Мистическое чувство – предопределенность несчастья, вообще жило в Николае с самого детства. Широко известно, что указанием на ужасное будущее Николай считал даже саму дату своего рождения – «день Иова Многострадального».
Его разговор с премьер-министром Столыпиным цитирует французский посол Морис Палеолог: «– Знаете ли вы, когда день моего рождения? – Разве я могу не знать, Государь? Шестого мая. – А праздник какого святого в этот день?.. Иова Многострадального. У меня более чем предчувствие… глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания».

По воспоминаниям великой княгини Ольги: «Он очень часто обнимал меня и говорил: «Я рожден в день Иова Многострадального, и я готов принять свою судьбу». Ту же тему продолжает грустная строка из письма царицы от 4 мая 1915 года: «Ведь ты родился в день Иова Многострадального, мой бедный друг…»
Ощущение грядущей гибели преследовало и нервную Аликс. И потому скромная гессенская принцесса в ответ на предложение стать женой наследника российского престола залилась вдруг беспричинными слезами.

Дурные предзнаменования этой свадьбой не закончились. Когда Николай вступил на престол, от него ожидали многого – вечное российское ожидание нового хорошего царя. Уже был создан и образ: наследником он пытался ускользнуть из дворца, чтобы спокойно погулять (значит жаждет свободы). Его первой женщиной была еврейка (значит не будет угнетать инородцев). Обер полицмейстера он посадил на гауптвахту на сутки (это означает конец своевольству полиции)… Эти надежды родили бесконечные прошения земств – о всяческих реформах.
И 17 января 1895 года молодой император и новая императрица впервые показались стране с речью, подготовленной Победоносцевым, который убедил Николая осадить пыл страждущих реформирования. В Аничковом дворце сошлись представители земств, городов, казачества. Вид множества людей, которые, по утверждению Победоносцева, таили крамолу и которых он должен был осадить, поверг застенчивого Николая в смятение. Он начал читать слишком громко, срывающимся фальцетом: «В последнее время в некоторых земских собраниях послышались голоса людей, увлеченных бессмысленными мечтаниями…»
От смущения последнюю фразу речи он вдруг прокричал, глядя в упор на ближайшего к нему старика, представителя тверского дворянства. При царственном окрике у старика от ужаса вылетело из рук золотое блюдо с хлебом солью, которые, по древнему обычаю, земцы готовились преподнести новому Государю. Золотое блюдо, звеня, покатилось по полу, хлеб развалился, и врезанная в него золотая солонка катилась вслед за блюдом. И новый царь сделал то, что надлежало сделать хорошо воспитанному молодому человеку когда что то падает из рук старика: Николай попытался поднять блюдо, чем окончательно всех смутил.
Блюдо поймали, но знатоки примет опять горестно вздохнули, ожидая печалей в будущем царствовании.

По обычаю перед торжественным въездом в Москву для коронования Государь и Государыня должны были посетить величайшую святыню России – Троице Сергиеву лавру. Но в Лавре их… никто не встретил. Спохватились, когда царь уже вошел на территорию Лавры. Все это случилось, конечно же, из за несогласованности устроителей коронационных торжеств, но… Но знатоки примет опять отметили: Сергий Радонежский не встретил нового царя.

А потом была давка ранним утром 18 мая на Ходынском поле и это было новое кровавое предзнаменование: сначала свадьба после похорон, а теперь похороны после свадьбы – трупы на Ходынке после коронации, этого мистического венчания нового царя с Россией.
Но знатоки примет сочли всё это, естественно, дурным предзнаменованием…