Смерть.

«Время кончилось в восемь часов,
И Полынь, загремев, навернулась
В Московские воды.
Я пил кофе, и я был готов,
Что не скажешь о тех, кто спешил,
Как дурак, на работу.»


По утру это даже забавляет. Можно уже усмехаться о том, что когда-нибудь, авось, и у меня будет такая шапочка, которую я буду носить с полной верой в ее родство с королевскими венцами; вот только тому, кто вышьет на ней буквы, придется искать меня не в сумасшедшем доме, а в подземных палатах Персефоны (жаль только в наше время не принято знать разницы между этими славными местами).

Вот еще — всегда неловко высыпать последнюю горсть кофе из пакета. Даже когда новые зерна уже ждут своего часа, даже когда с сахаром и корицей, даже дрожащими от загробного холода руками. Если высыпать последнюю горсть — умрет, закончится какое-то время. Да, пускай всего только время, что с тобой жила эта пачка кофе, но начинать утро с убийства времени (особенно будучи человеком, об опозданиях которого ходят легенды и мифы) не самое вдохновляющее приключение для героя страдающего от ночных кошмаров наяву.

Не золотом вьется солома букв, есть ли прок крутить веретено и дрожать в предрассветных тенях, корчась под горностаевой мантией? Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье, в небесной канцелярии опять перепутали адрес для посылки полной туманов с Авалона. Будем воровать яблоки и прятать мечи, кто-то ведь должен смешить беззубый череп в небесах.