Фандом: Supernatural
Название: Считай до тридцати
Автор: Vanda
Рейтинг: почти R, местами
Персонажи: Дин, Дин и еще раз Дин-Свет-Мой-Винчестер. Даже там, где есть Сэм и Джон – это все равно только Дин.
Жанр: ангст
Спойлеры: наверное, немного на 1.01 и на 2.22, причем последний я не видела. Проспойлерилась слегка. Одной фразой. Кто знает, тот поймет.
Саммари: Никаких саммари. До конца читайте. Вот.
Дисклеймер: не мое, а жалко (((
A/N: Дин подкрался незаметно. И остался со мной. Почти на всю ночь. Не скажу, что это было очень приятно, но я все равно рада.
Спасибо: verutzi, если бы не ты, я бы спрятала это в стол и никому больше не показывала. Но одного твоего теплого слова мне достаточно, чтобы двигаться дальше.


Четыре…
Кроме запаха пожарища ничего не осталось…Четыре - дурацкая цифра. Ее лучше бы пропустить. Но его отсчет начинается именно с четырех… Тяжесть…только тяжесть.
Тяжесть свертка в руках, тяжесть дрожащей руки отца на плече, тяжесть того, с чем ему еще только предстоит смириться. Тяжесть того, что ему еще только предстоит узнать…
Пять…
Не проходящая тошнота и тряска. Один вид перед глазами – кожа, черная кожа, вся в отпечатках его липких пальцев. Теплота. Теплота под боком с утра до вечера. Крик, непрекращающийся иногда часами. И облегчение, когда этот крик превращается в мерные и частые всхлипывания, а потом затихают и они. Согнутые колени, тело кольцом и теплота под боком, отдающаяся где-то под ребрами ударами маленького сердечка.
Шесть…
Теперь видно дорогу, если сесть, подобрав под себя ноги. Он молчит. Большую часть времени молчит. Но иногда открывает рот, тычет пальцем куда-то и хочет что-то сказать, но слышит «Подожди, Дин». И он снова смотрит в небо, которое с его позиции виднее всего, сквозь лобовое стекло, и ждет…как попросили. Пока его только просят…
Семь…
Каторга и повинность. Молочные смеси и кукурузные хлопья. Школа, алфавит и красные глаза по утрам. Бесконечные вопросы посторонних взрослых и ни одного ответа от отца. Слово «Почему?» в их семье еще не легализовано. Он впервые пропустил девочку вперед в дверях школы и впервые сказал «Fuck» в присутствии учителя.
Но не этим он гордится – звонкое «Дин» разрывает тишину однажды вечером…и тишина после этого дня ему только снится.
Десять…
«Присматривай за ним! Очень внимательно. Ты все запомнил? Повтори!»
Он послушно рапортует и добавляет пока непривычное «Да, сэр!».
Маленькая ладошка доверчиво ложится в его руку, и они едва не бегом несутся в школу. В очередную школу. Он уже не помнит, какая она по счету.
«Страшно, малявка?» - спрашивает он, кладя руку на лохматую голову брата. Тот поднимает на него свои огромные глаза и отрицательно мотает головой. Глаза же говорят совсем другое. Сэм с трудом представляет, как выглядят другие дети.
«Правильно, - говорит старший брат, - нечего бояться. У меня все под контролем».
Через две недели из-под контроля выходит пятиклассник, не дающий проходу младшему Винчестеру. Выходит из-под контроля и уезжает на «скорой» в больницу.
«Я только легонько его толкнул, - впервые он врет и чувствует, что ни один мускул на лице не дрогнул, - и он вдруг упал. Я должен защищать брата». И он понимает, что последние четыре слова – его предназначение.
Он пребольно ударяется копчиком, когда не справляется с отдачей, в первый раз стреляя из отцовского 45-го.
Двенадцать…
Ноги уже почти достают до педалей. И он, зная, что получит чертей, с благоговейным трепетом жмет на клаксон.
«Не поеду!» - впервые верещит Сэм. «Я не хочу! Дин!»
Он выпрыгивает из машины и брат с размаху врезается ему головой в грудь и прижимается, как к… нет, просто прижимается. Он чувствует, что рубашка впереди становится мокрой, а сзади трещит от того, как Сэм в нее вцепился. Ну, что за плакса!?
Отец отрывисто командует: «Собирай сумки. Выезд через два часа. А реву оставим здесь. Он у нас самостоятельный». Сэм находит руку Дина и засовывает свою ладонь в его, размазывая сопли и слезы и зло глядя на отца. Дин, борясь с собой, отпускает руку Сэма. Он не любит, чтобы отец видел, что он держит Сэма за руку или обнимает. Они уже большие.
Тринадцать…
Сэм изводит всех своими «Почему?». Отец злится, но снисходительно кивает и он по ночам пересказывает Сэму то, что успел узнать от отца. Но ему мало. Ему всегда мало. И он беспокойно спит. Он видит чудовищ и часто забирается среди ночи к Дину в кровать. Снова теплота под боком. Она успокаивает, но стала занимать слишком много места.
Отец дарит ему огромный нож. Он хотел бы не расставаться с ним ни на секунду, но его не спрячешь в карман.
Его сердце отчаянно бьется, когда отец открывает дверь и кивает ему в сторону улицы. Сэм провожает их напуганными глазами. Он боится оставаться один.
«Запри дверь! Ты понял?». Сэм кивает. «Я не слышу!» - требует отец.
«Да, сэр!» - произносит Сэм. И Дин не оглядывается, когда дверь с оглушительным щелчком закрывается за его спиной.
Четырнадцать…
Он впервые находит в своей сумке любовную записку на розовой бумаге с красными отпечатками губ. Сэм катается в припадке смеха по кровати, пока не падает с нее.
Он впервые задерживается в ванной дольше обычного. Он смотрит на себя в зеркало и как будто видит это отражение в первый раз. Оценить себя сложно, но он понимает, что глаза у него совсем не такие как у других и что ресницы такие видел только у девчонок. Он скидывает полотенце и, глядя вниз, со смешанным чувством стыда и гордости понимает, что парни далеко не одинаковы. Он улыбается себе в зеркале. Сегодня ночью он впервые в жизни выдворяет из своей постели приползшего к нему Сэма. Ему нужно остаться наедине со своими открытиями. И он впервые кусает губы, чтобы не перебудить всех рвущимся из груди стоном.
Шестнадцать…
Он орет благим матом, и даже матерится, пока отец штопает разорванный бок. Сэм, который внезапно стал таким длинным, что люди путают кто из них старше, а кто младше, носится по номеру, беспрекословно выполняя распоряжения отца, с укором поглядывая на него. Дин мечтает только об одном – чтобы Сэм молчал. «Перевяжи, Сэм» - говорит отец. И папины грубоватые руки сменяются осторожными и легкими прикосновениями брата. Когда все заканчивается и Сэм выходит из комнаты, щелкнув выключателем, он кусает свое запястье и целый час плачет от боли. Он знает, что Сэм потому и вышел, он знает, что только так он может ему помочь. Тихая истерика сбрасывает его в пучину забытья.
Девственность Сары Дарр может поблагодарить вервольфа за то, что осталась сегодня жива.
Семнадцать…
Сэм попеременно хихикает и делает страшные глаза: «А вдруг нас поймают?». «Ха!» - отвечает он, перед входом в бар протягивая Сэму одни из фальшивых водительских прав. Ох, и надираются же они! У Сэма слабый желудок, это Дин себе отметил раз и навсегда. Сгрузив безжизненно пьяное тело брата на кровать в их номере, Дин возвращается к бару. Его там ждут…
Это был первый раз, когда женщина умоляла его не уходить. Это был первый раз, когда его раздели донага и откровенно им любовались. Это ощущение понравилось. Она сделала в постели все, на что была способна, лишь бы он остался, но он не мог – ему нужно было к брату. Он впервые отчетливо понял, что не может оставить брата надолго.
Девятнадцать…
Отец отлучается на четыре дня, и они вдвоем все четыре дня только и делают, что стреляют и метают ножи. Они разговаривают, как две подружки-болтушки. Только не об отце, только чтобы отвлечь друг друга от переживаний. И Дин снова остро чувствует, что ближе Сэма у него никого нет, и не будет.
Сэм нравится девочкам, только он ботаник, и Дин его этим изводит. Сэм обзывает его тупицей, и пропускает удар. Они полчаса спаррингуют, и когда Сэм неожиданно кладет Дина на лопатки, придавливая к земле всем телом, тот выдает «Личное пространство, чувак!» и сбрасывает его с себя.
Двадцать…
Сэм превращается во встроенный бортовой компьютер Импалы. Он бесится, когда из-за охоты приходится пропускать школу. Он первый раз заикается о колледже. И Дин с отцом встревожено переглядываются и молчат. Каждый о своем. Отец становится далеким как звезды и Дин в какой-то момент вообще перестает его понимать.
Двадцать два…
Он впервые орет не от собственной боли. От собственной боли он вообще больше не орет. С того момента, как Сэм стал третьим в команде, ему некогда думать о себе. Сэм в беспамятстве корчится на кровати, и Дин корчится рядом с ним на полу, не зная чем помочь. Ведьма искалечила Сэма. Он потерял много крови, он изорван в лоскуты, а отец не позволил отвезти его в больницу, и уехал, не сказав ни слова. Не выдерживая стонов брата, Дин напивается рядом с его кроватью и тратит на него последнюю ампулу морфия. Сэм затихает и Дин засыпает рядом с ним на кровати, снова чувствуя теплоту под боком, отдающуюся где-то под ребрами редкими ударами сильного и большого сердца.
Двадцать четыре…
Он ушел…
Двадцать пять…
Кэсси…
К черту!!!
Он не вернулся…
Двадцать шесть…
Дин один. Осталась только черная блестящая мечта его детства. Теперь она в его власти. И он хотел бы сказать, что она ему не нужна, но это означало бы, что он врет. От дома не отказываются.
Он не решается войти в этот дом, он чувствует, что не имеет права. Но не может больше быть один. И ему больше некуда идти. Глаза брата встречают его недружелюбно. И это ранит. Он не нужен. Да он и знал об этом. Только отказывался в это верить.
Пламя отражается не только в глазах, но и в сердце. И не просто отражается - это пламя заставляет душу полыхать. Это не его боль. Это боль того, кто давно заменил в нем его самого. Сэм со слезами на глазах и с криком вырывается и тянет руки к безжалостным языкам пламени. Дин видит, что в его глазах вместе с девушкой на потолке сгорает что-то важное, что-то хорошее, последнее хорошее, что оставалось в его жизни. Надежда? Дин второй раз в жизни вырывает его из адского пламени…
«У нас есть работа» - железным голосом говорит Сэм. Его глаза из стали, он сам будто отлит из бронзы. Дин подавляет желание прижать его к своему боку, обнять, чтобы почувствовать, что его сердце еще бьется. Но как бы там ни было, он рядом. Дин больше не один.
Двадцать семь…
Столько всего. Память собирает воспоминания в папочки и раскладывает по полочкам. А Дину хотелось бы избавиться от «библиотеки» последнего года. Он устал. Смертельно устал. Он устал бояться, что потерял Сэма, он устал от наваждений, он устал оттого, что приходится врать, оттого, что приходится охотиться. Устал оттого, что не может умереть. Хотя должен. Он устал от чувства вины, он устал быть грубым, он устал держать оборону даже перед братом, он устал искать ответы на вопросы, которых никогда не задавал, его достали вопросы, на которые он не должен отвечать. И ненавидел ответы, которых не просил.. Он устал…И он давно готов уйти…Вслед за отцом, вместо отца…
Он не колеблется, говоря «Да», когда приходит его очередь решать. Сэм делает вдох…
Он хочет уйти…
Двадцать восемь…
Числа тридцать для него больше не существует, потому что он не доживет и до двадцати девяти…
fin