Цитата сообщения Ермоловская_Татьяна Эмма Дарвин: ...его за всё прощаю

Педантичный до одури, капризный и скаредный, трогательно беззащитный, мнительный и вечно нуждающийся в поддержке, он, несмотря ни на что, был для нее роднее всех на земле.
– Мне и не нужно, чтобы Чарльз любил меня больше своей науки или призвания. Вполне достаточно, чтобы он просто любил меня. Что касается моего собственного призвания, то я уверена, что оно в любви к Чарльзу, – говорила миссис Эмма Дарвин.

В ожидании жениха
Эмма знала Чарльза с рождения. И любила, кажется, всю свою жизнь. Отец Эммы Джозайя Веджвуд и мать Чарльза Сюзанна были родными братом и сестрой. И после того, как шестеро детей безвременно умершей Сюзанны осиротели, Джозайя Веджвуд считал своим долгом опекать племянников и племянниц, особенно младших: восьмилетнего Чарльза и семилетнюю Кэтти, тосковавших по матери особенно сильно. По обсаженной вишнями и вязами дороге, соединявшей два расположенных по соседству имения – Маунт Дарвинов и Мэр-Холл Веджвудов – вечно сновали экипажи, перевозившие кузенов и кузин в гости друг к другу, а в доме у Веджвудов, где росло девять своих детей, всегда находилось место для двоюродных братьев и сестер, благо положение владельца знаменитой Веджвудской фарфоровой мануфактуры позволяло Джозайе ничем не ограничивать своего гостеприимства.


Именно сюда, в Мэр-Холл, прискакал Чарльз в поисках последней надежды летом 1831 года.
– Не смею рассчитывать на вашу поддержку, дядя Джоз. Но эта должность и это путешествие, наверное, единственное, чего я по-настоящему страстно желаю в жизни.

Стоя под дверью библиотеки, где сейчас находились отец и Чарльз, Эмма почувствовала, как у нее упало сердце. Значит, вот как обстоит дело... А она-то надеялась, что больше всего на свете Чарльз жаждет ее объятий и именно ради нее он явился в Мэр. Будучи одногодками, они с Чарльзом всегда дружили особенно крепко, и с некоторых пор Эмма стала замечать, что золотистые кудри Чарльза и его карие глаза снятся ей что-то уж слишком часто. В последние годы кузен каждую осень обязательно на несколько недель приезжал в Мэр – поохотиться. И упоительные вечера, которые они проводили в садовой беседке, стоявшей на самом берегу реки, вселяли в сердце Эммы надежду, что и Чарльз питает к ней чувство более сильное, чем братская дружба. Увы, кажется, она жестоко обманулась. Все, что понадобилось нынче Чарльзу в их доме, это заступничество всегда благоволившего к нему дядюшки... Из обрывков доносившегося разговора она успела понять, что бывший кембриджский наставник и покровитель Чарльза профессор ботаники Джон Генсло предложил ему принять участие в каком-то очень увлекательном путешествии, кажется, даже кругосветном, но отец кузена доктор Дарвин наотрез отказался поддержать затею сына, заявив, что не видит проку в глупых странствиях, в то время как вся задача Чарльза на сегодняшний день должна состоять в том, чтобы наконец-то определиться в жизни и достойно подготовиться к принятию священнического сана.

Что ж, реакция доктора Дарвина Эмму не удивила. В семье уже давно поговаривали о том, что Чарльз, юноша милый и приятный во всех отношениях, растет абсолютным вертопрахом. С самого детства он удивлял всех теми бессмысленными историями, которые он без конца придумывал, выдавая за правду. Однажды он рассказал соседскому мальчику, что может выращивать ромашки всех цветов радуги, поливая их синькой, купоросом или бычьей кровью: «Какого цвета жидкость, такого получается и цветок!». В другой раз он переполошил весь дом, заявив, что нашел в саду склад краденых фруктов. Но, как оказалось, яблоки и груши под кустом сложил сам Чарльз, искусно похищавший их из запертого сада при помощи длинной палки и цветочного горшка. В школе он успевал так плохо, что отчаявшийся отец забрал его оттуда и в четырнадцать лет отправил вслед за старшим братом Эразмом изучать медицину в Эдинбургский университет, надеясь, что тамошние преподаватели и студенческое общество пробудят в сыне жажду знаний. Но Чарльз нашел лекции по анатомии нестерпимо скучными, а практические занятия в больнице просто невыносимыми. Не прошло и двух лет, как он заявил, что медицина не его стезя и перебрался на теологический факультет в Кембридж. Однако и там вместо того, чтобы прилежно изучать теологические трактаты, Чарльз, так же, как и раньше в Эдинбурге, дни напролет упражнялся в стрельбе из ружья, слушал хоралы в церкви Колледжа королевы и, ничуть не смущаясь тратами родительских средств, даже приглашал хористов к себе домой, чтобы вдоволь насладиться музыкой. По секрету он как-то признался Эмме, что вообще не видит проку в учебе: отец оставит ему вполне приличное состояние для безбедной жизни.

Впрочем, в том, что ему нравилось, Чарльз был неутомим. Увлекшись естественной историей, он щедро тратил время на сбор каких-то дурацких коллекций из обломков камней и засохших жуков, без устали носясь по окрестностям Кембриджа в поисках интересных экземпляров. Кажется, одного из найденных Чарльзом насекомых даже поместили в какой-то научной книге с подписью «...пойман Ч. Дарвином, эсквайром». Чарльз жутко гордился.

Интересно, на сколько Чарльз собирается уехать? Хоть бы не больше чем на год, в крайнем случае на два. Если Эмме придется ждать его дольше, она рискует навсегда остаться старой девой: ведь ей уже двадцать три, а красотою она никогда особенно не блистала. Может быть, Чарльз хотя бы сделает ей до отъезда предложение? А лучше всего, чтобы он вообще никуда не ездил. Через год-два он получит приход где-нибудь в Шрусбери, и они смогут пожениться и растить детей в уютном пасторском домике.

Провожая на следующее утро Чарльза и отца, ехавшего в Маунт хлопотать за племянника, Эмма и представить себе не могла, что ей придется ждать жениха еще восемь лет.

Чарльз в поисках истины
Все эти долгие годы она питала свою любовь обрывками рассказов, выдержками из писем, которые давали ей почитать кузины, жалкими приветами, которые Чарльз иногда приписывал в самом конце письма, отправляемого сестрам или отцу. Между тем, сердце Эммы каждый день замирало от страха, что ее бесшабашного кузена, отправившегося-таки в качестве судового натуралиста в кругосветное путешествие на корабле «Бигль», в чужих землях подстережет одна из тысяч смертельных опасностей или, что еще страшнее, одно из романтических приключений, которые так часто случаются с молодыми людьми, впервые вырвавшимися из семейного круга. Увы, уезжая, Чарльз так и не решился ни на что, кроме братского поцелуя, и, чтобы набраться мужества для долгого и, возможно, напрасного ожидания, Эмме пришлось убедить себя, что Чарльз просто не хочет связывать ее каким-либо обещанием в тот момент, когда отправляется в рискованное плавание. Однако, когда кузен, наконец-то возвратившийся из своих странствий в октябре 1836 года, не появился в Мэр-Холле ни к Рождеству, ни к Новому году, Эмма приуныла...

А к лету ее уныние уступило место откровенному отчаянию.
– Ты и в самом деле так уж соскучилась по кузинам? Или все дело в том, что Чарльз вот-вот вернется в Лондон, а ты так его и не увидишь?
Пронзительный, все понимающий взгляд отца заставил Эмму покраснеть. Джозайя Веджвуд как можно ласковее обнял дочь за плечи:
– Имей ввиду, Эмма, жизнь с Чарльзом Дарвином будет несладкой. Не знаю уж обрадует это тебя или огорчит, но того милого мальчика, с которым ты провела юность, больше нет. Судя по тому, какой резонанс получили сделанные им находки, он наконец-то нашел то, что искал – свое настоящее призвание. Не думаю, что ему нужно от жизни что-то еще. Во всяком случае больше, чем свою науку и самого себя он вряд ли сможет кого-нибудь полюбить. Если бы он был на это способен, то, конечно, давно бы женился. К тому же после этого путешествия вокруг света его здоровье сильно пошатнулось. Впрочем, если ты настаиваешь...

Домой из Маунта Эмма вернулась с заплаканными глазами. Два дня, которые ей удалось провести с Чарльзом, о котором она тосковала так долго, пропали впустую. Мило проболтав с нею два вечера подряд и вдоволь насладившись эмминой игрой на фортепьяно, Чарльз отбыл обратно в Лондон к своим жукам, статьям, камням, заспиртованным моллюскам и научным спорам. Так что, когда год спустя он вдруг неожиданно все-таки сделал ей предложение, Эмме, почти потерявшей надежду, было решительно все равно, что толкнуло его на этот шаг. Ведь теперь они будут вместе! Чарльз, который после своего весьма плодотворного путешествия пользуется все большим авторитетом в научных кругах, станет профессором. А она будет привечать ученых друзей мужа и растить детей. Пусть и не в пасторском домике, а в просторной профессорской квартире.

Поначалу все было именно так, как ей и грезилось. Званые обеды, которые Эмма устраивала в их очаровательной квартирке на Аппер-Гауэр-стрит, на которых бывали многие светила английской науки: Чарльз Лайель, Джон Генсло, Роберт Броун, Уильям Фиттон. Неспешные и такие чарующие своей загадочностью разговоры о ботанике, биологии, геологии. Эмма слушала их, как музыку. Однако очень скоро ее ухо начало улавливать нечто, что заставило сердце содрогнуться:
– Виды животных и растений с течением времени изменяются. Некоторое из них вымирают, некоторые становятся более многочисленными. Во время своих путешествий я находил останки животных, которые давно исчезли с лица земли, и видел, что они по ряду признаков походят на ныне живущих.

Глядя, как Чарльз Лайель согласно кивает, слушая ее мужа, Эмма засомневалась. Да полно, все ли она верно поняла? Не может быть, чтобы Чарльз и его ученый коллега и в самом деле думали так. Ведь это означало бы, что они начисто отрицают все тридцать девять догматов англиканской церкви, в которых ясно говорится о том, что Господь создал каждую из ныне живущих на земле тварей неизменной. Если Чарльз посягнет на прерогативу церкви объяснять все сущее, на него ополчатся священники. Пьянство, мотовство, порок – все что угодно, но только не соперничество с церковью!

Нет, ничего такого Чарльз себе, конечно, не позволял. Он всегда был верным мужем, добрым отцом. Ничего дурного он вовсе не хотел. Он просто хотел докопаться до истины. Любой ценой, абсолютно любой. И не просто докопаться, а познакомить с нею весь мир. С великой истиной, открытой им, великим Чарльзом Дарвином. А Эмма должна была всю жизнь отказываться от того, что ей привычно и дорого, зная, что в противном случае ей пришлось бы отказаться от Чарльза.

Но она не сможет отказаться от Чарльза ни при каких обстоятельствах: в нем вся ее жизнь. Она просто положится на волю Господа и будь что будет. Ведь в конце концов Господь послал ей именно того мужа, которого она так долго желала, а значит, Бог уверен, что ей по силам тот груз, который пожелает взвалить ей на плечи Чарльз Дарвин.

Неспокойное семейное счастье
В глухое сельское местечко под названием Даун-Хауз они перебрались осенью 1842 года. Эмме было трудно расставаться с устоявшейся и устроенной лондонской жизнью. К тому же миссис Дарвин ждала третьего ребенка, и беременность протекала так тяжело, что доктор даже не позволил ей съездить в Мэр-Холл проведать угасавшего отца. Торопиться с переездом не было никаких причин, но Чарльз все больше тяготился суетой британской столицы и своими хворями.
Таинственный и странный недуг Дарвина, изводивший его еще со времени путешествия на «Бигле» и выражавшийся в периодически повторявшихся приступах рвоты, сердцебиения, общей слабости и подавленого настроения, доставлял Эмме больше хлопот, чем болезни всех остальных членов семьи вместе взятых. В дни, когда на него «находило», Чарльз становился, как капризный ребенок, требуя то играть ему на фортепьяно, то читать вслух, то приносить плед, чтобы укутать зябнущие ноги, то подавать чай, чтобы унять непрекращающуюся тошноту. Слуги Даун-Хауза дивились тому терпению, с которым их хозяйка ухаживала за супругом. И только сама Эмма знала, в чем причина ее стойкости. По ее наблюдениям, особо сильные приступы болезни случаются с супругом всякий раз, как только он особенно активно принимается за свой главный труд – трактат о происхождении видов. И она не сомневалась, что и это испытание Господь посылает Чарльзу за его отступничество, а ей за снисхождение к заблудшему мужу.

Вопреки ожиданиям, гроза вокруг работ Дарвина разразилась не летом 1858 года, когда первые тезисы были зачитаны на заседании Линнеевского общества, а годом позже, когда в свет наконец вышла книга «Происхождение видов». Тысяча сто девяносто два экземпляра были в мгновение ока распроданы на осенней книжной ярмарке. Следом разошелся второй дополнительный трехтысячный тираж. А уже через несколько дней на Даун-Хауз обрушился шквал негодующих писем. Сокрушительные статьи во влиятельнейших изданиях: «Атенее», «Эдинбургском обозрении», «Дейли ньюс», «Записках Эдинбургского королевского общества». Не только враги, но и былые друзья и приятели Чарльза, с которыми его связывали годы теплых отношений, были возмущены той дерзостью, с которой он покушался на незыблемое. Проповедники всей Британии поносили Чарльза в своих проповедях, а глава колледжа Святой Троицы в Кембридже повелел изъять книгу Дарвина из студенческой библиотеки.

Эмме пришлось изменить старый домашний обычай, согласно которому большинство писем от ученых коллег отца они читали вместе со старшими детьми, и начать прятать от прислуги газеты и журналы, где были непристойные карикатуры: Дарвин с ослиными ушами, Дарвин в виде мартышки с бакенбардами. Хуже всего было то, что впавший в очередную депрессию Чарльз и не думал облегчить ее участь, с утра до ночи предпочитая бродить по своей обожаемой Песчаной тропе, извивающейся среди меловых полей.

Как же так вышло, что она всю свою жизнь прощала этому человеку любые обиды, вольно или невольно причиненные ей? Когда Чарльз продал веджвудский фарфор, доставшийся Эмме еще от деда, чтобы купить себе в подарок к пятидесятилетию бильярдный стол, она проплакала полдня. Но вот Чарльз снова сидит рядом с нею, и все остальное на свете кажется таким мелким...

Счастливый семейный союз Чарльза Дарвина вошел в историю науки так же, как и созданная им знаменитая теория о происхождении видов путем естественного отбора. Современники не переставали удивляться тому самообладанию, с которым супруга знаменитого ученого мирилась с нелегкой судьбой, выбранной ее неугомонным мужем. Согласие в их семье особенно удивляло тех, кто знал, насколько по-разному смотрят на мир эти два непохожих человека. Когда после смерти отца дочь спросила Эмму, где черпала она силы для своего долготерпения, та ответила: «Возможно, отец и не верил в Бога. Но Господь, без сомнения, верил в него. А значит, и я верила...».

Даже свое святое право похоронить мужа рядом с их старым домом, на маленьком церковном кладбище, где покоились двое их умерших во младенчестве детей, Эмма принесла в жертву величию супруга, дав согласие на погребение Дарвина в Вестминстерском аббатстве рядом с могилой Исаака Ньютона. Похороны состоялись 26 апреля 1882 года.

Антонина Крищенко


tatasoz-