Этот рассвет ... лишённый смысла и запаха.
Одиночество дремлет на холодной второй подушке.
Но прилетает музыка ветра ... перед тайными нотными знаками,
боль расступается, пуская мелодию в душу.
Жарких песков слепое шуршание - древней пустыни стёртое эхо ...
тсссс ... передышка... На грани желания, южный ветер зальётся смехом,
всхлипами чаек, грянет хорал прибоя ... Так мы говорим с любовью,
когда она отвечает ... Вслушайся глубже /дальше,
не найдётся ли ноты фальши.
Не найдётся - кристальней воды из живого колодца,
та песнь, что приносит ветер ...
Серебряный треугольник надежды прозвенит хрусталём, как прежде...
И наступит молчание, но без отчаянья ...
Новый день будет светлым .
Дичающая, ветреная суть, способная возвысить и калечить, в себя мне разрешила заглянуть и серым оперением на плечи легла полётной тайны пелена, а смысл моей жизни лодкой старой привычно накренился, но до дна, усеянного буднями, достало её пересмоленное нутро, да набралось словесной мелкой гальки ...
И птицы в небе встали на крыло, приветствуя повадки новой чайки, в послушном теле крепкие черты метаморфоз встречая резким криком... Проникновенье новой высоты и с ветром перемешанные хрипы, тон пульса тетивою у виска натянут, и восторг сметает разум, когда моя надрывная тоска перетекает в радостную фазу. Боль отпускает вечною стрелой, пасуя перед ветреным теченьем ... надолго ли рассталась я с землёй? Любой полёт - свобода\отреченье.
Боже, ну до чего же мы все похожи, до ангельского бессилья. Наивные бабочки, рвущие крылья о твёрдое небо. Рыбки, воробышки, кошки в поисках хлеба - мужской безраздельной нежности. Милые крошки, лепим свой замок песочный/непрочный на голом краю неизбежности. Сколько обочин исхожено ночью в поисках беглой боли? Сколько подобрано недопаролей для входа в чужую свободу? Нам же всё мало, как туфель и платьев. И будь у нас выбор, мы, всеми фибрами веруя в счастье, всё повторим сначала.
А весной просыпаются бабочки ... невесомые, жаждой томимые. Вылезают из каждой складочки, что душа накопила за зИму. И шуршат эротично , раскованно, примеряясь к полёту грядущему ... Только, небо давно расколото городскими птицами, ждущими свою жертву на серых прОстынях, для сеанса любви / безумия. Привыкай ко мне, это просто, словно жить на бокУ Везувия. Я податлива, словно шёлк . Ты в разрез моих глаз вчитайся ... Лучшая бабочка - нож - балисОнг в нежных доверчивых женских пальцах.
Жалею? Нет.
Вспоминаю? Да.
Ответы множатся без вопросов.
Зачем - то тихой реки вода
вертит памятные колёса.
Мельница дней стирает в муку
живое зерно откровений
и загружают недели тоску
в пустые мешки сожалений .
И продают за бесценок года
благословенную манну,
вертит колёса надежды вода,
боль называя обманом.
Но прозвучит запоздалый ответ
в зеркально - чужой Вселенной :
Жалеет? Да.
Вспоминает? Нет.
И снова мы параллельны.
А днём, всё чаще, тянет закрыть глаза. Лучше б твоей ладонью, пахнущей горьким летом, и оказаться за гранью добра и света. И не вернуться назад, пока не закончится эта вендетта души моей с головою /обе настроены поговорить со мною /. А ещё, иногда предаёт тело. Так, не обидно, по мелочи: вдруг, под утро, услышу твой запах и просыпаюсь от страха : что это, сон или явь ? До берега одиночества вплавь, из памяти, добираются самые отчаянные запахи, слова, жесты. Определяю им место возле душевной двери, чтоб не наглели. Но они, как умные звери, ведут себя так, что начинаешь им верить, и уже себе не находишь места. Я за сто этих дней стала сильней. Мало курю и почти не пью в одиночку. Скоро осмелюсь поставить точку в теме письма. Только вот, до сих пор, впотьмах, чувствую боль твою, как свою.
Значит, пока ещё лю ... зЛЮсь/моЛЮсь/любЛЮ.
Когда листаю белые страницы
бессонницы, пришедшей на рассвете,
я думаю,что так давно не снился
мне вышитый полынью горький ветер,
несущий перезрелые надежды,
которые давно пора посеять.
Но, в этой тишине, любой насмешник
от потайной предвзятости немеет,
не смея вдохом мир переиначить,
лишить его бутонного молчанья.
А где-то ангел строчками заплачет,
по опоздавшим к мессе мирозданья
и чистый звук, на незнакомой ноте,
почти бесплотный, тающий в пространстве,
как птица в первом дальнем перелёте,
расскажет всё о мире постоянства,
где каждый взгляд уже имеет пару
и слово не оставить без ответа.
И серой занавески тонкий парус,
наполнится опять прозрачным светом.
Забыть? Да, конечно, давно пора. Но, видно, мне проще помнить, как становилась теплом жара в сумраке светлых комнат, как длился день под зарёй луны, долго необычайно и на струне ночной тишины ларго играла тайна, трогая пальцами первых нот волосы утомлённых...
Где-то всё это пока живёт - в недрах незакалённой новой души, в её тишине, ровным горит огнём ...
Подруга сказала : " В глазах у тебя - чистый свет, когда говоришь о нём ".
Говорила же мама - надо быть проще.
Да кто бы слушал её разумные речи ?
А теперь ощущенье,
что по мосткам дощатым иду босая тебе навстречу.
И фиг с ней, с занозой в подошве сердца,
в нём раньше уже застревали пули.
Мне просто хочется стать младенцем в руках твоих,
чтобы разом уснули и разум, и совесть и мелкая пакость,
что опытом жизненным прошлым зовётся...
Солёное море, глубокая радость и светит с небес доверчиво солнце
- а что еще нужно уставшей с дороги, забывшей про гордость,
желающей греться?
Говорила же мама - надо быть проще.
Наконец поняла тепло её сердца...
Боже, ну до чего же мы все похожи, до ангельского бессилья.
Наивные бабочки, рвущие крылья о твёрдое небо.
Рыбки, воробышки, кошки в поисках хлеба - мужской безраздельной нежности. Милые крошки, лепим свой замок песочный/
непрочный на голом краю неизбежности.
Сколько обочин исхожено ночью в поисках беглой боли?
Сколько подобрано недопаролей для входа в чужую свободу?
Нам же всё мало, как туфель и платьев.
И будь у нас выбор, мы, всеми фибрами веруя в счастье,
всё повторим сначала....
Дичающая, ветреная суть, способная возвысить и калечить, в себя мне разрешила заглянуть и серым оперением на плечи легла полётной тайны пелена, а смысл моей жизни лодкой старой привычно накренился, но до дна, усеянного буднями, достало её пересмоленное нутро, да набралось словесной мелкой гальки ...
Просто белые хлопья
летят умирать отважно
на городские крыши.
Мне оказалось важно,
чтобы меня услышали.
Не потому как поздно
что-то менять с рассветом,
не оттого, что слёзы
в мареве сигаретном,
не потому, что рано
сказано было «здравствуй»,
не потому, что раны
больше не скрыть повязкой,
не потому, что память —
это не мост, а пропасть,
не потому, что с нами
не расстаётся гордость,
не потому, что слабость —
это осколки воли…
просто, уже напрасно
штопать иголкой боли
то, что желает ласки.
Мир оплывает воском,
замер смычок на такте,
жизнь затихает… просто,
нужен антракт в спектакле.
Забыть? Да, конечно, давно пора. Но, видно, мне проще помнить, как становилась теплом жара в сумраке светлых комнат, как длился день под зарёй луны, долго необычайно, и на струне ночной тишины ларго играла тайна, трогая пальцами чистых нот волосы утомлённых…
Где-то всё это пока живёт — в недрах не закалённой новой души, в её тишине, ровным горит огнём …
Ipola
rss_akmaya_blog
