к вопросу об истории, как инструменте влияния:
отрывок статьи В.А. Чудинова "Канун научной революции в области историографии"

<...>
Проблема объективности историографии. Историография во все века являлась особой социальной наукой, вход в которую сознательно ограничивался и позволялся только особенно надежным людям. Так в советское время на исторический факультет любого вуза можно было поступить только по рекомендации райкома ВЛКСМ, а то и районного комитета коммунистической партии. Ибо разобраться в современности было весьма сложно, а любая точка зрения на нее может быть опровергнута контрпримерами; что же касается прошлого, то оно должно было стать той базой, на которой воздвигается разумное и совершенно закономерно вытекающее из него будущее, вопреки многоликому и противоречивому настоящему. Прошлое становится маяком для разумного будущего, строить которое должен любой член данного общества.

Именно эта идеологическая составляющая – дать достойную данного народа картину его прошлого, и противоречит объективности данной науки. Всегда в богатом прошлом могут найтись факты, противоречащие «генеральной линии» настоящего. Например, советская историография ХХ века подчеркивала хаотическое развитие капиталистических стран, приведшее к депрессии 30-х годов, и планомерное развитие СССР за тот же период. О том, что ни одна пятилетка не была выполнена за пять лет в том объеме, в котором она была запланирована, знал только узкий круг особо доверенных лиц.

<...>

Что именно не устраивало в истории наших предков. Каждый новый общественный строй, и каждая правящая династия бывали недовольны историографией своих предшественников. В принципе, это вполне естественное положение вещей, но оно обычно касается недавнего прошлого. Скажем, в демократической России в наши дни недовольны сталинскими репрессиями; однако при отсутствии материального стимулирования первоначальный энтузиазм молодежи быстро иссяк, а иных стимулов у Сталина кроме страха не было. Так что до какой-то степени насилие (хотя его отнюдь не следовало применять в такой степени и в таком объеме) оказалось для него единственной возможностью как-то повлиять на развитие страны. С другой стороны именно при Сталине СССР смог произвести индустриализацию и разгромить фашизм.

Но в сталинский период историография всячески принижала монархию и боролась с религией, видя в них причины отсталости России. При этом закрывались глаза на высочайшие темпы роста экономики России перед первой мировой войной и на ее огромное влияние на мировой арене. Это совершенно не вписывалось в идеологию ВКП(б). Не упоминалось и о том, что до революции Россия кормила половину Европы своим продовольствием, тогда как при коммунистах в самой России разыгрался голод.

В царский период возвеличивался дом Романовых, подчеркивалось его родство с рядом других европейских монархов; русское православие считалось лучшим воплощением христианства, а слава русского оружия гремела по всей Европе. И всячески порицалось язычество и двоеверие. Если каждый царь из Романовых заслуживал отдельного изучения, то князья Рюриковичи рассматривались в историографии выборочно, и в целом как неудачники, которые развалили великую Киевскую Русь на отдельные удельные княжества и потому не смогли дать достойный отпор татаро-монгольскому нашествию. Только с переходом к царской власти и со сменой царствующей династии, как полагалось историками Романовых, России удалось стать европейской державой.

Но и в эпоху Рюриковичей подчеркивалось преимущество киевских князей перед новгородскими, и православия перед язычеством (хотя с точки зрения русской православной церкви после реформ Никона это начальное православие было совсем не византийского образца). Впрочем, пространных исторических произведений того периода не сохранилось. Иными словами, историками из самых разных сторон общественной жизни нашей страны выделялась какая-то одна, а именно та, которая ценится в данный момент, и демонстрировалось, что именно в современный период она развивается лучше всего, а раньше ее не учитывали. И потому современная история много лучше прежней.
<...>