Философия наутилуса, бороздящего воды Индийского океана по своей форме напоминает застывшие лавовые потоки - только насыщенно-голубые и прозрачные. Глядя на полет небесного навигатора из-под поверхности воды, сей моллюск имеет обыкновение неподвижно застывать на месте, приводя в изумление своих преследователей, и пока те зачарованно наблюдают за игрой солнечных полосок на его лихо закрученной раковине, тот собирается с силами и, вытолкнув из себя двойную порцию воды, уносится прочь, как реактивный снаряд.
Обманутый хищник торопится на худой конец проглотить стайку летучей рыбы, но рыба та в вопросах одурачивания врага еще искуснее наутилуса. Один рывок - и вот серебристые тела уже парят на восходящих потоках прохладного ветра над случившимся рядом рыбацким судном, каковое вовсе и не рыбацкое, а научно-исследовательское, ибо только научные исследователи не ловят рыбу, а прослушивают специальными стетоскопами, отчего та приходит в еще большее смятение, как если бы ее ловили.
Итак, наша летучая рыба все парит себе и парит, незамеченная ни чайками, ни бакланами, возносится все выше, и кажется, что на дневном небе зажглись какие-то странные серебристые звезды. И научные исследователи в нелепых штанах наблюдают за этим необъяснимым для них явлением, приложив ладони к глазам; наблюдают за ним и крабы, дрейфующие к мексиканскому побережью на куске мохнатой саргассовой водоросли, и еще какое-то чучело, совсем уж нелепое, про него и говорить не будем.
Ветер заносит рыбу всю дальше и дальше, над побережьями, лиманными речушками, низкорослыми лесами и глинистыми увалами, несет над крышами и мансардами золотого города, и неизвестный ребенок в чердачном окне смеется, протягивая руки к странным птицам. Плавники рыбок трепещат, шелестят, бьют меня по рукам... да и не плавники это, оказывается, а страницы... Задремал я просто с книжкой в руках, а весенний ветер распахнул мою форточку, проник в неприступный ранее дом и теперь бродит по нему, шевеля легковесные предметы и наполняя мое измученное зимой сердце невыразимой радостью.