Не знаю, кто автор, к сожалению, но стихотворение просто чудесное!
У границы станции,
с чьей то доброй санкции,
железнодорожная
будочка стоит.
Время довоенное и
послевоенное, мрачное,
голодное, в памяти таит.
Черепица сброшена,
окна перекошены,
в их провалы смотрится
хмуро темнота.
И грохочут стрелкою,
сыпля дробью мелкою,
как во время прежнее.
мимо поезда.
Стрелочник -профессия
всем была известная,
а теперь, забвения
на неЁ печать,
положили грузную.
Ту работу сложную,
автоматизация стала
выполнять.
А тогда ответственно.
к стрелке непосредственно,
закреплялся стрелочник,
и за ней следил,
чтоб в минуту нужную,
в зной и полночь вьюжную,
на пути свободные - поезд
проходил.
Повесть эту давнюю,
ставшей легендарною,
среди всей Прибалтики
расскажу вам я.
В том красивом здании,
как гласит предание,
поселилась тихая,
дружная семья.
Мать с отцом, да маленький
сын голубоглазенький.
Их надежда старости
в доме подрастал.
И отец о будущем,
в своём сердце любящем,
о прекрасном, радостном,
для него мечтая.
Время было трудное,
то послевоенное, испытанья
тяжкие посылал им Бог.
Клин земли под грядками,
штаники с заплатками,
да отцовский скудный
хлебушка паёк.
Так и жили с краюшку,
мать была хозяюшкой,
а отец на станции
службу свою нёс.
Ожидали лучшего,
а дождались худшего,
ожидали радости,
а дождались слёз.
Смена шла обычная,
за года привычная.
Стрелочник участок свой
утром обходил.
По лугам некошеным,
по хозяйствам брошенным,
по земле израненной.
взгляд его скользил.
Тихо поднималось,
словно улыбалось,
ласковое солнышко
в голубой простор.
В утро это росное,
грохоча колёсами,
в направленье станции
товарняк прошёл.
А за ним, стремительный,
пассажирский, литерный,
попросился издали,
на свободный путь.
И движеньем правильным,
точно стрелку ставил он,
но взглянул, и обмер вдруг,
и стеснилась грудь.
Прям напротив домика,
худенький и тоненький,
сын его, меж рельсами в
камушки играл.
Он рванулся, не поспеть,
не минуемая смерть.
Стал кричать: -
"Уйди малыш!"
но он не слыхал.
Мысль мелькнула первая,
дрожь по телу мелкая,
стрелку в путь на занятый,
мимо, но тогда,
паровоз на скорости в хвост
другого поезда, врежется,
и страшная будет всем беда.
Что же делать? Боже мой!
Уходи сыночек мой!
Эта нерешительность
длилась только миг.
И отец уверенно,
хоть немного медленно,
на свободный литеру дал
входную, и....
Массою грохочущей, сыну
смерть пророчащей,
тут же дробно стрелкою
поезд простучал.
Машинист отчаянно,
на ходу кричал ему,
и вперёд показывал,
он не отвечал.
Всё смотрел и видел лишь,
как играл его малыш,
а судьба назначена
уж ему была.
И неумолимая,
черная и дымная,
не сбавляя скорости
к сыну смерть ползла.
Взгляд отца потерянный.
видел, как растерянно,
там мелькнуло личико,
он закрыл глаза.
Время бег замедлило,
по щекам обветренным,
поползла слеза.
Поседевший, сгорбленный,
шёл шагами скорбными,
тихо к месту гибели,
своего сынка.
Там заплакал: -«Сынушка,
что же ты кровинушка,»
в стоне том безбрежная
слышалась тоска.
А вдали на станции,
словно в вечном странствии,
жизнь текла вокзальная,
в пёстрой суете.
Вот из пассажирского.
у платформ застывшего,
люди выходившие
растеклись в толпе.
Лишь потом, со временем,
шли с благодарением,
к месту их спасения,
и несли цветы.
Парадокс не мелочный,
сына отдал стрелочник,
чтобы жизни многие
от беды спасти.
Потеряв отечество,
поезд - человечество,
к катастрофе, к гибели
вечной быстро шел.
Но любя творение,
Бог без промедления,
на пути спасения
стрелку перевёл.
Там Голгофа высится,
смерть к Иисусу близится,
многомилиардною
тяжестью греха.
Вот Он окровавленный,
и толпой оставленный,
прошептал:- «Свершилось»
и потряс века.
Но не снизив скорости,
не убавив гордости,
по транзиту к вечности
мчится шар земной.
Только те, пришедшие,
как цветы взошедшие,
у креста Голгофского
расцвели душой.
Сердце благодарное,
не забудет ран Его,
не забудет подвига
Сына и Отца.
И несут к Спасителю,
пассажиры - жители,
поезда вселенского,
души и сердца.