Как я не люблю этого и как много времени было потрачено, чтобы это исправить – эту нелюбовь и невозможность прощать, эту память, фиксирующую все и не пропускающую ничего. Наверное, это кровь – кровь Рода, приходящего с Неба, чтобы убивать. Потомственных охотников на людей.
Мне уже давно казалось, что все это под контролем, что я спокойнее самого натурального трупа, что я не горд и не обижаюсь. В конце концов, мы не обижаемся – мы увядаем...
(переделанное старое «Эльфы не обижаются – Эльфы увядают».)
Последние мои внутренние перестройки сильно дисбалансировали привычный покой покрытых льдом скал – и вот, оно проявилось.

Тебе не нужен мой снисходительный тон, родная моя? – Говно вопрос, я посплю.
Разберешься сама? – говно вопрос, разбирайся!
Справишься? – говно вопрос, флаг в руки, флагшток по усмотрению.

 Быть может, это была хуйня, мелочь, не достойная внимания и даже не замеченная сознательно. (Бессознательно замеченная ЕЩЕ КАК и не одним мной – я слишком отчетливо это почувствовал.) Но сила выстрела и вес снаряда сейчас значения не имеют – сейчас значит щелчок. Механизм сработал, будто у не заряженного пистолета нажали на курок. Механизм, всхоленный и взлелеянный некогда, догнанный до идеала, вовсе не проявил старости и слабости – будто только что смазанные, все шестерни исправно выполнили свою работу,  клацнув челюстями.
И ведь прошло дохрена времени, и были сказаны нужные слова. Ан – нет...

Нет, конечно, прямая причина совсем не в этом. Я прекрасно знаю, в чем дело, тот крохотный момент потом, чуть позже, что пробудил холод. Я прекрасно знаю, что можно было сделать, ибо нет мины, которую невозможно обезвредить. Я вижу эти тонкие багровые нити, что тянутся по колодцам и штольням этого не знамо сколько миллионов лет назад заброшенного древнего дредноута, где тихонько посвистывает ветер, шелестя ошметками пепла. Казалось бы, команда давно мертва, а рваные борта являют миру обожженные разорванные внутренности  - но там, сквозь тусклые лучи света, безнадежно пытающиеся прорваться сквозь дыры и щели, тянутся багровые нити, провалами уходящие куда-то вниз, вглубь, к тому, что вовсе не спит – дремлет. И закопченные башни вовсе не запылившийся хлам, как может показаться со стороны.

Найдется ли в этом мире человек, который сможет разрядить стволы и разомкнуть цепи, успокоить воспаленное встревоженное сознание, хоть на время – шутка природы, больной разум...
А может, научиться, смочь выпустить эту энергию в другое русло, использовать ее – возможно, даже себе в удовольствие?
Это невозможно.
 Для этого надо быть еще больнее и извращеннее, чем я.

 Легко ударить и легко победить – а как насчет того, чтобы что-то создать?
Просто в бою – подача, затвор, рама, огонь. Подача...

 Я был не прав.
Это надо уметь признавать.