Информация и ссылки на все главы: здесь.
От автора: атмосфера дико меняется по отношению к первой главе. Но в третьей я торжественно клянусь вернуть в рассказ немного мистики. Слушаю все претензии, но вряд ли буду активно бороться против всех неувязок, ибо надвигаются самые интересные дни моей сессии.



Нечасто доводилось мне падать во сне с кровати. Поэтому я был частично шокирован, когда меня вдруг резко дернуло вперед, и я свалился на пол, при этом прокатившись полметра по деревянному полу, на котором не наблюдалось даже ковра.
Проследивший за этим Тацуми только удивленно захлопал глазами.
– Это какой-то особый вид внутреннего будильника? – тон его снова стал ехидным и несколько самодовольным. Я даже пожалел о том, что мы оба живы.
Воспоминания о вчерашнем дне мешали окончательно поверить в свое пробуждение. Вчера я заснул прямо на этом диване. В одежде, в обуви, сидя. Рядом с Тацуми. Отвратительно. А еще, все те ушибы, которые я таким безразличием наблюдал на своем теле, вдруг начали саднить, а мою правую руку словно пронзили сотнями острых иголок. Жизнь, оказывается, причиняет так много боли и неудобств.
– Иди к черту, – сквозь зубы прошипел я, поднимаясь на ноги.
Тацуми пожал плечами. Только он отвернулся и сделал шаг вперед, как меня пошатнуло, и я не удержался на ногах, снова падая на пол и обдирая о грубые доски свои ладони. Тацуми уже откровенно ухмылялся, наблюдая за этим действом, а меня распирало от желания выбить ему зубы.
– Может, это все из-за моей сногсшибательной красоты? – осмелился предположить он, садясь на корточки подле меня и с интересом заглядывая в глаза. – Ты, конечно, тоже хорошенький, но не пытайся заполучить меня такими несерьезными методами.
У меня внутри все закипело. Я дал свое согласие на то, чтобы сохранить обе наши жизни, и что я получаю взамен? Абсолютно неадекватные издевки, построенные на его чертовой эгоцентричности, пренебрежительное отношение ко мне, да еще и недовольный вид, непонятно чем вызванный, ибо кому сейчас впору закатывать истерики – так это мне. Жаль, что это не мой профиль. Я даже ни капли не удивился, замечая, что моя здоровая рука, сжатая в кулак, уже полетела в сторону ненавистной морды. К великому моему сожалению, своей цели удар не достиг, Тацуми довольно проворно увернулся, он явно имел недюжинный опыт в этом деле.
– Эй, тебя не учили, что рукоприкладство – это нехорошо?
– Кое-кто вчера научил меня обратному!
Поднявшись на ноги, я снова замахнулся на него, но мои руки опять задели лишь воздух. Зато Тацуми, стоит отдать ему должное, промахиваться не умел. Один довольно точный удар, пришедшийся мне прямо в нос, и я готов был поверить излюбленному многими авторами литературному приему «аж искры из глаз посыпались». Я схватился левой рукой за несчастный нос, гадая, сломан ли теперь еще и он. Тацуми же, явно довольный результатом, дальнейшее наступление прекратил. На этот раз, он не имел цели серьезно покалечить меня, поэтому удар его оказался не таким тяжелым.
Избавляя нас от необходимости оставаться наедине, в комнату, где мы находились, вошла хрупкая девушка. Одежда на ней висела как на пугале, светлые волосы были всклокочены и немыты, а под глазами образовались мешки. Не сразу мне удалось узнать в этой измученной девушке вчерашнюю нарушительницу спокойного течения моей жизни. Тогда она казалась более властной и даже нереальной, а сейчас будто бы и рост ее уменьшился. Заметив, что мы с Тацуми явно не вели милую беседу, она только фыркнула, убирая со лба сбившиеся пряди.
– Вот что значит, мальчишки. Ни дня, чтобы не подрались.
При этих словах, голос ее звучал мягко, вряд ли она могла хотя бы предположить, что мы испытываем самую настоящую неприязнь друг к другу. Потирая свой многострадальный нос, я попытался вернуться к дивану, с которого не так давно свалился. Однако, в нескольких сантиметрах от него, я ощутил непонятное сопротивление, будто кто-то тянул меня за веревку, повязанную у меня вокруг талии. Обернулся и заметил, что Тацуми слегка покачнулся и сделал пару шагов в мою сторону, тоже не совсем понимая, в чем дело. Я пожал плечами и опустился на горемычный диван.
– Вчера мы с вами мало поговорили, – вспомнила Алайна. – Можно, я тоже присяду?
Я кивнул, следя глазами за ее шаткими движениями. Она села рядом со мной, жестом подзывая Тацуми примоститься по другую сторону от нее. Тот сначала задумчиво посмотрел на нас, а затем все же важно прошелся до старенького дивана и плюхнулся на него. Сейчас, понимая, что ему почти ничего не грозит, Тацуми основательно осмелел. Куда только подевался вчерашний полностью разбитый подросток, молящий вернуть ему хотя бы часть его жизни?
– Как я уже говорила, меня зовут Алайна. Но я не знаю ваших имен.
– Тацуми Юя, – не совсем довольно произнес мой закадычный враг.
Девушка выжидательно посмотрела на меня. Я как-то и не среагировал сразу, будто меня только что вырвали из грез о белоснежных замках, парящих среди облаков. Тихонько кашлянув, я назвался:
– Кодзука Ясухико.
Возможно, она перепутала, что из этого есть фамилия, а что имя, ибо впредь вечно звала нас только Кодзука и Тацу – видимо, она неверно разделила его имя на Тацу Миюя. А может и наоборот, знала, что в лучших японских традициях, обращаться к собеседнику по фамилии. Второе менее вероятно. Ведь, за всю историю нашего знакомства, я ни разу не слышал, чтобы она использовала именные суффиксы. Вот уж странно. Где же она научилась языку, при этом почти ничего не зная об обычаях и самых элементарных правилах этикета?
– Я хотела кое-что прояснить, – продолжала Алайна. – Я уже говорила, что вам нельзя слишком сильно отдаляться, иначе это может закончиться весьма плачевно. Разумеется, крайне глупо полагаться на то, что вы согласитесь вечно ходить под ручку и следить за тем, как бы не разойтись слишком далеко. Поэтому, я использовала на вас особую невидимую нить.
Если сейчас, прочитав ее речь за короткий промежуток времени, вы подумаете, что она и в реальности так быстро говорила, то ваши измышления будут совершенно неверными. Постоянно запинаясь, сбиваясь, теряя нить своего повествования, она делала стилистические ошибки одну за другой. Не совсем уверен, вполне ли достоверно пересказываю эту речь, но уж предъявить вам ее в оригинале я бы все равно никогда не смог. Это, как минимум, звучало не литературно. Тем не менее, несмотря на то, что Алайна иногда замолкала, стараясь найти подходящее слово, мы с Тацуми молчали как рыбы, ожидая окончания ее монолога.
– Она вовсе не причинит вам особых неудобств. Вы не будете чувствовать ее, и, даже если будете находиться по разные стороны от двери, нить не порвется. Единственная проблема состоит в том, что нить эта строго фиксированной длины – ровно полтора метра. Если один из вас вздумает резко дернуться в сторону, то и другого потащит вслед.
– Это называется, «не причинит особых неудобств», – не без ехидства прошептал Тацуми, стараясь говорить так быстро, чтобы Алайна не разобрала, но я успел уловить его мысль.
– А что же будет, – вкрадчиво начал я, не совсем уверенный в том, стоит ли продолжать вопрос, – если один из нас умрет?
На миг Алайна будто бы опешила. Затем, выпустив мою руку, начала разглаживать длинную красную юбку на своих коленях. Она что-то лепетала на неведомом мне языке. Я не думал, я знал, что это какой-то язык, которого не существует среди обычных людей. В конце концов, собравшись с мыслями, она изрекла:
– Думаю, в таком случае, с другим не произойдет ничего страшного. Тогда я смогу сделать так, чтобы вся эта жизненная энергия досталась одному из вас.
– Значит, ты с самого начала могла оставить в живых только одного? – взвился Тацуми.
– Думаешь, я согласился бы отдать свою жизнь тебе? – была моя очередь возмущаться. – Или это ты так хотел принести себя в жертву?
Алайна замахала руками, пытаясь нас успокоить.
– В какой-то степени, Кодзука прав. Я бы не смогла сделать этого без его согласия. Более того, я не считаю необходимым объяснять вам абсолютно все. Ваши жизни теперь спасены, и моя вина частично искуплена. Если я узнаю, что ты, – тут она одарила Тацуми довольно грозным взглядом: я ее лица не видел, но заметил, как преобразилось лицо нахала, – пытаешься убить его только ради того, чтобы спокойно жить дальше, даже не проси меня помочь тебе.
Тацуми недовольно поморщился, но в дискуссию вступать все же не решился. Он только весьма многозначительно буркнул что-то нецензурное и погрузился в свои мысли.
– Только это еще не все, что я должна была вам поведать, – Алайна виновато потупила взор.
Как я уже неоднократно упоминал, от ее речи просто уши вяли, поэтому, позвольте мне все-таки красочно описать все то, что она с таким трудом из себя выдавила.
А общий смысл заключался в следующем: просто так из ниоткуда жизненная энергия не возьмется. Что она имела в виду под словосочетанием «жизненная энергия»? Означало ли это, что наши тела, помимо крови, костей и внутренних органов, имеют некое особое, невидимое глазу, но крайне значительное вещество? Мне так и не суждено было найти исчерпывающих ответов на этот вопрос. Я смог догадаться только об одном, мы бы запросто умерли, попади под обычную машину, а не под ту, на которой ворвалась в этот сюжет Алайна. А может, и нет? Возможно, после того столкновения, половина этой жизненной силы вдруг каким-то образом активировалась, чтобы залечить наиболее опасные для дальнейшего существования ранения. Это все тоже будет продолжать оставаться лишь загадкой, с которой необходимо смириться.
Дальше перед нами вставал один интересный вопрос: если жизненная энергия не образуется из ниоткуда и не уходит в никуда, то где же ее найти? Ту самую, необходимую для того, чтобы мы могли снова стать двумя полноценными людьми и на веки вечные разойтись каждый своей дорожкой. Признаюсь, на какой-то миг я запаниковал, ожидая услышать ответ «нигде». Так уж тянула с объяснением Алайна. Только вот ее странное разъяснение снова заставило погрузиться в размышления.
По словам Алайны, человек, испытывающий истинное чувство благодарности, способен выработать больше этой самой жизненной энергии, чем ему необходимо. Я мигом представил себе жизненную энергию в виде фиолетовых сгустков, похожих на вязкие клубы пара. В общем, типичная для фантастического фильма картина. Но тут получалась одна огромная неувязка. А именно, откуда же берется эта излишняя энергия, раз уж она не может браться из ниоткуда? И почему, собственно, мы с Тацуми сами не можем, испытывая вышеупомянутую истинную благодарность, самостоятельно набрать недостающих нам сил. Совершенно абсурдная история. Неудивительно, что Алайна так муторно подбирает слова. Даже если бы мы говорили на одном языке, сомневаюсь, что ей удалось бы убедить меня в достоверности сказанного. Как вообще только уши мои не отвалились при данном описании ситуации, в которую мы, не побоюсь этого слова, вляпались.
– Я постараюсь тоже как-нибудь помочь вам, – напоследок добавила девушка.
Она поднялась с дивана и посмотрела на нас с Тацуми сверху вниз.
– Есть какие-нибудь вопросы?
– Да, – я даже поднял руку, будто мы находились в школе. – Могу я рассчитывать на какую-либо медицинскую помощь?
Алайна охнула, скрылась за дверным проемом, но вскоре вновь вернулась, неся в руках аптечку. Я склонен предположить, что при этом она советовала показаться чуть позже врачу, но девушка отчего-то необычайно шустро заговорила по-китайски, так что разобрать удавалось лишь отдельные словосочетания. Я немного удивился. Мне-то казалось, что изучение китайского в средней школе не оставило в моей голове ничего полезного и необходимого.
Затем она попросила у нас разрешения покинуть этот дом. По ее сбивчивым словам было ясно, что всю ночь она не могла заснуть и теперь собиралась вернуться в свое настоящее пристанище. Мне было весьма интересно представить себе, в каком доме могла бы жить эта девушка, и находится ли такой дом на нашей планете. К сожалению, фантазия упорно отказывалась работать. Слишком много запутанной и непонятной информации. Я даже перестал удивляться всему, что происходило. Вот бы все оказалось лишь сном. Особенно тот факт, что нам с Тацуми теперь вечно придется находиться рядом.
Когда Алайна вышла из дома, Тацуми сонливо потянулся, а потом неожиданно бодро вскочил на ноги.
– Ничего не поделаешь. Теперь нам придется как-то терпеть друг друга.
– Основная проблема в том, как терпеть тебя буду я, – я уже сам не следил за тем, что говорю.
Хорошо хоть у Тацуми хватило ума не продолжать бессмысленные пререкания.
– Основная проблема в том, как мы выкрутимся перед родителями и… друзьями, – Тацуми был на редкость серьезным. Рискну предположить, что мне раньше не доводилось видеть его в таком состоянии.
– Может, сказать, что мы хотим попытаться жить самостоятельно и решили снять комнату где-нибудь в городе?
– Это будет очень мило смотреться, – Тацуми ухмыльнулся. – Здравствуйте дорогие папа и мама. Это мой друг Юя, и мы решили жить вместе!
Если бы у меня под рукой оказалось что-нибудь маленькое, но тяжелое, я бы с удовольствием бросил этим в Тацуми.
– Помни о том, что мы теперь всегда вместе. Я не смогу притвориться кустом или слиться цветом со стеной, – продолжал он, взъерошив свои волосы. – Мне будет намного проще – я итак живу в общежитии. Мой папаша и не заметит ничего. Кстати, может ты просто договоришься с родителями по телефону?
Я стушевался. В моем случае, подобное вряд ли прокатит. О чем я и поспешил тут же поведать Тацуми.
– Тогда дело плохо. Но я бы все равно посоветовал позвонить, да как можно скорее. Тебя же не было дома целую ночь. Может, твоя маменька уже вызвала полицию, в поисках твоего тела?
Это снова была явная попытка нарваться. И он бы действительно нарвался, не заинтересуйся я так сильно коробочкой с медикаментами. Слишком много пестрых этикеток, слишком много тюбиков, пузырьков и пачек с таблетками. Никогда особо не разбирался во всей этой ерунде. Тацуми тоже повернул лицо к коробке, лежащей у меня на коленях.
– Ищешь таблетки от головной боли? Не знаешь, как они называются и выглядят?
– Если будешь нести всякую чепуху, то и их тоже, – сердито откликнулся я, но потом все же смягчился. – Меня вчера, если не изменяет память, кто-то немного побил…
Глаза Тацуми расширились от удивления.
– Хочешь сказать, что те ушибы еще не обработаны? Да на тебе же места живого не останется!
Тацуми был бы не Тацуми, если бы в его голосе не звучало восхищения. Что-то подсказывало мне, что он всегда получает удовольствие, наблюдая за физическими мучениями других людей. Тем не менее, он вдруг проявил интерес к моим проблемам. Может, он считал это первым шагом к перемирию – замолить свою вину, помогая залечить мои раны.
– Боже мой, да у тебя наверняка ушиб руки! И ты даже слова не сказал…
Явно осуждая меня за подобную халатность, Тацуми вырвал из моих рук коробку, начиная что-то усердно в ней искать.
– Подумаешь, немного болит, – я закатил глаза.
– Это сейчас «подумаешь». Посмотрю я, как будешь ныть, когда выяснится, что у тебя там повреждены сосуды!
– Кто-то мне смерти желал, а теперь вдруг так заботится…
– Заткнись! – Тацуми смерил меня холодным взглядом. – Если ты такой идиот, что сам ищешь ее, то будь добр, предупреди сначала эту ведьму.
И я вдруг заметил то, чего раньше никогда не видел в Тацуми. Он никому не желал смерти. Сам боялся ее как огня, но еще страшнее ему становилось от мысли, что может умереть кто-то другой по его вине. Мне нужно было какое-то время, чтобы в полной мере уяснить это. В то утро, я просто понял, что лично меня он убивать ни в коем случае не собирался.
Я предоставил ему полную свободу действий. Сначала Тацуми откопал в аптечке бинт и какую-то таблетку. Обезболивающее тут же было отправлено мне в рот. Я боялся даже сопротивляться. Слишком уж грозно выглядел мой импровизированный врачеватель, выполняя работу медсестры. Он взял головку бинта в правую руку, а левой аккуратно потянул один кончик, растягивая на ширину почти в полметра. После этого, он выжидательно посмотрел на меня. Я неуверенно вытянул поврежденную руку, чувствуя, что боль действительно довольно резкая.
– Думаешь, его надо поверх рубашки повязать? – уголки губ Тацуми поползли вверх. Ему доставляло удовольствие видеть, насколько я несведущ в данной области.
Стянув с себя рубашку, я впервые ощутил, как холодно было в этой комнате. На улице февраль, а дом, в котором мы находимся, не имеет особого отопления. Удивительно, что тут вообще не холодно, как в Антарктиде.
Тацуми схватил меня за локоть и попросил расслабить мышцы руки. Наблюдая, как споро он обматывает бинт вокруг моего многострадального ушиба, я отметил, что он явно имел какой-то опыт в медицине. По нему и не скажешь, что он мог планировать в будущем стать врачом. Когда повязка была наложена, он вздохнул, оглядываясь по сторонам.
– Интересно, а в этом доме есть лед?
– Можешь пойти поискать, – я апатично пожал плечами.
– Не забывай, что тебе придется пойти со мной, – напомнил Тацуми. – Разумеется, если ты не хочешь, чтобы тебя волочило по полу.
Пришлось нехотя встать. Заодно мы немного осмотрели дом. Привередливый читатель возмутится, что я так и не уделил особого внимания и не сказал хоть пару слов о внутреннем убранстве (хотя, конечно, он возмутится еще многому, но это лишь самое малое, что я могу сейчас исправить). Поспешу заметить, что описывать-то было и нечего. Самое японское, что было в этом доме – один лишь сад. Все остальное наводило меня на мысль о домах из какой-то старой компьютерной игры, название которой напрочь выпало из моей памяти: кажется, действие там происходило в Лондоне или где-то в его окраинах. Наводящие тоску и веющие стариной обои в полоску, деревянный пол, местами потемневший, хорошо хоть не прогнивший от сырости. По части мебели – лишь самый необходимый для существования минимум: старый скрипучий диван, неотесанный кофейный столик, лак на котором потрескался оттого, что кто-то однажды пролил на него воду и не удосужился тут же протереть. В углу комнаты, зажатый между дверью и углом платяной шкаф, справа от него – книжный, забитый множеством томов и все они, как один, в грязно-белых обложках. В коридоре же нет ровным счетом ничего, что могло бы хоть как-то его украсить. Только старая одноногая вешалка для пальто, да сомнительного вида шкафчик под обувь. Всего из коридора ведут четыре двери: одна, из которой мы вышли, вторая – входная, а вот что скрывается за оставшимися двумя, нам предстояло узнать. Краем глаза я отметил для себя наличие лестницы-стремянки, ведущей на второй этаж. Но это ожидало нас чуть позже.
Толкнув одну из дверей, мы вошли в ванную комнату. Она выглядела на удивление современной, словно в противовес ужасному виду гостиной – симпатичная бежевая кафельная плитка, над чистой раковиной висит зеркало, а перед ним полочка, на которой расставлены бутылки с шампунями, флаконы с дезодорантами и прочие косметические средства; о назначении некоторых я не имел ни малейшего понятия. Ванна казалась довольно вместительной – в такой спокойно уместятся и три человека. Я невольно поморщился, понимая, что и эту комнату мне придется посещать только совместно с Тацуми.
– Симпатичные занавесочки, ты не находишь? – хихикнул Тацуми, оглядывая нарисованных на них рыбок с огромными глазами. – Видно, что тебя тут ждали.
Я просто не мог не разозлиться. Он вполне отчетливо намекал на мой школьный пенал, тоже украшенный рыбками. Но что я мог поделать, если пенал этот был подарком от Хитоми? Она бы крайне обиделась на меня, узнай, что я его не ношу.
– Мы искали лед, – холодно ввернул я.
Тацуми глянул на мою перевязанную руку. Его вполне устраивало то, что я испытываю боль. Наверняка он думал: – «Обидно будет, если этот идиот получит серьезное заражение. Но нельзя же не дать ему помучиться как следует».
Кухня оказалась за соседней дверью. Тоже просторная, содержащая в себе старый, но превосходно работающий холодильник, пару конфорок, газовую плиту и, в углу, стол с четырьмя табуретками.
– Жить можно, – выдал свой диагноз Тацуми, все же открывая морозилку и доставая оттуда формочки со льдом.
Я задумчиво разглядывал холодильник – прошлый век, такие сейчас никто не использует. Все они давно вышли из строя. Где же Алайна его взяла, что он до сих пор работает? Название фирмы, написанное на ручке иностранными буквами, ни о чем мне не говорило. Никогда не был специалистом по этой части, но мне почему-то казалось, что слово было ближе к немецкому. Только вот это абсолютно ничего мне не объясняло.
Не считая формочек со льдом, в самой морозилке ничего не было. Никаких морепродуктов, даже мяса. Пусть Алайна и не была японкой, но хотя бы западную еду она должна была держать в этом непонятном доме.
Пока я думал об отсутствии чего-либо съестного, Тацуми нашел в одном из ящичков чистое кухонное полотенце. Ему пришлось приложить усилия, чтобы вытащить кубики льда из холодной формы. Он то и дело недовольно поджимал губы и кряхтел, когда пальцы его чересчур уж замерзали. В итоге, все кубики были выложены на полотенце, которое он потом свернул и протянул мне.
– Приложи к ушибу.
Я осторожно взял этот сверток в руку, будто боясь, что он может выстрелить, но все же прислонил его к забинтованному месту. Ледяная прохлада приятно окутывала собой пылающую кожу. Я зажмурил глаза, хотя боль все еще чувствовалась. Наверно, я мог бы простоять и час, наслаждаясь равномерным покалыванием, которое причинял мороз. Мог, если бы не Тацуми, потянувший меня обратно в гостиную.
– У тебя еще море синяков по всему телу. А как покончим с ними – придется наведаться в травмпункт.
– А может не стоит? – я даже несколько сжался, так невелико было желание совершать хоть какие-то лишние движения.
– Не бойся, я лично прослежу, чтобы эти изверги не вздумали ампутировать тебе руку!
И снова издевка. Кажется, он неверно истрактовал мое нежелание наведаться к врачу.
– Нам важнее решить проблему с переездом, – напомнил я о вопросе, про который мы, кажется, совсем забыли.
– Да, правда. Давай решать, а то нехорошо как-то, что я слишком своевременно решил помочь тебе смазать ссадины, – раздраженно произнес Тацуми, делая пару резких шагов в сторону коридора. Меня тут же потянуло следом, пришлось последовать за ним по добровольному принуждению. – Это же так неинтересно, когда раны быстро и вовремя лечат. Куда забавнее потом мучиться от различных воспалений и нагноений!
Его речь произвела на меня должный эффект. Я послушно уселся обратно на диван, все еще придерживая одной рукой полотенце со льдом. Последующие минут десять или двадцать весь дом содрогался от моих криков – от некоторых лекарств, которые использовал Тацуми, так сильно жгло кожу, что у меня на глазах начали выступать слезы. Я даже начал подумывать, не вздумал ли он нарочно лить в два раза больше целебных жидкостей на мои синяки.
– Нормальные люди орут тогда, когда их бьют, а не когда лечат.
– Нормальные люди не бьют тех, кто всего лишь…
– Заткнись, – не дал мне договорить Тацуми, убирая все медикаменты обратно в аптечку и откладывая ее на столик. – Ты хотел обсудить переезд. Валяй.
Я закусил губу. Если он не хочет возвращаться к теме о Ханако, то можно пока и не затрагивать ее. Тем более что разрешить все остальные проблемы тоже стоило, и чем скорее, тем лучше.
– Сегодня воскресенье, – припомнил я. – Наверно, я могу сказать, что был вчера в гостях у друга, просто забыл позвонить. И, скорее всего, пойду в школу уже от него.
– У тебя нет с собой мобильного телефона? Почему родители не названивают?
– Есть, – тут я ударил ладонью по лбу. – Черт! Я же оставил свой портфель там, на той площадке!
– Ты безнадежен, – Тацуми покачал головой.
– Не твое дело!
Пока длилось двухминутное молчание, я успел сотню раз подумать о том, что меня так бесит в Тацуми и пришел к выводу, что все. Наверняка он тоже думал о чем-то подобном, пока не решился снова заговорить.
– Если это возможно, я хотел бы прямо сегодня забрать вещи из общежития.
Мне показалось, что у него был какой-то свой план относительно происходящего. Разумеется, я не стал спрашивать. Для чего мне вообще знать, что творится в его голове? Скорее всего, Алайна что-нибудь придумает. И, когда она вернется, окажется, что она нашла какой-то способ тут же освободить нас от той невидимой нити, что не пускала меня далеко от Тацуми. И эти обнадеживающие мысли грели мою душу. Настолько, что я даже успел забыть о том, с какой готовностью к обратному Тацуми собрался перевозить вещи из общежития в дом, где мы сейчас находились. Да если бы и не забыл, я только посмеялся бы над его нечеловеческим пессимизмом.
– Нам ведь необязательно дожидаться ее возвращения и предупреждать о каждом шаге? – будто он спрашивал меня, хотя на самом деле вовсе не ждал ответа. – Одевайся.
Только теперь я снова вспомнил о своем испорченном пальто, на полах которого гордо красовался длинный рваный порез. Рубашку я кое-как натянул, морщась при каждом ее соприкосновении с недавно обработанными ранениями. А вот надеть пальто я никак не решался. Мало этой жуткой дырки, так оно еще и провалялось всю ночь на полу в прихожей; пылью не покрылось, но зато приобрело отнюдь не творчески измятый вид.
– Хочешь, я куплю тебе новое? – безразлично бросил Тацуми. Я знал, что у его родителей было достаточно денег, чтобы он спокойно разбрасывался подобными предложениями.
– Не нужны мне твои подачки.
Даже если бы я согласился, он не достанет мне пальто из вакуума прямо сейчас. Так или иначе, мне приходилось выйти на улицу с довольно «милым» внешним видом. После вчерашнего, на лице у меня красовался нехилый синяк. Я успел краем глаза глянуть на него через зеркало в ванной. Может и не самое страшное, что бывает в жизни, но вид мне его очень не нравился. Как и то, что синяк саднил и болел при каждом прикосновении к нему.
Тацуми быстро натянул свою куртку и потянул меня к входной двери. Обуваться нам было не нужно – вчера мы даже не снимали ботинки.
Улица встретила нас довольно скудным светом, едва пробивающимся сквозь плотные облака. Я обратил внимание на то, что фонарики, горевшие в саду еще вчера вечером, сейчас стояли погашенные. Видимо, какой бы Алайна ни была уставшей, не позаботиться о внешнем виде этого садика она не могла. Это против воли вызывало улыбку.
– Хватит пялиться по сторонам, как умственно отсталый, – Тацуми раздраженно сделал рывок в сторону, чтобы сдвинуть меня с места. – Лучше запоминай дорогу обратно!
Покинув территорию дома, мы очутились в очень тихом сквере, окруженном невысокими безличными зданиями. Вчера я не обращал на это никакого внимания. В темноте у этого места была своя особая таинственность, так безжалостно губимая дневным светом.
Когда мы вышли к более-менее широкой дороге, Тацуми сориентировался в нашем местонахождении.
– Удивительно. Сколько живу в этом районе, никогда сюда не забредал, – прошептал он скорее для себя, нежели ожидая какой-то реакции от меня.
Теперь я безоговорочно полагался на Тацуми, который вел меня вслед за собой. Сам я понятия не имел о том, в какой стороне искать хоть что-то мне знакомое. Только когда Тацуми вывел меня к основной улице, я довольно громко ахнул, поражаясь тому, что мы были не так уж и далеко от нашей школы.
Я попросил остановиться около телефонного автомата, шаря по карманам в поисках пары монет. Тацуми, воспользовавшись моментом, отвернулся в сторону и достал из карманов брюк нечто некогда бывшее пачкой сигарет. Пока я набирал номер своего домашнего телефона, он сосредоточил все свое внимание на зажигалке, никак не желавшей извергать столь необходимое ему сейчас пламя. Я отвлекся от созерцания этой картины, едва на другом конце провода подняли трубку.
– Алло. Это Кодзука, – к телефону подошла мама.
– Алло, мама…
– Ясухико-кун, это ты?
– Да. Прости меня, пожалуйста. Я не предупредил тебя, что меня не будет. В телефоне кончилась зарядка, а попросить мобильник у кого-то из друзей я почему-то не подумал.
– Ох, у меня прямо камень с сердца свалился.
И я, правда, услышал, как что-то обрушилось на пол. Что-то подсказывало мне, что это была любимая папина картина, висевшая около столика, на котором покоился телефон. Мама какое-то время молчала, явно пребывая в шоке от свершенного, после чего отрешенно спросила:
– У тебя все хорошо? Где ты?
– Все нормально, – поспешил соврать я. – Я сейчас у Исикавы. И я думал пойти завтра в школу прямо от него. Все нужные учебники у меня с собой.
– Вы там ничего не пьете?
– Чай, сок…
– Не ерничай, ты прекрасно знаешь, о чем я! Алкоголь есть?
– Мама, мы же несовершеннолетние, кто нам продаст?
– Думаешь, я не знаю, что вы там придумываете, лишь бы нарушить закон?
– Ты же знаешь, что я не такой.
– На словах, вы все не такие, – мама тяжко вздохнула. – Ладно. Я сделаю вид, что я спокойна за тебя. Только не засиживайтесь за компьютером допоздна, а то потом в школе будешь носом клевать.
– Я тоже тебя люблю, – бросил я в трубку дежурную фразу.
Послушав напоследок еще десяток маминых прощаний и запоздалых напоминаний, я все же повесил трубку обратно, встречаясь с глазами Тацуми. Он уже почти докурил свою сигарету.
– Ты закончил?
Я кивнул.
– Вот и отлично. Идем. До общежития отсюда недалеко.
– Сам знаю.
Буквально через пять минут мы уже входили на территорию общежития для мальчиков. Сам я там не жил, но часто бывал в гостях у одного одноклассника, дом которого находился в префектуре Ниигата. Он никогда особо не жаловался на жизнь в общежитии, но и хорошего мало рассказывал.
Когда мы подошли поближе к этому трехэтажному зданию, я заметил, что Тацуми напряженно вглядывается в одно из окон.
– Никак не могу понять, – шептал он себе под нос.
– Что у тебя там? Ты же не через окно лезть собрался.
– Как думаешь, он сейчас там или нет? – Тацуми обернулся ко мне.
– Какая разница, пойдем уже скорее, чего время зря тратить?
Теперь уже я тянул его следом за собой, не прибегая к помощи рук, пользуясь возможностями нити. Мне было плевать на то, кого так боится встретить Тацуми. Чем быстрее мы поднимемся в его комнату, тем быстрее он соберет вещи, тем быстрее мы вернемся обратно. А вдруг Алайна, к тому времени, уже будет ждать нас? Чтобы поведать какую-нибудь хорошую весть.
Комната Тацуми была на втором этаже. Номер «202». Дверь выглядела несколько опрятней, чем все остальные. Будто посетители этой комнаты боялись даже слегка хлопнуть ею. А может просто к нему никто и не приходил. Я бы сам опасался наведываться в гости к подобному человеку. К сожалению, теперь мне грозит куда более худшее наказание.
Дверь распахнулась перед нами еще до того, как Тацуми занес руку, чтобы постучать в нее. Видимо, его сожитель заметил нас через окно. Похоже, это именно встречи с ним надеялся избежать Тацуми.
– Юя-кун, – лицо этого парня было таким приторно довольным, что я взмолился о том, чтобы откуда-нибудь со стороны в него полетела пара-тройка тухлых помидоров. – Тебя опять где-то носило всю ночь?
Парень откровенно рассмеялся, после чего бросил подозрительный взгляд на меня. Как жаль, что у меня был тогда такой побитый вид.
– Юя-кун, ты решил заняться благотворительностью? – парень недоуменно посмотрел на Тацуми.
Тот только вздохнул, одной рукой отодвигая его в сторону и проходя в комнату. Однако меня парень пускать не очень-то хотел, снова преграждая путь внутрь помещения.
– Эй-эй-эй, а ты куда? С каких пор ты тут живешь?
– Успокойся. Пусти его, Ябэ.
В обычной ситуации Тацуми бы и сам оставил меня за дверью, но теперешний случай требовал обратного.
– Юя, – слегка обиженно протянул этот самый Ябэ.
– Ладно. Юдзиро-кун, – нехотя выдавил из себя Тацуми, не очень-то желавший звать его по имени. – Юдзиро-кун, пропусти его в комнату. Заодно, можешь потом сам выйти на пару-тройку минут.
– Эй! Между прочим, это и моя комната тоже, – возмутился Ябэ, почти враждебно глядя мне в глаза. – Ты вообще кто такой?
Тацуми ответил вместо меня:
– Это Кодзука Ясухико, – коротко произнес Тацуми. – Он хочет помочь мне собрать вещи, чтобы переехать отсюда.
– Кодзука, значит…
Вряд ли бы он все же посторонился, если бы Тацуми не схватил парня за плечи, оттаскивая чуть в сторону. Ябэ сопротивлялся, как только мог. Я перестал понимать, что происходит вокруг, и единственным моим желанием было, залезть в темный шкаф – ничего не слышать и не видеть оттуда.
– Что ж, ничего другого не остается, – Тацуми скрестил руки на груди. – Сделаем так. Сейчас он, – Тацуми кивнул в мою сторону, – выйдет из комнаты. Ты меня спокойно выслушаешь, после чего уже уйдешь сам и дашь мне спокойно собрать вещи.
Я был даже несколько удивлен, когда Ябэ согласился на подобное предложение. Меня выгнали из комнаты, заперли за мной дверь и наказали не подслушивать. При этом говорили они настолько тихо, что даже возжелай их подслушать, я не смог бы разобрать слов. А если бы у меня было больше свободы действий, то я бы и вовсе отошел от двери метра на три-четыре. Да что уж там, я бы попросту не пошел сюда с самого начала.
Тишина за дверью постепенно начала вводить меня в тоску. Сколько еще можно там сидеть? О чем они говорят? Говорят ли вообще? Я даже повернул лицо в другую сторону от запертой двери, испугавшись сам своей догадки. Словно услышав мои мысли, дверь резко распахнулась, и из нее вылетел Ябэ. Он очень пристально на меня посмотрел, даже открыл рот, собираясь что-то сказать. Но потом как-то быстро передумал, похлопал по плечу, словно мы с ним были хорошими приятелями, как-то натянуто улыбнулся и ушел вперед по коридору.
Пытаясь отойти от этой немой сцены, я не сразу вспомнил, что теперь могу войти в комнату. Меня никто и не звал. Какое-то время Тацуми молча копошился, шуршал пакетом, что-то откуда-то доставал. Потом, видимо, ему понадобилось подойти чуть ближе к окну и меня тут же утянуло внутрь помещения. Комната – ничего особенного. Как и любая другая комната в этом, да и во многих других общежитиях. Двухъярусная кровать, письменный стол и небольшой шкафчик. На полу банки из-под пива и газировки, пара фантиков от шоколадного батончика. Вещи разбросаны по комнате, особо и не поймешь, какие Тацуми вытащил только что, а какие валяются так уже не первый день.
Я боялся что-либо произнести. Просто сонно наблюдал за манипуляциями Тацуми. Мне ведь нет никакого дела до того, чем он обычно тут занимается. Со своим Ябэ.
– Тацуми… – вдруг услышал я свой предательский голос.
– Что? – он даже на секунду отвлекся от своего занятия по поиску чего-то в письменном столе, поднимая взгляд на меня.
Пришлось наспех придумывать более адекватный вопрос.
– Почему ты живешь в общежитии? Говорят, у твоих родителей собственный дом недалеко от Токио, да и машина.
– И много еще занимательного обо мне говорят? – он вернулся к своим поискам.
– Будто меня это так интересует!
– Но про дом же ты слышал.
– Так почему ты живешь в общежитии?
Так и хотелось еще спросить, не из-за этого ли парня, но я предусмотрительно замолчал. Мне не так важно было знать ответ. Просто стало интересно.
– Это не имеет значения.
Тацуми, наконец, достал из самого нижнего ящика письменного стола свой трофей, оказавшийся всего лишь толстой тетрадью, довольно старой на вид.
– Тем более что теперь я тут жить не буду.
Он быстро распихал все нужные ему вещи по двум пакетам. Благо много ему забирать с собой не понадобилось. Оставив в покое пакеты, он вспомнил о моем внешнем виде.
– Я дам тебе свой плащ, – он не предлагал, он настаивал.
Нашел в упомянутом мною ранее шкафу плащ серого цвета, протянул его мне. Несколько мятый, но все равно в более человечном виде, нежели мое пальто. Я не стал пререкаться. Это было не в моих интересах.
– А теперь пойдем отсюда скорее.
Сказано – сделано. Мы уже на обратном пути. Тацуми угрюмо молчит. На мое предложение купить еды, чтобы холодильник неизвестной марки не пустовал, он лишь утвердительно кивнул головой. Мы зашли в ближайший универмаг, и, простояв в очереди около получаса, я оплатил три упаковки быстро-разогреваемого удона с красными бобами, пакет риса и еще несколько каких-то мелочей. Ни я, ни Тацуми готовить не умели, так что пришлось заранее смириться с тем, что блюда будут скудные. Впрочем, по словам Тацуми, нам не повредит, если мы будем иногда заглядывать во всевозможные кафе и рестораны японской кухни. Я почему-то отчетливо вспомнил, как лишь вчера вечером, надеясь отвязаться от преследователя, заскочил в рамэн-я.
– Только впредь платить будешь ты, – недовольно пробормотал я.
– Кто бы сомневался.


По возвращении в наше новое пристанище, я быстренько запихал немногочисленные продукты питания в холодильник, а крупы и кунжутное масло, соответственно, спрятал в один из шкафчиков. Мы пообедали удоном, не желая тратить время на что-то более оригинальное. После этого из любопытства заглянули на второй этаж. Складывалось впечатление, что в этом доме нас ждали с самого начала, так как в комнате на втором этаже находились две кровати. Обе были уже застелены темно-красными покрывалами. Расстояние между кроватями было примерно в полметра. Тацуми осторожно присел на край одной из них, будто боялся, что она тотчас развалится.
Мы молчали. Я стоял рядом с Тацуми и догадывался, что тот собирается что-то сказать. Только слова не хотели вырываться наружу. Возможно, он чувствовал, что сейчас надо произнести нечто серьезное, что потом сыграет большую роль в наших отношениях. Для этого ему требовалось подобрать слова. Но, в итоге, прозвучало это довольно неуверенно, как цитата из зачитанной до дыр не самой гениальной книги.
– Послушай, – его глаза скрыты от меня густой челкой, которую он упорно приглаживал ладонью, наверное, чтобы она казалась еще длиннее. – Я знаю, что ты меня терпеть не можешь, да и ты сам это не скрываешь. Думаю, ты тоже понимаешь, что я отнюдь не рад твоему обществу. Вся эта ситуация, конечно же, лишь глупая ошибка: природы, богов, каких-то других высших сил – не суть важно. И, поскольку это только недоразумение и не более того, не стоит серьезно ко всему относиться.
Приостановив на мгновенье свою речь, он снова погрузился в раздумья. Я, дожидаясь дальнейших слов, сел на соседнюю кровать, прямо напротив парня. Я прекрасно понимал, что он хочет этим сказать. Ошибка, недоразумение, я бы сказал, ирония. Я сам думал примерно также. Если бы не эта невидимая нить, что не дает нам отойти друг от друга, я бы ни за что не поверил в то, что бывают какие-то особые машины, девушки с непонятными именами, полуживые люди, которые должны поддерживать остатки своей жизни только за счет подобного взаимодействия.
Тацуми поднял на меня свой взгляд, и на миг мне показалось, что я вижу в нем отчаяние.
– Мы должны будем терпеть друг друга. Или хотя бы делать вид, что терпим. Я прошу только одного – не лезть ни в какие мои проблемы. Взамен, я обещаю не задавать лишних вопросов тебе. Впрочем, я этого итак не делаю.
И снова молчание. Тацуми довольно скоро принял его за согласие на свою скромную просьбу, потягиваясь и падая на кровать. Та отозвалась сердитым скрипом.
– Скорей бы уже пришла Алайна, – я вздохнул.
– Думаешь, она сможет сказать что-то стоящее? Или надеешься, что она за эти несколько часов успела выучить японский?
Я помотал головой. Но где-то внутри меня все равно росло и росло ощущение, что скоро для нас прояснится хоть что-то. Хотя бы самая малость. Как бы только не случилось так, что с прояснением одной мелочи, запуталось бы все остальное. Мы провели больше часа в нервном ожидании. До того самого мига, пока не хлопнула входная дверь и до нашего слуха не донесся крик Алайны:
– Я смогла, я смогла! Кодзука, Тацу, где вы? Я хочу вам что-то показать!


p.s. Да, кстати. Брат сказал мне, что его несколько удивило, как во второй главе Юя стал лучше относиться к Ясу. Так вот, встречный вопрос: в первой где-то говорилось, что он очень плохо относился? Не забываем, в глазах Ясу, Тацуми у нас редкостный самовлюбленный и самоуверенный придурок. И метелил он мальчика вовсе не потому, что испытывает ненависть. Просто для того, чтобы тот потом притих и не вмешивался в какие-то особые дела с Ханако (которые пока являются тайной даже для меня).