Б.Окуджава

Старый дом

Дом предназначен на слом. Извините,
если господствуют пыль в нем и мрак.
Вы в колокольчик уже не звоните.
Двери распахнуты. Можно и так.

Все здесь в прошедшем, в минувшем и бывшем.
Ночь неспроста тишину созвала.
Серые мыши, печальные мыши
все до единой ушли со двора.

Где-то теперь собралось их кочевье?..
Дом предназначен на слом. Но сквозь тьму,
полно таинственного значенья,
что-то еще шелестит по нему.

Мел осыпается, ставенка стонет.
Двери надеются на визит.
И удивленно качается столик.
И фотокарточка чья-то висит.

И, припорошенный душною пылью,
помня еще о величье своем,
дом шевелит пожелтевшие крылья
старых газет, поселившихся в нем.

Дом предназначен на слом. Значит, кроме
не улыбнется ему ничего.
Что ж мы с тобой позабыли в том доме?
Или не все унесли из него?

Может быть, это ошибка? А если
это ошибка? А если -- она?..
Ну-ка гурьбой соберемся в подъезде,
где, замирая, звенит тишина!

Ну-ка, взбежим по ступенькам знакомым!
Ну-ка для успокоенья души
крикнем, как прежде: "Вы дома?.. Вы дома?!.."
Двери распахнуты. И -- ни души.

1964

 

Пятится он, к переулочку лепится, 
старьем его занесло-занесло, 
а мимо бегут-проплывают троллейбусы, 
голубые и звонкие, как назло. 

А он свои рыжие трубы поднимает, 
а он еще приветствует своих ворон, 
и лестничкой поскрипывает, и не понимает, 
что хватит. Нечего. Приговорен. 

А он пересуды еще лепит смачные, 
ядовитой плесени разливает моря... 
Осторожно, девочка! Он тебя запачкает, 
твои круглые плечики, голубка моя! 

Завтра же. На рассвете розовом. 
И ни минутой позже. Чтобы как в строю. 
Сходитесь, люди! Сползайтесь, бульдозеры! 
Спасайте девочку -- голубку мою! 

Пусть стены закачаются, коридоры скользкие 
рухнут, и покатится гул по мостовой, 
чтоб вышло пропавшее без вести войско, 
спасенное войско дышать Москвой. 

1962

 

Пятится он, к переулочку лепится, 
старьем его занесло-занесло, 
а мимо бегут-проплывают троллейбусы, 
голубые и звонкие, как назло. 

А он свои рыжие трубы поднимает, 
а он еще приветствует своих ворон, 
и лестничкой поскрипывает, и не понимает, 
что хватит. Нечего. Приговорен. 

А он пересуды еще лепит смачные, 
ядовитой плесени разливает моря... 
Осторожно, девочка! Он тебя запачкает, 
твои круглые плечики, голубка моя! 

Завтра же. На рассвете розовом. 
И ни минутой позже. Чтобы как в строю. 
Сходитесь, люди! Сползайтесь, бульдозеры! 
Спасайте девочку -- голубку мою! 

Пусть стены закачаются, коридоры скользкие 
рухнут, и покатится гул по мостовой, 
чтоб вышло пропавшее без вести войско, 
спасенное войско дышать Москвой. 

1962