Кстати о птичках. Затянувшееся "бабье лето" (на Западе его почему-то называют "индейским") постепенно сдаёт свои позиции. Вот-вот грянут морозы и выпадет снег. Самое время вспомнить о братьях наших меньших - зимующих в наших широтах птицах и белках. Еловые и сосновые шишки и орехи, основной корм белок, в этом году не уродились, поэтому без помощи человека они обречены на голодную смерть. Уже с августа бельчата начали прыгать на колени и шарить в кармане в поисках орехов, баранок и любимого овсяного печенья. Ещё в более бедственном положении оказались зимующие здесь поползни и синички. Страшная летняя жара и дым погубили лесных насекомых - их основной рацион, а заодно и почти всё поголовье птенцов этого года. Оставшиеся в живых поэтому устремились в город, в надежде поживиться чем-нибудь рядом с людьми. Поэтому их обилие сейчас только кажущееся: в лесу не осталось никого, кроме дятлов, методично обследующих кору и древесину деревьев, да снегирей, довольствующихся рябиной и семенами ясеня. Самое страшное время для зимующих птичек - с 22 ноября до 22 января. В это время световой день предельно короток, и даже в благоприятные годы от 80 до 90 процентов птичьего поголовья погибают именно в эти два месяца от голода и холода. Если в эту зиму птичкам не поможем, восстановление прежнего количества может растянуться на долгие годы. Многие понимают, что это нужно делать, но не знают как. От развешенных на входе в лес кормушек буквально рябит в глазах, но, заглянув туда, обнаружишь там, в лучшем случае, пшено или хлеб. Поймите: пшено, гречка, манка, продел и овсяные хлопья - всё это не для синичек, а для голубей и воробьёв ва дворе. В лес надо нести несолёное сало, сливочное масло, орехи и семечки, только не жареные и, не дай Бог, тоже подсолёные. Грецкие орехи покупать накладно, и возни с ними много. Купите на рынке арахис, подсушите чуть-чуть в духовке до приятного вкуса - и вперёд с песней. Синички его просто обожают. Если уже сейчас ради простых семечек не боятся садиться на ладонь, то с арахисом вы станете для них ВИП-персонами. Обязательно подключайте к этой благородной миссии детей. Цепь доброты и милосердия к меньшим и слабым не должна прерываться.

============

*) Ахтунг! Детям, гимназисткам и дамам, приятным во всех отношениях, дальнейшее - не читать! "Кстати о птичках" - это словосочетание большинству читателей, наверняка, известно, а кое-то даже вставляет его в речь и сам. Но мало кто знает, откуда оно взяло своё начало. Заранее извинившись, восполню этот пробел. Виною всему был анекдот, появившийся полвека назад и сразу ставший тогда популярным.

"В купе поезда дальнего следования три подружки-студентки завели разговор о птичках. Одна говорит, что крошит на балконе хлеб воробьям. Другая - что больше любит синичек, угощает их семечками. Третья, у которой нет балкона, просто любит слушать птичье пение в лесу. Тут с верхней полки раздаётся голос их четвёртого соседа-грузина: "Кстати о птичках. На моём (цензура!) пенисе, как на жёрдочке, могут сидеть три воробья". Девушки выпали в осадок, потеряв на время дар речи, а грузин, довольный произведённым эффектом, ещё и добавил: "Если те трое потеснятся, к ним может ещё пристроиться и четвёртый. Правда, только на одной лапке".

И, наконец, самая певчая из всех синиц, высоко чтимая всеми любителями птичьего пения - малая синица, чаще называемая московкой.
Песня малой синицы такая же, как и у большой, те же двойные удары "ци-ви, ци-ви, ци-ви...", но нежный тембр её голоса так же отличается от большого сородича, как голосок Робертино Лоретти - от голоса взрослого певца. Мало того, что самец московки исполняет эту песню, меняя частоту и тональность, в запасе есть ещё и одинарные "дроби": "цви, цви, цви, цви, цви..."
Конечно, я тоже отдал дань этой страсти: московки в домашних условиях доживали у меня до 6 лет. Забавная птичка, самая крохотная из синиц, этот пёстрый шарик, всегда благорасположенный к человеку и в хорошем настроении, пел всё время и был всеобщим любимцем.
Этот "цуцик" (кличка - копирайт жены) в клетке запечатлён на моём чёрно-белом снимке.
Сейчас, когда нет уже Птичьего рынка, содержать московку в домашних условиях не представляется возможным. Ушли в небытие старички, продававшие всех этих птиц и корм для них, тогда - совсем дешёвый: еловое семя для чижей, репейник для щеглов, мучных червей и муравьиные яйца для насекомоядных птиц. Да и муравейники в Подмосковье теперь уже не сыскать, рыжие лесные работяги-санитары стали очередной жертвой экологии общества потребления. Да хоть и оставалось бы это всё - на рынок "Садовод" за кольцевую дорогу не наездишься. Можно, конечно, кормить крутым куриным яйцом и раздавленными семенами конопли, заваренными кипятком, дабы нейтрализовать наркоту, но вряд ли на таких харчах протянет птаха долго. Вопрос о пении - вообще за скобками.
Прогуливаясь в лесу заветными тропинками, случается иногда встретить синицу-московку (любимый её ареал обитания - густые еловые чащи) и, вам трудно будет мне поверить, каждый раз сердце начинает радостно и учащённо биться, как при встрече со старым горячо любимым и давно потерянным другом...

Следующим по численности, лишь незначительно уступающим лазоревкам, видом синиц является гаичка, другое её название - пухляк. Эту милую птичку, поменьше даже и лазоревки, тоже можно иногда увидеть зимой у кормушек. Семечки подсолнуха и её не особенно прельщают, вот орехи, любые, - совсем другое дело. Когда в декабре голод и холод становятся особенно невыносимы, они не тратят много времени на раздумье, брать или нет с руки. Зато потом, узнав конкретного человека, становятся друзьями на всю оставшуюся жизнь.
Некоторые ветераны лесных прогулок до сих пор вспоминают мой аттракцион, когда 3 или 4 гаички сопровождали меня на всём пути Бумажного просека туда и обратно, раз за разом присаживаясь на руку за очередным орешком. Это продолжалось и весной, и летом. Примеры заразительны: количество людей с протянутой рукой в лесу вскоре значительно увеличилось, а продажа грецких орехов и арахиса на местном рыночке резко возросла. Две гаички так узнавали меня до самой осени, неожиданно появляясь перед глазами во время походов за грибами. Мы в ответе за тех, кого приручили, поэтому постоянно в кармане носил пакетик с орешками.
Увы, ноябрь того же года и для них оказался последним.
Пение гаичек - никакое, лишь по весне самец издаёт отдельные протяжные флейтовые звуки (от самочек он отличается лишь чуть более длинной чёрной "шапочкой", которую любители птиц называют ещё и "косой"). Зато внешне гаичка очень симпатична, что хорошо видно на снимках.

Вы внимательно рассмотрели лазоревку в предыдущем сообщении?
А теперь сравните её ещё с двумя разновидностями синичек и найдите, как водится, десять отличий. Даже сами биологи и орнитологи не пришли к единому мнению, самостоятельные ли это виды или варианты всё той же лазоревки. Уже то, что они встречаются в природе крайне редко, настораживает.
Сверху, беленький, это - князёк. Как видите, он отличается от лазоревки бедной палитрой цветов: жёлтый и зелёный отсутствуют напрочь. Это даёт основание заподозрить в князьке лазоревку-альбиноса. Белую ворону-альбиноса мне приходилось видеть - там чёрный цвет замещался коричневым, серый - белым, а вот князька не видел никогда. Да и гренадёрку, сразу признаюсь, видел лишь однажды и мимолётно.
Хохлатая синица, или гренадёрка, отличается от лазоревки, и это - главное, характером оперения на голове.
Поскольку учёные не пришли к единому мнению, предлагаю вам на них наплевать и забыть, а именно свои выводы после просмотра фотографий и принять за истину в последней инстанции.

Если вы станете внимательно рассматривать синиц, подлетающих к кормушке за очередной порцией, то непременно заметите, что одна из птичек имеет непохожую на других головку, да и размерами она кажется поменьше, поизящней. Поёт она тоже совсем по-другому, издавая негромкие трели, больше похожие на трещотку.
Это - лазоревка.
Никогда не приходилось встречать их большой группой, в лучшем случае это - пара, ещё реже - тройка. Да и кочуют в лесу они всегда в одной стае с большими синицами. Семена подсолнечника их клювикам поддаются с трудом, зато тыквенные или дынные просто обожают.
В последние годы их чаще можно встретить в городе, нежели в лесу.

После периода бурного увлечения певчими птицами на пару с другом молодости Сашкой Зельцером, когда не осталось ни одной мало-мальски известной в наших местах породы птиц, за которой не пришлось ухаживать, содержа её в клетке, наступил потом длительный перерыв. А после выхода на пенсию пришло время для наблюдения за образом жизни и повадками пернатых уже на природе, в их естественной среде обитания.
Той зимой у нас сложился неплохой коллектив: мы с женой и Юра с молодым далматином Бонькой, ежедневные реабилитационные прогулки с которым ему рекомендовали врачи после онкологической операции на лёгких.
Птичья фауна в зимнем Подмосковье не балует разнообразием, в основном, это - семейство синичных. Они-то и стали основной целью нашей заботы. Большую синицу, в просторечии - просто синичку, знает каждый. Это - сильная и ловкая птица, смелая и беспощадная в драке. Однажды Саша, за неимением свободной клетки, подсадил большую синицу к щеглу - на другой день обнаружил аборигена с выклеванными глазами. Мне приходилось видеть, как синицы устраивали свои гнёзда на самом дне двухметровых асбоцементных труб, врытых в землю в качестве дачного забора. Как пара птичек умудрялась строить там своё гнездо, ничуть не удивляло. Смущало лишь одно: как будут выбираться оттуда наружу подросшие птенцы?
Весь брачный период самец не отпускает от себя самку ни на шаг. Различить их, кстати, очень просто: у самца от шеи до хвоста брюшко украшает широкая чёрная полоса, для его подруги природа расщедрилась лишь на короткий чёрный галстук (см. на фото). Ревность самца жестока и беспредельна: при малейшем подозрении на неверность он прогоняет подругу навсегда, уничтожая при этом ещё и всю её кладку яиц. Здесь синицы тоже уникальны и неповторимы: в их выводке никогда не бывает менее 10-12 особей, зафиксированный рекорд - 14.
А теперь чуть-чуть напрягите мозги и задайтесь вопросом: если вместо двух синиц летом стало, допустим, 12, а численность их из года в год остаётся постоянной, куда же деваются остальные? Правильно, фатально погибают, не пережив зиму. До следующего лета доживут только те же двое из двенадцати. Причём весь этот голодомор свирепствует лишь два месяца - ноябрь и декабрь, когда после осеннего изобилия насекомых приходится отыскивать козявок, спрятавшихся от мороза под листьями и корой, да ещё и в условиях светового дня, скукожившегося до шести часов. Естественный отбор по-своему справедлив: выживают лишь самые крепкие и способные.
20 января синицы начинают уже запевать, а с голодухи, ежу понятно, не запоёшь.
Первое, что мы сделали той зимой - вдоль Бумажного просека, пересекающего лес Лосиного острова от Нового драмтеатра до больницы МПС им. Семашко, развесили кормушки с семенами подсолнуха, заложив на прямой трассе четыре пункта питания, а на соседних ветках ещё и подвесили куски несолёного свиного сала. Для более близкого общения был всегда при себе и деликатес: дольки подсушенных в духовке орешков арахиса.
Угощая арахисом, надо было обязательно контролировать процесс, поскольку сойки (см. на фото), размером с ворону, едва завидев нас в лесу, заранее слетались к постоянному месту кормления - Дятловой поляне и, стоило нам отойти чуть подальше от лавки или пня с разложенным лакомством, начинали немедленно реквизировать все орехи для пополнения своих кладовых. Нам же достаточно было уже пары поползней, которые с механической периодичностью подлетали к орехам, быстро наполняли ими обе щёки, а потом сноровисто засовывали прозапас эти дольки в расщелины коры соседних деревьев, ловко бегая по их стволам то вверх, то вниз. Это были "лихие девяностые", поэтому и называли мы этих крутых ребят (и они есть на фото) птичьей фауны соответственно - коротким словом "братки".
Требуется совсем немного выдержки и терпения, чтобы научить синиц брать корм с рук. Птичке трудно решиться лишь на первый шаг, а потом она начинает человеку доверять. А первого из смельчаков даже и уговаривать не пришлось, он стал потом нашим самым близким другом и даже получил имя Вася.
Дружба с Васей продолжалась до самой весны, времени семейных забот, когда наши приближённые синицы завладели дуплом, пробитым дятлом годом раньше на соседнем дубе рядом с поляной. Едва я начинал свистеть, неумело подражая пению синиц, как Вася немедленно появлялся рядом, и непременно - в обществе своей подруги. Слух у птиц абсолютный, как у Моцарта, друг друга узнают издалека по голосу, а уж мою-то фальшь узнавали и подавно. Насекомых повсюду было с избытком, птицы были сыты, но из уважения Вася садился на руку и брал орешек. Дама его не опускалась до такой фамильярности и покорно ждала, пока орешки будут положены для неё на землю под берёзой. Так продолжалось до самого вылета птенцов из дупла, когда повсюду в лесу становился слышен крик молодняка, просящего корм у родителей, кочующих в лесу вместе с птенцами.
Заслышав условный свист, привёл к нам показать своих детей и Вася. Все десять птенцов его разместились на ветвях по соседству. Увидев, что папаша смело садится на руку человека, двое из детей тут же повторили этот трюк, другие же предпочли воздержаться. Пол птенцов-слётков определить нельзя: все как один - одинаковые зеленовато-дымчатые шарики.
Поскольку дед мой был Василием, героев назвали именами его детей, как кликали их в детстве - Минькой и Гринькой. Даже осенью, когда началась уже грибная пора, и где бы я ни находился, вся птичья стая-семья, если была неподалёку, продолжала прилетать на свист, и все трое ручных были узнаваемы.
Когда же завершилась осенняя линька, оказалось, что оба "братца" - девочки, но менять имена было уже поздно. Прошла осень, ударили морозы, выпал снег. Наступили трудные времена. Перестал прилетать на условный свист папа Вася. Минька с Гринькой продолжали держаться вместе, так и летали втроём, в сопровождении приятеля-мальчика. Когда я встретил их в последний раз, уже в декабре, было ясно, что им, всем троим, зиму не пережить: они постоянно сворачивались в шарик, а для птицы это - плохой симптом. Больше я их уже после того не видел.
Прошло двенадцать лет. Давно уже нет той нашей ежедневной лесной компании, как в поговорке: иных уж нет, а те - далече. Но вот что удивительно: те четыре пункта питания птиц, заложенные нами 12 лет назад, функционируют и поныне, на именно тех же самых местах.
И пусть почти все кормушки наполняются кормом лишь один раз, в момент прикрепления их к веткам.
Пусть корм пташкам приносят не в декабре и ноябре, когда те загибаются от голода, а в дни, когда уже становится приятно погулять в лесу.
Пусть засыпают в кормушки не семена масличных культур и не орехи, а пшено, кроме мышей в лесу которое никто не ест.
Всё это не так существенно и важно, как главный побудительный мотив всех этих акций: любить, жалеть и сострадать.