Осталось несколько дней до Дня Победы.. Светлая Память...

Борис Павлов.  Баллада о медсестре.
 

                             Бойцам Ижорского батальона

                                           посвящается...

Взлетали в небо доты и окопы,
Взорвался шквал смертельного свинца -
Ударил в лоб "хозяина" Европы
Стальной кулак Ижорского бойца!
Земля в огне стонала и металась.
Вокруг одни пожарища видны.
Нигде живой травинки не осталось -
Всё сожжено дыханием войны.
Враг озверел. В агонии предсмертной,
Остервеневший, беспощадно злой,
Пополз туда, где в дымке предрассветной
Виднелось Колпино, окутанное мглой.
И грянул бой. Посёлок Красноборский
Чернел от трупов вражеских солдат.
Сражался насмерть батальон Ижорский,
Закрыв рабочим сердцем Ленинград.
Сцепились с рёвом в схватке рукопашной:
Ножи, приклады, зубы - всё в ходу!
И бились с яростью жестокой, страшной,
С такой, что даже слова не найду...
Я ранен был. Очнулся перед утром.
Моргают звёзды тысячами глаз,
Со мной навек прощаются как будто,
И я заплакал, в жизни первый раз,
Ни рук, ни ног не чувствую от боли.
Конец. Погибнуть, видно, суждено.
Вдруг слышу шорох. Медленно по полю
Ползёт ко мне какое-то пятно.
Забыв о ранах, я схватил винтовку.
И потерял сознание. Потом
Пришёл в себя и слышу: кто-то ловко,
По - женски мягко возится с бинтом.
Вгляделся : девушка, совсем девчонка,
Ну, лет семнадцать, больше и не дашь.
С трудом меня заволокла в воронку,
А может быть, в разрушенный блиндаж,
И, отдышавшись, мило улыбнулась,
Пыталась сумку снять с усталых плеч.
И вдруг как будто птица встрепенулась,
Услышав рядом лаящую речь:
Четыре немца в пёстрых маскхалатах
Мелькнули тенью метрах в десяти...
Обняв меня за шею, словно брата,
Она шепнула:"Нам пора идти".
Идти не мог я. Тело всё распухло,
И даже пальцем шевельнуть не мог.
Лежал в бинтах, как тряпочная кукла,
В кровавой марле с головы до ног...
Сейчас себе представить невозможно:
Откуда силы девушка взяла ?!
Несла меня так нежно, осторожно,
Как-будто что хрустальное несла.
Потом через воронки, через ямы,
В грязи, уставшая, и тяжело дыша,
Ползла к своим настойчиво, упрямо
Из лап немецких вырваться спеша...
Уже осталось, может, метров триста,
Уже виднелись наши блиндажи,
Но нас заметили разведчики-фашисты,
И лопнул выстрел в утренней тиши.
Сестра меня запрятала в воронку,
И захватив с собою автомат,
Она подальше отползла, в сторонку,
И стала бить по немцам наугад.
Я, братцы, видел, как она стреляла:
Закрыв глаза, давила на курок...
Внезапно ойкнула и вдруг упала,
А я сестре ничем помочь не мог.
В окопах наших вспыхнула тревога,
Ракеты с треском разорвали ночь,
Но слишком поздно подошла подмога:
И никаким лекарством не помочь.
На плащ-палатку тело положили.
Мы все видали смерть уже ни раз
И много горя в жизни пережили,
Но слёзы сами капали из глаз.
Мне не известны ни фамилия, ни имя,
И в жизни нашей с ней не будет встреч,
Но светлый образ юной героини
Я буду вечно в памяти беречь...
В воронке той я посадил рябину,
Вокруг неё - смородины кусты.
И каждый раз, как девушке любимой,
Я приношу ей лучшие цветы.