Эвдиалит (от др.-греч. εὑ- — хорошо и διαλυτός — растворимый), устар. син.: альмандиновый шпат — минерал, кольцевой силикат натрия, кальция, циркония. Впервые обнаружен и описан Уильямом Рамзаем. На Кольском полуострове имеет второе название — «лопарская» или «саамская кровь».

Свойства.
Просвечивает в краях или полупрозрачен в тонких сколах. Хорошо растворим в кислотах. Иногда слабо радиоактивен. Хрупкий.
 

Месторождения.
На данный момент обнаружены месторождения эвдиалита на территории Канады, Гренландии, Норвегии, России (Кольский полуостров), США (Арканзас).
Обычно встречается вместе с нефелином, натролитом, эгирином, апатитом в виде зернистых масс, прожилков и вкраплённости. Ясно образованные кристаллы редки и плохо выражены.

Использование.
Эвдиалит ограниченно используется как второстепенный компонент в составе комплексных циркониевых руд, иногда в качестве руды редкоземельных элементов. Используется в ювелирном деле как поделочный камень для изготовления кабошонов, мелких поделок и «магических» шаров. Но его применение ограничено тем, что минерал встречается сравнительно редко и как правило не образует больших скоплений.

 

А.Е.Ферсман "Воспоминание о камне".

"СААМСКАЯ КРОВЬ"

Мой отряд ушел далеко на восток, в низовья Тульи, там готовят нам переправу в Ловозерские тундры, чинят карбас, собирают сведения у Петра Галкина, поджидают погоду. Я спешу один догнать отряд, дорога до Купявра хорошо знакома, а там, на берегу Малого озера, я должен встретить нашу старую знакомую - саами Аннушку - и с ней пойти дальше через перевал Лявайока на реку Тулью. В лесу, вдоль склонов Путеличорра, видны наши зарубки, по ним идешь так легко и уверенно. Налево маячит гладь Большого Кунявра, справа высятся
обрывы Хибинских тундр. Солнце начинает безжалостно пригревать, какая-то усталость гнетет все тело, - очевидно простудился в дороге, - мешок за плечами тянет к земле, а десятьпятнадцать километров пути кажутся целой сотней.
Иду как-то неуверенно, утомленно, только зарубки подбадривают и заставляют быть постоянно начеку. Вот известный мне поворот влево, потом опрокинутая старая сосна, не ошибись! Снова зарубка справа, потом шесть зарубок прямо, ну, а дальше очень просто - крутой поворот налево к бурной реке, а на ней челнок, выдолбленный из ствола. Все в порядке! Вот она и река, вот и челпок, а на том берегу стоит сама Аннушка, машет руками и готовится к переправе.
- Задалась я второй день, уж чего случилось? - затараторила она, поворачивая ловким движением челн к левому берегу реки.
- Я, видишь, немного заболел дорогой, пойдем скорее в вежу и попьем горячего чаю.
Мы пошли нарядным сосновым леском к знакомому месту лопарской вежи, вернее шалаша-куваксы - из жердей, - перекрытого старыми, рваными мешками и чем-то, что было раньше брезентом. Снизу от ветра шалаш был защищен ветками елки и обложен мхом, посредине горел огонь, застилавший своим дымом верх вежи и медленно выходивший через отверстие наверху.
Меня сильно знобило, и я лег у огня, поджидая кипяток. Вечерело, но вечера и ночи были еще светлые, северные, полярные, только отдельные яркие звезды загорались на востоке, чтобы скоро погаснуть в лучах утренней зари.
- Вот, попей чайку и закуси рыбкой, что я тебе на палочке по-лопски зажарила, а потом, пока не заснешь, я тебе буду рассказывать наши лопские сказки. 
- Ну, ладно, только подложи огня, а то холодно.
- А ты закройся оленьей шкурой, - сказала она, бросив мне на ноги старую шкуру.
И начала свой рассказ:
- Так вот, слушай. Эго было давно-давно, когда меня еще не было, не было и Василия Васильевича, что пасет оленей на Малом озере, не было и старика Архипова на Мопчегубе, очень давно это было. Нашли на нашу землю чужие люди, сказывали - шветы, а мы лопь были, как лопь, - голая, без оружия, даже без дробовиков, и ножи-то не у всех были. Да и драться мы не хотели. Но шветы стали отбирать быков и важенок, заняли наши рыбьи места, понастроили загонов и лемм - некуда стало лопи деться. И вот собрались старики и стали думать, как изгнать швета, а он крепкий был такой - большой, с ружьями огнестрельными. Посоветовались, поспорили и решили пойти все вместе против него, отобрать наших оленей и снова сесть на Сейявр и Умбозеро. И пошли они настоящей войной - кто с дробвиком, кто просто с ножом, пошли все на шветов, а швет был сильный и не боялся лопи. Сначала он хитростью заманил на Сейявр нашу лопь и стал ее там крошить. Направо ударит - так не было десяти наших, и каплями крови забрызгали все горы, тундры да хйбины, налево ударит - так снова не было десяти наших, и снова капли крови лопской разбрызгались по тундрам. 
Ты ведь знаешь, сам мне показывал, такой красный камень в горах - это ведь и есть та самая кровь лопская, кровь старых саамов.
Но осерчали наши старики, как увидели, что швет стал крошить их, спрятались в тальнике, пособрались с силами и все сразу обложили со всех сторон швета, он туда, сюда - никуда ему прохода нет: ни к Сейявру спуститься, ни на тундру вылезти, так он и застыл на скале, что над озером висит. Ты, когда будешь на Сейявре, сам увидишь великана Куйву, - это и есть тот швет, что наши саами распластали на камне, наши старики, когда войной на него пошли. Так он там и остался, Куйва проклятый, а наши старики снова завладели
быками и важенками, снова сели на рыбьи места и стали промышлять...
Только вот красные капли саамской крови остались на тундрах, всех их не соберешь, много их пролили наши старики, пока Куйву осилили...
И вдруг, увидев, что я засыпаю под ее несколько путаный рассказ, Аннушка остановилась и неожиданно спросила меня:
- А сколько у тебя там дома быков?
- У меня? У меня нет оленей.
Она недоверчиво покачала головой и стала подбрасывать ветки в потухавший костер.
На следующий день мы с ней пошли на Умбозеро и к вечеру были на берегу, где нас нетерпеливо ждал отряд, готовый к переправе на Ловозерские тундры.
Мы ласково простились с Аннушкой, и она на прощанье повторила:
- Не забудь на Сейявре посмотреть на Куйву, он страшный-страшный.
Но нас интересовал не сам Куйва, а рассеянные в тундре капли саамской крови, того замечательного красного камня Хибинских и Ловоэерских тундр, имя которому эвдиалит.
И нет ему равного во всем мире, как нет ничего дороже крови человеческой, пролитой за свободу и жизнь.