Как-то резко похолодало. А за окном, на "пятачке", буйно расцвела черёмуха. Она каждое утро приветствует меня, качает ветвями, как и старый дуб из моего детства, как и вишня под ночным дождём на Ашхабадской улице из моей далёкой молодости (…там был счастлив я, как никогда, не буду никогда... ). И так случается из года в год, сколько помню я эту черёмуху за окном. У нас в России это явление называют черёмуховыми холодами. Значит это явление наблюдается из века в век. Но для г-на Лимфлянда - "…неожиданно похолодало…". Учёные-синоптики запускают спутники, рисуют на картах изотермы и изобары, а самое главное сидят на жопах ровно и получают огромные зарплаты, а предсказать когда зацветёт черёмуха не могут. Это загадка и для моего пытливого ума. То-ли становится холодно потому, что зацветает черёмуха, то-ли она цветёт только тогда, когда приходят холода. Скорее всего первое. Ведь похолодания бывают и апреле и июне, а она тогда не цветёт.
Другой огромной загадкой для меня является самолёт. Я прекрасно понимаю про кривизну профиля крыла, про разницу давления сверху и снизу, про мощность турбин, даже про то, что очень хочется лететь, но вы посмотрите на самолёт. Он не просто большой, он огромный и очень, очень тяжёлый. Мне его даже не приподнять. В молодости я одной рукой поднимал канистру с бензином в багажник, но всегда знал, что ни одна турбина не облегчит мне работу. Шуму наделает много, но канистру не поднимет. Может быть, если быстро-быстро что-то вращать, то создаётся иллюзия искривления пространства и времени у каждого человека. Ведь возможно Мир существует внутри каждого человека в отдельности и в одно целое он ещё не объединён. Это работа для душ.
Другое дело паровоз. Сразу после войны мои родители были железнодорожниками. Мой папа был начальником Финляндского вокзала, а мама - диспетчером Финляндской товарной станции. И я с детства любил паровозы. Когда меня мама спрашивала: - Ну, куда мы пойдём гулять? Я неизменно отвечал: - К паровозам. Огромные машины завораживали меня. Я проходил мимо большущих колёс и меня обдавало жаром живого механизма. Стоя на рельсах паровоз тяжело дышал, но стоило ему сдвинуться с места и отправить в путь, как "дыхание" его становилось быстрым и лёгким, всё внутри начинало петь и играть, и меня охватывал восторг. Мама же очень боялась этих огромных машин и, когда я кричал машинисту: - Дяденьки машинист погуди! - в ужасе зажимала уши. В детском саду я с удовольствием рисовал паровозы. Я мог объяснить, где у него находится тендер, песочница, гудок, поддувало и для чего они предназначены. Зато сейчас, после университета, я могу объяснить, как влияет Красная звезда и портрет Сталина спереди у паровоза на его скорость и надёжность.
И вот совсем недавно, роясь в тёмных шкафах в поисках какого-то документа, я нашёл небольшую книжечку в жёстком переплёте, а на нём мчащийся на всех парах паровоз. Я сразу узнал её и надпись на обложке - "за отличную учёбу в 1 классе". Это была первая книга, которую я прочёл с удовольствием. А потом уже "Что я видел" Жидкова. И уже в университете по-английски "Сказки Киплинга". Больше я книг в жизни не читал.
Иногда летом, когда окна моей комнаты открыты и на улице тихо, до меня доносятся далёкие звуки паровозных гудков со стороны Московского вокзала и Обводного канала.
Куда зовёте вы меня, паровозные гудки? В далёкий, далёкий путь? Мне ещё рано… Я не готов...