…Холодно, кажется осень пришла,

Что-то озябла в пространстве душа.

Может ей надо налить двести грамм,

Может затеять недолгий роман,

Может уткнуться в священный Псалтирь,

Может толкнуть пару добрую гирь…

Кто его знает,… что надо ей?

Может поддать пару штук тумаков…

13.10.2021            9:21

…Мой дом на улице Вселенской

На перекрёстке Млечного пути

В квартире маленькой и тесной,

Откуда сложно выйти, а потом зайти,

Создатель жаловал одну из комнат,

И я порой тому дивлюсь,

Какая мне досталась площадь,

Где в гости ходят радость или грусть.

Ещё бывает глухо запираясь,

Я посещаю старые места,

И заново их  сути изучаю,

Теряя вновь и находя себя.

В пространстве этом вечно бесконечном

Пью время жадно из бокалов бытия,

И хочется с душой обняться встречной,

Но одиночество, как крест хранит меня…

12.10.2015              9:08

…Мой дом на улице Вселенской
На перекрёстке Млечного пути
В квартире маленькой и тесной,
Откуда сложно выйти, а потом зайти,

Создатель жаловал одну из комнат,
И я порой тому дивлюсь,
Какая мне досталась площадь,
Где в гости ходят радость или грусть.

Ещё бывает глухо запираясь,
Я посещаю старые места,
И заново их сути изучаю,
Теряя вновь и находя себя.

В пространстве этом вечно бесконечном
Пью время жадно из бокалов бытия,
И хочется с душой обняться встречной,
Но одиночество, как крест хранит меня…

Зачем человеку волшебные очки, если у него есть душа?

Александр Зельдович и Владимир Сорокин // Игорь Мухин

С режиссёром и сценаристом Александром Зельдовичем о радиации, идиотах, картах, очках и гипертекстуальности поговорила Нелли Муминова.

— Вас не удивляет, что два русских фильма, представленных на Берлинале: «Мишень» и «В субботу» Александра Миндадзе, так или иначе затрагивают тему радиации. Прошлогодний призёр Берлинале фильм Алексея Попогребского «Как я провёл этим летом», если помните, тоже. Почему главных русских режиссёров волнует эта тема?
— Не знаю, даже не думал об этом; возможно, у нас повышенное чувство катастрофы и мы что-то такое улавливаем...

Мы, русские, весь ХХ век находились под непрекращающимся воздействием радиации. Мы результат колоссальной мутации. Мы честно выполнили свою задачу, дошли до самого конца эксперимента и заглянули в пропасть, чтобы выяснить, что там зияет абсолютная пустота... Мы заплатили за открывшуюся нам истину глубоким разочарованием. Европейская левая интеллигенция считает, что мы предали их идеалы, разрушили великую идею...

Мы реально монстры, потому что никто по-настоящему не знает или не хочет знать правду. Люди на Западе по-прежнему защищают свои иллюзии, отстаивая законное право на идиотизм. Мы их шокируем своими высказываниями, откровениями. Мы заняли место пугала в комфортном мире идиотов.

Ларс фон Триер — один из немногих европейцев, имеющих чувство реальности. Человека порабощает банковская система, нищета и страх, предлагая в обмен на свободу сытость. Мир находится в состоянии глубокого идеологического кризиса, а эксперимент продолжается.

— В «Мишени» несколько раз появляется виртуальная карта России.

В «Москве» тоже есть эпизод с картой. Карта обозначает границы метафизической или физической границы радиоактивной зоны?
— Может быть... Для радиации границ нет, даже метафизических. Радиация здесь скорее метафора.

Зона поражения — ядерная пустыня в нашем сознании. Мы опустошены, и нам нужно заново создать собственную карту, проложить новые пути, начертить новые знаки, установить дорожные указатели...

— Фильм «Москва» был снят по мотивам произведений Антона Чехова, «Мишень» — Льва Толстого. Вы назвали «Мишень» кинороманом. Какой роман Толстого вы имели в виду, «Войну и мир»?
— Моё кино — это гипертекст. Ну где у нас в финале романа под поезд бросаются? В «Анне Карениной», конечно.

Территория русской классической словесности — единственная реальность, матрица коллективного бессознательного.

Исключительно в русском языке и в русской литературе я чувствую себя дома. Русская литература даже больше, чем реальность, потому что в ней наше прошлое, настоящее и будущее. Надо просто внимательно читать русский текст.

— Александр, по первому образованию вы психолог, работали в психиатрической клинике. Как врач могли бы поставить диагноз нашему обществу?
— Посттравматический синдром, я думаю. Апатия как способ адаптации, как проявление протеста. Депрессия, отчуждение, разобщение, невротическая тревожность. Следствие травмы — социальная пассивность и повышенная агрессивность. Проблема в том, что мы не имеем картины завтрашнего дня. Представьте, что вы безработный и день за днём, ложась спать, не знаете, что будете делать завтра, куда идти, зачем вставать... И вот представьте себе это общество безработных, без энергии, без мотивации...

Нужно создавать смыслы заново, но никто ничего не хочет делать. Производство смыслов — это работа интеллектуалов, а они привыкли симулировать смыслы, потому что это просто и за это платят. Сейчас все заняты поиском идентичности, уж полночь близится... Русская национальная идентичность — это не олимпиады, не иконы и даже не Большой театр. Идентичность — это чёткое понимание своей миссии в мире, истории и культуре.

— Сцена в доме главного героя напоминает финал бунюэлевской «Виридианы»: двойничество, сюрреальность, бал нищих... Добро в мире, где торжествует зло, неизбежно трансформируется в свою противоположность?
— С Владимиром Сорокиным мы осознанно ввели в текст бунюэлевскую цитату. Старая идея плюнуть добром в зло как не работала, так и не работает. Бог — довольно жёсткая субстанция. В новом дивном мире его место заняла идея вечной молодости. Но чистая вода и пророщенные зёрна не снимают метафизический страх бытия, не решают проклятые вопросы.

Люди не изобрели такой прибор, благодаря которому человек не испытывал бы страданий и одиночества. Вечная молодость не гарантирует вечного счастья, тут кроется главный обман.

— У главного героя есть волшебные очки, почему они, как в русской народной сказке, не помогают ему, а скорее даже вредят?
— Зачем человеку волшебные очки, если у него есть душа?

Душа — совершенный оптический прибор, имеющий абсолютную точность. Человек — единственное существо в природе, обладающее свободой выбора. Мы можем выбирать, мы можем различать, мы можем говорить, видеть и слышать друг друга. Мы знаем, что есть добро и что есть зло, — это наша природа, и для этого мы существуем. Даже Бог не имеет абсолютной свободы, предоставляя этот выбор нам.

Но если нам неожиданно выдадут вечную жизнь, то мы не будем знать, что с ней делать, потому что мы даже не знаем, что делать с той, которая у нас уже есть...

Беседовала Нелли Муминова
15.02.2011, Partner Lounge Berlinale Palace