещения – храм святой Лючии. Мученица из Сиракуз 4-го века. Мощи были перевезены со временем в Константинополь (столица мира ревниво свозила под купола своих базилик отовсюду всевозможные святыни). Потом Республика, царящая на море, свозила уже к себе то, что ранее было свезено к другим. Одним словом, святая Вселенской Церкви, пострадавшая в Диоклетиановы времена, теперь здесь. Ее мощи – над центральным алтарем, где можно приклонить колени. Возле мощей много изделий в форме глаз (святая прославилась исцелениями глазных болезней). Само имя ее с латыни – «свет», и в молитве есть просьба «даровать нам свет веры, чтобы видеть со временем Господа». Мне здесь хорошо.

Отель нашли не без труда, а значит и не без нервишек. Номер еще не готов. Нужно гулять. В детстве плохо, когда хочешь гулять, а тебя не пускают. С появлением лысины плохо, когда хочешь заселиться в номер, а тебя просят три часа погулять. Ну что ж. «Учили меня отец мой и мать: гулять, так гулять».

Гуляем, гуляем. Что-то пожевываем, что-то попиваем, а указатели все чаще указывают направление к Сан-Марко, да и толпа становится гуще, плотнее. Нарастает ощущение встречи. Улицы уже, витрины призывней, запахи вкуснее, но все покрывает чувство неизбежной – вот-вот – встречи с говорящим Львом, умеющим читать книги.

У меня два слова, пока не рыкнул Лев, по поводу иностранной речи. Она, пока не знаешь лексики и правил, сплошь воспринимается в музыкальном смысле. Она или журчит, или гремит, или хрипит, или не поймешь, что делает, а голова твоя ничегошеньки не понимает. Зато сердце получает некий преизбыток ощущений. Петр Вяземский спрашивал как-то одного итальянца, который по-русски ни бум-бум (в дневниках Вяземского читал недавно), что бы, на его взгляд, значило слово «друг» или «брат». Итальянец отвечал, что слова эти грубые и, возможно, ругательные. «А вот слово «телятина»?», – был вопрос. А это, отвечал сын голубого неба, должно быть что-то нежное, возможно даже – эпитет любимой женщины.

Речь вообще формирует физиономию, отсюда и разные выражения лиц у разных народов. Различные мышцы задействованы, скажем, у араба и немца при говорении, оттого и черты лиц разнятся. Один говорит гортанью, другой – кончиками губ. Мандельштам говорил, что мышцами лица ощутил изучение итальянского: внимание ума сконцентрировалось ближе к губам, и заработали дотоле спавшие (при русской речи) мышцы. Я пытаюсь чуть-чуть parlare по-итальянски, и чувствую крепатуру в не работавших дотоле мышцах лица. «Скузи. Дове ля темпо ди сан Марко?» Да вот он, вот же! Вы что слепой? Два шага за угол из темного угла, и перед нами белый, как облако, и радостный, как плеск волны, храм святого апостола Марка. Радуйся, учениче Верховного Петра; радуйся кратчайшего, но глубочайшего Евангелия написателю; радуйся, Льва имеющий, яко образ царственной мысли во уме твоем.

Что вам сказать об этом храме? Я лучше ничего не скажу. Пусть говорят намокшие глаза при запертых устах. О, ты прекрасен, Сан Марко, с какой стороны на тебя не смотри! Нотрдам хмур, а София давно осквернена. И сотни великих храмов построены с тайной мыслью подавить человека входящего, или увековечить фундатора, или прославить идею, иногда – совсем не Евангельскую. А ты построен с мыслью окрылить человека. Окрылить и подарить радость. Так мне кажется, а может, я ничего не понимаю.

В домах два противоположных выхода: в канал и на улицу. К порогу, уходящему лестницей в воду, доныне подъезжают такси или «Emergence» – скорая помощь. Когда катер с больным при включенной сирене проносится по узким каналам в сторону центрального госпиталя (а это происходит довольно часто), волны, оставленные катером, бьют о стены пришвартованные лодки и заставляют волну плескать в окна. По водам же, а не по суше, здесь увозят и усопших в последний путь.

Что тянет меня в города, чьи имена окутаны дымкой? Ради чего я наношу им, если удается, визиты? Не ради распродаж и не ради громких спортивных состязаний. Этого да не будет! Я еду на кладбища ради дорогих имен. И здесь мой путь – на Сан-Микеле, сами знаете к кому.

Сплошным кладбищем остров Михаила Архангела сделал Наполеон. Он на все повлиял и все переиначил. Избирательное право, флаг с триколором, пожар Москвы, изменение карты Европы. А еще самое главное – изменение психологии маленького человека. Европеец навеки изменил взгляд на самого себя и на свою личную земную историю после искрометной трагедии гениального коротышки. Началась новая литература, обращенная к маленькому человеку, родилась новая живопись и прочее, прочее, что неминуемо приходит вслед за изменившимся мироощущением. Кстати, если вы женаты и расписывались в черном костюме, а ваша невеста была одета в белое платье, то знайте – эти цвета закрепились за свадебной церемонией именно с Наполеоновских времен. Так что на вашу жизнь он тоже повлиял, даже если вы об этом не знаете.

Плывешь на кладбище, и значит, первая мысль – о Хароне. Во рту монетки нет – одни «развалины, почище Парфенона». За перевоз платим билетом, купленным в табачной лавке. Вторая, после Харона, мысль – уже о святом Христофоре. Он по глубокой воде несет Христа на плечах. И надо же! Именно ему посвящен кладбищенский храм. Мои интуиции совпали с венецианскими. Приятно. На аналое в храме – текст литании. Все понятно и все вполне Православно.

Санта Триас, унус Деус, мизерере нобис! Кирие елейсон! Христе елейсон! Матер Кристи, ора про нобис! Седес сапиенти, ора про нобис! И так далее. И так далее. Длинное моление, уместное как нельзя больше в этом тихом месте, где птицы, и кипарисы, и яркие вспышки роз, и множество мертвых тел в земле посреди соленого и мокрого царства.

Эзру Паунда я не нашел, и Петра Вайля тоже. Искал, но не нашел. А к Иосифу Александровичу пришел как-то сам, и руку положил на гладкий камень, а потом увидел надпись – Иосиф Бродский. Сзади могилы надпись по латыни, которая, если я правильно понял, говорит, что «Не все уничтожается Летой». Здесь нужно помолчать.

Он так много значил в моей жизни… Душа спала дурацким сном, а он заиграл на дудочке, и я проснулся. С тех пор душа полюбила эти особые звуки. И даже когда били литавры или козлоногий Пан свистел в свои духовые или бренчал на струнных, а я в толпе подплясывал, иные песни все же роились в подкорке, и стоило прозвучать окончанию знакомой строки – я уходил. Такая прививка от стадности дорого стоит.

Я бы и не был сейчас в Венеции, не прочти я когда-то очень давно его стихи. Вы телом вообще приходите туда (начинаю я возноситься мыслью, стоя у могилы), куда прежде тела уходил ваш ум. Это важно! Готов поставить NB. В стихах, в науке, в молитве мы предпосылаем ум, как соглядатая Земли Обетованной, вперед, туда, куда не может сразу прийти основное войско. Потом, вслед за умом, хоть и не сразу, туда подтягивается вся жизнь: и тело, и занятия, и родственники. Если человек жалуется, что всю жизнь он пребывает в том, что начинается по-русски с той же буквы, что и слово «город» (и на букву «м» по-итальянски), то стоит задуматься. Это значит, что в этом подлом веществе всю жизнь пребывал его ум. Человек не плакал над стихом, не дерзал в учении и не усердствовал в молитве. Что остается? И если паровоз не движется, то не движутся и вагоны. Ты помог моему паровозу сдвинуться с места, Иосиф Александрович. Не ты один, но ты – один из главных. Спасибо тебе, и мир твоему праху.

Наш отель расположен в парохии (парафии, парикии, то есть приходе) церкви пророка Иеремии. Это как раз то, чего мне не хватает всюду. У нас не строят храмов в честь Исайи, Моисея, Даниила, словно их и в календаре нет. А они есть. Просто их в сознании нет, их книги редко читаются и вовсе не проповедуются. Жуткое упущение. Истинный провал. Здесь же есть приход в честь Моисея и других праведников Ветхого Завета. А какие храмы! Достойные стать подлинным кафедральным собором в столичном городе, они стоят, громадятся в сотне метров друг от друга, и исчисляются десятками. Когда-то все они были полны. Иначе их бы не было. Их десятки, но кажется, что сотни. Это – единый грандиозный памятник под открытым небом, памятник многовековому дерзновению веры. Все сделано с любовью и на века, а не на всякий случай. Знаю, что многие скажут: «Награбили много, вот и настроили красиво». Но вот что скажу я. Многие грабят, но не многие строят. Дай сотне человек по миллиону долларов, и что? Человек восемьдесят пропьют, прогуляют, потеряют, растратят полученное на чепуху, как Шура Балаганов. Человек десять – пятнадцать начнут во что-то вкладывать, вести дела, но прогорят, сойдут с ума от гордости, обанкротятся, начнут стрелять в виски себе и ближним. И только один-два, от силы три сделают что-то серьезное, что будет греть многие поколения после них. Венецианцы – представители «последних трех».

В старом городе много стариков, глядя на которых стареть не страшно. Страшно стареть, глядя на совсем других стариков, и в этом месте нам должно стать стыдно. Тут дедушки и бабушки мило болтают о чем-то (о чем можно болтать в согбенной старости?), сидят за столиками, медленно и сосредоточенно движутся по улицам. Здесь, кстати, очень толстые дневные газеты (откуда столько новостей в довольно маленьком городе?) Как раз с утра войдешь в тратторию, почитаешь обширные новости, что-то пожуешь, выйдешь медленно, а там и обед, после которого – краткий сон до ужина. Так и день пройдет для того, у кого жизнь прошла.

Поехали в храм к Захарии – отцу Предтечи – на водном такси (вапоретто). Зашли к нам под козырек на сиденья возле мотора двое русских мужиков старше средних лет. Злые, недовольные. Чем-то раздосадованные. Мат-перемат за каждым словом. Да и без матов слова ни о чем.

Краснею. Я узнаю тебя, печальное родство. Как говорит древняя индусская мудрость, увидев грех, скажи: «Это тоже я». Сколько раз и я был таким, за которого стыдились глядящие со стороны? Хотя бы и Ангелы. До чего же мы все-таки грубы и энергичны! Энергии вагон, а куда приложить силу – полное неведение. И ладно бы – на рыбалке с удочкой или на охоте с ружьем наперевес говорили гадости. Там никто манер не спросит. Но эта лагуна, одетая в камень, где церкви размером с Питерского Исаакия на каждом шагу, так контрастирует с нашей природной неотесанностью. Волна была со мной согласна. Она била в борт и говорила: «Не путайте простоту и невежество. Первое – от Бога. Второе – грех. Второе – грех. Причем – серьезный».


В храме Захарии (отца Предтечи) – его мощи. А выше – мощи Афанасия Александрийского. Это – исповедник, учитель Церкви, наименованный «тринадцатым апостолом». Друг монахов, носитель философского ума и апостольского исповедания, изъяснитель Писаний, сомолитвенник Антония Великого! Ты здесь! Александрия плачет по тебе. Копты, быть может, согласны украсть твое тело, как ранее итальянцы украли тело Николая. А ты здесь. Чудный Афанасий, бессмертный по имени и жизни, кланяюсь тебе. Почти полвека на кафедре, из которых половина срока – в бегстве и скитальчестве. Вся история арианских споров и Первого Вселенского собора – здесь, в гробе, расположенном в двух метрах от пола храма, перед моими глазами. И здесь так мало людей в сравнении с толпами на набережной. Оставалась бы наша цивилизация христианской, все было бы наоборот.

Как на зло, через пару часов того же дня, сразу после стояния у гроба Афанасия за столиком в кафе – невольное слушание громкого разговора двух русских баб. Тон болтовни столь важен, что мнится мне, они – о судьбах мира со знаньем дела завели беседу. Но, нет. О Лазареве и диагностике кармы толкуют на всю улицу. Еще – о защите от сглаза, об амулетах, о Кашпировском, et cetera. Думаю про себя: это сколько же нужно старанья и терпенья, ума и вдохновенья, чтоб эту многоголовую темную массу якобы верующих людей (крещены ведь) привести к пониманию предметов необходимых и спасительных? Мысль эта не имеет ответа, поскольку число людей, сочувствующих этой мысли, очень скромно.

Зато утешились изрядно в греческой церкви. До чего свято здесь и красиво одновременно! И чисто, и изысканно, и благодатно. Двадцать лет назад мы с женой венчались в храме святого Георгия во Львове. Две десятины лет, снятые со столетия, прожиты нами вместе, и вот мы сегодня – перед алтарем уже греческого, но опять Георгиевского храма на Адриатике. Служителю говорим: Христос анести! Он, угадав, что мы – «руссо туристо», ответил: «Воистину воскресе!» Можно вытереть слезу и прошептать «Аллилуйя».

В этом городе жил, слушал музыку и записывал ее в ноты Вивальди. Рыжего аббата здесь помнят, как в Вене – Моцарта. Моцарт, к слову, тоже здесь живал, и возле дома, где он живал, мы оказались, в очередной раз заблудившись. А кто здесь не живал? Вот и дом Петрарки пришлось увидеть ненароком. Тот хотел дышать и читать прекратить одновременно. Какое благородное желание образованного человека. Так, как он хотел, кажется, и случилось – умер над книгой.

А еще – Гольдони. Его милейшая, улыбчивая статуя стоит недалеко от храма Марка. Мы с ним знакомы по экранизации «Слуги двух господ». Советская власть с викторианской педантичностью экранизировала и ставила классику. Многое получилось на «ура». Вот этот фильм, к примеру. Но…

«О, Венеция. Город влюбленных! Ты подлунного мира венец», – так там поется. Я думаю, это не совсем так. Влюбленные, песенки у балконов, цветы, брошенные вниз – это все потом. Венеция – город аккуратных трудяг. Это город прорывов в новые технологии, город стеклодувов, оружейников и мореходов. Здесь – корни дерева. Потом идут ветви поэзии, драматургии и прочих искусств, изящных и прикладных. И уже когда дерево укоренилось и широко разбросало ветви, наступает время праздных гуляк, ловеласов и сладеньких воздыхателей. Нам нужно именно проникнуть в суть вопроса, а не слизывать крем с торта. У величия и красоты непременно есть глубокий генезис и предыстория. Отсутствие же внимания к корням свойственно, напротив, только паразитам и праздным потребителям.

У нас в Украине есть Вилково – деревянный город на воде с лодками и без машин. Но не только без машин, а и без храмов и без всякого великолепия. Естественно, без Гольдони и Вивальди. Венеция осталась бы таким Вилково, если бы не люди великой мысли, жившие здесь и украшавшие город.

Наш народ – народ одиноких гениев и отсутствия системной работы. А серьезные вещи творятся вовсе не пригвожденными Прометеями, а пчелками, хорошо делающими свою работу. Среди такого трудолюбивого многолюдства гений всегда найдет себе место и занятия. Тогда как среди безразличного или агрессивного хаоса ему придется вечно нести мешок изгнанника на сгорбленной спине. Правда, Иосиф Александрович? Как подтверждение моих мыслей – разгром русских американцами на ЧМ по хоккею. Наши – куча гениальных индивидуалистов. Остальные – командно сплочены, и тикают, как механизм. «Хочется плакать, но плакать нечего».

«Смерть в Венеции» – это немецкий роман, экранизированный Висконти. Это музыка Малера и подчеркнутое одиночество. А еще это – пляжи Лидо. Здесь не совсем Венеция, поскольку ездят автомобили, и совсем мало каналов. Это скорее какой-то Лазурный берег. Как сказал поэт другими словами и по другому поводу: «Песок и солнце, день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный. Пора, красавица, проснись…» и прочее. Адриатические волны. Теплый песок и вскоре, на контрасте, дождь в Венеции. Затяжной. К воде внизу добавилась вода с небес, и поначалу страшно. Потом – дождевик на плечи и вперед. Дождевик, какой ни какой, а – плащ. Можно представить отдаленно те времена, когда ходили здесь в плащах, прикрыв лицо, и по вечерам схлестывались на шпагах по дворянскому обычаю. А после один из бойцов плыл по каналу лицом вниз, а другой мыл шпагу в Бренте и становился беглецом. Дож не любил таких событий, преследуя виновных, и был абсолютно прав.

Какое еще кино просится, стучится в двери памяти? Не кино, но книга. «Венецианский купец». Ну да. Я уже видел здесь пару Шейлоков в шляпах и пейсах. Я и живу недалеко от нового Гетто.

Гетто Векьо – это где-то возле пушечных мастерских или Арсенала. Гетта по-итальянски – пушка. Тут выпросили евреи средневековья район для компактного проживания, и имя квартала распространилось по Европе, став именем нарицательным. Но хватит о них. Эта тема воронкой засасывает, да и не к месту сейчас.

Уже на второй день кажется, что здесь прожито много дней, лет, часов. И в номере (camera) сидеть не хочется. Но если сверху льет, а на ногах сандалии, то в «камере» посидеть придется. Сижу и думаю. Зачем путешествовать? Чтобы привозить новые мысли. Какую мысль привезу? Да вот какую: есть радость потребления, а есть радость созидания. Они друг друга уравновешивают, как права и обязанности, как мужское и женское в мире людей. И не будет перекоса ни в сторону тотального пожирания, ни в сторону постоянного рабского производства. Нужно нам всему учиться. Например: букетик на воротах в дом и надпись «У нас родился ребенок». Пройди мимо, помолившись и порадовавшись. Так же и со смертью. Везде надписи и фотографии: кто, где и на каком году жизни упокоился. Нам бы тоже эту традицию ввести в маленьких городах (в больших все быстро превращается в абсурд). Но мы живем так, что родился ли у тебя кто-то, умер ли кто в соседстве, всем – до лампочки, и это неправильно. Запад якобы индивидулистичен, а мы общинны. Доложу вам, что все не так однозначно. Иногда мы – скопище эгоистов. А они – живая община. Стыдно, но факт. Неправильно жить только собой и бурчать о том, что мир эгоистичен. Хорошо, что тоски здесь нет. Видно, вода смывает, как что-то куда-то. Печаль есть, а тоски нет. Брависсимо!

Возвращаемся к теме ученья. Учиться нужно, как некогда Петр I, с топором и рубанком в руках. Оттого он и строил дерзновенно первые корабли вдали от моря, под Воронежем, как новый Ной. И входил в незаселенные пределы шведов, указывая, где будет форт, где пристань, где «новый город заложен».

Энергия и дерзновение без навыка есть чистое варварство. А энергия с опытом и искусом есть цивилизационное напряжение, выпрямляющее спутанную историю. Петра ругают, но он поехал, и возвратился, и переиначил облик родины. Если бы турки вестернизировались раньше нас на пару десятков лет, ходить бы нам молиться в мечети, а не свои церкви. Интересно, что это понимают лучше те, кто не молится. А те, кто молятся, мечтают о Китеже и прячут голову в песок.

Кругом божницы – маленькие настенные алтарчики с образами. В основном – посвященные Деве Марии. Когда Иванов писал «Явление Христа» и безвыездно жил в Италии, он оставил много бытовых акварелей. Среди них часто изображение горожан, по вечерам собирающихся у таких божниц, чтобы петь гимны Богородице. Сегодня это сказка и «преданье старины глубокой» для самих итальянцев. Для нас же – просто фантастика. А ведь, казалось бы, чего проще, выйти из дома в сумерки, и с соседями вместе пропеть несколько церковных песен Матери Христа. Но… Простое смотрится, как сказка, а путаность залезла в жизнь. Хотя совершенно обычное дело – трансляция Богослужения с утра по многим каналам. И это было бы неплохо принять нашим либеральным антиклерикалам. Красота и порядок связаны с набожностью, неужели это не очевидно?

Дождь затянулся, а мы в городе. С непривычки становится страшно. Там, где утром шел посуху, в обед идешь по щиколотку в воде. А местами вовсе не пройдешь – потоп. Корабли на Гранд канале гонят волну на и без того залитые мостовые. Детские экскурсии забивают проходы, и детвора создает невыносимый гвалт. Мы в который раз заблудились, но уже без приятностей, а с паникой. Жалко стариков. Которые идут медленно от слабости и вынуждены брести по воде, что те евреи за Моисеем. Когда тыкаясь и заходя в тупики, путая след и бродя без компаса и ориентира, наконец, вышли к знакомому месту (мост Святого Хризостома), радости было, словно вышли из плена на волю. Так в нервном напряжении дожили день и спать легли под стук дождевых капель в металлические ставни.

Хотел бы я здесь жить? Не знаю. А умереть? Тем паче. Рад ли я, что побывал в этом городе? «Рад» – не то слово. Подпрыгивать явно не хочется. Сижу, как гриб и радуюсь по-стариковски. Вот уже и объявили посадку на самолет. Кланяюсь тебе, Марко святый и вам мокрые улицы; примите лобзание, мощи святых и старые камни. Буду читать Гольдони и слушать Вивальди. Но не буду всем говорить: «Я там был». Слишком пошло это для человека, которому грустно везде, а вот здесь не было грустно. Только печально. Видно грусть смывается водою, как что-то куда-то.

Молитва - ключ к гармонии

Так все же, что такое молитва и медитация? Это важные ключи к здоровому образу жизни? Или это средства, из-за которых можно повредиться умом? Нет, все-таки, скорее, первое. Потому что они возвращают нас к нашей сути, к нашей жизненной силе, или духу. Дух, по учению Библии, есть высшая часть души, частичка Божества, данная Им нам при сотворении мира. Своего рода направленность души. Направленность эта выражается в том, чем занят дух. Если он занят молитвой к Богу, то он направляется к сродному себе (к тому, кто его сотворил — к Богу). Если он занят размышлениями нравственно низкими, то направленность его отрицательная, потому что он направляется к не сродному себе — к злым силам. Если же его направленность (в выше описанном смысле) отрицательная, то рано или поздно это отразится и на вашем физическом, и психическом здоровье, потому что все составляющие человека части тесно взаимосвязаны. (Если в здоровом теле — здоровый дух, то и наоборот. В этой пословице четко прослеживается взаимосвязь описываемых сегментов).

Медитация понимается либо как размышление о религиозно-философских предметах, либо как сосредоточение внимания на монотонно повторяющихся действиях (сосредоточение внимания на перебираемых четках, сосредоточение внимания спортсмена на делаемых упражнениях ) и т. п. вещах. Последние наблюдения показывают негативность и даже опасность практик медитации в понимании концентрации внимания и использовании воображения. Что же касается медитации как размышления о религиозно-философских предметах, то тут открываются любопытные детали.

В жизнеописании одного из античных святых приводится беседа этого святого с одним философом. На вопрос святого, чем он занимается кроме чтения, тот ответил, что размышляет о философских предметах. На вопрос - зачем, тот с удивлением такому вопросу отвечал, что это средство просвещения ума и укрепления воли. Впоследствии этот философ причислен церковью к лику святых.

Да, медитацию как размышление о религиозно-философских предметах можно отнести к числу положительных практик, но с оговоркой, что все-таки необходим переход от медитации к размышлению о чисто Божественных вещах и к молитве. Ибо если дух наш — это богоподобная частичка, то ей свойственно стремиться к подобному, родственному себе. А Бог есть Дух. Молитва и медитация позволяют нам сделать паузу и обдумать наши действия, мысли и чувства, и изменить наш курс, если нужно, потому что эти два средства помогают в борьбе со стрессом (шок или очень сильные эмоции в ответ на какой-то внешний раздражитель). Решения же, принятые во время стресса, как известно, очень часто бывают ошибочными.

Молитвы и медитация питают души духовной пищей так же, как мы питаем наши тела ежедневно материальной пищей.

Стресс бывает положительный (эустресс) и отрицательный - дистресс. Эустресс — это когда мобилизуются эмоции человека для преодоления шока или других отрицательных чувств, вызванных какими-то внешними раздражителями. Считается, что дистресс — стресс, с которым организм не в состоянии справиться, настолько сильные отрицательные эмоции вызывает внешний раздражитель (несчастье и т.п.). На самом деле дистресс организм тоже может преодолеть. И средством здесь и выступает молитва. Об этом свидетельствуют последние научные исследования (см. нашу предыдущую статью о молитве).

Однако, важно помнить и русскую пословицу - заставь мужика креститься, он и лоб себе разобьет. Нужно знать, что и с молитвой можно переборщить. Молясь, нужно не забывать одну предосторожность, а именно - наблюдать за тем, чтобы не утомлялся мозг.


Статья иллюстрирована иконой Богоматери «Платитера». XV в. Греция