Suboshi, на самом деле боялась я выставлять тест этой песни, но всетаки решилась. Это самоая точная ассоциация:
Я видел небо в стальных переливах и камни на илистом дне,
И стрелы уклеек, чья плоть тороплива, сверкали в прибрежной волне.
Ещё было море и пенные гривы на гребнях ревущих
валов
И крест обомшелый в объятиях ивы, чьи корни дарили мне кров.
А в странах за морем, где люди крылаты,
Жил брат мой - он был королём.
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Я помнил и плакал о нём.
Брат мой с ликом птицы, брат с перстами девы,
Брат мой.
Брат, мне море снится, чёрных волн напевы,
Брат мой.
В недоброе утро узнал я от старца о рыбе, чей жир
- колдовство,
И клятвою крови я страшно поклялся отведать её
естество.
Но старец, подобный столетнему вязу, ударил в
пергамент страниц:
"Нажива для рыбы твориться из глаза - из
глаза властителя птиц!"
Брат мой, плащ твой чёрный, брат мой, стан твой
белый,
Брат мой, плащ мой белый, брат мой, стан мой
чёрный,
Брат мой.
Брат мой, крест твой в круге, брат, круг мой
объял крест,
Брат мой, крест мой в круге, брат, круг твой
объял крест,
Брат мой.
Я вышел на скалы, согнувшись, горбатый, и крик
мой потряс небеса.
То брат выкликал на заклание брата, чтоб вырвать
у брата глаза.
И буря поднялась от хлопанья крылей, - то брат
мой явился на зов.
И жертвенной кровью мы скалы кропили и скрылись
от взора богов.
Брат мой, взгляд твой чёрный, брат мой, крик твой
белый,
Брат мой, взгляд мой белый, брат мой, крик мой
чёрный,
Брат мой.
Брат, где нож твой - вот мой, брат, вот мой нож -
твой где,
Брат, где нож твой - вот мой, вот мой нож, мой
брат, мой:
Брат мой.
И битва была, и померкло светило за чёрной грядой
облаков.
Не знал я, какая разбужена сила сверканием наших
клинков.
Не знал я, какая разбужена сила сверканием наших
клинков.
А битва кипела, а битва бурлила под чёрной грядой
облаков!
Йахо!
Чья клубиться на Востоке полупризрачная тень?
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до
дна?
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?
Се - грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь.
Три зрачка горят на глазе, перевёрнутом
вовнутрь.
Се - влекомый нашей схваткой правит путь свой в
тишине.
И горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне.
Хэй!
(аккомпанемент как в первом куплете)
И рухнул мне под ноги брат обагрённый, и крик
бесновавшихся птиц
Метался над камнем, где стыл побеждённый, сочась
пустотою глазниц.
И глаз наживил я, и бросил под глыбу, где волны
кружатся кольцом.
Удача была мне - я выловил рыбу с чужим
человечьим лицом.
Я рыбы отведал, и пали покровы - я видел сквозь
марево дня,
Как движется по небу витязь багровый, чьё око
взыскует меня.
Я вскинул ладони, но видел сквозь руки. И вот мне
вонзились в лице
Четыре зрачка на сверкающем круге в кровавом и
страшном кольце.
И мысли мне выжгло, и память застыла, и вот я
отправился в путь.
И шёл я на север, и птица парила, и взгляд мой
струился как ртуть.
Я спал под корнями поваленных елей, а ел я
бруснику и мёд,
Я выткал надорванный крик коростеля над зыбью
вечерних болот.
И в странах бескрайнего льда и заката, где стынет
под веком слеза,
Пою я о брате, зарезавшем брата, за рыбу, чья
пища - глаза.