Я написал рассказ.
Пусть лучше пылится здесь, чем в одной из моих жёлтых папок.
Появление Славы, как впрочем и любое другое пополнение в коллективе, не
могло не вызвать множества толков и пересудов на первых порах. Обсуждали
его внешний вид, делали предположения насчёт его характера, пытались на
глаз оценить его способности, но помимо этих, совершенно стандартных
тем, как-то вскользь, только туманными намёками обозначился ещё один
вопрос, несколько неловкий и оттого самый волнующий.
Слава, в недалёком прошлом студент, был высоким, черезвычайно худым
юношей с необычной, но очень ему идущей причёской, тонкими чертами лица
и длинными пальцами с идеальными ногтями. Кроме причёски он обладал ещё
многими другими странностями: манерой одеваться тонко и со вкусом, но
слегка вычурно, чистым, похожим на детский, голосом, эмоциональной
несдержанностью: он без особого повода мог громко рассмеяться, после
чего облегчённо отдувался, или дополнить обычную гневную тираду
размашистым жестом и возмущённым выражением лица, в чём была изрядная
доля артистизма, но и на этом список примечательных пунктиков не
заканчивался. В целом же, всякий, кто с ним встречался, отмечал про себя
главную, характерную, вбиравшую все остальные, подводящую под ними черту
особенность: в Славе напрочь отсутсвовала всякая мужественность.
Слава оказался ответственным и исполнительным работником, порой доходя в
этом до полуночных крайностей. Вследствие этих его качеств у Славы
всегда была куча работы, и тонкая, бледная кожа под карими, с длинными
ресницами, глазами, сквозь которую просвечивали пурпуные ниточки
сосудов, едва заметно синела, сообщая ему утомлённый вид. Но и в работе
допоздна были свои преимущества. Славе нравилось оставаться одному во
всём отделе: никто не отвлекал и не тормошил его по пустякам, а
температурный режим не требовал многоэтапного согласования; нравилось,
выходя, гасить свет, запирать дверь, сдавать ключ охраннику на
пропускном пункте и предвкушать тот особенный ночной запах, в который он
вот-вот окунётся. Охранник был не очень наблюдательным и как-то раз,
обращаясь к Славе, отпустил чуть чересчур вольную шутку про так же
засидевшуюся до ночи пару, вышедшую прямо перед Славой, на что тот
состроил вежливую улыбку и зашагал быстрее.
За год усердной работы Слава, из стажёров быстро перешедший в постоянный
штат и уже вполне ощутивший со стороны окружающих тот, хорошо знакомый
по институту, холодок вперемешку с любопытством, но и вполне
освоившийся, смог подружиться только с одним человеком - девушкой,
сидевшей в противоположном углу комнаты и добровольно державшейся
особняком. Она отработала здесь уже два года: в первый безуспешно
пыталась найти хоть одно интересного собеседника, исправно ходила вместе
со всеми на обеды и слушала бестолковые, пустые разговоры, а на второй
всех возненавидела. Эта ненависть, а на самом деле, лишь её тень, так
как искренне чувство она всё же держала в себе, стала темой постоянных,
безобидных, но до смерти надоевших шуточек. От скуки и честолюбия Рита
(своё имя она ненавидела едва ли не больше, чем их болтовню и шуточки)
тоже работала старательно и вдумчиво и сошлась со Славой на почве
рабочих интересов. Это был большой, шумный, выродившийся из сущего
пустяка спор, в котором Слава брал дотошным знанием технических деталей
и регламентов, а Ритиным главным козырем был опыт. Спор переходил из
офиса в отведённый для курильщиков закуток, из закутка в столовую, из
столовой обратно в офис, где продолжался посредством почтовой переписки.
Спустя неделю спор изжил сам себя и выродился в кинематографическую
дискуссию, с мучительными вспоминаниями этого, как его, ну того актёра.
С актёров участники дискуссии переключались на самих себя, на общих
коллег, в ход шли лёгкие сплетенки, ехидные насмешки, внезапные
откровения, личные проблемы и всё прочее, что может составить
увлекательный разговор. Так они, к вящей радости жадных до любых
новостей сослуживцев, стали обедать вместе каждый день и сами дали повод
для сплетен, о чём прекрасно знали. Управляющая, в чьи обязанности
входило в том числе и распределение рабочих мест, однажды подошла к Рите
и не слишком уверенным тоном спросила, не хочет ли та пересесть "поближе
к окну"? Моментально раскусив подоплёку этого бесхитростного хода, Рита,
стараясь себя не выдать (непроизвольно дёрнувшаяся щека подвела),
ответила как можно более нейтрально: "Нет, спасибо". Возвращаясь,
управляющая огорчённо переглянулась со своей подругой: их план
провалился.
Дружба Славы и Риты не была безоблачной: они нередко ссорились, как на
пустом месте, так и из-за жизненно важных разногласий; иногда доходило
до того, что они обедали порознь. Оба вели счёт таким случаям, чтобы
потом, после неизбежного, бессловесного их воссоединения, в момент
которого они чувствовали лёгкий стыд и огромную радость, вместе, со
смехом спорить о результатах подсчёта, по очереди вспоминая каждый
разлад и его причину. Вскоре их союз испытал на себе два
последовательных, мощных удара, от которых уже не оправился и не
восстановился.
В том отделе, где работали Слава и Рита, кадровый состав претерпевал
постоянные изменения. За полгода в среднем приходило пять новых
стажёров, столько же сотрудников уходило; кто по собственному желанию, а
кто по совместному решению уполномоченных управляющих. Среди очередной
пятёрки новичков, по несчастному стечению обстоятельств, нашёлся один,
кто так же, как и Рита, поначалу хотел было влиться в офисную жизнь на
равных со всеми правах и не пропускал ни одного коллективного обеда, но
один раз, прямо во время застольной беседы, встал, извинился, сославшись
на плохое самочувствие (он и правда чувствовал себя неважно), и ушёл.
Тут тоже не обошлось без переглядываний. В следующий месяц, за который
новичок так ни разу и не посетил столовую, ограничиваясь бутербродами и
шоколадом из коридорного автомата, Рита, приглядевшись к нему и обсудив
кое-что со Славой, незамедлительно согласившимся из вежливости, свела с
новичком знакомство единственным возможным способом - через курильщицкий
закуток. Новичок с радостью примкнул к их союзу и был вовлечён в
традицию совместных обедов. Предсказание управляющей сбылось.
Выяснилось, что новичок смотрел все фильмы на свете и наизусть помнит
всех актёров и режиссёров, чем Риту впечатлил, а Славу огорчил: ему
гораздо больше нравилось с трудом пытаться ухватить неуловимо вертящееся
на языке имя, отчаиваться и бросать, чтобы уже вечером или на следующий
день оно само по себе всплывало со дна памяти внезапным, чудесным
озарением. Кроме того, новичок был самым напористым из всей троицы и,
вежливо, а порой и нагло, но как бы невзначай, перебивая, мог завладеть
разговором на все три четверти часа, отведённые уставом на перерыв, и
перетянуть всё внимание на себя. В довершение всего, нельзя было не
заметить, что щекотливый вопрос волнует и новичка, и что тот всеми
силами старается скрыть это, избегая определённых тем и резко осекаясь,
если ему, ведомому безудержным разговорным вдохновением, случалось на
них съехать. Славе хотелось встать и изобличить его неумелые попытки
проявить ненужную тактичность при всех присутствующих и назвать его
дураком, но он, конечно, ничего такого не сделал. Рита интересовалась
причинами время от времени находившего на Славу уныния, но, зная ответ,
до самой истины докапываться не хотела: слишком уж дорог ей был новый
собеседник.
Точно неизвестно, было ли это домашней заготовкой или сиюминутной
прихотью, но на очередное Ритино приглашение Слава, к её изумлению,
ответил, что у него работы невпроворот, и он, наверное, пойдёт позже и,
может быть, их догонит. Рита, ещё недолго поупрашивав его, ушла, и,
сквозь приоткрытую дверь, Слава видел, как новичок на какую-то её
реплику пожал плечами. Это был первый удар. Рита с новичком ещё пару раз
звали Славу с собой, но он снова отговаривался большой нагрузкой, а на
предложения подождать махал руками и, призывая не беспокоиться,
говорил: "Идите-идите!"
Ещё через месяц после первого отказа (у новичка месяц одиночества
получился случайно, у Славы - запланированно), во время которого уже
Славе пришлось прибегнуть к автомату со сладостями, Рита и новичок, сидя
в столовой, приметили в очереди к кассе Славину долговязую фигуру с
подносом в руках. Рита в глубине души надеялась, что он после оплаты
подойдёт к ним и свершится бессловесное воссоединение, но произошло
нечто совсем другое. Слава расплатился, вышел из очереди, обежал
взглядом весь обширный зал столовой, ни на мгновение не задержав его на
Рите, а только мельком зацепив её (надежды не было), повернулся к
женщине, стоявшей за ним в очереди и указал на свободный стол в дальнем
конце зала - та кивнула и коротко улыбнулась.
Его новой спутницей была женщина лет тридцати пяти, очень строго и
изящно одетая, со строгими же чертами лица, работавшая в финансовом
отделе на одиннадцатом этаже. Рита знала о ней по рассказам самого
Славы, часто имевшим дело с "Татьяной Васильевной из финансов". Весь
обед Рита украдкой следила за Славой, на болтовню новичка отвечая
рассеянными междометиями, да и то невпопад. Слава и Татьяна Васильевна
над чем-то от души хохотали. Так был нанесён второй удар.
О намерении новичка уволиться Рита догадалась задолго до его
фактического ухода. Он начал отлынивать, работать в пол силы, праздно
слоняться по офису и задумчиво глазеть в окно. Вопреки своим ожиданиям,
Рита не очень-то сожалела об этой потере и забыла о новичке едва ли не
раньше, чем его не стало. О примирении уже не могло быть и речи, хотя бы
потому что Слава переехал куда-то на верхние этажи, и, оставшись одна,
она быстро подыскала новую вакансию, для себя оправдывая это чуть более
выгодными условиями, и тоже ушла, не халтуря даже в самый последний
день.
Славе в общем-то нравилось проводить время с Татьяной Васильевной, но,
к сожалению, она не умела говорить ни о чём, кроме работы, не смотрела
фильмов, а если и пробовала сплетничать, то совершенно беззастенчиво
выдавала такую циничную гнусность, что Славу, когда он, как обычно,
прокручивал в голове их разговоры, на этих моментах передёргивало, и он
невольно щурился. Как-то само по себе вышло так, что они перестали
ходить вместе куда-либо, а потом и здороваться. Теперь Слава засиживался
до двух ночи, синяки под его карими, с длинными ресницами, глазами стали
ярче и совсем не проходили, и охранник, видя его измождённое, усталое
лицо, уже не осмеливался с ним шутить.
Gakkun обратиться по имени
Суббота, 28 Сентября 2013 г. 15:15 (ссылка)
