Радужной дымкой падает лунная плащаница на юдоль влажности моря.
Ты не сможешь испить его до дна, осушая каменный скелет.
Слабое гудение насекомых, чьи слова подчеркивают тишину,
разворачивает диссонанс меланхолии. Нетронутая апатия мерного сияния чистого неба.
Быть может это лишь затишье перед неминуемой катастрофой.
Именно то нервное и бездыханное ожидание,
как ждет своего удара об землю борт лайнера,
несущего в утробе своей зависть и прах,
где сгинет последний герой утопающего дня в огне истребления.
И здесь не вырастет сад полный пчел, не появится озера - мусорной лужей гордыни,
выжигающей взгляд кристаллическим блеском.
Но пробьются ростки ярких цветов, вскормленные кровью и бессилием павших,
затопляя испепеленную пустошь своей хрупкой надеждой...
По крайней мере пока не раскатают раскаленный асфальт. Но ведь эта пустошь
словно глубокий рубец консервным ножом по тонкой глади тектонической плоти.
Это не массовый ущерб планете. Это не глобальный укус по нашей галактике.
Но звезда-убийца каждый день видит этот нарыв воспаленной боли.
Именно она подарит жизнь одеялу цветочного луга.
И эта звезда не растает, не разлетится кусками.
Может и покроется она плесенью. Может и с ума сойдет ее вечное сияние разума...
Но она жива. Как живы и все те, кто прах свой отдал этой земле.
Они где-то там - далеко со звездой.
Они где-то рядом - с центром земли, меж томных скучных тел.