Деревенский роман
В книгах про красивую любовь герои часто говорят о том, что готовы пойти за любимым человеком на край света. На деле, конечно, редко кому приходится это делать. Может, оно и к лучшему.
На судьбоносную дискотеку меня занесло случайно: моя подруга начала ныть, что ей не с кем пойти, и мне пришлось согласиться. В зале было чудовищно жарко, кругом прыгали потные и резко пахнущие духами и алкоголем люди. Я уже собралась улизнуть, как из духоты и полумрака передо мной вынырнул крупный симпатичный молодой мужчина.
- Танцуете? - крикнул он мне в ухо.
- Нет! - проорала я в ответ.
- И я - нет.
Так я познакомилась со своим будущим мужем. Его звали Валей. На дискотеке он, как и я, оказался случайно.
- А что вы вообще слушаете? - спросил он, когда мы выбрались наружу. На улице было тихо, свежо, о дискотеке напоминало только ритмичное уханье.
- Бардов, - ответила я.
Он обрадовался:
- Я тоже.
Валя предложил проводить меня. Мы пошли пешком и всю дорогу говорили. Он оказался интересным, взрослым, умным мужчиной. Было как-то глупо расстаться, не обменявшись телефонами.
- Вообще-то я здесь в гостях, на неделю. Вот номер моих родственников.
Мы начали созваниваться. Валя то уезжал домой, то неожиданно появлялся, и каждый раз по приезде засыпал меня яблоками, садовыми цветами, овощами со своего огорода. Родители посмеивались: мол, молодец дочка, завела полезного ухажера. Меня эти штучки обижали - я чувствовала, что Валя становится для меня близким и дорогим человеком. Что он какой-то. настоящий.
Выходные на воздухе: романтика и отдых
Потом, несмотря на все невзгоды, мне в голову приходила мысль, что мне здорово повезло в жизни: мой первый мужчина оказался порядочным человеком, который, несмотря на мою девичью беззаботность, не воспользовался моей неопытностью. Однажды он предложил провести выходные в его деревне. Мы ехали туда около пяти часов на машине. В доме нас встретила его мать, приятная, заметно волновавшаяся женщина. Я тоже была взволнована, но вроде мы друг другу понравились. Мама покормила нас и сказала, что мы можем ложиться, что "все готово". Принимая Валино предложения, я, конечно, понимала, чем может закончиться эта поездка в деревню. Тем больше было мое удивление, когда мне постелили в доме, а ему на террасе.
Ночь прошла в непривычной тишине, на мягких подушках. Я лежала, размышляла о Валином рыцарстве, проникалась еще большей симпатией и уважением к нему. Уснула я только под утро, немного жалея, что он так и не пришел ко мне.
Утром Валя как ни в чем не бывало показывал мне свою деревню. Он строил себе на другом конце улицы дом и было видно, что ему это очень нравится.
- Буду стараться строить поскорее, - сказал он мне, - потому что теперь я знаю, для кого я это делаю!
Я смутилась, обрадовалась, вспыхнула, в этой фразе прозвучало что-то хоть и туманное, но многообещающее.
Рядом с деревней был лес, поле, речка, место было очень милым и живописным. По утрам кричали петухи. Когда кто-то шел по улице, во дворах лаяли собаки, и это тоже казалось мне милым и поэтичным. Я провела у Вали два дня и уехала совершенно влюбленной!
С собой я увозила кучу фруктов и цветов. Валина мама сунула мне в дорогу очень вкусные, но ужасно жирные пирожки, завернутые в застиранный пакет от кефира. Этот пакет потом долго валялся у нас дома, я то и дело натыкалась на него, вспоминая о деревне, петухах, ледяной воде из колодца.
А через какое-то время Валя пришел к моим родителям и попросил моей руки. Для них это было неожиданностью, однако я уже не представляла своей жизни без Вали и ни капли не сомневалась в своих чувствах к нему.
Кроме того, мне хотелось как можно скорее почувствовать себя взрослой и самостоятельной, жить в своем доме. В общем, в институте я легко перевелась на заочное отделение. Родители расстроились, что я уеду от них, говорили мне, что еще рано, что я молода, что мы пока знакомы всего полгода, но я, естественно, их не слушала.
Я становлюсь молодой хозяйкой
Свадьбу мы сыграли очень хорошую. Приехали его друзья, родственники. Вот только моя мама в голос разрыдалась в ЗАГСе. Но в остальном все было замечательно. Подарки, "Горько!", букет.
На следующий день мы уезжали в деревню. Моя мама еле сдерживала слезы, а папа шепнул на прощание:
- Если будет невмоготу, только позвони, и я тебя заберу!
.. Когда Валя перенес меня через порог нового дома, там было просторно, чисто, пахло свежим деревом. Я прильнула к мужу, и сердце мое замерло в преддверии счастливых перемен.
Накануне свадьбы Валя провел в дом электричество, перевез кучу мелочей типа посуды, постельного белья, лекарств. А также успел обзавестись живностью. Увидев хрюшку, я завизжала от восторга:
- Свинка! Какая милая!
Но кое-чего не хватало, и долгие месяцы мы хранили вещи во фруктовых ящиках, пальто и куртки вешали на гвозди и пользовались старым-старым "припадочным" холодильником, который то и дело начинал дрожать и стучать.
Забегая вперед, скажу, что дом Валя достраивал все те семь лет, которые мы прожили вместе. По покрытому полиэтиленом полу мы ходили год. Всю осень я провела, бегая с тряпками и тазами: крыша отчаянно текла. Потом надо было что-то там делать со стенами, и несколько месяцев я выметала из всех углов куски бородатой пакли. Ну и так далее. Я сначала относилась к жизни среди стройматериалов как к неизбежному злу, убеждала себя, что надо немного потерпеть, и опять ходила по полиэтилену, собирала щебенку, спотыкалась о разбросанные по всему участку кирпичи.
Но недостроенный дом был самой маленькой проблемой из всех, которые ждали меня в деревне.
Ежедневные хлопоты, не приносящие радости.
Валя вставал в восемь, завтракал и уезжал работать. Я вставала в шесть, чтобы подоить корову и отдать ее пастуху. Ой, как я училась доить - это отдельная история. Я ужасно боялась коровы, она была большой и на вид грозной, я жмурилась от страха, когда подсаживалась к ней. Доить меня учила Валина мама:
- Смотри: раз-раз, раз-раз, а ты чего в разные стороны без толку тянешь?
В общем, в первые недели жизни в деревне я гнала нашу Селедку на дойку на другой конец деревни, к свекрови. Когда с коровой было закончено, надо было принести воды, приготовить Вале завтрак, проводить его на работу. Дальше начинался обычный день: приготовить еду, покормить хрюшку, кур, сгрести коровий навоз в угол сарая, нарвать хрюшке травы. Потом был огород. Огород - это мое наказание: грязь, жирная, чавкающая, забивающаяся под ногти, длинные хлесткие сорняки. Воды надо было носить на него - ужас какой-то! Слава Богу, Валя наконец протянул шланг от водопровода, и для меня на тот момент это было прямо спасением.
Другие дела были точно такими же, как в городе: постирать, убраться, сходить в магазин, однако все это намного сложнее, чем дома. Нет, мама меня, конечно, научила кое-какой готовке, но стирать без машины я не умела и к тому, что в магазине только хлеб, крупы и консервы, тоже не привыкла. Овощи-фрукты полагалось выращивать самим, мясо Валя один раз в неделю покупал в соседнем городе, яйца несли куры. Уборка дома была бесконечной. Несмотря на то, что я заставляла всех пришедших снимать обувь, земля постоянно оказывалась в доме и разносилась по всем комнатам, превращаясь в сухие хрусткие комочки. Стоило плеснуть водой из ведра на пол и пройти один раз по этой луже, как по полу расходились черные следы. По дому вечно летали мухи, комары и прочие насекомые, несмотря на то, что я повесила занавеску на дверь и затянула марлей окна. Валя бил их газетами.
Потом объявились мыши, которых я всю жизнь боялась как огня. Сначала они шуршали где-то под обоями, у стен (обои у пола и потолка слегка отходили от стен, и меня передергивало от отвращения, когда я видела, что под ними что-то двигается). Потом начали шнырять по дому, все больше и больше наглея. Видя мышь, я визжала как ненормальная и потом еще долго всхлипывала и плакала, без слов жалуясь неизвестно кому на свою судьбу.
Валя в ответ на мои жалобы привез из города мышеловки. Одну из них я лично вытащила из-под кровати однажды утром. Дощечка была забрызгана кровью: в мышеловке - дохлая мышь. Железной скобой ей перебило позвоночник, и. нет, не хочу вспоминать. Помню только, что едва успела выскочить во двор, прежде чем меня стошнило. Полюбовавшись на это, Валя всерьез занялся мышиной проблемой и до поры до времени истребил их.
В общем, тогда я еще надеялась, что все остальные проблемы тоже рано или поздно решатся. Но вот беда: в деревне каким-то образом мигом узнавали обо всех моих промахах. Например, когда я гоняла корову к маме на утреннюю дойку, женщины потом встречали в магазинах меня шутками, не вожу ли я к свекрови свиней и кур кормить. Они внимательно и беззастенчиво рассматривали мою одежду и громко делились своими соображениями по ее поводу. Шутки у них были однообразные и, на мой взгляд, не смешные. Когда я надела свою любимую замшевую курточку с бахромой, одна из них сказала:
- А лапша-то на что? Коров смешить? - и все дружно покатились от смеха, а я закинула дома куртку в прихожую и больше не надевала. Меня это страшно злило, но сказать мне было нечего, я как-то попыталась одернуть одну особенно ядовитую бабенку, но с ними же бесполезно говорить: я ей слово - она мне десять, и все с какими-то идиотскими прибаутками, от которых окружающие хохотали. Если я красилась, меня тут же спрашивали, куда я собралась. Мысль о том, что можно прилично выглядеть просто так, для себя, никуда не собираясь, им в голову не приходила. И вообще, они все бесцеремонно лезли в нашу жизнь, все постоянно интересовались, куда я иду, где была, что делала, расспрашивали про город. Я понимала, что это от недостатка информации, но меня раздражала мысль о том, что мы с мужем постоянно на виду, под пристальным вниманием.
Я чудовищно одинока, и перемен не предвидится
Но для меня самым страшным было то, что мне вообще не с кем было общаться в деревне. Валю, ради которого я пошла на этот, как мне начало казаться, подвиг, я почти не видела. Он с утра до ночи был на работе, а в выходные у него всегда находились дела: строительство, машина; куда-то съездить, что-то купить, сделать какой-то левый рейс, привезти стройматериалы.
Я тосковала без него и не могла отделаться от ощущения, что в наших отношениях что-то происходит неправильно. Но что конкретно и как это исправить - я понять не могла.
Женщин моего возраста в деревне находилось немного. И разговоры у них были об одном: кто с кем живет, кто кого бьет, какие идут сериалы, во что одеты ведущие и кто теперь в любовниках у Пугачевой. И еще. мне не нравился их запах: не очень чистого тела, скотины, навоза, земли, мне не нравились закисшие запахи их домов. Я боялась, что когда-нибудь начну пахнуть так же. Я постоянно мылась, несмотря на очевидные неудобства: отсутствие в душе горячей воды, вечная сырость и холод. Вода пахла болотом, и я яростно терлась мочалкой, стараясь избавиться от запахов. Я гоняла в душ бедного Валю после работы, ведь он привык мыться раз в неделю в бане. Сама я в парилку ходила редко: у меня там болела голова, плыли круги перед глазами.
- Ты какая-то нерусская, - смеялась свекровь, - бани не любишь.
По вечерам, когда дела были переделаны, свиньи накормлены, а Валя еще не пришел, я усаживалась перед телевизором, но смотрела сквозь него, на темную, скудно освещенную одним фонарем улицу, где в тишине изредка брехали и завывали собаки, и мне было так тоскливо, что хотелось завыть с ними.
Горькая правда и никакой романтики
Моим величайшим счастьем, с точки зрения местных женщин, было то, что Валя не пил. В соседнем доме, например, где жила тихая и слабая женщина Тамара с мужем Егором, редкий день начинался без ее надрывных криков:
- Ирод! Ты всю мою жизнь погубил, скотина!
Крик иногда переходил в визг: Егор, здоровый краснолицый мужик, "учил" жену. Когда в первый раз услышала эти вопли, я бросилась к Вале:
- Почему никто не вмешивается?! Он же ее бьет!!!
- Муж, - спокойно объяснил мне Валя. - Имеет право.
И добавил, глядя в мои изумленные глаза:
- Я этого не одобряю, но лезть в чужую жизнь не могу. И ты не лезь. Да у них каждый день так. Через полчаса все закончится, не волнуйся.
Действительно, вскоре крики прекращались, а еще через некоторое время на свет божий выполз то ли еще не протрезвевший, то ли уже напившийся Егор, а за ним Тамара. Супруги, мирно покачиваясь, рука об руку ушли на огород.
- Совет да любовь, - насмешливо прокомментировал Валя.
Вскоре я поняла, что Тамара пьет не меньше Егора. Иногда она мне изливала душу через забор, поносила "ирода", дышала на меня перегаром. И говорила:
- Ох, деточка, зачем ты в это болото приехала, жила бы у себя в городе.
После этого разговора я плакала.
А один раз утром Тамара выскочила из дома растрепанная, в ночной рубашке: Егор пытался поджечь ее волосы, пока она спала. Нет, убить не собирался, пошутить хотел. Очень расстраивался, что она проснулась раньше времени.
Я только удивлялась:
- Почему она от него не уйдет?
- Куда? - спрашивал Валя. - Детей у них нет, родители давно умерли.
В первые месяцы жизни в деревне я перевидала столько, сколько не видела за всю жизнь. Например, пьяного ребенка. Я шла в магазин, а меня то и дело догонял, виляя на велосипеде, чумазый мальчик. Когда он свалился с велосипеда прямо мне под ноги, я предложила:
- Давай я буду держать велосипед!
- Давай! - обрадовался он, и тут на меня пахнуло таким уже знакомым деревенским запахом перегара.
- Ты что же, пил?! - изумилась я.
Они хитро прищурился и спросил:
- А что?
- А тебе сколько лет?
- Одиннадцать, - ответил он.
- И давно ты пьешь?
Он задумался.
- Ну, напился в первый раз в девять.
- Как же тебе водку продают?
- Ну, я говорю - для бати.
И он вдруг прижался ко мне. Я было подумала: бедный ребенок, соскучился по ласке, как он противно захихикал. Я резко отстранилась, и мальчик рухнул вниз вместе с велосипедом. Я торопливо пошла дальше, не оборачиваясь. Мне вслед понеслись ругательства.
Кстати, здесь ругались все: и мужчины, и женщины, и дети, и старики. Вернее, они не ругались, они разговаривали. Даже моя свекровь применяла некоторые глаголы в отношении домашней скотины. Я так и не смогла к этому привыкнуть, и матерное слово все время меня будто хлестало по лицу.
.. Наступила зима, и оказалось: то, что я считала сложностями, было легкой разминкой. Огород, слава Богу, прекратился, но теперь корова находилась все время дома, а это значило, что навоза стало намного больше. Его надо было выгребать наружу, где он слеживался в удобрения. Это делать, кроме меня, было некому. Постепенно на смену всем моим чувствам пришло отупение.
Еще надо было постоянно следить за печкой, подтапливать ее. Я страшно боялась насмерть угореть и закрывала заслонку тогда, когда все, что тлело, уже точно погасло. Поэтому ночной холод подбирался к нам ни свет ни заря, и с утра пораньше я, подскакивая на ледяном полу, куталась в дубленку поверх ночной рубашки и бежала топить. Я и в городе-то плохо переносила зиму, а здесь она повергла меня в настоящую депрессию.
С наступлением холодов Валя притащил к входной двери ведро.
- Что это? - удивилась я.
Муж посмотрел с недоумением.
- Ты по ночам в мороз собираешься бегать на улицу до ветру?
Идея с ведром была для меня неприемлема. Я так и продолжала бегать всю зиму во двор.
Иногда я ездила домой. Старалась делать это реже, потому что выходные с лежанием в ванне с пеной, с теплой водой, льющейся прямо из крана, с огромными магазинами провоцировали по возвращении приступ отчаяния и уныния.
Беременность лечит, но не все
Забеременела я от тоски, от отчаяния: надеялась, что с рождением ребенка все как-то изменится, у меня появится родной человек, мои мысли будут заняты малышом. Но получилось не совсем так: во время беременности я, как и раньше, копалась в огороде, стирала, ходила в магазин. Валя избавил меня только от таскания воды. Соседки наперебой лезли с советами и приметами.
Рожала я в городе, после рождения сына муж требовал, чтобы малыша звали так же, как его отца - Игнатом, а я хотела назвать его Володей. В результате муж просто съездил один в город и зарегистрировал его Игнатом.
Хлопот прибавилось, иногда помогала свекровь, но в целом все по-прежнему было на мне, и у меня уже не хватало времени следить за собой: я ходила нечесаная, одетая в какие-то халаты, мылась редко, готовила мало. Свекровь, побывав с ревизией, сделала мне внушение: "Ты что, девка, нельзя так дом и себя запускать, у тебя сейчас самое опасное время, знаешь, сколько мужиков уходит налево в первый год, как родишь?" Пришлось заняться все тем же.
Не знаю, почему Игнат не приносил мне радости. Когда я пять лет спустя родила дочь, все было совсем по-другому: я наслаждалась каждой секундой рядом с ней, для меня было огромным счастьем наблюдать за тем, как она растет, меняется, просто смотреть на нее. А тогда, наверное, виной всему была огромная невероятная усталость. Я мечтала только об одном: выспаться. И тоска, от которой я надеялась избавиться с помощью ребенка, ничуть не стала меньше. Просто появилось намного больше обязанностей, вот и все.
Я много плакала. Валя утешал меня, говорил, что после родов это бывает, но я-то знала, что роды тут ни при чем. Я жаловалась ему, что мне скучно, тоскливо, плохо; что мне тяжело стирать пеленки, меня злит, когда Игнат не дает мне выспаться, мне надоело копаться в дерьме. Я ныла, ныла, ныла, мы ссорились, я плакала, Валя сердился, говорил, что не понимает, чего мне не хватает.
Мы были чужими и расстались чужими.
Развелись мы с мужем естественным образом - когда я в очередной раз сказала, что больше не могу и не хочу так жить, что я вообще не хочу жить. Валя, вместо того чтобы в сотый раз начать меня успокаивать, вдруг замолчал, а потом сказал:
- Ну, может, ты и права, наверное, зря я тебя сюда вытащил.
Уже уехав в город, я еще долго не верила своему счастью. Вскакивала ни свет ни заря, пугая родителей, легко таскала тяжести, радовалась бытовым мелочам, которых раньше не замечала (кухонный комбайн, стиральная машина, прилично работающий утюг), и с огромным наслаждением ходила по магазинам, покупая тряпки себе и Игнашке. Я восстановилась в институте, а еще через год вышла замуж, родила дочь.
С Валей мы изредка видимся, он иногда заезжает ко мне, когда бывает в городе. Он тоже женился, начал попивать, судя по его физиономии, обрюзг, потолстел. Когда на моей чистенькой кухне сидит этот крупный мужчина, застенчиво поджимая ноги под табуретку, я смотрю на него и думаю: и зачем я вышла тогда за него замуж? От него пахнет потом и бензином, и я, принюхиваясь, уговариваю себя не раздражаться: он скоро уйдет и в моей квартире снова будет пахнуть по-прежнему.
