Родилась Марина Ивановна Цветаева в Москве 26 сентября 1892 г., с субботы на воскресенье, в полночь, на Иоанна Богослова. Она всегда придавала смысловое и едва ли не пророческое значение таким биографическим деталям, где чувствуется порубежность, граница, надлом: «с субботы на воскресенье», «полночь», «на Иоанна Богослова…»

Отец Цветаевой, Иван Владимирович Цветаев, был выходцем из бедного сельского священства. Благодаря незаурядному таланту и трудолюбию, он стал профессором-искусствоведом, знатоком античности. Мать, Мария Александровна Мейн, происходившая из обрусевшей польско-немецкой семьи, была одаренной пианисткой. Поэтому музыкальное начало оказалось исключительно сильным в цветаевском творчестве. Марина Цветаева воспринимала мир, прежде всего, на слух, стремясь найти для уловленного ею звука тождественную по возможности словесно-смысловую форму.

Поэтическое своеобразие Цветаевой сложилось быстро, но не сразу. Однако, с первых книжек, «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912), составленных из почти полудетских стихов, в ее творчестве привлекает полнейшая, непринужденная, никем не «зажатая» искренность. Уже тогда она была полностью самой собою. Ни у кого ничего не заимствовать, не подражать — такой Цветаева вышла из детства и такой осталась навсегда.

Сразу после первых сборников Цветаева написала множество стихов и едва ли не полностью сформировалась, как художник. Россия, Родина властно вошла в ее душу широким полем и высоким небом. В стихах 1916 — 1917 гг. много гулких пространств, бесконечных дорог, быстро бегущих туч, криков полночных птиц, багровых закатов, предвещающих бурю, и лиловых беспокойных зорь. Сам стих у нее постоянно кружится, плещет, сверкает, переливается и тревожно-празднично звенит туго натянутой струной.

Многое из написанного в 1916 — 1920 гг. вошло в ее сборник «Версты» — самую знаменитую книгу Цветаевой. Ее талант, который она однажды сравнила с пляшущим огнем, сказался здесь с полной силой. «Версты» (первоначальное название «Матерь-Верста») Цветаева начала собирать в 1921 году. А годы от дебютных книг «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь» до появления «Верст» (в 1922 г.) были временем безвестности. Между тем, талант ее развивался с необыкновенной, не останавливающейся и упругой энергией.

А мир воевал… Шла война — мировая, потом гражданская. Жалость и печаль переполняли сердце Марины и ее стихи:

Бессонница меня толкнула в путь.
– О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! —
Сегодня ночью я целую в грудь —
Всю круглую воюющую землю!..

(«Сегодня ночью я одна в ночи…»)

Бедствия народа — вот, что прежде всего пронзило ее душу:

Чем прогневили тебя эти серые хаты, —
Господи! — и для чего стольким простреливать грудь?
Поезд прошел, и завыли, завыли солдаты,
И запылил, запылил отступающий путь…

(«Белое солнце и низкие, низкие тучи…»)

Годы революции и гражданской войны были в жизни Цветаевой трудными и драматическими. Умерла маленькая дочь, из-за голода отданная в приют. Со старшей, Ариадной (Алей), они испытывали не только жесточайшую нужду и холод, но и трагедию одиночества.

Муж Цветаевой, Сергей Эфрон, находился в рядах белой Добровольческой армии, и от него третий год не было никаких вестей. Положение Цветаевой, жены белого офицера, оказалось в красной Москве двусмысленным и тревожным, а ее характер, резкий и прямой, делал такое положение еще и опасным.

Стихи из цикла «Лебединый стан», посвященного именно белой армии, она демонстративно читала на публичных вечерах. Белому движению посвящена и поэма «Перекоп» (1929). Лирика Цветаевой в то время пронизана иступленным ожиданием вести от Сергея Эфрона. «Я вся закутана в печаль, — писала она. — Я живу печалью…»

Стихов, посвященных разлуке с любимым, было написано немало (впоследствии они составили отдельный цикл). Но их никто не знал: она писала в пространство, словно бросала весть в бушующее море во время кораблекрушения.

Порою Марине казалось, что, одетая в броню поэзии, она неистребима, как птица Феникс, что голод, холод и огонь бессильны сломить крылья ее стиха. И, в самом деле, годы бедствий были едва ли не самыми творчески насыщенными и плодотворными. За короткое время она создала немало лирических произведений, которые мы сейчас относим к шедеврам русской поэзии, а также несколько «фольклорных» поэм. Ее талант был парадоксально родственным дару Маяковского. Но беда заключалась в том, что «выкрикнуть» свой стих Марина — за редчайшими исключениями — не могла.

Неизвестно, как повернулась бы дальше судьба Цветаевой, но летом 1921 года она, наконец, получила долгожданную весть — письмо из Праги от Сергея Эфрона. И тотчас, по ее выражению, «рванулась» к нему. Цветаева эмигрировала не по политическим мотивам, которые впоследствии ей приписывали и по этой причине не издавали, — ее позвала любовь.

Эмиграция обернулась нищетой, бесконечными мытарствами и жгучей тоской по родине. Первые три года (до конца 1925) Цветаева жила в Праге. И из всех эмигрантских лет именно пражские, несмотря на нужду, оказались самыми светлыми. Славянскую Чехию она полюбила всей душой и навсегда. Там у нее родился сын Георгий. Впервые удалось издать сразу несколько книг: «Царь-Девицу», «Стихи к Блоку», «Разлуку», «Психею», «Ремесло».

Это был своего рода пик, единственный в ее жизни, после которого наступил резкий спад — не в творчестве, а в публикациях. Рок безвестности дал ей передышку, но вскоре после переезда в Париж судьба снова закрыла выход к читателю. В 1928 году вышел последний прижизненный сборник Цветаевой «После России», включивший стихи 1922 — 1925 гг.

Конец 20-х и 30-е годы были омрачены в жизни Цветаевой не только тягостным ощущением приближающейся мировой войны, но и личными драмами. Страстно стремившийся на родину Сергей Эфрон вступил в Союз единомышленников, где вел большую организационную работу. Ему помогала и дочь Ариадна. В конце концов, муж Цветаевой был вынужден бежать в СССР вместе с дочерью. Но участь их была плачевной: почти сразу после приезда их арестовали. Сергей Эфрон был расстрелян, а Ариадна сослана. Цветаевой, правда, удалось еще раз встретиться с ними, когда она в 1939 году вместе с сыном Георгием приехала в Москву.

Вернувшись на родину, Марина вскоре опять осталась с сыном одна — без работы, без жилья, с редкими гонорарами за переводы. В ее стихах 1940 — 1941 гг. возникает мотив близкого конца:

Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный…

(«Пора снимать янтарь…»)

С началом Великой Отечественной войны Цветаева с сыном вынуждены были эвакуироваться фактически против своей воли. Сначала — в Чистополь, где не нашлось ни работы, ни жилья, а потом — в последнее короткое пристанище, Елабугу, где тоже не оказалось никакого заработка. Органы НКВД не спускали с нее глаз, есть сведения, что ее пытались шантажировать…

31 августа, в свою любимую рябиновую пору, накануне листопада, Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством.