Глава Чеченской Республики рассказал «Известиям» о смерти Доку Умарова, поездке на Олимпиаду, борьбе с терроризмом и свободе слова.

— Рамзан Ахматович, недавно вы заявили, что Доку Умаров мертв, на чем основаны ваши заявления помимо переговоров террористов?

— Я это говорил еще в конце декабря прошлого года. Мы проводим в республике, а также на границах с Дагестаном и Ингушетией мероприятия по борьбе с терроризмом, разделив республику на два сектора. И во втором секторе, куда входят Ачхой-Мартановский, Сунженский и Урус-Мартановский районы, которые курирует Адам Делимханов, вот там месяца два назад не раз были столкновения с террористами, мы выставили там заслоны, заминировали их переходы. После того как мы начали активно проводить спецмероприятия, мы получили информацию, что эта «крыса» по имени Доку был тяжело ранен и в последующем скончался. Но у нас не было доказательств, мы ищем труп и никак не можем найти. По нашей информации, тело хорошо спрятано. Но когда мы получили запись, подтверждающую, что человек непростой в их эшелонах шайтанов из Дагестана, который отвечает у них за религию, отдавал приказы, наши догадки подтвердились. Первое — этот человек просто так не будет болтать и второе — в разговоре они определяли, кто будет вместо Умарова, так как, по их словам, Доку замены себе не определил. В Турции есть определенная шайка террористов, братья Умарова в Стамбуле, они тоже ни говорят, по нашей информации, ни да, ни нет. Об этом знают очень мало людей, это «эмир» Кабардинский и те люди, которые были рядом с ним, а их всего несколько человек, которые обеспечивали его безопасность. Всё знает только Всевышний. На сегодняшний день мы располагаем информацией, что этот шайтан мертв. Но мы ищем доказательства. Когда мы знали, что Басаев мертв, мы видели на камере, как он взрывался, но все равно, если не видим труп, — мы мало верим. Даже когда Масхадова убили, Сайдулаева, все равно были доводы, что это похожий человек. Проводили генетические экспертизы, все что угодно, чтобы доказать личность. Сейчас все ищут Умарова. Если ФСБ и другие структуры не подтвердили, значит, они еще что-то ищут. Средний эшелон оперативников говорит, что информация наша 100%.

— Сейчас известно, кто занял его место? Если Умаров мертв, остается ли опасность со стороны других боевиков?

— Умаров в последнее время хотел отойти от дел, но он не знал, как это сделать. Он боялся смерти. И сейчас все «крысы»-террористы ушли в горы. На территории Чеченской Республики, по нашей информации, находятся в первом секторе девять, во втором 13 человек. Мы в первом секторе всё прочесали, я сегодня тоже должен был поехать к нашей группе, чтобы поднять их дух. Мы ищем их и никак не можем найти. А так, в общем, от 40 до 50 человек остается боевиков, но они вне Чеченской Республики. На пост главаря предлагаются кандидатуры Хамзы и Вадалова. Но они не воины, не стратеги, они абсолютно из себя ничего не представляют. Хотя Асламбек Вадалов был в группе Хаттаба. Он прошел их школы, его братья тоже воевали, мы нескольких уничтожили в Дагестане, когда я был вице-премьером уничтожил четырех из них, среди которых был младший брат Вадалова. Для нас они не представляют опасности, я никогда не считал их воинами. Были опасные люди братья Гакаевы, они могли готовить камикадзе, они были готовы на любые подлости, но ни на военные действия. Когда мы их уничтожали, мы показали, что они направляли тех людей умирать якобы ради религии, а сами не взрывались. Когда пришел момент и Гакаев-младший был ранен, он сказал, чтобы его добили. Хотя на нем постоянно был пояс шахида, но смелости не хватило, чтобы самому покончить с жизнью. Они были единственные, которые, как мы опасались, могли взорвать что-то. Что есть террористы, что нет, на безопасности республики это никак не сказывается. Но то, что они существуют, — это плохо. Поэтому мы их ищем и их не станет.

— Может, денежное вознаграждение объявить, может, кто-то и подскажет, где тело Умарова?

— Все ищут (смеется). Найдем. И смерть Хаттаба доказали. Всегда находим, ведь кто-то Умарова похоронил же. И этот кто-то где-то что-то скажет. Сейчас надо понять, может быть, проследив их переговоры, — где его закопали.

— В Госдуму внесен антитеррористический пакет. Считаете ли вы, что при помощи законов мы сможем решить вопрос с терроризмом?

— Я поддерживаю. Я не раз предлагал это. Потому что пособник и идеолог страшнее, чем сам террорист. Некоторые задают вопрос: «Если камикадзе не боится смерти, напугает ли его пожизненное?». Они очень боятся смерти. Если бы они не боялись, то они бы так не бегали. Мы должны принимать этот закон. Это необходимо, потому что многие не видят сегодняшней ситуации в России, на Кавказе. Появляются различные течения, к примеру салафиты, которые ведут свою политику, но не являются мусульманами. Эти течения не имеют никакого отношения к истинной религии мусульман — исламу, они являются врагами мусульманина, людей и закона. Из-за них в нескольких десятках регионах России настороженно относятся к исламу, создают препятствия в строительстве мечетей, они думают, что так могут обезопасить свой регион, город, территорию. Но на самом деле они не понимают, что мечеть позволяет донести до мусульман единственно верное толкование Корана. Сейчас мы чеченцы-мусульмане можем строить мечети, имеем возможность проповедовать ислам, мы строим медресе, зиярты, где похоронены приближенные к Богу люди. Для нас сегодняшняя Россия — это государство с возможностями и условиями для мусульман. И если даже взять любое исламское государство, у них есть между собой стычки, разборки. Мы должны Россию охранять, и если надо — отдать жизнь. Нам религия велит, чтобы мы отдали жизнь за это государство. Этот закон нужен, необходим, а террорист, пособник или вербовщик обязательно будет думать — стоит ли ему вести свою деятельность на территории Российской Федерации.

— В вашем регионе вопрос с терроризмом решен и, судя по всему, в жестком ключе. Может быть, ваш метод взять на вооружение в других республиках?

— У нас был мягкий метод. Почему мы выиграли, почему мы остановили поток молодых людей в лес и горы, потому что мы вели идеологическую борьбу. Я собрал всех, кто получил высшее исламское образование — в Египте, Сирии, Саудовской Аравии. Я с ними очень долго проводил работу, и после того я им дал возможность работать в соцсетях, я создал типографии, радио, телевидение, чтобы они вели разъяснительную работу. Они выпускали диски, брошюры. Когда мы начинали, 99% людей были за ваххабитов, террористов в соцсетях и только 1% был за нас. Мы создали интернет-комнату, днем и ночью на их вопросы отвечали и доказывали, что они неправы. Люди думают, что просто так всё приходит. Даже последние четыре дня я со всеми течениями работал, чтобы между нашими вирдами не было разногласий. Мы выиграли благодаря тем ученым, которые получили высшее образование, заканчивали аспирантуры, защищали кандидатские, благодаря этим парням молодым, которые получили религиозное образование, мы выиграли борьбу, а те, кто остались там, — мы их добиваем. Или задерживаем, или уничтожаем. А так у нас ни один парень не уходит в лес. Он знает, что там шайтаны, что у них нет ничего связанного с религией. Мы объясняем молодым ребятам, подрастающему поколению, что это враги ислама. В моей республике может читать проповеди только алим, который получил соответствующее образование, а не кто попало.

— Как вы считаете, стоит ли ввести ответственность и для семей террористов?

— Если кто-то помогает террористам, то он уже их пособник. И должен получить, как положено — пожизненное. Есть десятки примеров в нашей республике, когда труп привезли домой, а отец говорил, что это «собака», он встал против ислама, против чеченского народа, против моего народа — мы не будем его хоронить, нам эта «собака» не нужна, заберите». Когда я увидел запись, мне даже больно в душе стало, до чего мы дожили, какое мужество у отца, который может сказать, что это «собака» на своего родного сына. Их родители ищут, а они говорят, что «мои родители — это пыль, я встал на правильный путь, никакого отношения не имею к родителям и семье, они мне не нужны». Самое святое в религии — это мать и отец, а они думают по-другому. Если они не будут слушаться родителей, то они не попадут в рай. Если семья помогает своему сыну, брату и еще кому-то, то это уже не семья, это уже по закону — пособники.

— Был презентован рейтинг эффективности губернаторов. Вы заняли 8-е место. Это отличный результат? Вы нацелены на первое место?

— Честно сказать, мне это неинтересно. Я считаю, что каждый руководитель должен верить в то, что он делает, и отвечать за то, к чему он призывает. Глава региона должен быть ответственным перед Богом, народом и перед руководством государства за то, что происходит в его регионе, и если он не чувствует ответственности, то он уже не руководитель. Мы делаем всё во имя государства, во имя народа, для того, чтобы главенствовал закон, Конституция, чтобы из-за нас не было проблем в государстве и республике, мы 24 часа на службе. Человек, который не работал и не старался поднять регион, обеспечить безопасность жителей, и после оценки не будет меняться. И так есть структуры, которые постоянно докладывают в Кремль, чем занят глава региона, органы МСУ, главы городов. Мне важна оценка президента. Я очень уважаю Владимира Владимировича, я его считаю настоящим мужчиной и патриотом России. Он любит свой народ — я уверенно это говорю. Его отношение, его оценка для меня очень многое значат. Но я не буду менять свое отношение к работе из-за того, что кто-то поставит мне какой-то балл. Меня назначил и доверил этот регион Владимир Владимирович Путин. И я старался всегда не подвести его. Я знаю, что я истинно верующий мусульманин, я чеченец, я никогда не подведу свой народ и руководство. Я знаю, что Аллах на том свете обязательно спросит меня о том, что я сделал в этой жизни.

— Поговорим об экономике. Когда Чечня перестанет быть дотационной?

— Мы вышли на первые результаты. У нас город и четыре района находятся на самообеспечении, и за счет собственных доходов сформировали бюджет на следующий год — это очень хороший сигнал. Что касается инвестиций, мы очень много ведем переговоров по линии сельского хозяйства и промышленности. По сельскому хозяйству — с Турцией, Израилем, Германией. У нас очень хорошие связи.

— Грозный сейчас один из самых красивых городов России. За два года был построен стадион, спорт развивается быстрыми темпами. Вы будет выдвигать город на участие в спортивных мероприятиях, пусть не мирового, но федерального значения?

— У нас уже проходят соревнования по боксу, борьбе, дзюдо. У нас были мировые звезды футбола, играли на нашем стадионе. Мы даже договорились, что одна из команд, которая будет принимать участие в чемпионате мира, станет у нас тренироваться, базироваться у нас в регионе. Мы открыты, и можем любые спортивные мероприятие проводить — есть залы, стадионы, гостиничный комплекс, аэропорт. Мы отвечаем за безопасность. Сейчас только начинается понимание у Минспорта и различных спортивных федераций, что в Чеченской Республике можно и интересно проводить различные мероприятия.

— На Олимпиаду поедете?

— Конечно, поеду. Это же история. Это большая проведенная работа, самые сильные государства хотели у себя провести Олимпийские игры, а выиграли мы. Город Сочи интересно расположен, в нескольких километрах от него уже лето начинается. Только у нас есть такая климатическая атмосфера — лето и зима в одном городе. От республики на Олимпиаду поедут лучшие работники все отраслей производства — сельского хозяйства, образования, здравоохранения. Около 400 человек.

— Это квоты, предоставленные государством, или вы сами выкупали?

— Мы сами выкупали.

— Вы весьма яростный болельщик. Если будет какая-то спорная ситуация и в Сочи, станете кричать «судья продажный» или все же намерены контролировать свои эмоции?

— Я настоящий болельщик. Были бурные эмоции. Вот если б кто-нибудь другой сказал, то внимание не обратили бы. Я сказал то, что он (судья) заслужил. Моя вина в том, что я озвучил это вслух. Я это говорю, потому что тогда были на то основания. И если на Олимпиаде будут судьи продажные, то их надо назвать «козлами». Потому что на такие Игры попадают спортсмены, которые днем и ночью трудятся, чтобы выиграть, чтобы прославить свой народ, свое государство, чтобы подняли их флаг. А судья, который ходит со свистком и нечестно судит, продает их труд, не заслуживает уважения. Я считаю, что судья должен быть самым святым человеком. Поэтому если нужно будет, скажу то, что он заслуживает.

— Вас боятся или уважают?

— Это враги придумали, что Рамзан такой страшный, я белый и...

— Пушистый?

— Да-да, почти пушистый (смеется). Кто меня боится? Кто уважает, тот уважает. А боятся нужно не меня, а закон. Если бы он (судья) боялся меня, то он нагло бы нас не засудил. Он мог не давать ему (футболисту) красную карточку. Хотя я понимаю, что это неправильно, некрасиво, но то, что я сказал, то сказал. Я не отказываюсь от своих слов.

— Ранее сообщалось, что американские власти включат вас в «список Магнитского», да и другие нелицеприятные вещи американские власти заявляли. В то же время в Чеченскую Республику постоянно приезжают звезды мирового масштаба, многие из США. Вы им платите? Вам льстит, что они едут в Грозный?

— Нет, конечно, мне больше нравятся наши звезды. Я предпочитаю в первую очередь чеченских звезд, потом российских, а потом всех остальных. Если США против тебя, это значит, ты на правильном пути. США творят беспредел на мировом уровне, в арабских странах, исламских странах. Мне не нравится политика американцев, европейская порой не нравится. Но это не отражается на людях искусства. Есть хорошие актеры, певцы. Мы же все любим музыку. И если они приехали сюда, это просто наши бизнесмены и деятели культуры их приглашают. Я никогда не организовывал их приезд. Все думают, что мы пилим бюджет, привозя их к нам. С республики ни одна копейка не была потрачена на звезд, на актеров, на спортсменов. Это наши друзья говорят — давай мы привезем их, чтобы они были на наших мероприятиях. Привезите, если можете. На вопрос наших граждан — Кадыров, куда ты деваешь наши налоги и прочее, а также обвинения, что мы воруем, я отвечу, что Кадыров не ворует. Мы все средства вкладываем в республику. То, что у нас хорошие показатели, не наша вина. Были времена, когда нам выделялись большие средства и они не доходили до нас. Доходил лишь их запах или чуть-чуть давали почувствовать. И всем было хорошо, когда Чечня была разрушена, с вертолетов был вид ужасный. А сейчас, когда сверху вид красивый, когда строятся заводы, фабрики, создаются рабочие места, город восстанавливается, я думал, что это будет нравиться населению России. Всем «кнопочным героям», которые сидят в соцсетях, пишут гадости, я могу сказать, что у нас в центре Грозного нет ни одной копейки, которые вложены из бюджета. Это всё привлеченные средства от меценатов, инвестиций, даже в строительство моста мы не вкладывали деньги. Наши налоги тоже уходят в федеральный бюджет. И почти все регионы в России дотационные. Мы на 17-м месте находимся по размеру бюджетных средств, но не на первом или втором. Я уверен, что через пять лет республика будет зарабатывать сама и мы станем донорами. Я поставил себе цель пять лет — 5%, когда я был у президента, я сказал, что мы выйдем на ноль, а тут еще 5% накинул.

— Сейчас остро стоит межнациональный вопрос. Кто виноват в этом? Какие меры должны принять власти?

— Это происходит от того, что непонятно отношение некоторых ответственных лиц к определенным национальностям. Если преступление совершил кавказец, даже случайно, из этого делают трагедию, на место сразу же выезжают всякие бабичи-мабичи. Мы в республике сами разбираемся в своих конфликтах и не раздуваем трагедий. Если мы выяснили, что это бандиты — то мы «Салам Алейкум их». Надо одинаково относиться ко всем национальностям. У нас нет национального вопроса, у нас в регионе проживает 30 с лишним народностей — русские, турки, татары. У нас нет проблем. Руководство регионов, чтобы не работать, создают такие проблемы. Вот за это надо ставить и баллы, и наказывать жестоко — выгонять, если ты не смог защитить, примирить свое население. Перед законом русский, калмык, чеченец равны — они все граждане России. Почему у нас сильная страна — потому что мы многонациональная и многорелигиозная страна с богатой историей, мы должны ею гордиться. У нас много культур, народных традиций, ценностей.

— Вы предлагаете снимать губернаторов за нацконфликты?

— Не терроризм, а национальный вопрос опасен для России. Враги России провоцируют межнациональные конфликты. Всех, кто выходит на националистические митинги, нужно сажать. Чего им не хватает? Ведь на митинге ничего не решается. Это значит, что за ними стоит кто-то извне. У нас же много общественных организаций, НКО, которые получают с Запада и из Европы финансирование, и они ведут борьбу против России, а я выступаю, чтобы проблемы решались юридически, по закону, а не крича на митингах. Несправедливо, когда один получает условно за убийство, а другой 20 лет. Это неправильно.

У нас в законе не прописано, что наказание для кавказцев должно быть жестче, чем для сибиряков. Мы граждане одной страны и едины перед законом. Я не буду защищать всех кавказцев, есть среди них такие, которые себя ведут неправильно. В любом случае они должны уважать культуру всех представителей национальностей России. Поехал учиться — учись, работать — работай. Если ему в голову дало и он показывает, какой он сильный и смелый, то на самом деле он показывает, какой он невоспитанный и слабый духом. Мы таких не поддерживаем, которые нарушают закон. Мы недавно привезли в Чечню из Москвы нескольких молодых людей, потому что в Москве они ничем не занимались. Они не могли ответить на вопрос, где они учатся, какие у них доходы, на что живут. Мы привезли их родителям и отдали.

— У вас идет жесткий учет?

— Очень. Каждого чеченца, который проживает в России, мы знаем пофамильно. И наши МВД, депутаты и сенаторы четко отслеживают, кто и чем занимается. Я встречался с Собяниным, и если раньше к чеченцам были вопросы, то сейчас практически нет. Любой вопрос решается за полчаса.

— Экстремизм, национализм, религиозная вражда — эти понятия размыты. Стоит ли отдельно прописать наказание за деяние, сделанное с умыслом разжигания межнациональной розни?

— Я за. Кто поднимает межнациональный вопрос, он опаснее, чем террорист, пособник или вербовщик. Он свободно перемещается, имеет доступ ко всему. И может в любое время совершать преступления, нападения. А у нас закон фактически на их стороне. Даже когда полицейский к таким представителям общества применяет силу, то ему три месяца приходится ходить в суд и оправдываться, что он защитил людей и выполнил свой долг человека и сотрудника правоохранительных органов. У полицейского должны быть полномочия применять оружие. Вот в США, которые у нас так любят некоторые, если не так посмотрел на полицейского, то он может открыть огонь на поражение. И за это его награждают. А у нас иностранные спецслужбы, я так называю некоторых правозащитников, начинают винить Кремль и Путина. Мы вынуждены оправдываться перед ними, перед Европой и так далее. Мы должны сами разбираться в своем государстве. Пусть не лезут в наши внутригосударственные дела. Продажные говорят, что у нас всё плохо. Езжайте в Европу, там больше 50% живут не в своих, а в съемных домах и квартирах. Жить в России лучше, чем в других государствах.

— Следует ли запретить националистические движения, которые возглавляют Демушкин, Белов-Поткин и другие?

— Все эти ребята под чьим-то крылом ходят. Если будет ужесточение по разным националистическим организациям и прочее, то они просто пойдут по своим домам и будут заниматься своей личной жизнью больше, чем сейчас. Их использовали, когда создавали. Они хорошие ребята, они у нас были. Ходили по территории Чечни, надевали футболки «Я русский». Ну и что, что ты русский? — наоборот, мы это приветствуем. Они думали в Шатое или Урус-Мартане их будут убивать. А их приглашали, принимали. Они со мной встретились и говорили, что везде люди подставные. Видимо, не привыкли к нормальному отношению. И хочу отметить, что когда я их попросил извиниться за слова, сказанные в адрес моего отца, то они признали, что неправы и принесли свои извинения. Они здравомыслящие ребята.

— Сейчас функции куратора по межнациональной политике выполняет Минрегион. Вы сталкивались уже в совместной работе?

— Я очень хорошо отношусь к министру Слюняеву. Если б ему не мешали, а помогали, то у него хорошо получилось бы. Он только начинает заниматься этими вопросами. Но пока полной власти у них нет. Если Кремль скажет — да, что мы неформально дали все функциональные обязанности Минрегиону и все субъекты, силовики и другие ведомства должны помогать, то год-полтора и будут конкретные результаты. За день-два не решить такие сложные межрелигиозные и межнациональные вопросы.

— У идеи возвращения к государственной идеологии, какая была в советское время, есть много сторонников. Она позволит избежать многих проблем, в том числе и национальных конфликтов. Вы согласны?

— Я считаю, что ничего советского нам возвращать не надо. Мы приняли концепцию духовно-нравственного развития молодежи. В ней отражено, как подрастающее поколение должно развиваться, какие у него должны быть приоритеты. А что-то брать из тех времен, когда была жесткая силовая составляющая, не имеет смысла. Уничтожали и сажали. Возвращаться в советские времена я не хочу.

— Сейчас Кремль ищет национальную идею. Вы знаете в чем она?

— Я об этом думал. И хотел также внести свои идеи. Я созвал комиссию, и думаю, что мы найдем определенное предложение, чтобы быть участниками обсуждения. Хочу сделать свои предложения. У меня есть свои видения, но пока не оформил их. Путин в своем послании тоже озвучил направления куда и как мы должны идти. Каждый гражданин России должен подавать свои идеи, и тогда найдем объединяющую нас идею.

— Ваши заявления в прессе довольно ироничны. Вам кто-то придумывает речь? Какие-нибудь столичные пиарщики?

— Даже мой близкий человек, занимающий очень высокий пост, мне как-то сказал, что думал, что у меня экспертный совет. Моя деятельность без протокола. Произвольный график. Никогда такого не было, чтобы мне кто-то что-то советовал. Я не стесняюсь показывать, какой я, Рамзан Кадыров. Кому-то я нравлюсь, кому-то нет. Я открыт для всех. И лучше есть главы регионов и люди в нашей стране, чем я. Но они закрытые бывают, а я люблю свободу, свободу слова. Хотя говорят, что я душу всех, диктатор, но каждый человек может говорить что угодно, не задевающее честь мужчины и семьи. У меня нет придуманной политики во всех отношениях. Любые высказывания идут именно от меня. Если бы другой за меня начал писать, то это было бы не по-кадыровски, не по-рамзановски. Не было бы сходства со мной. Я люблю говорить сам. Мне говорят: «Не говори, российское общество не воспримет, руководство тоже». Но я отвечаю, что это мое мнение, я могу высказать его. Я не шепчу, а говорю вслух, чтобы каждый услышал.

http://izvestia.ru