В 10 часов утра, после того, как вся манная каша была уже съедена, а кидавшиеся комками из киселя Женя с Ритой были уже отруганны и поставленны в угол, молоденькая воспитательница Зинаида Петровна рассадила детей перед собой на стульчики и, лукаво улыбаясь, задала свой первый вопрос:
— Дети, а кто знает, солько будет два плюс два?
Кудрявый мальчик, которого звали Мишенькой, тут же заерзал на стульчике и затряс правой рукой, всем видом показывая, что ему не терпится ответить на вопрос, заданный Зинаидой Петровной.
— Да, как там тебя… Мишенька, отвечай!, — указав на него пальцем, сказала воспитательница.
— ТЫ ЗНАЕШЬ!, — задорно прокричал Мишенька и звонко рассмеялся.
— Неправильно!, — небрежно махнув рукой, проговорила воспитательница и еще раз спросила, обращаясь к остальным детям, — Ну, так кто знает, сколько будет два плюс два?
Но Мишенька, которого родители не называли иначе, как умницей, который в свои четыре с половиной года знал уже все буквы, с мнением которого считались все мальчики в группе и которого тайно любили все девочки, не привык, когда на него пренебрежительно махали рукой. Поэтому он еще выше привстал на стуле и еще энергичней затряс ручкой. Подумав, что у Мишеньки уже готов другой вариант ответа, Зинаида Петровна еще раз указала на него пальцем и сказала:
— Да, Мишенька, говори…
Мишенька встал со своего стульчика и, исподлобья глядя прямо в глаза Зинаиде Петровне, мрачно и с нажимом сказал:
— ТЫ ЗНАЕШЬ!
— Садись, я уже сказала, что твой ответ неправильный!, — немного повысив голос, ответила Зинаида Петровна и, обращаясь к остальной группе, сделала удивленные глаза:
— Ну, дети, неужели здесь никто не знает, сколько будет два плюс два?
На этот раз решила ответить Ксюша. Скромно подняв свою маленькую ручку и получив право голоса, она тихо, но уверенно сказала:
— Почему же никто не знает?.. Ты знаешь…
У Зинаиды Петровны потемнело в глазах. Она вскочила со стула и прокричала:
— ДЕТИ, Я НЕ ВЕРЮ ТОМУ, ЧТО ЗДЕСЬ СЛЫШУ! ЧТО, СОВСЕМ НИКТО НЕ ЗНАЕТ, СКОЛЬКО БУДЕТ ДВА ПЛЮС ДВА?!
Но дети тоже повскакивали со своих стульчиков и наперебой заорали, некоторые со слезами в голосе и на глазах:
— ТЫ ЗНАЕШЬ! ТЫ ЗНАЕШЬ! ТЫ ЗНАЕШЬ!…
— ВОТ БЛЯДЬ!.., — твердым голосом четко и внятно проговорила Зинаида Петровна и осознав, что полностью утратила контроль над ситуацией, будучи не в силах совладать с нахлынувшим на нее бешенством, сватила свой стул и с силой шарахнула им об пол. Видавший виды стул разлетелся на ранее бывшие единым целым составляюшие, Зинаида Петровна подобрала с пола его переднюю ножку, подошла ко входной двери, заперла ее на ключ и, по-военному развернувшись, направилась к истерично орущим детям…
Дальше все происходило, как в третьесортном фильме ужасов. Почти ничего не видя сквозь застилающий глаза красный туман, не обращая внимания на крики, плач, сопли и т.д., Зинаида Петровна наносила удары до тех пор, пока в комнате не воцарилась полная тишина. Не уцелел никто, даже непринимавшие участия в уроке Женя с Ритой, которые из своих углов молча взирали на происходившее, до тех пор, пока о них не вспомнила Зинаида Петровна.
Когда все наконец закончилось, Зинаида Петровна краем сознания отметила, что в дверь стучат. За дверью стоял директор садика Виталий Алексеевич, 56-летний лысеющий человек с брюшком и в роговых очках, которого по утрам мучила подагра и который всякий раз, встречаясь с Зинаидой Петровной, вздыхал и бросал долгие тоскливые взгляды на ее декольте. Заляпанная кровью Зинаида Петровна и такие же заляпанные кровью стены комнаты, в которой проводила свой день средняя группа, были последним, что он увидел, прежде чем левая передняя ножка стула, направленная меткой рукой Зинаиды Петровны, с легкостью проломила ему височную долю и, как нож в масло, вошла к нему в мозг…
Зинка открыла глаза и не сразу поняла, что с ней и где она находится. Ей было жарко, вушах звенело, и все ее тело покрывал холодный пот. Вокруг было темно и тихо, и приподнявшись на локтях, она увидела, что стоящий на тумбочке возле кровати электронный будильник показывает полтретьего ночи. Постепенно собравшись с мыслями, Зинка вспомнила, что школа и три года Педучилища остались позади, что ее теперь зовут не Зинка, а Зинаида Петровна, и что завтра, вернее уже сегодня, она в первый раз идет на работу по специальности, воспитательницей в среднюю группу районного садика № 17.
«Надо же, приснится ведь такое!..», — устало подумала Зинка и, путаясь в огромной ночнухе, пошлепала на кухню для того, чтобы попить водички и успокоиться…
Первый рабочий день начался строго по расписанию. Сначала завтрак, обычная манная каша и комкастый кисель, потом — уборка посуды, и где-то к 10-ти утра настало время позаниматься. Зинаида Петровна расставила детские стульчики полукругом в центре комнаты, собрала ребят и, ощущая дикое дежавю, задала свой первый вопрос:
— Дети, а кто знает, сколько будет два плюс два?
Кудрявый мальчик, которого все звали Мишенькой, заерзал на стуле и энергично зстряс правой рукой, всем видом показывая, что ему не терпится ответить на заданный воспитательницей такой легкий вопрос.
Сознавая, что она делает то, чего ни в коем случае делать нельзя, Зинаида Петровна указала на Мишеньку пальцем и сказала:
— Да, как там тебя… Мишенька, отвечай!
— ТЫ ЗНАЕШЬ!, — задорно прокричал Мишенька и звонко рассмеялся.
Так!.. Зинаида Петровна медленно поднялась со стула и крепко схватила его за спинку правой рукой. «Ну все, пиздец — началось!..», — обреченно подумала она и, крепко сжав челюсти и не сгибая коленей, волоча за собой стул, с остановившимся взглядом медленно двинулась по направлению к группе вдруг притихших детей…
— Скучно. — резюмировал Холмс, посмотрев на миссис Хадсон. — Безрадостно даже я бы сказал. Серьезных преступлений не совершается…
С Бейкер-стрит раздался выстрел и протяжный крик. «Убили!» — заголосили прохожие. Холмс распахнул окно и закричал прохожим:
— Прекратите орать! Убийца — кэбмэн. Номер кэба 244. Он немного прихрамывает на левую ногу и у него шрам не левой щеке. Его жена — Мэри, бедная женщина. Слова дома сказать не может. Вот. Сложите все эти данные и вы найдете убийцу. У меня все! Да! Я гениален!
— Видите? — Холмс закрыл окно — Ничего экстраординарного. Никакой зарядки для мозгов.
— Холмс!! — Ватсон был изумлен — Как вы… Как вы догадались, что это кэбмэн?
— А. — отмахнулся Холмс — Может и не он, конечно. Просто именно этот кэбмэн мне нахамил вчера. И револьвер у него есть. Я видел. Я ему обещал неприятности — теперь он их получит.
— А про жену? Про жену как вы узнали? — Ватсону не хотелось верить в отсутствие чудес дедуктивного метода.
— Ватсон, вы непроходимо недалеки. — вздохнул Холмс — В каком романе вы читали о кэбмэне, у которого жену звали бы не Мэри? Кто вам сказал, что кэбмэны женятся на женщинах с другим именем?
— Я просто не думал об этом. — признался Ватсон
— Вот потому вы и не гениальный сыщик. — сказал Холмс и вновь открыл окно. — Что вы можете сказать о вооон том джетльмене?
— Ну что можно сказать..- напрягся Ватсон — Джентльмен среднего достатка, по виду служащий. Рост, вес… Возможно женат…
— Судя по обручальному кольцу? — ехидно уточнил Холмс
— Дилетант! — презрительно бросил Ватсон — Судя по поникшим плечам и унылому лицу. Вам, как холостяку, меня не понять. Ну что, например, еще о нем сказать. Ботинки он себе моет сам.
— Во как! — удивился Холмс — С чего такие выводы?
— Наступает осторожно, чтоб не испачкаться, и из кармана тряпка грязная торчит. Для обуви.
— Ну прям.. Тряпка…- Холмс досадовал, что не заметил таких простых вещей — Может это платок носовой, а не тряпка вовсе. Сейчас осень. У многих из носу течет.
— У этого, судя по чистоте платка — нефть из носу течет. — съехидничал Ватсон. — Обувь моет тряпкой.. Которую использует как носовой платок… Тряпку носит с собой, хотя в старой доброй Англии принято перед входом ставить корыто с водой и тряпки. Значит там, где он работает — что?
— Что? — Холмс не успевал за ходом мысли Ватсона
— Тряпки тырят!! — торжествующе произнес Ватсон. — А рукой смывать с ботинок грязь Туманного Альбиона: во-первых холодно, во-вторых — негигиенично. Человек носит с собой тряпки, значит он еще не потерял чувство собственного достоинства. Значит он кто?
— Джентльмен? — явно протупил Холмс
— Он в этом учреждении не самый рядовой сотрудник, но и не самый главный.
— Почему это он не главный? — не понял Холмс
— Потому что главному обувь моют подчиненные. Особо рьяные — вылизывают.
— А почему не рядовой?
— Рядовой может не вымыть или вымыть рукой. Не развалится. — пояснил Ватсон — Вот. Значит так, сложив все факты — кто этот человек?
— И кто? — сдался Холмс
— Атташе иностранного посольства! — торжествующе сказал Ватсон
— Немедленно объясните! — потребовал Холмс.
— Ни один англичанин не станет тырить тряпку. Значит служит он там где работают иностранцы. Посольство! Вот. Но не посол. Потому как не главный. Атташе. Но не военный атташе. Потому что, не в сапогах. А какого посольства… Надо узнать…
Ватсон высунулся из окна и закричал:
— Мистер. Эй мистер! Добрый день! Вы из какой страны?! Как вам наша Англия? Как предусмотрительно с вашей стороны носить тряпку в кармане!
С улицы донеслась пьяная брань и крик:
— Я из Лондона, придурок!! …
Холмс весело хохотал, наблюдая за тем, как Ватсон отлепляет от лица грязную тряпку:
— Это француз, Ватсон! Вы слышали как очаровательно он грассирует в слове придурок? Хахаха. Неужели вы не узнали старика Митчела, выпущенного вчера из психушки
