В колонках играет - То ли мука, то ли скука...
Настроение сейчас - Тоска

Так много вещей на полках пылятся, старые часы, ненужное зеркальце, чей-то не использованный подарок, статуэтки, шишки и просто пыль. Пылятся в некоторой надежде, что их никогда не выбросят.

 

То ли мука, то ли скука,

Одиночества наука...

А тоска - такая штука,

Не укрыться от нее.

 

Старые фотографии заменяют новые, еще не распечатанные и ждущие своего часа в архиве умной машины.

 

 

Я зарвался, я заврался,

Я опять с цепи сорвался

И осмыслить попытался

Положение свое.

 

На все жизненные вопросы и проблемы с высока смотрят книжки, тесной стопкой сложенные на верхней полке.

 

 

Вот плыву на пароходе,

Смят и сжат, как туз в колоде,

Маюсь вроде (это в моде)

Драматической тоской.

 

Когда тоска, когда грустно, когда хочется счастья, тянет слушать музыку и медленно, но уверенно повышать настроение.

 

 

Я голодный и бездомный,

А вокруг - такой бездонный,

Океан - такой огромный,

Атлантический такой.

 

Он загадочно мерцает,

Он, раскинувшись, вздыхает,

Он как будто отдыхает

От полуденных лучей.

Мглой закатной дышит мерно

И печалится, наверно,

О великой и безмерной

О безбрежности своей.

 

Дума не идет, просто вспоминаешь старые обиды.

 

 

Пароход наш старый, странный,

Работяга неустанный,

Точно вторя океану,

Тяжко дышит на ходу.

Так, сморкаясь и чихая,

Доползет он до Шанхая

И причалит, и тогда я,

Может быть, с него сойду.

 

И когда осознаешь, что почти все бросили, вспоминаешь любимого человека…

 

 

Тишина в каютах хмурых,

Только боцман - черный турок,

Все сидит, цедя окурок,

И на всех ему плевать.

Изнурен привычным делом,

Утомлен душой и телом,

Он на судне опустелом

Будет ночь пережидать.

 

Затоскует он жестоко

О стране своей далекой,

О турчанке зеленоокой,

Что дороже всех наград.

Ах, бока ее округлы,

Ах, уста ее, как угли,

А глаза ее - как джунгли,

А зовут ее - Шихрад.

 

А турчанка молодая,

Не печалясь, не страдая,

Сладко спит, забот не зная,

Да за тридевять земель,

Не в каюте неуютной,

С ней бродяга сухопутный,

Одинокий и беспутный,

Делит мягкую постель.

 

А зовут его Джамоко,

И ему вдали от дома

Так знакомы все симптомы

Ностальгической тоски.

На чужбине знойным летом

Он не спит перед рассветом,

Как и все на свете этом,

Кто от дома далеки...

 

Эх, заняться б пустяками,

Поболтать бы с корешками,

Погулять бы кабаками,

Все бы стало на места.

Но пустяки давно забыты,

Корешки давно зарыты,

Кабаки давно закрыты,

 

Тишина и темнота.

 

И только пароход

Плывет себе, плывет...