В колонках играет - Земфира - Сигареты
Настроение сейчас - доброе

Нашла в недрах своего компьютера рассказ, который написала на 2-м курсе. Небольшой, немного бессмысленный, но добрый.


Утро было серым. Небо от самого начала и до самого конца (если таковые есть у неба) было затянуто густыми облаками. Снег постоянным потоком валил на землю. За окном был декабрь, а может, и не был, по крайней мере, календарь на кухне говорил именно об этом. Верка стукнула рукой по будильнику, хотя он уже не звонил, просто стукнула, чтобы убедиться, что он все еще стоит на тумбочке у кровати. В голове пронеслась мысль о том, что скоро Новый Год, а за ним сессия, потом опять скучные лекции, за ними снова сессия, потом лето в пыльном городе, и снова лекции – и так еще три года. Что будет потом Верка не знала, да и знать не хотела. Отогнав от себя раздумья, Верка сунула ноги в тапки и пошла на кухню. На столе лежала записка: «Вера, ешь бутерброды. Ну и снежище на улице!». Верка уже привыкла к маминым запискам и поставила чайник на огонь. Оторвав лист календаря на стене, она обнаружила, что уже третье число. В голове опять понеслись какие-то мысли о курсовой по математике, подарках на Новый Год, гитаре, рекламном ролике из вчерашнего эфира… потом мысли начали путаться и отрывать Верку от реальности. Она вообще принадлежала к тому типу людей, которые лишь наполовину живут в настоящем мире, оставшаяся половина их сознания состоит из постоянных раздумий и размышлений. Эти люди думают всегда, даже когда не думают, они не могут остановить свои мысли. Такой была и Верка. Иногда она ненавидела себя за то, что не может не думать ни о чем, и немного завидовала людям, которые могут бездумно смотреть в потолок. Верка пробовала убивать свои мысли, но ничего у нее не получалось, вместо одной раненой мысли рождалась еще одна, более навязчивая и яркая. И вот она уже мчится в вагоне метро с сотней таких же Верок, Машек, Сашек, Глашек и пр. Разглядывая себя в отражении окна вагона, она пришла к выводу, что либо стекло необычайно кривое, либо… «Девушка, вы выходите на следующей?». Не дождавшись ответа, мужичина с трехдневной щетиной пихнул Верку сумкой и начал пробираться к выходу из вагона. «Да, и это культурная столица…», - подумала Верка. «Достоевская, следующая станция – Садовая», - сообщил голос из динамика. Этот кусочек подземки был самым нелюбимым Веркиным кусочком подземки. Причину своей нелюбви Верка объяснить не могла, просто не любила и все, без каких-либо причин и объяснений. Эскалатор, сотни лиц. Нет не сотни, наверно, десятков пять-шесть. И все куда-то едут, о чем-то думают, живут своей жизнью и не знают, что есть на свете такая Верка Снегирева. «Но, но никогда не узнает никто, что мы ходили в кино…». Влажный питерский воздух как щенок дворняги облизал Верке щеку, шепнул что-то на ухо и убежал, виляя хвостом. Большие пушистые снежинки кружили в воздухе и в загадочном танце опускались на землю, дома, детские шапки с помпонами. Иногда они падали на лица людей и умирали. Одна такая снежинка опустилась Верке на ресницы и холодной слезой стекла по щеке. Верка стянула с одной руки вязаную перчатку и вытащила из сумки телефон. «До начала пары еще больше полу часа! И что мне делать столько времени?»,- Верка вернула телефон в нагретый еще домашним теплом карман и, замедлив шаг, побрела к университету. Вот оно, розовое здание института, каких много в центре города. Верка свернула на маленькую улочку, сплошь усеянную такими же маленькими магазинчиками преимущественно продовольственного характера. Эта улочка очень нравилась Верке - узкая и уютная, выглянешь в окно - и сразу понимаешь: ты в Питере. Несмотря на то, что выходила она на шумный проспект большого города, на ней всегда было тихо и спокойно. Верка толкнула большую деревянную дверь и оказалась в пустынном здании института. По пути к нужной аудитории она встретила только старика вахтера в старом синем халате и таком же старом, но более синем берете. Он шел, напевая какую-то песню, что-то вроде: «Впереди страна Болгария! Позади река Дунай!». Верка улыбнулась и вошла в аудиторию. Как она и ожидала, там никого не было. Верка уселась на подоконник, воткнула наушники в уши и стала разглядывать город в окно. Плеер сонно прожужжал и с недовольным бормотанием стал крутить диск. Зазвучали слова хорошо знакомой песни: «Здесь на всех хватит количества муз, здесь рождаются звезды…». Верка опять улыбнулась и стала разглядывать прохожих в окно. Окна. Большие и маленькие, открытые и законопаченные, выходящие в город или в лес, старые деревянные и новые пластиковые. Верке было все равно, она могла глядеть в них часами. Они обладали необъяснимой притягивающей силой, глядя в них, она как будто погружалась в другой мир. Вот и сейчас абстрактные раздумья унесли девушку далеко-далеко. И неизвестно, сколько времени она бы так просидела, если б в аудиторию не стал приходить шумный студенческий народ. Вообще-то людей Верка любила. Не зная человека, она заранее считала его хорошим и давала шанс стать ее другом. Правда, как правило, немногие пользовались этим шансом, и Верке приходилось разочаровываться в людях. Но даже, несмотря на эти разочарования, людей она все равно любила. Друзья… Друзья у Верки были люди весьма своеобразные, но именно это ей и нравилось. Представители различных музыкальных и молодежных направлений, фанатичные спортсмены и закоренелые ботаники, оптимистичные экстремалы и пессимистичные лирики, музыканты, художники, хакеры, трудоголики, разгильдяи… Список друзей со временем менялся, но Верка почему-то никогда не грустила о потерянных друзьях. И уж тем более, она не считала потерянного друга плохим человеком. Врагов у Верки не было. Конечно, не все люди относились к Верке так, как ей хотелось бы, но такие люди, как правило, были ей безразличны. В этом отношении она выбрала позицию жесткого игнора…
Философия. Верка приходила бы на эти лекции более охотно, если бы не обязательная посещаемость и утро понедельника. «Вертильда Снегирева». Верка лениво подняла руку с предпоследней парты. Она не любила свое полное имя. Совершенно непонятно, как его придумали ее родители и почему решили назвать дочку именно так. Да и сочетание Верка Снегирева ей больше нравилось, нежели Вертильда Снегирева. Когда перекличка закончилась, Верка потянулась к плееру и снова погрузилась в мир музыки. Писать лекцию сегодня совершенно не хотелось. «У героев стынет кровь, разбиваются и вновь идут ко дну, идут ко дну…». В памяти всплыла картинка из прошлого курса…поздняя осень, мальчик с дредами сидит на полу узкого университетского коридора и играет эту самую песню. Тогда подругам пришлось увести за руку засмотревшуюся Верку.
Взгляд скользнул за окно. Снег по-прежнему валил и валил. На подоконнике с уличной стороны выросла пушистая снеговая шапка. По веткам радостно прыгали воробьи. Видимо, им, как и Верке, такая погода крайне нравилась. Студенты разошлись по аудиториям на занятия, и маленькая улочка с патриотическим названием опустела. Разглядывая редких прохожих, оставляющих свои следы на новом снегу, Верка заметила молодого человека, сидящего на железной оградке, отделяющей проезжую часть от тротуара. Шапки на нем не было и снежинки падали на темные волосы. Рядом с незнакомцем валялся тубус, который, как и его хозяина, постепенно заметало пушистым снегом. «Смешной», - подумала Снегирева, - глаза карие. Ничего, кстати.» И тут только девушка поняла, что ее разглядывают с неменьшим интересом. Улыбнулась. Улыбка в ответ. Верка выдрала из тетради по философии лист и нарисовала на нем смайлик. Приложила к стеклу. Снова улыбка. Юноша зачерпнул обеими руками снега и подбросил его над собой. «Прямо как новогодняя игрушка, которую потрясешь и снежинки летят», - подумала Верка. В плеере звучали знакомые аккорды Цоевских Солнечных дней. Незнакомец показал жестом телефон. На обратной стороне листка с улыбающейся рожицей Верка написала свой номер и приложила к окну. Еще раз посмотрела на молодого человека и для себя решила, что, наверняка, его зовут Илья. … или Сергей…или… телефон зажужжал, сообщая хозяйке о принятом сообщении.
«Привет! А меня Максим зовут. Выходи, все равно лекцию не пишешь =)»…



2005г.