Существует отвлеченный взгляд на вещи, небольшой зазор между мыслями и миром, куда с незапамятных времен хлынули рукотворные предметы. Теперь нельзя ступить ни шагу, чтобы не наткнуться на воплощение чужого замысла, заключенного в дверную ручку или в солонку на столе. Вертишь в руках старую вещицу из янтаря – мутную и побитую, иссеченную шрамами и вмятинами утку с грубовато вырезанным клювом – и чувствуешь, что ласкаешь пальцами кусок живой идеи, натруженной и намозоленной работой до того, что она стала видимой и ощутимой. Немой хор изделий никогда не умолкает, кругом толпятся тысячи свидетелей, безымянных, застенчивых, услужливых и скромных, одержимых жаждой нашей пользы и удобства. Чиркнув спичкой, как бы пожимаешь одновременно сотни дружеских рук, на мгновение воскресших, чтобы воплотить наше желание, и тут же снова погрузившихся в небытие. А если тебе повезло и ты нашел древнюю монету или черепок античной вазы, можно считать, что время уже побеждено: ты трогаешь не прах, а дух, не вещество, а овеществленное присутствие тех, кто своим дыханием, взглядом влажных глаз и теплой кожей запечатлел себя на этом старом камне, на осколке глины. Ты реально и физически общаешься с ними через осязание этого предмета сквозь тысячелетние пласты.