АЛМАЗНЫЕ ДНИ С ОШО

Новая Алмазная сутра.


От переводчиков

Книга, написанная Ма Прем Шуньо, интересна прежде всего тем, что это история
молодой женщины, образованной, выросшей в Англии, которая стала санньясинкой
Ошо, и прожила рядом с ним, в его доме, более десяти лет. Читая многие книги о
взаимоотношениях ученика и Мастера, мы обычно удаляемся в далекое прошлое. В
данном случае, автор и сейчас живет в Индии, в городе Пуна и ее Мастером
является Ошо - один из величайших мистиков нашего столетия. Мне кажется, что ее
искренний и честный рассказ о личных переживаниях, в который так тесно
вплетаются события жизни Ошо и санньясинов на протяжении многих лет, будет
интересен как людям, которые имеют аналогичные переживания, так и людям просто
интересующимся тем, что происходит в современном мире рядом с ними.
В. Алейников

ПРОЛОГ

ДPOBOCEK ходил в лес каждый день. Иногда он возвращался голодным, потому что шел
дождь, иногда было слишком жарко, иногда слишком холодно. В лесу жил мистик.Он
видел, что дровосек стареет, начинает болеть и возвращается голодным, работая
тяжело целый день.
Он сказал: "Послушай, почему бы тебе не зайти дальше в лес?" Дровосек ответил:
"Что меня ждет, там, дальше? Больше деревьев?
Без необходимости тащить дрова несколько миль?"
Мистик сказал: "Нет. Если ты зайдешь немного дальше, ты обнаружишь медный
рудник.
Ты можешь принести медь в город и этого хватит на неделю.
Тебе не придется каждый день рубить дрова".
Человек подумал: "Почему бы не попробовать?"
Он зашел дальше и нашел рудник.
Он был так счастлив.
Он возвратился и упал в ноги к мистику.
Мистик сказал: "Не радуйся очень сильно.
Тебе нужно зайти еще дальше в лес".
"Но, - сказал дровосек, - зачем?
Теперь у меня есть еда на семь дней".
Мистик сказал: "И все же..."
Дровосек сказал: "Я потеряю медный рудник, если я пойду дальше".
Мистик ответил: "Ты иди.
Ты, конечно, потеряешь медный рудник, но там есть серебряный рудник.
И того, что ты принесешь, хватит на три месяца".
"Мистик оказался прав с медным рудником, - подумал дровосек.
Может быть, он окажется прав и с серебряным рудником".
Он пошел дальше и нашел серебряный рудник.
Он пришел, танцуя, и сказал: "Как я могу отблагодарить тебя?
Моя благодарность безгранична".
Мистик сказал: "Но немного подальше есть золотой рудник".
Дровосек начал колебаться.
Он ведь был бедный человек, а теперь имея серебряный рудник...он никогда и не
мечтал об этом.
Но раз мистик говорит, кто знает?
Может быть, и в этом случае он прав.
И он нашел золотой рудник.
Теперь достаточно было приходить раз в год.
Но мистик сказал: "Пройдет так много времени, только через год ты придешь сюда.
Я становлюсь стар, может быть меня не будет здесь, я покину этот мир.
Так что я должен сказать тебе, не останавливайся на золотом руднике.
Чуть-чуть подальше..."
Но дровосек сказал: "Зачем?
Какая цель?
Ты показываешь мне что-то одно и в тот момент, когда я получаю это, ты говоришь
бросить это и идти вперед! Теперь я нашел золотой рудник! " Мистик сказал: "Но
совсем недалеко, дальше в лес, есть алмазный рудник".
Дровосек шел целый день и он нашел его.
Он набрал много бриллиантов и сказал: "Этого хватит на всю жизнь".
Мистик сказал: "Может быть, мы больше не встретимся, вот мои последние слова
тебе: теперь у тебя хватит на всю жизнь.
ИДИ ВОВНУТРЬ! Забудь лес, медный рудник, серебряный рудник, золотой рудник,
алмазный рудник.
Теперь я открою тебе последнюю тайну, окончательное сокровище внутри тебя.
Твои внешние нужды удовлетворены.
Садись здесь как сижу я".
Бедняк сказал: "Да, я удивлялся...ты знаешь про все это, почему ты продолжаешь
сидеть здесь?

Вопрос возникал снова и снова.
И я только что собирался спросить: Почему ты не соберешь все алмазы, которые
лежат там?
Только ты знаешь о них.
Почему ты продолжаешь сидеть здесь под деревом?
Мистик ответил: "Когда я нашел алмазы, мой мастер сказал мне: Теперь садись под
деревом и ИДИ ВОВНУТРЬ".



ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТЫ МОЖЕШЬ ЧТО-НИБУДЬ СКАЗАТЬ?
Голос внутри меня кричит: "Я здесь, я здесь", - но я поражена немотой.
А потом, глаза.
Когда Мастер смотрит в глаза ученика, и Он смотрит, смотрит...
Он видит всю историю; все - прошлое, настоящее, будущее.
Ученик прозрачен для Мастера, и Он видит нереализовавшегося Будду.
Я могла только сидеть и позволить Ему войти, потому что это единственный путь
найти бриллиант.
Есть страх, что Он может увидеть что-то в подсознании, что я предпочла бы
скрыть; но Он смотрит на меня с такой любовью, что я могу только сказать "да".
Иногда такой взгляд может не оставить никаких следов в памяти - просто
экстатическое чувство, стремительное течение радостной энергии, как будто
прорвалась плотина.
Это была моя первая встреча с Мистиком, Ошо.
Весна 1976, Индия.

Почти год назад, я стояла в своей опрятной белой кухне в лондонской квартире и
чувствовала, что моя жизнь или то, как я ее живу, подошли к концу.
Это было настолько определенным, как чувство в костях в ожидании дождя.
И в то же время для этого не было очевидных причин.
Друзья спрашивали меня: "Но почему?" Что я могла сказать?
Почему лебеди летят на озеро Монсоро в Гималаях каждое лето?
Как они узнают путь?
Это случилось в то время, когда я имела все, что я хотела.
Жизнь была легкой, я была счастлива; у меня были хорошие друзья, замечательный
возлюбленный, я занималась в точности той работой, которую хотела делать; и я
думала: "Это именно то, что надо, больше я ничего не хочу".
Я чувствовала ветер перемен, но я не могла представить себе, что это могут быть
за перемены.
Я наткнулась на книгу "Тихий Взрыв" Бхагвана Шриаджниша (пятнадцать лет спустя
он изменил Свое имя на Ошо), в книжном магазине на Портобелло Роуд.
Она пахла благовониями.
Я была на гребне волны много лет, и я знала, что колесо повернется, мне хотелось
быть готовой.
Я поехала в Ибицу с моим другом Лоуренсом.
Это был высокий, темный, симпатичный доктор мистицизма, который видел магию
везде и был одарен способностью выражать ее, как устной речью, так и фильмами, и
писательством.
Он только что закончил свою первую книгу "Ритмы Виденья" и погрузился в
заслуженный отдых.
Прибыв в аэропорт в Ибице, я в первый раз увидела мать Лоуренса, Лидию.
Она стояла, подняв обе руки, приветствуя нас, и картина этой первой встречи по-
прежнему в моей памяти, как будто это было вчера.
Лидия для меня духовная мать, наша связь глубокая и древняя.
Она жила в духовной группе в Индонезии много лет и также занималась в
гурджиевской школе.
В ее прекрасном доме, в традиционном для Ибицы стиле, мы все трое сидели около
огня с сосновыми поленьями и обсуждали "Тихий Взрыв".
Я спрашивала ее совета, безопасно ли это, и она ответила утвердительно, сказав,
что я должна попробовать техники медитации.
Единственное сомнение по поводу книги у меня было в том, что на обороте книги
была биографическая справка, что Ражниш во время своей последней инкарнации,
семьсот лет назад, жил в Тибете.
Это звучало слишком фантастично, чтобы быть правдой, но я помню как Лоуренс
поднял брови, когда я сказала: "В любом случае я не ожидаю найти совершенного
духовного мастера, потому что как он может быть, совершенным в моих глазах,
когда я даже не знаю чего я ищу".
Каждый, кто бывал на Ибице, знает, что этот остров вызывает сильные чувства.
В любом случае я приехала в отпуск и не интересовалась странными опытами, я была
счастлива, работая целый день в саду Лидии.
Я чувствовала очень хорошо, ощущая связь с землей, и не интересовалась
прогулками на пляж или посещением обычных туристских мест.
Именно здесь у меня был первый опыт медитации, опыт бытия в моменте.
Это произошло по необходимости.
Лоуренс и я были на пикнике с несколькими друзьями.
Я отошла в сторону от группы, чтобы набрать немного цветов для Лидии.
Она чувствовала себя не очень хорошо и поэтому не пошла с нами.
Я наткнулась на рощу пышных растений с меня ростом, на которых росли розовые и
белые цветы.
Когда я подошла, чтобы собрать их, я обнаружила, что сорвать их не так-то легко
и я должна очень неуклюже рвать ветки, ломая весь куст.
Я посмотрела на разрушения, причиной которых я была, и увидела, что ветка,
которую я разодрала сверху донизу, сочится беловатым соком.
Я почувствовала себя плохо, это было похоже на кровотечение.
Я сказала растению: "Раз уж я так разодрала тебя, я залижу твою рану, чтобы тебе
стало лучше." Я лизнула языком сок, сочащийся из ветки, и вернулась к месту
пикника со своими цветами.
Мой язык и небо онемели, как будто мне сделали укол новокаина у дантиста.
Когда я подошла к своим друзьям, которые сидели на земле, одна женщина вскочила
и сказала:
"Немедленно выброси эти цветы и вымой руки - они смертельно ядовиты".
Белый сок был внутри меня.
Я поняла, что если я скажу этим людям, о том, что я сделала, они сойдут с ума.
А если они начнут так волноваться, я тоже потеряю голову и заболею.
"Все равно здесь нет госпиталя, -доказывала я самой себе.
- Так что, что можно сделать?
Лучше я приму этот 'яд' в свое тело, и пусть он станет частью меня".
И я не сказала никому из своих друзей, о том, что я сделала.
Путь назад, к дому, был очень длинным, и в машине я была очень молчалива.
Мои друзья рассказывали истории о людях, которые умерли от этих отравленных
цветов.
Одна семья, состоящая из родителей и двух детей, умерла всего пару месяцев
назад, потому что у них была жаровня, и они использовали ветки этого растения
для приготовления еды.
В машине было много народу, и было жарко; я сидела на колене у Лоуренса.
Я нагнула голову и высунулась из окна, я чувствовала онемение в горле, и я
сказала себе, что все будет в порядке, если я смогу принять яд и расслабиться.
Я заключила сделку с цветами, что их яд будет спать во мне и не причинит мне
вреда, до тех пор пока однажды я не отравлю себя сама.
Я не знаю, что я имела в виду под этим, но это то, что говорил мой ум.
Мы доехали до дома Лидии, был ранний вечер и я и сейчас вижу лучи заходящего
солнца на цветущем миндальном дереве.
Мы приготовили ужин.
Мы съели ужин.
Я не произнесла не слова.
Я была перенесена в здесь и сейчас, потому что каждое мгновение могло быть
последним.
Я чувствовала легкое подташнивание и была очень высоко.
Все, что я делала, имело очень большое значение и интенсивность.
Я осознавала все вокруг меня, как никогда раньше, и я осознавала себя: мое тело,
каждый удар сердца, каждое движение.
У меня было чувство, что лучше двигаться, и я сделала мокрую уборку кухни.
Лидия и Лоуренс звали меня, чтобы я села с ними, какого черта я все время убираю
кухню.
Я чувствовала себя очень спокойной.
Я не думала много о чем бы то ни было.
Я легла спать в ту ночь, и мне было интересно, проснусь ли я.
Я и сейчас вижу комнату, такую, какую я увидела, бросив на нее последний взгляд
в ту ночь, - это стало незабываемым впечатлением.
Так или иначе я проснулась и была совершенно здорова.
Позже я посмотрела об этих цветах в энциклопедии, там было написано:
"Олеандр: "...и имеет ядовитый сок похожий на молоко.
Наиболее известен обычный олеандр, часто называемый розебеем, обитатель
Средиземноморья, распространенный в виде характерного высокого кустарника, он
хорошо описан у Плиния, который упоминает его, похожие на розы, цветы и ядовитые
качества".
Но дело не в этом.
У меня был первый опыт того, что ощущаешь живя в моменте, когда ты осознаешь и
сознательна каждый момент.
Я ступила одной ногой на Путь.

В другом случае я была на коктейле вместе с Лоуренсом и Лидией.
Гости были сборищем богатых, титулованных и достаточно чопорных людей.
Наш друг, который был хозяином дома, был в восторге, от того, что он смог
собрать интересных людей, и я думаю, что именно так мы были приглашены, потому
что мы были "эксцентричным окаймлением" по сравнению с остальными гостями.
Во время вечера, снаружи, на узкой улице, собака должно быть попала под машину.
Она пронзительно кричала, и этот крик наполнял дом, в котором были открыты окна,
и террасу, на которой титулованные гости отпивали маленькими глотками из своих
стаканов, чинно занимаясь вежливым разговором.
Я, поймите меня правильно, никогда не делала нигде сцен.
Я, в конце концов, англичанка и принадлежу к "тихому типу" личности.
Вой и крики собаки затронули меня так глубоко, что я начала выть в унисон с ней.
У меня не было мыслей: "Это не подобает леди, это социально недопустимо, люди
подумают, что я сошла с ума", - это просто случилось! Я на самом деле упала на
пол, воя как собака.
Я полностью потеряла себя в боли животного.
Когда я открыла глаза, последний гость исчезал за дверью.
Комната была пуста за исключением Лоуренса, Лидии, меня и нашего хозяина.
Даже Лидия, которая сама достаточно не связана условностями, выглядела смущенной
и обеспокоенной, когда она опустилась на колени рядом со мной и спросила: "С
тобой все в порядке, дорогая?"
Я не чувствовала себя лучше никогда в жизни.
Что-то освободилось внутри, и я чувствовала себя великолепно.
Наш хозяин тоже был счастлив.
Я думаю, что он скорее был доволен, что его вечер стал темой огромного
количества сплетен.
Да, у меня был отпуск по полной программе! В следующие несколько недель я видела
лица без телесной оболочки, о которых никто кроме меня, не имел понятия, и я
один раз слышала поющие голоса.
Я решила, что как только я приеду обратно в Лондон, я пойду в Медитационный
Центр Раджниша и начну медитировать, потому что что-то определенно распутывается
в моей жизни.
Я никогда не была ни в какой религиозной группе, ни с каким учителем.
Я читала иногда ту или другую книгу о Дзене, Кришнамурти, но я никогда не
чувствовала себя искателем.
Что значит быть и искателем?
Для меня, это когда ты знаешь, что есть нечто большее, чем ты испытываешь.
Часть тебя жива, и ты знаешь это, но ты не полностью в контакте с ней.
Ты знаешь, что жизнь, которую ты ведешь, это не все, ты знаешь, что есть что-то
большее.
Ты знаешь, что есть что-то, что надо найти, и тогда ты начинаешь искать,
Какая-то часть во мне зашевелилась, как будто поворачиваясь во сне.
Может быть, я слышала отдаленный зов древнего видящего.
Я поняла то, что говорил Ошо, что хотя мы думаем, что мы нашли его, это не так.
"Я звал вас", - говорил Он.
Я знала, что я не вижу все так, как оно есть на самом деле.
Я вспоминаю, что когда я покидала мой дом в Корнуоле, чтобы уехать в Индию, я
пришла сказать "до свидания" утесам и маленькой бухточке, у которой я провела
так много времени в детстве.
Я посмотрела на утесы и скалы, я сказала им: "Я не вернусь к вам до тех пор,
пока я не смогу действительно видеть вас", - я знала, я пока не могла
действительно видеть их.
Первый раз, когда я пришла в медитационный центр, я опоздала, и медитация только
что кончилась.
Центр был в подвале дома на Белл стрит в Лондоне.
Снаружи был овощной рынок, и улицы были переполнены.
Внутри, когда я вошла, был длинный выкрашенный белой краской туннель пять футов
высотой.
По обеим сторонам были подушки.
Это была "гостиная", где санньясины, когда это случалось, могли встретиться,
выпить чаю и посплетничать.
Я вошла в длинный белый туннель и встретила медитирующих, которые двигались в
противоположном направлении.
Это были мужчины и женщины; они все были обнаженные, и их тела были покрыты
потом! "Это не медитация", - сказала я себе.
Я посмотрела вокруг и увидела, что стены были покрыты фотографиями человека,
который, как я предполагала, был Ошо.
Так много фотографий, и люди сидят у его ног! "За кого они его принимают?
- спрашивала я себя, - за кинозвезду или еще за кого!
" Ясно, что это было место не для меня, и я, рассердившись, устремилась к выходу
и топала пешком всю дорогу домой.
Я была слишком накалена, я даже не села в автобус или кэб, а путь был длинный.
В ту ночь мне снилось, что я очень тяжело работаю.
Это было скорее сном чувств, а не визуальным сном.
Во сне я работала строго определенным образом, и в конце двух лет работы мне
подарили подарок.
Подарок подарил мне друг, которого я знала и любила много лет, он только что
принял санньясу, и его имя сменилось на Риши.
Я протянула руки, чтобы принять подарок, но мои руки были пусты.
Голос откуда-то сказал: "Ну, я не очень высокого мнения об этом! Ты работала за
это два года и ты даже не понимаешь, что ты получила.
Ты даже не видишь его! " Но это меня не заботило.
Я знала, что я буду работать еще два года и еще два года.
Одновременно я чувствовала напор ветра позади себя, я взглянула на горизонт, и я
могла видеть бесконечно далеко в пространстве.
Это было такое сильное впечатление, что я проснулась и сказала себе, что
причиной сна был медитационный центр, и я должна вернуться.
Я возвратилась на следующий день и начала делать Динамическую медитацию,
и Динамическая медитация изменила мою жизнь.
Все делали ее обнаженными и скоро я поняла, что в этом не было ничего
сексуального.
Я не чувствовала, что кто-то вообще интересуется моим телом, совсем наоборот, у
нас у всех были на глазах повязки.
Первая стадия - это хаотическое дыхание, при этом фоном идет музыка, вторая
стадия - это катарсис, чтобы освободить подавленные эмоции.
Я думала, что у меня нет подавленных эмоций, у меня нет причин кричать и я легко
танцевала в этой стадии.
Через несколько дней во время медитации я была удивлена, когда обнаружила, во
время стадии катарсиса, себя, стоящей как амазонка на холме, и крик,
вырывавшийся у меня, был таким громким, таким первобытным, что он наполнял всю
вселенную.
Я кричала в темноте, и это было выражением агонии и боли всего прошлого
человечества.
Но я чувствовала себя не связанной с ним и отделенной, как будто я наблюдала и
слышала крик исходящий от кого-то другого.
Катарсис - это очистительный процесс перед тем как случается медитация.
Я знала, что я не могу сидеть молча и позволить медитации случиться, потому что
мой ум был слишком занят.
В этой точке моей жизни я действительно думаю, я была моим умом.
Не было разделения между потоком мыслей, который постоянно мчался в моей голове,
и моим существом.
У меня не было чувства сознания, Я знала только мои мысли.
Но после этого опыта я начала понимать, что есть гораздо больше "меня", чем я
думаю.
Несколькими днями позже во время стадии катарсиса у меня было другое
переживание: я чувствовала, что мое тело не "мое".
Мое тело согнулось и стало как у горбуна.
Мое лицо изменилось, но мой рот оставался открытым, мои глаза странным образом
смотрели в стороны.
Вся моя левая половина как будто закостенела, и из моего рта вырывались странные
звуки, как будто я не умела говорить.
Я скорчилась в углу и у меня было чувство, что меня не понимают, но самым
сильным было чувство любви.
Чувство любви окружало это "существо", которое было моим телом.
Я чувствовала себя мужчиной, и этот изуродованный мужчина был полон огромной
любви, полон такой мягкости, свежести, что это был прекрасный и очень тронувший
меня опыт.
Мне не нужны были никакие объяснения, так как снова я чувствовала себя
отделенной; как будто я наблюдала, и у меня не было страха, потому что каким-то
странным образом это чувствовалось естественным.
Однако я не упоминала об этом никому и поделилась только годы спустя, так как
боялась, что меня сочтут сумасшедшей.
Третья стадия заключается в том, что вы прыгаете, руки подняты в воздух, и вы
кричите: "Ху! Ху в течение десяти минут, потом раздается крик "СТОП", и вы
останавливаетесь в точности в том положении, в котором вы находитесь.
В этой четвертой стадии медитация происходит сама по себе.
Ничего не нужно делать.
В последней стадии вы танцуете, празднуя, и это тоже случается само.
Я делала Динамическую каждый вечер в течение шести месяцев.
Но я была поймана уже после нескольких первых раз.
Я выходила из медитационного центра в полном блаженстве как будто я была под
действием какого-то наркотика.
Белл стрит одна из самых ужасных частей Лондона.
Она находится в сроне от Харроу роуд и на пути посадки самолетов.
Постоянно движение грузовиков и тяжелых машин.
Это недалеко от Паддингтонской станции железной дороги и здания из красного
кирпича, расположенные здесь, старые и уродливые.
Я выходила в этот мрачный хаос уличного движения и серого цвета и говорила: "Это
все так прекрасно".
В то же время это было первый раз в моей жизни, когда я куда-то приходила
вовремя.
Каждый день, проезжая через Паддингтон, ровно в шесть часов, я говорила себе:
"Что со мной случилось, я должно быть сошла с ума.
Что происходит со мной?
Я никогда не приходила вовремя в своей жизни, ни в школу, ни на работу, ни на
свидания".
Санньяса в те дни состояла из трех маленьких соглашений.
Одно - это было носить малу, которая представляет собой ожерелье из 108
деревянных бусин с пластиковым медальоном, в котором находится фотография Ошо.
Малы (без медальона) носили в Индии традиционные санньясины в течение тысяч лет.
Все время также надо было носить оранжевую одежду, и давалось новое имя на
санскрите, которое заменяло старое и было свободно от ассоциаций, связанных с
ним.
Я была в шоке, когда я увидела в Индии своих первых "традиционных санньясинов".
Они были одеты в точности как я: в оранжевое и малу, и я могла понять, каким
ударом для них было видеть западного человека (особенно женщину) , одетого как
один из их "святых".
Традиционный санньясин отверг мир, и, обычно, это был старый человек, конечно,
это не могла быть женщина, и его никогда нельзя было увидеть с женщиной.
Мы не носим больше этот цвет или малу сейчас (когда я пишу эту книгу!).
Видимо, "работа" сделана.
Ко мне одеваться в оранжевое пришло естественно; я даже не осознала, что это
одно из "правил".
Мала стала необходимостью, без нее я все время чувствовала, как будто я что-то
потеряла.
Это начало происходить вскоре после того, как я начала медитировать.
Я задыхалась и хваталась руками за грудь, как будто я потеряла ожерелье.
Это становилось уже неудобным, так как это происходило в любом месте и в любое
время.
В конце концов я подумала: "Черт, я должна добыть одно из этих ожерелий".
Санньясины, которых я встречала в центре, не привлекали меня как личности.
Например, я никогда раньше не встречала женщину, которая не была бы накрашена, а
здесь были эти женщины с бледными лицами, с мягкой белой кожей и длинными
бесформенными прическами.
И мужчины выглядели очень женственными для меня.
Они не были похожи на людей, которых я хотела бы привести домой и представить
любому из моих друзей.
Однако они привлекали меня, я не понимала чем, и я проводила все больше и больше
времени в медитационном центре и ходила все меньше и меньше на вечеринки с моими
друзьями.
Была одна женщина, которую я видела каждый вечер в круглом белом туннеле, она
сидела и вязала разноцветный шарф с национальным орнаментом.
Она не была санньясинкой, и я узнала, что за ее очень привлекательным лицом и
увлечением афганской одеждой и тибетскими ботинками скрывается очень
преуспевающая деловая женщина и адвокат.
Ее имя было Сью Апплтон, вскоре оно заменится на Анандо.
Я даже в малейшей степени не подозревала, что наши жизни переплетутся также
многоцветно, как нити в ее национальном орнаменте.
Я встретила другую женщину, которую звали Сьюзан, вскоре ее имя заменилось на
Савиту.
Она занималась счетами, и ее простой, домашний вид хорошо маскировал ее, потому
что именно она сыграла основную роль в разрушении многих жизней.
Ее талант к цифрам даст ей доступ к миллионам долларов и сделает ее
преступницей.
Мы делали группу вместе в сельском доме в Суффолке.
Во время группы у нас не было контактов, но в самом конце, в темноте, нам
сказали, чтобы мы сняли свою одежду и положили ее в угол комнаты.
Затем нам нужно было взять что-то из кучи одежды и надеть на себя.
Когда зажегся свет, на ней была моя одежда, а на мне ее.
Мы настороженно взглянули друг на друга, и я чувствовала себя странно: как будто
против своей воли, в результате церемонии мы стали братьями по крови.
Связь, которой мне не пришлось гордиться.
Для меня случилось так, что медитации не только приносили мне огромную радость,
но я постепенно начала осознавать, что то, что я знала, теряет свое значение для
меня.
В то время как раньше походы в ночные клубы или на вечера с друзьями заставляли
меня трепетать от волнения, сейчас я замечала, что все эти лица, для которых я
одевалась, были пустыми и мертвыми.
Даже богатейшие люди выглядели как будто у них ничего нет.
Мои друзья-интеллектуалы затевали огромную дискуссию, при этом они неопределенно
смотрели через плечо человека, с которым разговаривали.
Однажды, разговаривая с одним другом на открытии одной из его картинных галерей,
я заметила, что хотя он разговаривает, он не здесь!
Никого не было дома за его глазами!
Он даже не заметил, когда я прекратила говорить и уставилась на него в
удивлении.
Все выглядело фальшивым.
Я исписывала страницы и страницы, спрашивая Ошо: "Почему нет ничего настоящего?"
К счастью, у меня хватило ума не посылать большинство своих писем.
Это было начало, дни, когда все было очень взбаламученно, потому что когда я
впервые начала смотреть на свою жизнь и людей вокруг меня, это было тяжело.
Я действительно видела некоторые вещи, которые пугали.
Так что во время этих первых месяцев занятий медитацией, очень многое открылось.

Очень многое я увидела впервые.
Динамическая медитация пробуждает жизненную энергию и дает свежесть и ясность
глазам ищущего.
Я работала секретарем два дня в неделю у нескольких фотографов мод и их друга
художника, который всегда одевался в голубое, и жил со своей облаченной в
голубое женой, и одетым в голубое ребенком, в голубом доме, с голубыми коврами,
голубой мебелью и голубыми картинами на голубых стенах.
Когда я начала носить только оранжевую одежду, он подумал, что я сошла с ума!
Он позвонил фотографам и они начали обсуждать меня, они волновались, что я сойду
с ума, потому что я медитирую.
Они сказали мне, что из всех людей, которых они знают, мне не надо медитировать.
"Ты выглядишь всегда такой счастливой и расслабленной", - говорили они.
Двое других друзей отозвали меня в сторонку и с серьезными лицами спросили меня,
принимаю ли я сильные наркотики.
"Нет, я медитирую", - ответила я.
Я работала у одного актера раз в неделю, он говорил, что я его личный ассистент.
То, что я на самом деле делала, заключалось в том, что я слушала, когда он
говорил.
Он был очень привлекательный, богатый молодой человек и все же он периодически
напивался и крушил всю мебель и окна в своем доме, разбивая себе голые руки в
кровь.
Он говорил, что я "трачу свою жизнь, медитируя", и что он у не будет никак
помогать мне финансово, несмотря на то, что он может себе это позволить.

Мне нужно было встретить человека, который изобрел эту медитацию и изменил мою
жизнь так сильно, что я не могла подождать даже один день перед тем как принять
санньясу.
Я приняла санньясу в Лондоне, от Шьяма Сингха, мятежного ученика; это был
человек-тигр с горящими желто-зелеными глазами.
Человек с огромной харизмой и мудростью, он очень помог мне, но потом наши пути
разошлись.
Он передал мне лист бумаги, на котором рукой Ошо было написано имя - Ма Четана.
Я написала мое первое письмо к Ошо (обращаясь к нему как к Господину Полной
луны, что и является значением слова Раджниш), и я писала, что я слышала, что он
говорил о "Пути", но я настолько растеряна, что я не могу даже найти свои ноги,
чтобы встать на путь.
Его ответ был: "Приезжай, да просто приезжай с ногами или без ног".
Так романтично и с самого начала он подмигнул, чувство юмора.
Я определила для себя дату, когда я должна уехать в Индию.
У меня не было денег, но когда дата наступит, я была готова уехать с билетом или
без билета.
Я упаковала все как будто я никогда не вернусь.
Я отдала своих двух кошек эксцентричной старушке, живущей в деревне, у которой
было примерно две сотни кошек.
Для моих она приготовила специальное место в своем саду.
Я привезла мою собаку к своим родителям в Корнуэле.
Они очень легко восприняли мой "новый каприз, который продлится недолго", и моя
мама даже сопровождала меня рано утром на пляж, где я делала динамическую.
Взяв меня с собой, когда она пошла за покупками, она говорила соседям и
владельцам магазинов: "Наша Сандра теперь медитирует".
Но через несколько дней она начала беспокоиться, что медитировать каждый день -
это слишком часто, и она предрекла, что я: "либо сойду с ума, либо окончу свои
дни в монастыре".
Огромной красотой моей матери была ее простота и невинность.
А моего отца было его чувство юмора.
Я попрощалась со своей бабушкой, моим братом и моей сестрой.
Я плакала, когда я прощалась со своими родителями и прилипла к окну, когда поезд
проходил мимо причудливого старого вокзала на холме в Лискерде.
Я думала, что я уезжаю навсегда, и никого больше не увижу.
Лоуренс проводил меня в лондонский аэропорт, чтобы увидеть начало моего
путешествия вовнутрь, так как сам он собирался начать путешествие во внешнем
мире: из Голливуда к диким примитивным племенам в Новой Гвинее.
Мы не знали, когда мы встретимся снова, и сквозь слезы, я спросила его: "Как ты
думаешь, я смогу учиться там йоге?" Он обнял меня одной рукой и сказал: "О, я
уверен, ты научишься там многому".



ГЛАВА ВТОРАЯ. СВЕТЯЩАЯСЯ ТЕМНОТА

ПОСЛЕ МОЕЙ ПЕРВОЙ НОЧИ
в индийском отеле в Пуне я решила отказаться от поисков истины.
Отель казался снаружи хорошим, и я прибыла в него усталая и потрясенная своими
первыми впечатлениями от индийского аэропорта и вокзала.
Вокзал выглядел как лагерь беженцев, целые семьи спали на грудах узлов, прямо
посреди платформы, а пассажиры торопливо пробегали около них или прямо через
них.
Калеки, голодные тянули меня за одежду, просили подаяния и смотрели, как будто
они хотели съесть меня.
Носильщики и шоферы такси орали, даже пускали в ход кулаки, разбивая друг другу
физиономии, чуть ли не душили друг друга, чтобы заполучить клиента.
И сотни человек, везде.
Взрыв народонаселения!
На стене в моей комнате в отеле сидело самое отталкивающее существо, которое я
когда-либо видела, со спиной, покрытой панцирем.
Это был таракан около восьми сантиметров длиной, и он полетел на меня.
Он действительно полетел, и я закричала так громко, что со всех сторон прибежали
люди.
Я до сих пор помню недоверчивое выражение на лице мужчины, когда он увидел, что
я подняла такой шум из-за таракана.
Повернув кран в ванной комнате, я была удивлена, когда вода прошла через
раковину и образовала лужу у моих ног.
Водопровод никогда не был закончен, и не было трубы, соединяющей раковину с
канализацией.
Я пошла к портье и попыталась объяснить, что произошло; потом я привела
менеджера в свою ванну и показала ему раковину без дна.
Но он не мог понять в чем проблема и в любом случае у него не было другой
свободной комнаты.
Кровать представляла собой металлическую раму, которая была когда-то покрашена в
голубой цвет, с пружинами, которые почти проникали через тонкий матрас, и сверху
лежали две истертые простыни, которые не менялись уже долгое время.

Но самым ужасным была свастика, нарисованная кровью на стене.
Это было, как я думала, какая-то черная магия.
Я не знала, что свастика родилась в Индии и является символом хорошей судьбы.
Это Гитлер поменял направления креста и, не зная, превратил свастику в символ
зла.
И она была нарисована не кровью, а травой, которая становится, если ее пожевать,
красного цвета.
У нее такое же действие как у табака, она очень популярна, и везде можно увидеть
плевки от нее.
Была поздняя ночь, я не хотела выходить в сумасшествие улицы, так что я сидела
полностью одетая всю ночь на кровати, потому что я не решалась ложиться на нее,
и плакала.
Проснувшись в скомканной груде на постели от очень громкого радио, играющего
музыку из индийского кинофильма, и криков людей, я решила немного времени
провести где-нибудь, где есть солнце, и возвращаться в Лондон.
У меня было несколько книг, которые я должна была привезти в ашрам, для
библиотеки Ошо, так что я взяла рикшу до ашрама и оттуда собиралась уехать на
побережье.
Я только успела высунуть одну ногу, выходя из рикши, как я увидела Риши.
Это был человек из моего сна, который подарил мне "подарок", за который я билась
два года.
Он привел меня к себе в дом, нашел для меня постель и там я пробыла одну неделю.
Тогда я стала готова.
Я начала посещать дискурсы на хинди.
Ошо в то время давал дискурсы каждое утро, один месяц на хинди, другой на
английском.
Это был месяц лекций на хинди.
Сначала я не смогла увидеть красоту и грацию Ошо, но я определенно чувствовала
что-то.
Мастер находится на таком уровне сознания, что обычному человеческому существу
трудно сначала его понимать.
Только скрытая, мистическая часть человека, та, которая может чувствовать
волшебство в жизни, как-то находит путь к Мастеру и может узнать его.
Сидеть и слушать язык, который человек не понимает, сидя на мраморном полу два
часа, кажется, что это для тронувшихся.
Но аудитория Чжуань-Цзи с очень высокой крышей, поддерживаемой колоннами и
открытая со всех сторон в сад, такой роскошный и экзотический, она была очень
специальным местом.
Голос Ошо, когда он говорил на хинди, был самой прекрасной музыкой, которую я
когда-либо слышала.
Я никогда не пропускала лекции на хинди, я даже предпочитала их лекциям на
английском.
Во время муссонов, в сезон дождей, было очень мало людей (иногда не больше
сотни), и дождь барабанил по окружающим джунглям.
Было очень легко соскользнуть в медитацию, даже не понимая этого.
Дискурс заканчивался через два часа словами на хинди: "Аж Итна Ии", -на сегодня
достаточно, и я думала: "0,нет! Я ведь только что села".
Я сидела и чувствовала так много энергии, я была везде в аудитории, как дикий
жеребец галопируя, голова закинута назад, грива развевается; к тому времени,
когда я успокаивалась и сидела тихо, дискурс заканчивался.
Ошо всегда понижал тон своего голоса в конце дискурса, так что слушатель мягко
пересекал границу забвения.
Время теряло всякое значение, когда вы сидели с Ошо; два часа могли быть двумя
минутами.
Я чувствовала себя очень живой.
Я чувствовала, как будто Ошо давал мне жизнь.
Я была и раньше живой, в теле; я наслаждалась собой, но теперь я чувствовала
качественную разницу.
Первые несколько дней, когда я посещала дискурсы, со мной происходила странная
вещь: я покидала аудиторию, бежала прямо в туалет и там меня начинало рвать.
Остальную часть дня я чувствовала себя совершенно нормально, но на следующее
утро то же самое повторялось снова.
Я ничего не могла сделать.
Я не хотела прекратить посещать лекции, потому что я наслаждалась ими и я,
конечно, не могла написать Ошо: "Возлюбленный Мастер, после твоих дискурсов меня
тошнит".
Так что я продолжала каждое утро ходить, и потом меня рвало.
После того, как это прекратилось, начались слезы.
Каждое утро я выбегала из аудитории, добегала до кустов в уединенном месте сада
ашрама, заползала под них и выла, выплакивая мои глаза.
Иногда я ревела и рыдала до самого обеда.
Это продолжалось несколько месяцев.
Я никогда не понимала, почему я плачу.
Я не чувствовала печаль, скорее это было переполняющее благоговение.
У тела, конечно, могут быть сильные реакции на медитацию в самом начале.
Когда мы заболевали какой-нибудь болезнью во время интенсивных медитационных
лагерей или групп, нам советовали подождать пять дней перед тем как идти к
врачу.
Эти болезни обычно прекращались без лекарств, потому что они в основном были
порождением ума.
Становилось ясно, что ум и тело имели внутреннюю связь в том смысле, что если ее
понять, это позволяло избегать многих болезней.

И когда проходил месяц, границей служило изменение дискурсов с хинди, на
английский, я изумлялась, что я все еще в Пуне с Ошо.
Несмотря на то, что я приехала "навсегда", я совершенно не представляла себе как
это будет происходить.
Риши воспринимал свой духовный путь в то время вполне серьезно.
Он соблюдал целибат и ел только коричневый рис.
Так что после первой недели заботы обо мне, он попросил меня найти себе
собственное место для жилья.
Когда я стала санньясинкой, я увидела, что мужчины санньясины слишком мягкие и
женоподобные.
Я думала: "Ну, хорошо, очевидно моя любовная жизнь закончится, если я буду
продолжать этот путь".
Но это меня не заботило.
В двадцать девять, я чувствовала, что сделала достаточно.
Однако, войдя однажды утром в "Кафе Восторг", чтобы выпить сок сахарного
тростника, я встретила высокого, худого, белокурого англичанина по имени
Прабудда и "влюбилась".
Мы жили в одном отеле и через неделю решили, что мы можем жить в одной комнате,
что было дешевле.
Этот отель не был таким ужасным как первый, в котором я остановилась, но здесь
тоже не обходилось без тараканов, воняющих уборных и криков по ночам.
Это было самое жаркое время года, и электричество постоянно выключалось, но я
никогда в своей жизни не была счастливее.
Каждый вечер Ошо встречался на веранде своего дома, которая выходила в сад, с
пятнадцатью-двадцатью санньясинами.
Это называлось даршан (в буквальном переводе видеть).
В этой атмосфере близости он встречал новых людей, и помогал каждому, у кого
были проблемы с медитацией, или, как это часто случалось с людьми с Запада,
проблемы в отношениях.
Я сидела рядом с Лакшми, маленькой индийской женщиной, которая была секретарем
Ошо, когда назвали мое имя.
Я не могу вспомнить, как он вошел, так как я была так переполнена воздействием
его энергии, которая окружала меня как прохладная дымка, которая заставляла
плыть мою голову.
В его глазах был другой свет, его жесты имели изящество, которое отличало их от
всего, что я видела раньше, у него была сильная мягкость, которую я не
осознавала, когда сидела на дискурсах.
Когда я села перед ним, не в силах говорить, я почувствовала свет у себя на лбу,
и он дал мне медитационную технику, которую я должна была делать каждый вечер;
он сказал, чтобы я пришла через две недели, чтобы сообщить о результатах.
Он сказал, что многое должно всплыть.
Я наблюдала, считая, что что-то действительно драматическое и "духовное"
случится со мной, но я обнаружила, что "всплыло" только счастье.
Я сообщила Ошо, и он сказал: "Придет еще больше счастья, потому что если ты
однажды открылась для счастья, этому нет конца, Это продолжает расти.
Если ты однажды открылась для несчастья, оно продолжает расти.
Это просто поворот внутри тебя, настройка внутри тебя... как если бы ты
настроила радио на определенную длину волны, и оно поймало определенную
станцию".

"Точно также, если ты стараешься настроить себя на счастье, ты сможешь
воспринимать все счастье, которое доступно в мире.
А оно огромно; никто не может его исчерпать.
Оно океаническое... оно продолжается, продолжается и продолжается.
У него нет ни начала, ни конца.
И тоже самое с несчастьем; оно тоже бесконечно".
Он сказал, что если ты однажды узнал, как повернуть свое лицо к счастью, это
становится все глубже и глубже, до тех пор, когда приходит момент, когда ты
забываешь, что несчастье существует.
У меня был сон, как будто я падаю, и, когда я мчалась вниз, вниз, руки
протянулись и поймали меня, и это был Ошо.
У меня была своя собственная идея, что может быть с медитацией происходит что-
то похожее на медовый месяц, потому что когда я впервые встретила Ошо, случилось
много странных переживаний,
Я думаю, это потому, что я ничего не ожидала, так что у меня была определенная
невинность относительно эзотерики.
И сидя на дискурсе однажды утром, не впереди, но достаточно близко, чтобы у меня
произошел с Ошо контакт глазами, я почувствовала волну энергии, как будто
атомный гриб двигался вверх внутри меня и взорвался в области груди.
В течение нескольких следующих лет мой "сердечный центр" был областью, где
происходило больше всего событий.
Когда я впервые услышала, как Ошо говорит об осознавании, я не поняла.
Во время моих нескольких первых попыток осознавания, я обнаружила, что когда бы
я ни пыталась осознавать, мое дыхание прекращалось.
Я не могла дышать и одновременно осознавать.
Я должно быть слишком сильно пыталась и была слишком напряжена.
Я начала понимать, что Ошо говорил об обусловленности и о том, что ум - это
компьютер, запрограммированный родителями, учителями, телевидением и, в моем
случае, поп-песнями.
Я никогда не думала об этом раньше, но было многое, что я начала замечать
относительно себя: мои реакции на ситуации, мои суждения.
Когда я останавливалась, чтобы проверить, я вспоминала, что так меня учил мой
учитель... моя бабушка думала так... это то, во что верил мой отец.
"Где же я во всем этом?"- спрашивала я себя.
Медитация случалась для меня естественно, просто когда я сидела на дискурсе и
слушала звук голоса Ошо и паузы между словами.
Я сидела и слушала ритм и таким образом скорее медитация приходила ко мне, чем я
старалась сделать что-то для этого.
Дискурсы стали так важны для меня, что я просыпалась несколько раз в течение
ночи и вскакивала с постели, готовая бежать.
После того, как мои эмоциональные всплески плача в кустах поуспокоились,
дискурсы стали важным и питательным началом моего дня.
Я начала замечать насколько Ошо отличается от всех, кого я видела, и иногда я
просто, не отрывая взгляд, весь дискурс смотрела на его руки.
Каждое движение было поэтическим и изящным, и все же у него была жизненность и
сила, которую излучает огромная мощь.
Его манера говорить соблазняла, но соблазняла нас медитировать, идти по духовной
тропе.
Его руки были протянуты к нам, он манил, как будто мы были детьми, делающими
первые шаги, он успокаивал нас и продолжал звать нас вперед.
Он смеялся вместе с нами, говорил, что не надо быть серьезными, что серьезность
- это болезнь, а жизнь полна игры.
Когда он смотрел на нас, мы сразу же чувствовали, что он принимает нас, доверяет
нам и любит нас так, как мы не чувствовали никогда раньше.

Я употребляю слово "нас", потому что он был одинаков со всеми.
Он любил каждого одинаково, как будто он сама любовь.
Его сострадание было чем-то таким, чего я не испытывала никогда раньше.
Я никогда не встречала никого, кто говорил бы правду о ситуации, рискуя своей
собственной популярностью, чтобы помочь другим.
Я послала письмо Ошо, в котором описала мой сон.
Я считала, что это красивый, цветной сон и хотела, чтобы Ошо увидел его.
Я получила ответ: "Сны - это сны, без всякого значения".
Я была в ярости.
В конце концов, разве не из-за важного сна я вообще приехала сюда?
Я вела дневник снов много лет и считала, что значение снов очень важно.
Я написала вопрос для дискурса, спрашивая: "Почему ты сказал, что сны не имеют
значения?" Часть ответа я привожу здесь:
"Я не только говорю, что сны - это сны; я говорю, что все, что ты видишь, когда
считаешь, что ты бодрствуешь, это тоже сон.
Сны, которые ты видишь с закрытыми глазами, когда спишь, и сны, которые ты
видишь с открытыми глазами в так называемом бодрствующем состоянии, - и те и
другие сны, и те и другие не имеют значения...
"Мулла Насреддин гулял по городу однажды вечером и неожиданно наткнулся на кучу
коровьего дерьма на дороге.
Он немного нагнулся и внимательно посмотрел на нее.
"Выглядит похоже", - сказал он самому себе.
Он нагнулся пониже и понюхал: "Пахнет похоже".
Он осторожно сунул свой палец и попробовал на вкус:
"И на вкус похоже.
Я рад, что я не наступил в него! "
"Остерегайтесь анализа", - говорил Ошо.
Я была действительно обижена, как он осмелился сказать, что моя жизнь
бессмысленна; тогда, конечно, какое значение могут иметь сны?
Почему он не может сказать что-нибудь хорошее, я же не прошу его вызывать эти
сны! Но хотя я чувствовала, что я немного опалена огнем, у меня было достаточно
понимания, чтобы увидеть, что я еще не сонастроена с бытием, так, как он об этом
говорил.
Я не чувствовала себя такой реализовавшейся и такой блаженной как он, так что
может быть я дурачу себя, говоря, что моя жизнь имеет значение.
Мне достаточно было взглянуть на него, и я видела, что есть другая реальность,
гораздо более глубокое измерение, что-то, что я могла видеть в нем, но не знала
в себе.
Я видела это в его глазах и в том, как он двигался.
Он выбросил фальшивые понятия, которые у меня были о себе, и оставил место для
исследования настоящего.
Прошло шесть месяцев, и Прабудде надо было возвращаться в Англию, чтобы
закончить бизнес, который он вел вместе со своим братом.
Он предложил взять меня с собой и, поскольку моя сестра выходила замуж, и я
знала, что я вернусь в течение месяца, я согласилась.
У меня была еще одна причина для того, чтобы поехать, и, хотя она была смутной в
моем мозгу, она была глубокой.
Я чувствовала себя в такой безопасности в этой своей новой жизни, что мне
хотелось как-то проверить ее.
Мои чувства по поводу отъезда были неясны мне самой, и когда я увидела Ошо на
даршане, чтобы сказать ему до свидания, и он спросил, почему я уезжаю, я
заплакала и просто сказала: "Я чувствую себя в такой безопасности здесь".
Он улыбнулся и сказал: "Да, любовь очень безопасна".
Я чувствовала в себе больше любви и открытости к своей семье, чем когда бы то ни
было.
Моя сестра была на десять лет младше меня, так что когда я покинула дом в
шестнадцать лет, она была такая маленькая, что мы никогда по-настоящему не
встречались.
Я была всегда старшей сестрой, которая возвращалась с каникул и уезжала снова,
почти как незнакомка.
В этот раз, на ее вечере по поводу предстоящего замужества, мы танцевали вместе
весь вечер, и я чувствовала впервые, что мы действительно встретились.
Когда я представляла Прабудду своим родителям, моему отцу послышалось
"несчастный" и так его и называли.
Мои родители счастливо успокоились, что моя новая жизнь хороша для меня, и снова
мы сказали до свидания.
Мы вернулись в Индию и приземлились в Гоа.
Гоа для Пуны, как Брайтон для Лондона - ближайший морской курорт.
За домом, где мы жили, был высокий, крутой утес и однажды мы забрались на него,
чтобы исследовать пляж на другой стороне.
Зеленые поля и пышные джунгли окружали нас, мы достигли пляжа и через несколько
часов отправились назад.
Когда мы достигли вершины холма, я увидела, как будто у меня в мозгу крутилось
кино, что кто-то стреляет в нас, и мы лежим в траве, чтобы избежать пуль.
Я сказала Прабудде: "Кто-нибудь может легко подстрелить нас здесь".
Солнце было низко на небе и начинало становиться оранжевым, когда мы достигли
вершины и начали спускаться вниз к нашему дому.
На этой стороне было очень дико, камни шатались, склон был очень крутым, и
тропинка много раз пропадала из глаз.
Я услышала звук позади нас, повернулась, и метров в десяти от нас увидела
индийца с ружьем.
Когда я остановилась и посмотрела на него, он приложил ружье к плечу, опустился
на колено и прицелился в нас.
Я была в шоке и реагировала очень медленно, если принять во внимание ситуацию.
Я тронула Прабудду за плечо.
Он был передо мной и взбирался на склон.
Когда он повернулся, я сказала: "Посмотри, кто-то хочет застрелить нас!"
"А, мать!!.." - крикнул Прабудда, схватил мое запястье и потянул меня вниз с
холма.
Я клянусь, что наши ноги не касались земли, когда мы бежали вниз с холма.
Мы достигли подножья, и наши соседи в Гоа подбежали к нам и привели в свой дом.
Они посадили нас в темном углу и на нас брызгали "святой водой", во время
исполнения чего-то вроде ритуального танца.
В Гоа живут католики, но они прибавили свое собственное ву-ду к этому.
Мы рассказали, что случилось, и нам сказали, что всего несколько месяцев назад
два западных человека были убиты на этом холме.
Я была очарована.
Откуда пришли мои мысли об убийстве?
Мысли, должно быть, энергетические волны, которые путешествуют, как радиоволны,
и все, что вам нужно, это настроиться на нужную станцию.
Радиоволны постоянно находятся в воздухе, но вам нужно радио, чтобы поймать их.
Может быть, мысли тоже в воздухе, точно также.
Это объясняет для меня, как у любящих или людей тесно связанных, часто
появляются одни и те же мысли в одно и то же время, и когда вы останавливаетесь
в новом доме, "вибрации" могут быть странными - волны мыслей оставленных
последними обитателями.
Я недавно провела эксперимент с другом, когда он сидел в одной комнате, а я в
другой и я посылала ему мысли.
Мы решили заранее, что мысли могут быть любые: цвет, звук, слово, рисунок - и он
напишет то, что он получит.
Он принял шесть из десяти моих мыслей!
Прабудда и я вернулись в Пуну, и я погрузилась в одну из книг Ошо - "Мистический
опыт".
Он говорил с учениками в Бомбее пять лет назад совсем по-другому, чем сейчас.
Тогда он говорил об эзотерических вещах, он рассказывал о призраках, чакрах,
семи телах человека, но теперь он был очень земным и не отвечал на вопросы о
магии и о сверхъестественном.
С тех пор как Ошо начал давать дискурсы тридцать лет назад, он очень менялся в
зависимости от аудитории.
Он позже говорил, что он раскидывает свои сети в зависимости от той рыбы,
которую хочет поймать.
Когда Ошо говорил против тех же самых религиозных людей, о которых он раньше
говорил за, многие последователи покидали его.
Но некоторые оставались.
И эти некоторые, были теми людьми, которые действительно услышали весть, которой
он должен был поделиться.
Проходили недели, и однажды я подумала, что вся эта любовь и свет немножко
слишком, немного скучно и может быть мне надо съездить в Бали и поискать немного
черной магии.
Как дитя Корнуола, я была очень заинтригована идеей дьявола.
Я пыталась провоцировать Иисуса поздно ночью, в церкви, когда там никого не
было, но достигла немногого.
Просто какой-то свет появился в церкви, когда однажды я воззвала: "Иисус, яви
себя!" Но призывать дьявола, это было гораздо более интересно.
Друзья будут сходить с ума, когда будет двигаться мебель и лопаться стекла.
Темная сторона жизни, похоже, имеет больше вещества, она кажется более реальной.
Я написала вопрос Ошо на дискурсе: "Ты говоришь, что если принести свет в
темноту, темнота исчезнет.
Ты свет.
Тогда где же темнота?
И почему меня так сильно тянет к темноте тоже?"
Первого предложения, которым он начал свой ответ, было достаточно для меня.
Он сказал:
"Когда я говорю, принесите свет и тьма исчезнет, вот, что я в точности имею в
виду: принесите свет и тьма станет светящейся".
Светящаяся тьма!! Искать светящуюся темноту! Я вся загорелась.
Никогда у меня не было жажды искать что-нибудь меньшее.
Светящаяся тьма воплощала для меня поэтическое величие пиков жизни, которых я
жаждала.
Пиков, которые появлялись на мгновение и исчезали, оставляя во мне незабываемую
сладость.

Хотя я стала санньясинкой девять месяцев назад, в Лондоне, я почувствовала, что
приняла санньясу, когда я первый раз коснулась ног Ошо.
Одна из нескольких вещей, которые меня поражали больше всего около Ошо, было то,
что когда встреча кончалась и он покидал зал, индийцы поднимались на подиум,
кланялись и прикасались головой к тому месту, где были ноги Ошо.
Как западный человек, я никогда не видела такого знака преданности, и мне это
казалось достаточно шокирующим.
Когда пришел мой день, это было празднование Гуру Пурнима (день полной луны в
июле, когда в Индии празднуют и поклоняются всем религиозным учителям и
мастерам).
Ошо сидел в кресле, а вокруг него были музыканты, люди, в самых разных стадиях
релаксации, которые смеялись, пели, качались и, кроме того, была очередь людей,
которые хотели коснуться ног Мастера.
Аудитория была наполнена до предела, и каждого освещали лучи восходящего солнца,
атмосфера была праздничной и очень переполняющей.
Я встала в очередь, которая растянулась через весь разросшийся сад и до ворот.
Я видела, когда смотрела на людей впереди меня, что все, что мне нужно сделать,
это прикоснуться к его ногам и отойти.
По мере того как я медленно продвигалась через сад в аудиторию, я больше не
думала об этом, потому что празднование было таким заразительным.
Неожиданно я оказалась перед ним.
Я помню, как я кланялась, но был пустой момент, когда я ничего не знала.
Следующее, что я помню, это я уже поднялась, и я бегу.
Я бежала и бежала, и слезы струились по всему лицу.
Подруга попыталась остановить меня и помочь, думая, что что-то не в порядке, но
я оттолкнула ее - я должна была убежать.
Я могла бежать до самого края света.
В это же время я сделала несколько терапевтических групп.
Я увидела, что они очень полезны, как первый шаг к осознаванию.
Начинать осознавать эмоции, как что-то отделенное от себя, это было неоценимым.
Я могла впервые свободно принимать и выражать отрицательные эмоции.
Чувствовать гнев, пульсирующий через все твое тело и просто быть с ним (никому
не нанося удары), действительно это было великолепным переживанием.
Энергия группы людей, сидящих несколько дней в комнате, с целью "совершить
открытие себя", была очень интенсивной.
Я помню галлюцинации, и как стены комнаты двигались, меняя форму и размер.
Это должно быть связано с потоком адреналина, потому что, конечно, иногда
присутствовал страх, страх, когда ты показываешь себя.
И потом блаженство, когда обнаружишь, что все страхи - это просто проекции ума.
Я еще раз оказалась "одержима" любимым сгибанием тела дугой, как у горбатого,
это произошло на группе, когда я ужаснула других участников группы, и даже
временный групплидер не сделал никаких комментариев.
И потом еще раз, когда я возвращаясь домой после особенно прекрасного даршана,
увидела двух дерущихся индийцев.
Я чувствовала себя очень уязвимой, и насилие поразило меня так сильно, что когда
я уходила по дороге, я чувствовала, что сгибание овладевает мной, и мне не
хотелось препятствовать этому.
У меня было достаточно здравого смысла, чтобы сказать себе: "Иди в тени деревьев
и никто тебя не увидит".
Я не была испугана таким сильным искривлением своего тела, потому что мое
физическое тело было ничто, по сравнению с огромным чувством любви, которое
пришло вместе с этим.
Я ни о чем не думала, кроме одной мысли, которая проплывала внутри: "Я расскажу
это групплидеру завтра".
Идти было пятнадцать минут, и я наблюдала себя, когда я прихрамывала в тени
старых баньяновых деревьев, глаза вращались, язык свисал изо рта.
Недалеко от дома я начала выпрямляться и "он" постепенно стал исчезать.
Это было последний раз, когда мы встретились.
Я, однако, никому не говорила об этом; я знала, что для них это прозвучит
странно.
И я никогда не спрашивала Ошо об этом, потому что это не чувствовалось
проблемой.
Я слышала, как Ошо говорил, что сознательный ум - это только вершина айсберга, а
бессознательное полно подавленного страха желаний.
В "нормальном" обществе, без защищающего и понимающего окружения ашрама Ошо, мне
бы никогда не позволили пережить такой опыт.
Это продолжало бы оставаться подавленным, и вместо чувства очищения, которое
было естественным выражением чего-то неизвестного, возникли бы опасения и
беспокойство. Почему так много людей сходит с ума в западном мире, особенно
чувствительные и талантливые люди - художники, музыканты, писатели?
На Востоке этого никогда не случалось, и это имеет какое-то отношение к
медитации.

В серии бесед, озаглавленной Возлюбленный, Ошо говорит:
"Сумасшествие может идти двумя путями: или вы падаете ниже нормального, или вы
идете вверх выше нормального.
Если вы падаете ниже нормального, вы больны, вы нуждаетесь в психиатрической
помощи, чтобы вернуться назад к нормальности.
Если вы выходите за пределы нормального, вы не больны.
В первый раз вы становитесь действительно здоровым, потому что впервые вы
наполнены целым.
И тогда не бойтесь.
Если ваше сумасшествие внесло больше здравого смысла в вашу жизнь, тогда не
бойтесь.
И помните, сумасшествие, которое ниже нормального, всегда вынужденное; в этом
признак - оно вынужденное.
Вы не можете сделать это, оно случается; вы втянуты в это.

А сумасшествие выше нормального - добровольное, вы можете сделать его и потому
что вы можете сделать его, вы остаетесь его хозяином.
Вы можете прекратить его в любой момент.
Если вы хотите идти дальше, вы можете идти, но у вас всегда сохраняется
контроль.
Это полностью отличается от обычного сумасшествия: вы идете сами по себе.
И помните, когда вы идете сами по себе, вы никогда не будете неврастеником,
потому что вы освободились от всех возможностей сойти с ума.
Вы не будете продолжать аккумулировать их.
Обычно мы продолжаем подавлять".
После каждой группы был групповой даршан, на котором каждый член группы говорил
с Ошо, и он помогал, если были какие-то проблемы.
Я была на даршане и гордо сказала ему, что я коснулась моего гнева.
Я действительно думала, что я полностью испытала гнев.
Я чувствовала его всем своим телом, просто чистая энергия, почти оргазмическая.
Ошо посмотрел на меня и сказал: "Ты увидела только ветки, теперь ты должна найти
корни".
Я была в бешенстве!
Я упомянула ему, что я собираюсь на группу "энкаунтерин" (встреча) второй раз.
Ошо сказал со вздохом, что да, некоторые люди в первый раз не достигают цели.
Это оказалось правдой, потому что теперь я уже приобрела сноровку.
Я могла вызывать, обнаруживать и потом выражать какие бы эмоции не приходили.
Я закончила этот процесс c группой, в которой вы задавали себе вопрос: "Кто я?"-
последовательно в течение трех дней.
Это была действительно группа для меня.
Случилось так, что мой ум превратился в далекий голос, и он (ум) не работал, в
то время как мое "Я", было здесь, присутствовало и было полностью реализовано
каждое мгновение.
Я слышала, как Ошо говорил о не-уме в своих дискурсах, но его слова не
подготовили меня к этому.
Слышать слово "реализованный" это одно, а переживать это на опыте совсем другое.
Переживание длилось около шесть часов и я лопалась со смеху, но никто не
замечает, что происходит со мной.
Мы пошли на обед и я ела, когда в ресторан вошел Прабудда.
Неожиданно во мне родилось "нет".
Я не хотела видеть его и спряталась под стол.
Или еда, или друг прервали течение, и в это время переживание стало исчезать.
Однако окончательно переживание исчезло только через несколько дней и по-
прежнему оно пляшет передо мной, как космическая морковка.
У меня был даршан, на котором я сказала Ошо, что я беспокоюсь, что поскольку я
не делаю ничего полезного, меня отошлют назад.
Я сказала ему, что беспокоюсь, что у меня недостаточно доверия.
Он объяснил мне, что у него такое изобилие любви, что он просто отдает и никому
не нужно заслуживать это.
Он сказал, что одного моего бытия достаточно, мне нет необходимости что-нибудь
делать, чтобы иметь ценность, он любит меня и принимает меня со всеми моими
ограничениями.
"Чтобы обладать моей любовью, вам совсем не надо заслуживать ее; вашего бытия
достаточно.
Не предполагается, что вы что-то делаете, вам не нужно становиться стоющим ее;
это все чепуха.
Из-за подобных вещей людей эксплуатировали, лишали доверия и разрушали".
"Вы уже то, чем вы можете быть; большее не нужно.
Так что вам нужно просто расслабиться и принять меня.
Не думайте в терминах 'заслужить', иначе вы останетесь в напряжении.
Это то, что является вашей проблемой, вашим беспокойством, постоянно - вас
слишком мало, вы не делаете это, вы не делаете то, у вас недостаточно доверия.
Вы создаете тысячу и одну причину для беспокойства".
"Я принимаю все ваши ограничения, и я люблю вас со всеми вашими ограничениями.
Я не хочу создавать никакого чувства вины ни в ком.
Иначе все это трюки.
Вы не доверяете мне и вы чувствуете вину; тогда я начинаю доминировать.
Вы не стоите любви, вы не делаете того, вы не делаете этого - и я прерву
снабжение вас моей любовью.
Тогда любовь превращается в сделку.
Нет, я люблю вас, потому что я есть любовь".
Я поняла, что это было одним из фундаментальных камней моей обусловленности,
потому что это "я не стою", продолжало обнаруживаться многие годы.
Так что много раз Ошо говорил мне просто быть, что я достаточна сама в себе.
А потом он засмеялся и сказал мне просто расслабиться и наслаждаться, и если я
не доверяю, все хорошо.
Ему нужны несколько санньясинов, которые не доверяют ему, - это вносит
разнообразие!

У него всегда был способ растворять проблемы, как у волшебника, и я оставалась
стоящей в здесь и сейчас, где не было проблем, и задавала себе вопрос, что
будет следующим для моего ума.
Я подозреваю, что иногда я создавала проблемы просто, чтобы прийти на даршан.
Приехал Лоуренс.
Я не видела его почти два года, и было впечатление, как будто перерыва совсем не
было.
Мы были связаны, как будто только вчера он посадил меня на самолет в Индию.
Я думаю, что он приехал, чтобы проверить ситуацию и подтвердить, что у меня все
хорошо и я не жертва религиозного культа, так как он, должно быть, читал к тому
времени все негативные статьи об Ошо.
Журналисты, которые были в Пуне или даже те, которые не были, писали о насилии
во время групповой терапии и о сексуальных оргиях, чего я за все эти годы так, к
сожалению, никогда и не испытала!
Лоуренс прожил несколько дней и пришел на даршан, чтобы увидеть Ошо.
Не зная правил, Лоуренс остался позади, когда мы все заполнили аудиторию.
Те, которые пришли первыми, занимали места в передних рядах, и вы понимаете, как
мы не старались сдерживать себя и идти медитативно, ноги двигались все быстрее и
быстрее, и, когда мы поворачивали в последний раз, мы бежали, сбрасывая нашу
обувь во всех направлениях и потом скользили несколько последних ярдов по
мраморному полу.
Ошо входил после того, как мы садились.
Из-за моего неизящного входа Лоуренс и я оказались разделенными.
Он был сзади, а я была впереди.
Произнесли его имя, он должен был подойти и разговаривать с Ошо.
Никто не знал, что мы вместе, и все же, когда назвали его имя, Ошо повернулся на
своем кресле и пристально посмотрел на меня, как будто с моего места вспышка на
фотоаппарате вспыхнула и жужжала.
Странно, я никогда не понимала, как это я излучаю такое сильное сообщение, не
зная об этом.
Ошо подарил Лоуренсу подарок и сказал, чтобы он возвращался и сделал фильм об
ашраме.
Прошел год, и я вычеркивала очередной месяц, как новое маленькое чудо, что я все
еще здесь.
После того, как я провела большую часть года, сидя у реки и стараясь научиться
играть на бамбуковой флейте, я решила, что работа в ашраме сделает меня более
чувствительной, более доступной для "работы", которую он должен делать со мной.
Я много раз приходила в офис по поводу работы, но мне говорили, что работников
достаточно и, если я не могу делать что-то в офисе (например, "сегодня из Англии
прибывает бухгалтер" - это была Савита, с которой я поменялась одеждой несколько
лет назад), для меня нет места.
Я не собиралась никому говорить, что я работала секретарем в течение десяти лет,
работала у священников, психиатров, в газетах, в госпиталях, у хирурга-
ветеринара и в казино.
Жизнь в офисе не привлекала меня, и я работала в саду, проводя большую часть
дня, поливая растения из шланга и делая радугу.
Работа в саду рассматривалась как роскошь, а не как работа.
В конце концов, я попала на правильную работу - я печатала книжные обложки.
Я восприняла эту работу тоже на некоторое время серьезно, думая, что я могу
стать начальником этого подразделения; но однажды, когда я путешествовала через
город, чтобы отдать пленку на проявку, я увидела мертвого человека, лежащего на
земле, и сказала себе:
"Что это! Я не приехала к Мастеру, чтобы стать лучшим печатником в мире".
В первый день, когда я начала работать в ашраме, Шила, которая тогда была одной
из секретарш Лакшми, и которая тоже только начала работать, подошла ко мне и
спросила, не могла бы я каждый день приходить в офис и информировать ее, сколько
часов работали те, с кем я работала и сколько биди (индийские сигареты)
перекуров у них было.
Я сказала, что я видимо не смогу это делать, так как они мои друзья.
Она ответила, что я должна, потому что это для их духовного роста.
"Как они могут расти, если они ленивы, и как они могут осознать свою ленивость,
если им на нее никто не указывает?" - спорила она.
Тогда я могла только согласиться, но я никогда не приходила в офис, и когда она
пришла ко мне и спросила, как работают мои товарищи, я сказала вопиющую ложь и
наслаждалась этим.
"Биди перекуры?
Нет, никогда.
Да, каждый день они приходят вовремя и усердно работают весь день".
Если взглянуть на это время, то странно, что Шила с самого начала начала
вербовать себе доверенных шпионов.
Это показывает, что у нее были огромные амбиции и жажда власти, которая позже
проявится в полной мере.
К этому времени я жила одна.
Еще раз я покончила с мужчинами, так как только что я любила сразу двоих и это
довело меня до ручки.
Пик наступил в тот день, когда один разрывал мою одежду, а когда я вернулась
домой, Прабудда выбрасывал мебель из окна на улицу.
Я решила жить одна и переехала в дом у реки.
Ночью я просто сидела и слушала звуки цикад и лягушек, тиканье часов и далекий
лай собаки.
Я любила темноту.
Однако случалось так, что когда я была с некотор

Серия сообщений "ОШО РАДЖНИШ":
Часть 1 - СЕКС
Часть 2 - АЛМАЗНАЯ СУТРА
Часть 3 - АЛМАЗНЫЕ ДНИ С ОШО
Часть 4 - АЛМАЗНЫЕ РОССЫПИ
Часть 5 - АНТИКРИЗИСНАЯ ПРОГРАММА
...
Часть 15 - медитация курения
Часть 16 - Искания, стремления, сомнения
Часть 17 - Ошо. Полезные уроки